Икотаво многих районах России отождествлялась с кликушеством. И больных икотой,и кликуш считали одержимыми и старались изгнать сидящего в них духа, беса (см. КЛИКУША). 10 page

Упоминается в заговорах и сходная с полуночницей, полуночью «матенка-полуноченка», «Матер ночная и полуночная» {см. МАТЕНКА-ПОЛУНОЧЕНКА). «От бессонницы клали в люльку ребенка краюшку хлеба, цветок чертополоха, косточку из головы поросенка, или рыбы, которую в просторечии называют „сон"; эта косточка имеет фигуру старинной серебряной копейки. Клали еще в люльку девочке прясицу, а мальчику лук и стрелу» <Авдеева, 1842>.

Охранить от полуночников и полуночниц могло, по поверьям, особо осмотрительное поведение, заговоры, молитвы, все это, однако, далеко не всегда уберегало от всепроникающего влияния «порубежных» духов.

ПОМАН И ХА — привидение. «Манить» означает «чудиться, казаться, уводить за собой». «Манящие» существа могут появляться практически всюду, особенно после захода солнца, в полночь (см. МАН). По поверьям Печорского края, поманиха — привидение в доме, напоминающее домового.

ПОМ О ЩНИКИ (РАБ О ТНИКИ, СОТР У ДНИКИ, СОЛД А ТИКИ) — помогающая ведьме или колдуну нечистая сила,

В поверьях разных районов России «помощники и сотрудники» ведьм, колдунов именуются по-разному: грешками, шишками, шутиками, солдатиками, кузутиками и т.п.; чаще всего под помощниками подразумеваются черти, бесы, мелкие нечистые духи. Их у занимающегося колдовством че-

ловека может быть от одного-двух до бессчетного множества: «Он [колдун] Шишков знал. Попросили, чтобы он показал. Только не испугайтесь. У всех синие короткие штанки, красные рубашечки, стоят шеренгой, как маленькие человечки, пятьдесят, семьдесят сантиметров. Они как будто скачут, а не ходят. А как приказал, появятся, шум да ветер. Я их в лес пошлю, они ходят, хвою считают. А как надо, я их позову, так вихрь идет» (Печ.).

Помощники, работающие на заключившего договор с нечистой силой колдуна, могут выглядеть по-разному. Однако все они стремительны, вездесущи, быстро выполняют любые поручения колдуна и требуют новых. Если же колдун замешкается, изобретая новые задания, помощники начинают мучать его самого; «Знаешь ты, как биси-то колдунов мучат? Они постоянно тОржат [беспокоят] его, подергивают, все работы просят. Колдуны им и дают работу. Возьмут с маленьку ржи да семя [льняное], свалят в одно место и велят разобрать все порозь. Они все сделают в полчаса. Нет, дак колдун даст им вить веревку из песку. Они уж вьют, вьют, совьют, понесут, веревка-то и рассыплется, и давай опять вить. До тех пор они вьют эту веревку, пока колдуну не понадобятся» (Новг.).

Помощники, работающие на колдуна при жизни, страшно мучают его в момент смерти, если только он не успевает «сдать» их (передать кому-нибудь свои колдовские умения, а вместе с ними и помощников): «Тут один у нас умирал, никто не берет у него сотрудников. Они метают его с крыльца, не давают они умереть, сотрудники -те» (Печ.).

Нередко колдун, который не может совладать с буйными помощниками - сотрудниками, пытается избавиться от них при жизни. Один из традиционных способов: посадить их в какой-либо предмет (в палку, посох). Несведущий человек, взявший такую палку, неизбежно получает и помощников: «Шел один мужик дорогой и дошел до крестов [в местах, где скрещиваются дороги или раздвояются, ставятся деревянные кресты...]. На крестах-то [на перекрестке] и увидел он палку, да и взял подпираться. Только он до палки-то дотронулся, как увидел трех бисенков. Они у мужика-то и спросили: „Чего тебе нужно, Господин?" Мужик как испугался и бросил палку. А это какой-нибудь колдун не мог совладать с бисями да насадил их на палку и бросил ее на кресты...» (Новг.). Сходный рассказ записан в Архангельской губернии.

Нечистые духи — помощники не переносят безделья: если колдун не успевает избавиться от них при жизни, помощники, замучав его до смерти, находят себе другого хозяина-колдуна.

ПР И ТКА, ПР И ТЧА— случай, несчастье; болезнь, порча; бес, вызывающий неожиданные, острые боли; покойник, Смерть. «От притки не уйдешь»; «Над кем притча не сбывалась» < Даль, 1882 >.

«От притки (что внезапно заболит):

Притка денная,

Притка ночная,

Притка ветряная,

(Плюнуть)

Аминь.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа

Аминь.

Скатится, свалится с раба Божьего (имя]

Сами все болести и скорбсти

Ночные и денные.

(Плюнуть)

Аминь.

(Повторить три раза)» (Волог.).

«Притка, притча собственно приткновение, столкновение, — пишет А. Потебня, — потом, случай, несчастье. Приблизительно таким образом представляется и та пора, когда день стыкается с ночью» <Потебня, 1914>. «Хитками и притками», «скорбями и печалями» именуются и неожиданные, непонятной природы заболевания (банная притка - «болезнь по причине мнительности»).

Случаю, несчастливой встрече, столкновению с опасным существом крестьяне приписывали необъяснимые и нежелательные события. Явление, неожиданно нарушающее обычный ход вещей, вызывает испуг, за которым следует «неясное ощущение присутствия какого-нибудь деятеля», в результате чего возникает «стремление считать всякое явление, не повторяющееся в определенные сроки, каким-нибудь живым существом» <Спенсер, 1898>,

В повествовании из Новгородской области притка -покойник внезапно появляется на дороге; «Ну, и идет... Только сравнялся с этой омшарой — выходит к нему [путнику] в белом мужчина. „Стой, — говорит, - постой!" Он как испугался!.. И до самого дома все бежал. Прибежал домой и говорит: „За мной кто-то гнался белый!" Ну, и назавтра как слег — три месяца пролежал и умер. Смерть его гнала!.. А раньше притка называли... Ему надо было остановиться и сказал бы: „Тьфу!.. Ты что за мной гонишь!" И все. А он до самого дома бежал».

Живыми существами, встречающимися человеку, крестьяне представляли многие болезни, неожиданности (см. ВСТРЕЧНИК), поэтому притка в поверьях иногда оказывается не просто «столкновением», но персонифицированным случаем, «живой болезнью», вызывающим внезапную болезнь и смерть существом: притка -- бес, причиняющий неожиданные острые боли, схватки <Максимов, 1 903 >. В поверьях

Новгородчины притка — это персонифицированные болезнь и смерть, объединенные в облике преследующего человека покойника (преследуемый умирает). В то же время это возникающий «на стыке времени» полуночный дух или напасть, внезапное заболевание: «Перед питьем крестьяне говорят: „Господи, благослови" - и дуют на сосуд с напитком, стараясь сделать крест на жидкости выдуваемым изо рта воздухом. Если в напитке есть бес, что, по народному мнению, возможно, а в вине и в пиве даже обязательно, так он выскочит и не войдет в утробу человека. В полночь пить нельзя, может „ притка " хватить...» (Новг.).

Притки -болезни («приточны оговоры», «притошные при-тошницы») «отстреливаются», «выводятся» из заболевшего с помощью заговоров. На Новгородчине верили, что можно прогнать покойника- притку матерной бранью; жители Саратовской губернии полагали, что от притки помогает «змеиный топор» (которым убили змею) или такая же палка.

ПРОКЛ Я ТЫЙ— нечистый дух; черт.

ПР О КЛЯТЫЕ, ПРОКЛ Ё НУШИ, ПРОКЛ Я ТИКИ — проклятые, сгоряча «отсу-ленные» нечистой силе; проклятые за свои злодейства люди.

По поверьям, проклятия «Веди леший», «Унеси леший», «Пошел к черту» и т. п., которые матери сгоряча нередко адресуют непослушным детям, как бы «отдают» прОклятого во власть нечистых. Появляясь (чаще всего из вихря), нечистые духи (обычно леший) уносят прОклятых детей с собой: «Вот опять я от своей матки поди тысячу раз слыхал, как унесло титешного (грудного) ребенка. Вишь дело-то было во время обрядов, а сам знаешь — у баб тут бывает хлопотливо: то туды, то сюды. Вдруг... поднялся вихрь, сперва на улице, а потом и в избу двери отворил, да ребенка в трубу лишо [леший] вынес. Баба, конечно, испугалась, как ведь, храни Бог, хоть до кого доведись! Побежали скорее за попом, говорят, надо молебен на том местечке отслужить, дак и отбросит. Поп пришел со всем выносом и давай служить молебен. Как стали подходить к концу, посмотрели, а робеночек-от перед окошком на костре дров сидит да ревит — подбросило, значит» (Волог.).

Унести, увести прОклятого, согласно представлениям крестьян, может и черт (реже — домовой). Порою сам момент уноса прОклятого незаметен, человек пропадает бесследно; его исчезновение приписывают незримым действиям нечистых, которые были привлечены проклятием. Иногда прОклятый умирает, но его, по поверьям, также уносит нечистый, подменяя тело чуркой. Считается, что нечистый может и войти в прОклятого, стать им.

«Унести», «увести» (так, в безличной форме, обычно го­ворят об исчезновении) может не только детей, но и взрос-

289
лых. Кроме того, по общераспространенным представлениям «уносит» прОклятого не всегда, но в определенное времж «Иногда родители, ругая детей своих, в сердцах посылает их к черту: „Понеси тя леший", „Провались ты сквозь землю" „Ни дна бы тебе, ни покрышки". Это вещь очень опасная потому что „год тих, да час лих". Если выругать в лихой час, то черт уносит этих детей и носит с собою, заставляя их раздувать пожары» (Волог.); прОклятый «в дурной час» прямо попадает к лешему (Новг.); опасно призывать черта в полдень, особенно страшно в полдень родительское проклятие — ребенок тут же исчезает и, невидимый, ходит за матерью (Олон.); в году есть три минуты, когда можно отдать дитя лешему (Арх.).

ПрОклятого, унесенного нечистым, стараются возвратить с помощью молитв, молебнов; обращаются и к колдунам, Пока участь прОклятого не решена (пока родные не предприняли все, что возможно, или он не снял с: себя крест, не принял пищу от лешего), прОклятый обычно находится в беспрестанном кружении. От «худой брани» мальчик попадает во власть нечистой силы, которая беспрерывно водит его за собой, протаскивая в самые малые щели (Новг.). Семилетней девочке, когда она «сама себя изругала», показывается высокий седой старик. Он подхватывает ее на руки и все время носит «ровно вихрь» по лесу (Новг.). Так же «кружит» прОклятого мальчика леший, пролетая за один день расстояния от его родной деревни и обратно; родные пытаются вернуть ребенка, молятся, служат молебны, и его «отбрасывает» возле деревни (Новг.). Нередко прОклятый кружит возле знакомых мест, но не может прервать это колдовское вращение; он видит своих домашних, оставаясь для них невидимым, пока продолжает действовать проклятье (по сути — заклятье).

ПрОклятые и потерявшиеся могут, по поверьям, не только кружить с лешим, но и жить в доме лешего, который посылает их в деревни похищать неблагословленную еду и питье, раздувать пожары. Так, умершую девочку (прОклятую матерью) священник, которого незнакомый человек просит окрестить ребенка, встречает живущей в лесу, в «хорошей избе» этого человека (Новг.); обруганная, (посланная «к лешему») женщина в лесу схвачена стариком и приведена к огромному дому, где много женщин в красных платьях (Новг.). «Ну и тяжело жить-то там… [у лешего]. Живут в лесу, с незнакомым все народом, это тоже прОклятые, выходит. Робить их там заставляют: што бабы не благословясь оставляют — их дело стащить» (Волог.). Живые люди находятся как бы в постоянном окружении людей невидимых, свободно проникающих в дома, сидящих за столом на свадьбах и похоронах в ожидании неблагословленной добычи,

собирающихся в бане на посиделки: «Их там много собиралось, кто лапти плетет, кто прядет» (Новг.).

ПрОклятые, по поверьям, могут войти в семью лешего, сами становятся лешими. В Вятской губернии крестьяне считали, например, что добрый леший - сын лешего и прОклятой девушки.

Реже исчезнувшие прОклятые представляются пребывающими в подполье дома (см. ПОДПОЛЬНИК) или в воде: «От Кривозерского монастыря полторы или две версты есть озеро Черное. Года три тому назад шли три мужика с лесопильного завода Бранта мимо озера ночью, вдруг увидали девушку, нагую по грудь, в воде посреди озера; и кричит она им: „Дайте мне с себя крест, и я выйду из озера, Двадцать пять лет я в озере, прОклятая отцом; а если не дадите креста, я опять уйду в озеро на двадцать пять лет". Мужики не дали креста, и сразу же она заболтыхала озеро, что задрожала земля, и они упали с испуга... И это бывает часто» (Костр.).

По поверьям, проклясть человека можно и «на срок», и «на век»: «Кои на срок, не на век прокляты, дак те возвращаются, а как проклянет матка на веки вечные — тут уж они тебя, лешие, нипочем не отпустят, хоть что давай» (Волог.). В рассказе из Вологодской же губернии прОклятый мальчик возвращается усилиями раскаявшейся матери; «В одном селе жила вдова с сыном. Однажды в Христовскую заутреню мать с сыном не пошли в церковь. Мать обряжалась, творог делала. Вышла зачем-то из избы, как сын схватил ложку и хлебнул раза два-три творогу. Увидела мать, что сын ел, и давай его ругать... Изругала сына и послала его посмотреть, есть ли у скотинки корм. Ушел сын из избы, да и нет его, нет и нет... Так сын у нее и сгинул, пропал. Прошло много времени. Приходит в деревню отставной солдатик и просится ночевать. Нигде его не пустили, не пустила и вдова; указала она на пустой, нежилой дом... Лег он спать и только стал засыпать, как из голбца [пристройки у печи] выбежала целая гурьба ребятишек, и все плачут; а один таково явственно выговаривает, что его прокляла мать в Христовскую заугреню. Как стало в церкви бить полночь, все ребятишки вновь убежали в голбец. Пришел наутро солдат в село и рассказал, что видел он за ночь. Сходили мужики всем миром в избу, обшарили все ее углы, но ничего не нашли. „Есть у тебя три непочатых конца холста?" спросил солдат вдову и на утвердительный ответ сказал: „Как начнет смеркаться, так и ступай с концами в избу, ляг на печь да тихо лежи. Выскочат ребятишки, ты заприметь, который будет причитать... Слезь потихоньку с печи и обмотай его холстом".

Так вдова и поступила... Легла на печь. Лежит тихо, чуть дышит. Вышли из голбца мальчики и плачут, а один

все причитает, что его прокляла мать в Христовскую заутреню. Сошла тихонько вдова с печи и обмотала вокруг, него весь холст. Как стало в церкви бить полночь, все ребятишки побежали, а он не может; подскочили они нему и сразу разорвали холст, и все убежали. Прищлд вдова к солдату и рассказала все, что случилось за ночь „Есть ли у тебя подвенечное платье?" — „Есть", — „Вот уж его не разорвут".

Как стало опять смеркаться, вдова взяла свое подвенечное платье и пошла в избу. Как прибежали опять мальчуганы она сошла с печи и обмотала шелковым подвенечным платьем того мальчика, который все причитал... Как стало бить полночь, все мальчуганы побежали, один только обмотанный платьем не может бежать. Подбежали к нему мальчики и хотели разорвать, но, как ни рвали, не могли разорвать шелкового подвенечного платья. Так они и убежали в голбец, оставив его на полу. Сошла вдова с печи, взяла на руки мальчика и пришла домой. Размотала платье и видит, что сын ее спит, перекрестила его и опять легла. Так с той поры вдова с сыном и жила».

В рассказе из Олонецкой губернии жена ищет, находит и возвращает домой унесенного лембоями мужа (см. ЛЕМБОЙ).

Поскольку прОклятые, пропавшие без вести люди воспринимались иногда лишь как- исчезнувшие, но не умершие, то крестьяне полагали, что они могут вернуться домой (особенно будучи прокляты «на срок»). Среди русских крестьян XIX и даже XX в. популярны рассказы о прОклятых девушках, выращенных лесными духами (реже — чертями) и позднее возвратившихся к людям: «Жили богатые господа, и у них была маленькая дочка. Приехали к ним гости — тоже господа. Барыня захлопотала, а девочка начала плакать. С досады барыня и обругала свою дочку черным словом. Тогда явился черт к девочке, взял ее к себе, а вместо ее положил чурку в ее образе. С тех пор у господ девочка начала хворать и совсем зачахла.

Взятая чертом девочка росла у него и хорошела; он намеревался жениться на ней. Раз мимо того места, где жил черт, проходил солдат и услышал стук валька, точно бабы моют белье, а ему захотелось напиться. Он и пошел по стуку и увидел воду, напился и стал купаться, а поодаль от него девки моют белье. Одна девушка говорит: „Брось служивый, рубашку, я тебе ее вымою". Солдат бросил ей свою рубашку, а она и говорит: „Теперь вы мой нареченный супруг", - и пошли от воды вместе с ним.

Дорогой она рассказала ему, что она прОклятая матерью дочь, что у них есть подмененная чертом дочь в ее образе…И просила своего суженого войти к ее родителям и пред-

ложить им вылечить их дочь. Когда они позволят ему лечить, то чтобы он взял ее, положил на стул, где дрова колют, и ударил топором поперек. Солдат так и сделал... и она [чурка] рассыпалась на прелые щепки» (Тульск.).

Выращенная нечистым невеста может появиться и в бане, и в пустом доме, и возле амбара. На такую девушку, по поверьям, нужно накинуть крест, и тогда она навеки останется с людьми. Однако в многочисленных популярных (особенно на Русском Севере) рассказах леший нередко сам подбирает прОклятой жениха и устраивает ее свадьбу (в повествовании из Олонецкой губернии «проклятая невеста» воспитывается в озере у водяных) (см. ЛЕШИЙ, ЛЕСНЫЕ ДЕВКИ).

«ПрОклятые под горячую руку» обычно вызывают сочувствие крестьян, а ругающиеся и призывающие нечистых -осуждение, однако есть и заслужившие проклятие люди. Это злодеи, убийцы, а также те, кто не почитал, оскорблял свою мать: «ПрОклятого матерью земля не принимает, и будет он всю жизнь трястись как осиновый лист» (Нижегор.); сила материнского проклятья такова, что тела заклятых (прОклятых) матерями детей не разлагаются в земле; прОклятые не находят успокоения, смерти, пока мать не возьмет назад своего проклятия <Зеленин, 191б>.

Не принимает земля и прОклятых за свои злодеяния людей, нераскаявшихся убийц, которые вечно и неприкаянно бродят у места своего погребения, согласно легенде, проклятые убийцы Андрея Боголюбского из века в век «плавают по озеру в коробах, обросших мхом, и не тлея стонают от лютого мучения» <Зеленин, 1916).

В ряде областей России заклятыми (прОклятыми) людьми считали некоторых животных, птиц и пресмыкающихся: «...говорят, что лягушки — это бывалошние люди, только прОклятые или заклятые»; «Господь ли проклял их, человек ли — хто это знает, однако... не бейте их — грех!» (Волог.).

ПУСТОД О МКА — нечистый дух в пустом доме; кикимора.

Хотя пустодомка и предстает иногда существом «самостоятельным», в некоторых районах России пустодомкой именуют обитающую в пустой постройке кикимору (Перм., Том., Арх.),

По поверьям Архангельской области, «занятия» пустодомки те же, что у кикиморы: она прядет («нити судьбы» человека), наделена способностью влиять на жизнь людей. Повествование о пустодомке, записанное на Русском Севере, возможно, отражает некогда бытовавший обряд или игру с ее участием:

«В Карпове доме жила пустодомка. Девки пойдут на вечериньку -- эту пустодомку и кличут:

— Крестова, пойдем на вечериньку!

Она крычит:

„Скоро буду — не забуду.

Квашню мешу — не домешу,

Солю — не досолю,

Печку топлю — не дотоплю,

Житники похтою — не допохтою,

В печку сажу — не досажу,

Пеку — не допеку,

Вымаю [вынимаю] — недовымаю.

Стол обираю — не дообираю.

Обедаю — не дообедаю.

Скоро буду, позабуду".

[Девки приглашают пустодомку трижды, она отвечает все то же, но в последний раз «с горячкой отвечает, несдовольничала».]

...а девки все смеются. Девки пришли, хозяйке и говорят:

- Мы пустодомку звали на вечериньку, пустодомка придет сегодня — посулилась.

А хозяйка:

- Зачем раздразнили пустодомку, придет — всех переколотит.

Она, видно, хитра была — хозяйка: стол поставила — на стол положила скатертку портяну, на скатертку положила мякушку хлеба — коврижку, на краюшку хлеба — солонку с солью, Потом девкам всем по горшку дала и по клубку пряденого дала:

— В горшки положьте клубки и на головы горшки положите. Эта пустодомка придет — вас по головы хлеснет, горшок рассыплется, а вы падайте — будто убились.

Девки за прялки-то и сели; прядут девки, а горшки на головах. Пустодомка потом идет с большинской прялкой; зашла в избу — едва прялку затянула — только мала прялка!

И стол заговорил:

„Меня топором рубили,

Меня и стружкой стругали,

Да меня и долотом долбили —

Я все тер пел, а ты вот чего незлюбила девок?"

Потом и скатерть заговорила:

„Да меня-то трепали,

Да меня-то чесали,

Да меня-то ткали,

Да меня-то иглой сшивали,

Да меня-то и на стол постлали —

Я все стерпела, а ты вот чего не стерпела, незлюбила девок?"

А потом мякушка заговорила:

,,Меня-то, — говорит, — колотили-молотили,

На мельницы мололи,

В квашню склали да растворили,

Да меня и в печке пекли. Меня на стол положат,

Меня-то ись станут —

Я все стерплю, а ты девок не стерпела".

Потом и соль заговорила:

„Меня-то и на огне варили,

Мною рыбу солят,

Мной и волнухи солят,

Меня везде едят, —

Я все терплю, а ты чего незлюбила девок?"

Пустодомка с прялицей у дверей стояла, а тут пошла по девкам, девок колотить; да придет - каку девку хлеснет прялкой по головы-то, горшок с девкой на пол падут: горшок изломается, а клубок укатится, думат — у девки голова катится. Так всех переколотила до кажной девки, ну, и сама ушла; а девки все встали живящи... Хохотали, смешно ведь; только убыток сделала — горшков набила, а боле што...» (Онеж.).

Р

РЖАН И ЦА, РЖ И ЦА — дух ржаного поля в облике женщины.

Сведения о ржице немногочисленны. В Архангельской губернии ржица — хранительница ржаного поля. На Вологодчине, при зажине [начале жатвы] обращались к «ржаной матушке»: «Матушка ржаная Уделина, Господи благослови!» <Черепанова, 1983>. На Русском Севере образы ржицы, ржаной матушки смешиваются с образами удельницы (матушки Уделины), полудницы.

Р И ГАЧ, Р И ГАЧНИК, Р И ГОЧНИК, Р И ГОШНИК, Р И ЖНЫЙ (ЗАР И ГАЧНИК, ПОДР И ЖНЫЙ) — дух риги, «хозяин» риги.

Р И ГАЧНИЦА — дух риги в женском облике.

Ригач, ригачник обитает в риге, строении, аналогичном овину, где сушат сноповой хлеб. Поэтому ригач сходен по основным характеристикам с овинником. Описаний «хозяина» риги в имеющихся пока материалах мало: чаще он лишь слышим, а не видим; видеть рижного, как и овинного, было нежелательно. В рассказе из Новгородской области ригошники появляются в облике людей: «Пошел мужик топить ригу. И вдруг слышит -- идут. Открывается дверь. Входят мужчина и женщина. Мужчина говорит: „Тихо, здесь раб Божий лежит". Прошли дальше [в ригу]. Мужик встал, помешал в печке».

По поверьям ряда районов России, в риге могуг являться умершие, а также черти: в повествовании из Олонецкой губернии в риге трудится покойный крестьянин {слышно, как он мелет хлеб); в рассказе из Тульской губернии черт в риге раздает девушкам наряды.

Любимое место ригочника у огня: разместившегося на его месте (у печи) парня он, гневаясь, ударяет пучком соломы. Наказанный «хозяином» риги парень сходит с ума (Олон.).

Ригачник (как и овинник) не только дух-«хозяин» риги, связанный с огнем, печью; от него зависит и достаток семьи,

ее благополучие, сохранность собранного урожая, он знает будущее крестьян. Рига — традиционное место святочных гаданий. По-видимому, рижный — и покровитель семьи, которой принадлежит рига. В немногочисленных рассказах о рижном он защищает людей: спасает крестьянина от преследующего его покойного колдуна; предупреждает парня о том, что его намеревается погубить ведьма, и подсказывает, как спастись (Тульск.).

РОГ А ТЫЙ — нечистый дух, черт; Дьявол.

Иносказательное обозначение черта рогатый подчеркивает одну из характерных деталей в его облике — рога, рожки, ср.: «Не был только у черта на рогах» <Даль, 1882>. Присутствие рогов, рожек указывает и на некогда «звериный» облик предшествующих черту божеств, духов, и на чрезмерную (в христианском восприятии) гордыню черта, Дьявола; «Рога на языке Священного Писания означают силу, могущество, гордость, а Дьявол, как бывший ангел, превосходит человека; овладев миром, он „князь мира сего" и в то же время представитель гордости» [Успенский, 1907].

РОСОМ А ХА — фантастическое существо («зверь-женщина»), обитающее в ржаном поле или в коноплях.

«Росомахи во ржи... такая с длинными волосами схватит и утащит» (Онеж.).

В. Даль сообщает, что росомаха — «злобный дух со звериной головой и лапами, живет в коноплях» <Даль, 1882>. Росомаха в поверьях севера России похожа на удельницу, русалку, которая может появляться не только в воде, но и в полях, в лесу. Это женщина с длинными, распущенными волосами, обитающая в ржаном поле. Она хватает и уносит забравшихся в рожь детей. «В лесу росомаха, кукимора... Как девка стоит середи лядины [поляны], волосьё черное, до сих пор долгие, не косой, так распущены» (Лен.) [Черепанова, 1983].

В поверьях некоторых районов России облик росомахи — женщины с длинными волосами, духа поля и полдня, слился с обликом фантастического зверя с длинной золотящейся шерстью. Росомаха напоминает «пробегающего ветром» по волнующейся ниве духа-зверя. Это также, по-видимому, дух плодоносного поля или стихийное существо, помогающее зреть хлебам: «Рожь качается, что росомаха бежит. Темно-каштанового цвета ржи спелой и как будто руками машет» (Онеж.).

Р О ХЛЯ — страшилище, якобы обитающее в подполье дома; им пугают детей.

«Рохля, поди знай кака рохля, у-у! маленьких стращали, рохля в подполе» (Новг.).

Рохлей могли называть и змею, забирающуюся под печь в доме <Мокиенко, 1986>.

РУС А ЛКА — дух в облике женщины, который может появляться у воды в лесу, в ржаном поле, в коноплях и т.д.; водяника, шутовка, лобаста. «И все у нас мама говорила, что на этом плоту часто видели русалок» (Новг.); «Русалки заголосили и убежали в лес» (Калуж.); «Три девицы с косами, так это кто? — Так это русалки назывались, русалки» (Новг.); «И вот она только заснула — и вдруг открывается, открывается дверь. Из двери выходят русалки» (Мурм.); «Девка стала бабой ходить. Это русалка была» (Арх.); «Не все то русалка, что в воду ныряет» < Даль, 1882 >.

Образ русалки в народных поверьях XIX—XX вв. сложный, контаминационный: «Он уже на русской почве воспринял в себя некоторые черты с разных сторон, — считал Д. К. Зеленин. — В образе русалок отразились свойства и признаки некоторых духов местных — полудниц, леших, водяных; сказалось влияние древнегреческих сирен» [Зеленин, 1916]. Благодаря тому что русалка стала героиней ряда литературных произведений XIX в., ее образ обогатился «книжными» чертами дивно прекрасных и чарующих, роковых существ, о которых повествовали так: «В глубокую полночь, при лунном сиянии, всплывали на поверхность озера красивые нагие девы с распущенными длинными волосами и с хохотом плескались водою» (Сарат.).

Однако в народных верованиях русалка порою страшна, неприглядна. Облик «страшной» русалки особенно характерен для поверий северной, северо-восточной России, но отмечен и в верованиях центральных районов, в Поволжье, а также в Сибири; здесь русалка часто смешивается с водянихой, водяной чертовкой, лешачихой: водяная чертовка — с отвисшими грудями и длинными волосами (Нижегор.); русалка — косматая, с огромными грудями (Влад.). Так же описывали русалку -шишигу и пермяки. В Астраханской губернии считали, что русалка безобразна и космата, а в Саратовской представляли ее лохматой, горбатой, с большим брюхом, острыми когтями и железным крючком, которым она ловит людей. Волосы русалок, по поверьям, могут быть зелеными (Арх., Волог., Ворон.).