Икотаво многих районах России отождествлялась с кликушеством. И больных икотой,и кликуш считали одержимыми и старались изгнать сидящего в них духа, беса (см. КЛИКУША). 6 page

ЛЯД — нечистый дух, бес; леший.

«Пошел ты к ляду!» (Тульск.); «Какого ляда!» (Костр.).

М

М А ВКА — русалка.

Название русалки мавка характерно для поверий южной, юго-западной (реже — центральной) России. Крестьяне Орловской губернии считали, что «дети, родившиеся мертвыми и некрещеные, превращаются в мавок (то же, что русалок) и что тоскующие души их... просят себе крещения». Стать мавками -русалками могли, по поверьям, и девушки-утопленницы (см. РУСАЛКА),

МАВР И ДА — лихорадка (см. ЛИХОРАДКА).

МАЛАХ И ТНИЦА— дух в облике девушки, обитающей в залежах малахита. «Слыхал, что хозяйка эта — малахитница-то — любит над человеком мудровать» (Урал).

Малахитница — «хозяйка» подземных недр, в частности, залежей малахита. Она охраняет подземные сокровища и лишь по своему выбору допускает к ним людей.

МАМ А Й — фантастическое страшилище, которым пугают детей.

«Баю-бай, баю-бай,

К нам приехал мамай,

К нам приехал мамай,

Просит, Арсеньку отдай.

Мы Арсеньку недадим,

Пригодится нам самим» (Мурм.).

Слово мамай заимствовано из тюркских языков и может употребляться в обобщенном значении «носитель зла» (очевидно, и в связи с воспоминаниями о татаро-монгольском иге). Мамай — таинственное существо (в облике страшного незнакомца, старика), особенно опасное для детей.

МАМ О Н, МАМ О НА, МАМ У НА, М А МОНТ — демоническоесущество, бес; фантастический зверь, который обитает под землей.

Упоминание о Мамоне беззаконном, мамонте насыльном и нахожем - опасных демонических существах - встре-

чается в заговорах и историко-литературных памятниках. В «Молитве Архистратига Михаила от ускопу» (рукопись XIX века) говорится о Мамонте - «бесе проклятом» <Черепанова, 1983>.

В апокрифах демонический персонаж Мамона (Мамонт) (облик его подробно не описывается) — один из представителей «силы бесовской», противостоящей Богу и ангелам. Этот образ, по-видимому, возник вследствие народного переосмысления евангельского образа мамоны (божества богатства). В ряде русских говоров мамона — «имя божества богатства у некоторых древних народов»; мамон во многих областях России означает и «желудок, брюхо»; «мамонить» — «соблазнять, обжираться». Служение «Мамоне неправедному» искони противопоставлялось служению Христу (ср. «Работати Мамоне неправедному» — Слово Иоанна Златоустого о играх и о плясании).

В поверьях Сибири образ Мамоны — демонического существа — слился с образом мамонта - огромного зверя; «Мамонт -зверь ходит под землей, как рыба в воде; если выйдет в яр, то умирает» (Том.).

МАН, МАН И ЛКА, МАН И ЛКО, МАН И ЛО, МАН И ХА (ПОМАН И ХА) —привидение; дух, обитающий в различных постройках; пугало, бука. «Хозяева говорят: — Это наш дом, да мы в нем не живем, потому что в дому очень манит. — Пустите меня туда, я всех манов выведу [из сказки]» (Новг.); «Она подумала, либо это ман, а то и покойник...» (Новг.); «Манило, он в лес манит» (Печ.); «Дома поманиха, вроде домовой» (Печ.),

«Мана» во многих районах России означает «обман, наваждение», а «манить» - «обманывать, мерещиться»; «Не померещилось ли, не мана ли какая нашла» <Даль, 1881>; «Местечко занятное, как будто манит к себе и что-то маячит» (Урал).

Ман — «лжец, обманщик»; маниха — «тот, кто манит»; соответственно, маном, манилкой, манихой именуются различные нечистые духи, которые, по поверьям, могут появляться в облике призрачного видения (в том числе в облике покойника) и «манить, блазниться», то есть морочить, обманывать и путать людей, ср.: «У них в доме манит, видно, кикимора завелась» (Волог.); «Мне что-то манится, видится мана» (Сев.).

«Манящие» существа невидимо расхаживают по избе, стучат и шумят, раскидывают посуду, швыряются кирпичами, гасят свет, стонут, причитают. Принимая неожиданные и устрашающие образы, они «выживают» из дома и даже губят людей: «Лег я, значит, на печку, совсем уж начал было засыпать. Слышу: вроде как козочка скачет по полу. А у

нас-то сроду коз не держали. Слышу дальше, вроде как кто-то крючок откинул, а дверь не открылась, потом копытца по полу туп-туп до печки... Я как заору: „Мама!" - и к матери» (В.Сиб.). В рассказе, записанном на Новгородчине, девочке, которая вечером осталась в избе одна, мерещится выходящая из-за печки корова, а в люльке ее маленького брата оказывается какая-то незнакомая девчонка.

Чаще всего манами называются духи, обитающие в доме надворных постройках и соотносимые с домовым, кикиморой, покойниками (см. БЛАЗНЬ, ПАСТЕНЬ, ДОМОВОЙ, КИКИМОРА). В поверьях Вологодчины манилко — нечистый дух, домовой, которым пугают детей.

Новгородцы и жители Вологодчины маном именуют банника, а также призрака, покойника, обитающего на колокольне (см. КОЛОКОЛЬНЫЙ МАН).

Баенный ман — нечистый дух под каменкой; с ним опасно встречаться в полночь; согнет в несколько раз и сунет в каменку (Новг.); колокольный ман — дух в красном колпаке, обитающий на колокольне и разрывающий попавшегося ему человека на части {Новг.).

По общераспространенным представлениям, «манить» могут и лесные, стихийные духи (леший, «хозяева» подземных недр), которые, однако, обычно не именуются манами.

Мань я, Мань я к — призрак, привидение; нечистый дух в виде падающей звезды.

Манья, как и ман, — «мерещущееся», «манящее» существо, соотносимое с нечистым духом, бесом, призраком, но имеющее в поверьях ряд специфических характеристик.

В.Даль сообщает, что маньяк — это «призрак, видение, дух»; манья — «безобразная старуха с клюкой». Она «бродит по свету, ища погубленного ею сына» <Даль, 1881>.

Аналогично на севере, северо-востоке России и в Сибири манья — призрак, привидение, чаще всего в облике старой, тщедушной женщины, «Занятия» ее в имеющихся материалах не описаны.

В центральной и юго-западной России маньяком именуется тень, видение, а также дух, принимающий облик падающей звезды (увидеть его можно в конце февраля).

Согласно приводимым И.П. Сахаровым поверьям, 5 марта, в день Льва Катанского, «не должно смотреть на падающие звезды с неба. Худая примета заляжет на душу того, кто завидит падающую звезду; она предвещает неизбежную смерть ему или кому-нибудь из его семейства. Простодушные, пренебрегающие старыми приметами, увидевши падающую звезду, говорят: „ Маньяк полетел". Опытные люди всегда чуждаются таких людей и даже имеют об них худое понятие» < Сахаров, 1849>.

Маньяки — призраки, привидения неопределенного облика, могли, по поверьям, показываться работающим в поле женщинам-жницам и в день Кирика и Улиты, 28 июля, «Кто на Кирика и Улиту жнет, тот маньяка видит» (Ворон.).

М А РА, МАР А, МАР Е НА, МАР У ХА, МАР У ШКА — призрак, видение; дух в облике женщины, появляющийся в доме (реже — вне дома); Смерть. «Ходит як мара» (Смол,); «Мару побачил» (Брян.); «За печкой мара / Черным-черна» (Тульск.); «Мара — как человек. Оставят прялку ночью, так мара прядет» (Волог.); «На ровнице мара сидит, волосы свои расчесывает» (Онеж.); «А баенщик в байне жывет, водник в воде, а есть еще запечная мара; то тоже в доме жывет, может, за печкой, а может, и еще где» (Онеж.).

Мара — одно из самых таинственных, «смутных» и, по-видимому, древних существ в поверьях русских крестьян.

Мара — дух в облике высокой женщины или, напротив, сгорбленной старухи, но почти всегда с длинными распущенными волосами. На Ярославщине мару представляли красивой девушкой в белом. По поверьям Тульской губернии и Олонецкого края, мара «черна», одета в рвань и даже космата; «Детей раньше бякой да запецельной марой пугали, оденут шубу вверх шерстью и говорят; „Вот бяка или запецельная мара идет"» (Онеж.).

В некоторых местах мару уподобляют кикиморе (см. КИКИМОРА); она незримо обитает в избе, чаще всего за печью, откуда и названия мара запечельная, запечная. В поверьях псковичей марушка, подобно другим духам, проказящим в доме, незаметно похищает вещи. Становясь видимой по ночам, мара допрядает (или рвет, путает) кудель и пряжу, которые оставлены хозяйками без благословения (Волог., Олон., Тульск.).

Крестьяне Калужской губернии верили, что мара шьет и прядет в лунные ночи; но делает это «не к добру». Мара опасна для детей: на Вологодчине, как и в некоторых других районах России, «бабкой Марой», «запечной марой» пугали ребятишек.

Существа, аналогичные маре, духу, являющемуся в доме, есть в поверьях многих народов. Сходны и названия подобных существ, восходящие, по-видимому, к единому корню. Это мара украинцев — «призрак, привидение, злой дух»; мóра сербо-хорватов — «домовой»; mŭra у чехов — «кикимора, кошмар»; mora, zmora поляков — «кошмар». Древнесеверное mага означает «домовой, дух-мучитель» и т. п. [Черепанова, 1983].

По мнению И.М. Снегирева, исландское mага, mагга английское nightmare, чешское morusi значит «кикимора, пастень», мучающий людей во время сна <Снегирев, 1838>.

Согласно имеющимся пока материалам, мара русских поверий не столько воплощенный ночной кошмар, сколько воплощенная судьба, «божество-пряха», вещающее перемены в судьбах обитателей дома; а также губительный для детей призрак.

Мара — призрак, привидение, мираж — может появляться не только в доме. Это и «злой дух, присутствующий везде» (Вятск.); и «злое существо, воплощающее смерть» (Курск.); (Слово мара означает «туман», «мгла, марево», а в некоторых районах России — «гибель».) В этой своей ипостаси мара схожа с белой женщиной (девушкой в белом одеянии) - видением в облике высокой женской фигуры в белом. Такое видение может возникнуть повсеместно и предвещает несчастья, воплощает смерть (см. БЕЛАЯ (БАБА,ДЕВКА).

Кроме того, на Ярославщине марой именовали полудницу (красивую девушку в белом, появляющуюся среди зреющих хлебов).

В южных и юго-западных районах России Мареной называли и чучело (куклу, дерево, ветку), сжигаемое, разрываемое или потопляемое во время праздника проводов зимы, а также в ночь на Иванов день (7 июля); такое чучело могло, по-видимому, воплощать уходящий отрезок времени - зиму (смерть), весну - или божество, связанное с плодородием, растительностью, соотносимое и с русалкой, ведьмой.

Образ мары в русских поверьях, таким образом, очерчен не вполне определенно и «осколочно» проявляет себя в различных ипостасях. Устойчивыми признаками этого образа остаются его призрачность, влияние на судьбы людей, а также способность мары — «тумана и марева» — появляться только в определенное время: ночью или, напротив, в полдень и в «поддень года» - во время летнего солнцеворота или созревания хлебов, «на переломах» года (смена зимы и весны) и «переломах» человеческой судьбы (жизнь смерть).

Попытки так или иначе трактовать образ мары предпринимались неоднократно. «Наиболее вероятна связь слов этого гнезда [с корнем мар ] с глаголами манить, маять или с образованиями от корня mr (санскрит mrtis, латинское mors, славянское съ-мьрьть) <Черепанова, 1983>. В.В.Иванов и В. М. Топоров полагают, что в образе Мары отразился древний прототип, «связанный со смертью и водой — морем» <Иванов, Топоров, 1974>. «Мара, мора первоначально

значило „болото, стоячая вода"... что сопрягается с мотивировкой Мокоши от мок — „сырое, болотистое место", Значит, и та и другая — обитательницы сырых мест» <Мокиенко, 1 986>.

Ряд исследователей видит в образе мары сложное сочетание «смерти, рождения и плодотворности». Так, О. А. Черепанова считает мару олицетворением судьбы, рока, но подчеркивает и ее традиционную для ряда русских женских мифологических персонажей связь с домашними работами, влагой, плодородием <Черепанова, 1983>.

Можно предположить, что мара — это и своеобразная персонификация разных световых состояний мира, универсума в женском облике; она и марево (полдень, полдневный зной), и мрак (ночь, тьма, морок). Некоторым основанием для такого предположения могут служить, в частности, неразрывная связь появления мары с определенным временем суток, а также рассуждения А. Потебни о возможном «противоположном» развитии слов единого корня мар-: «От корня слов мар — жар солнечный, марить, о солнце: жарить, марный, жаркий, происходят и маряный, розовый, багровый („вечер маряный", когда небо покрыто розовыми облаками, „заря маряна" — ясная, красная, Ю. Сиб.), и марать, собственно чернить... (чешское Muriena, смерть, зима, по отношению черного цвета к смерти, морить)» <Потебня, 1914 >.

О.А. Фрейденберг в своих трактовках объединяет Мару -универсум и Мару -судьбу, Мару -женщину и Мару -дерево, полагая, что в мифологическом мышлении судьба, доля человека может представлять собой «долю», часть универсума (подобную ему) и быть отдельным существом (двойником, огнем, растением). «То она [доля] Мара, душа, душит во сне; она дерево, душа и человека, и растения. На этом образе заложена вся будущая так называемая майская обрядность. „Май", означающий зелень, сжигается, топится, вешается; он представлен в виде дерева, соломенного чучела, куклы...» «Фрейденберг, 1978>.

Образ мары, очевидно, предполагает множественность трактовок: мара — смерть, море, мир, мрак; душа, доля, т. е. и конец, и источник бытия; существо, наделенное универсальной властью, особо влияющее на жизнь и судьбы людей. Думается, что в поверьях XIX—XX вв. все это составляет не столько определенно очерченный образ, сколько комплекс воззрений, обнаруживаемый в основе представлений о целом ряде женских мифологических персонажей (кикимора, удельница, мокуша, белая женщина и т.п.).

Некоторая расплывчатость представлений о персонажах типа мары может быть связана и с особой, по поверьям,

формой проявления высших сил, определяющих судьбу человека. Форма материализации таких сил, видимо, связывается с состоянием морока или марева в облике колеблющейся высокой белой фигуры, как бы проступающей из универсума и персонифицирующей его. «Мара — видение» доминирует в поверьях XIX—XX вв.

«Хотя исторически истоки корня мар - очень глубоки., в языковом сознании XVIII—XX вв. наименование мара в применении к различным персонажам находится в непосредственной связи с широким значением „привидение", „мерещиться", представленном как в глагольных, так и именных образованиях»; мара - «наваждение, призрак, привидение» <Даль, 1881>; «мАрить» — «отуманивать, одурять», «маркОсить» - «мерещиться, мелькать, неясно видеться впотьмах» <Черепанова, 1983>. Однако при многозначности и даже всезначности подобных «образов-призраков», мара и сходные с ней существа в русских поверьях XIX— XX вв. более всего проявляются как доля, судьба в женском облике, а также наваждение, Смерть.

М А ТЕНКА-ПОЛУН О ЧЕНКА, М А ТЕР НОЧН А Я И ПОЛ У НОЧНАЯ - дух полуночи, ночи; персонификация полуночи; существо, распоряжающееся сменой дня и ночи.

Матенка-полуноченка упоминается в основном в заговорах и, по-видимому, сходна с полуночницей (см. ПОЛУНОЧНИК, ПОЛУНОЧНИЦА). Это и дух, тревожащий по ночам людей (особенно детей), и персонификация опасного времени (ночи, полночи),

В образе матенки-полуноченки проглядывают черты женского божества, от которого зависят смена дня и ночи, благополучие людей. Заговор XVII в. обращен к «матери ночной и полуночной», предстающей почти всеобъемлющим, всемогущим существом: она не только «матер ночная», но «дневная и полудневная, зорная и полузорная, месяца ветха и молода, утра и вечера во всяк день» <Черепанова, 1983>. Такое существо, скорее всего, «смутное» олицетворение мира в облике женщины-матери: «мать полуночная и полуденная» «порождает» утро и вечер, месяц, зори и т. п.

М Е ДЯНИЦА, М Е ДЯНИК, МЕДЯН И К, М Е ДЯНКА, МЕД Я НКА - безногая змеевидная ящерица; веретеница.

«Медяник такой светлый, он блестит, как серебряный, на солнышке» (Лен.); «Счастье человеку, что медянка слепа» (Волог.).

Змеи в поверьях русских крестьян — существа и вполне реальные, и наделенные сверхъестественными свойствами, способностями. Медянка (часто отождествляемая с веретен[н]ицей) почитается одной из самых «лютых», змей (в

ряде районов России медянками именуют гадюк) (см. ВЕРЕТЕНИЦА).

Внешний вид медянки соответствует ее названию, по поверьям, она наделена особым, не «змеиным» блеском; сверкает, «как серебряная», у нее «золотая голова».

Медяница { медяница скороспел) упоминается в заговорах «от укушения змеей»; «Во морском озере, во святом колодце черпаю я воду, отговариваю, приговариваю от той от лютой от медяницы, от золотой головы. Ты, змей лютый, золотая голова, выкинь свою жалу от раба Божьего [имя], от живота, от сердца, от третьей жилы, от третьего пожилка, от третьего сустава, от третьего суставчика» (Тульск,).

Согласно достаточно распространенным представлениям, медянка слепа, что спасает от ее «ярости» людской род. По поверьям, она получает зрение раз в году, в день Ивана Купалы (7 июля), и, бросаясь на человека, может «пробить» его насквозь, подобно стреле (так медянка охраняет клады, «открывающиеся» в день летнего солнцеворота).

Считается, что медянку можно убить осиновым прутом, но и убитая она продолжает шевелиться вплоть до захода солнца.

Медянка охраняет и клады, и цветы распускающегося в ночь на Иванов день папоротника, которые помогают отыскать, открывают подземные сокровищницы. Среди уральских золотоискателей были популярны рассказы о змее- медянке, пронзающей кладоискателя, если он отправился на поиски цветущего папоротника, не зная оберегов от змей и нечистых духов.

МЕЖЕВ О Й, МЕЖЕВИЧ Ё К — дух, обитающий на границе поля (на меже).

Представления о межевом в поверьях русских крестьян часто смешиваются с представлениями о других «хозяевах» полей, которые также обитают на межах и охраняют их: это полевой, удельница, кудельница (кадильница), полудница. «Полевой пуще на межах проказит» <Даль, 1984>.

Межа - это и «надел», «граница», и «период времени меж чем-то», «рубеж, стык, раздел», поэтому многие из вышеперечисленных существ — обитатели не только пространственной, но и «временной» межи (времени полдня, сумерек); они властны и над земельным наделом, и над уделом, участью человека (см. УДЕЛЬНИЦА, ПОЛУДНИЦА, ПОЛЕВОЙ).

В современных поверьях Новгородчины межевой отчасти отождествляется с полевым: «Раньше строились, женились, делились — межи были такие, и нельзя строиться на этой межине... Ни за что скот не будет жить: межевой не дает, сильно животных мучает. Так вот скот [у одних] не ладил во дворе, а потом вспомнилось, что двор построен на

межине. Надо, чтобы скот мирно ходил, надо межевого -полевого уговаривать или к колдунам. Межевой -полевой есь — он за межи спорится. А полевой - тот уж всему полю хозяин».

Упоминания собственно о межевом немногочисленны и отмечены в центре и на северо-западе России. Так, крестьяне Орловской губернии считали, что межевой — «хозяин полей, старик, борода у него из колосьев». Межевого старались задобрить — приносили ему кутью из зерен первого сжатого снопа.

М Е ЛЬНИЧНОЙ, М Е ЛЬНИЧНЫЙ, М Е ЛЬНИК — водяной, живущий в омуте у мельницы,

Согласно общераспространенным поверьям, одно из любимых мест обитания водяного — глубокие места на реках и озерах, омуты, особенно омуты у мельниц. В некоторых районах России водяного Духа, живущего у мельницы, именуют мельничными (Волог., Лен.). По сибирским поверьям, мельничный живет под колесами мельницы, может принимать вид красивой женщины или собаки.

Основные характеристики мельничного те же, что у водяного. Название мельничный отражает и веру в особую связь водяных обитателей с мельниками, что отразилось, например, в поговорке: «Со всякой новой мельницы водяной подать возьмет» <Даль, 1984>. Мельники издавна старались жить в дружбе с водяными, приносили им жертвы (ежегодно и при постройке новых мельниц), заключали с ними договоры, Есть рассказы и о том, как мельники гостят, ночуют у водяных духов (см. ВОДЯНОЙ).

МИР Я К — призрак, привидение; человек, одержимый бесом, кликуша. «Просватали миряка за кликушу» < Даль, 1881 >.

По сообщению В.Даля, мирячество - «припадочная болезнь», «делается от испуга, от порчи; после крика и корчи больной тупо повторяет речи других и даже их движения» (Сиб.). В поверьях Псковщины миряк - привидение в облике покойника, который является живым людям.

МЛ И ЛКО — дух, обитающий в безлюдных местах.

«Млиться», «млеться» означает «представляться, чудиться, видеться», соответственно, млилко — дух, который может почудиться человеку в опасном, пустынном месте (Вятск.)

МОДОВ Е ЙКО, МОДОВ Е ЮШКО, МОДОВ О Й, МОДОЖ И РКО, МОДОЖ И РУШКО — домовой.

МОДОВ И ХА— домовой дух в женском обличье.

Модовой, модовейко - «перевернутое» в целях табуирования название домового духа (произносить истинное имя домового считалось нежелательным).

МОК О ША, МОК У ША — дух в облике женщины, появляющийся в доме, на подворье; знахарка, колдунья.

«Ой, мокуша остригла овец!» (Олон.).

Упоминание о мокоше, мокуше в материалах XIX—XX вв. ограничены несколькими районами России. Для жителей Вологодчины мокоша - женщина с большой головой и длинными руками. Появляясь в избе по ночам, мокоша прядет оставленную без благословения кудель (Волог., Новг., Онеж.),

Наиболее подробно мокоша (мокуша) охарактеризована в поверьях Олонецкого края: она любит прясть (иногда при этом издает звуки — щелкает веретеном по косяку двери); кроме того, мокуша стрижет овец, а будучи недовольной чем-либо, выстригает немного волос и у хозяев.

В XVI в. (и, по-видимому, в древней и средневековой Руси) мокушей именовали знахарку, колдунью: «В одном худом номоканунце XVI в. духовник спрашивает женщину: „Не ходила ли еси к Мокуше?"» <Гальковский, 1916>.

По своему облику и «занятиям» мокоша (мокуша) схожа с кикиморой, марой, мокрухой: это, прежде всего, «божество-пряха», от нее зависят судьбы обитателей дома.

Однако в поверьях мокоша более определенно, чем, например, кикимора, связана с овцеводством (она «метит» овец); связана она и с водой, влагой (отчего ее иногда и зовут мокрухой).

Само название мокоши позволяет соотнести ее с Мокошью, одним из верховных божеств восточнославянского пантеона. Изучая олонецкие поверья, Е.В. Барсов приходит к выводу, что, как и Мокошь, мокоша — «покровительница овцеводства, прядения и вообще бабьего хозяйства». Он полагает, что требы [жертвы] Мокоши (как и мокоше) заключались в том, что при стрижке овец в ножницах на ночь оставляли по клоку шерсти < Барсов, 1894>.

В.В. Иванов считает мокошу трансформацией женского восточнославянского божества Мокоши (выделяя в этих названиях тот же корень, что и в словах «мокрый», «мокнуть») и предполагает, что соответствующий женский образ является общеславянским, сопоставимым с образом Матери-Сырой Земли <Иванов, 1976>.

Мокошь, по-видимому, «женское воплощение водной стихии» <Иванов, 1976> (а точнее — земли в. единстве с водой); она распоряжается влагой, плодородием, увеличени-

ем стад, «бабьим» домашним хозяйством; жизнью, людей.

Достаточно точно охарактеризовать взаимосвязь образов прядущей в доме мокуши и верховного божества Мокоши пока трудно. Вполне вероятно, что мокуша поверий XIX— XX вв. - это не «выродившаяся» Мокошь, но женское божество, ведающее жизнью, плодородием, представления о котором (наряду с почитанием Матери-Земли) существовали издревле. Эти представления могли послужить и основой для формирования в I тысячелетии н. э. образа верховного женского божества Мокоши (трансформировавшегося затем в образы Параскевы-Пятницы, Покровы Богородицы) и основой для формирования представлений о целом ряде женских мифологических персонажей (русалка, кикимора, мокруха, удельница), облики и «занятия» которых во многом похожи,

МОКР У ХА — дух в облике женщины, появляющийся в доме.

Мокруха упоминается в поверьях Новгородчины и Вологодчины, По своему облику и характеристикам она схожа с мокошей, кикиморой, Марой. Это дух, который появляется в избе по ночам. Мокруха любит прясть. И в названии, и в описаниях мокрухи подчеркивается ее связь с водой: по поверьям, она всегда оставляет мокрое пятно на том месте, где посидела.

МОХОВ И К, МОХОВ О Й— лесной дух, обитающий среди мха; дух, обитающий в моховом болоте.

«Собрались все бесы до кучки: водяной, лесовой, полевой, моховой» (Смол.).

Сведения о моховиках немногочисленны. В Олонецком крае говорят, что моховик — самый маленький из лесовиков, подчиненных старшему лесовику — великану, лесному царю.

На Вологодчине считали, что моховики — «маленькие, в четверть аршина старички, так что они могут прятаться в мху, им и питаются» <Черепанова, 1983>.

По поверьям Смоленской губернии, моховой — дух, обитающий в моховом болоте.

Н

НАВЬ, Н А ВЬЕ, Н А ВЬИ, Н А ВЬЯ, Н А ВЫ — покойники.

Навье — название покойников, засвидетельствованное еще в летописи и сохранившееся в ряде районов России вплоть до XIX в. (древнерусское «навь» от славянского navЪ из индоевропейского паnu -- вид погребального обряда).

Покойники- навьи в поверьях и древней, и современной Руси наделены способностью «жить» после смерти. Так, для навий, по свидетельствам XIII—XIV вв., топили баню в Чистый четверг Пасхальной недели, приглашая покойников мыться. При этом на пол бани насыпали пепел, а обнаружив на пепле следы, напоминающие птичьи, считали, что навьи были в бане: «Приходили к нам навья мытися!»

Покойники- навьи, по поверьям, могли посещать дома своих родственников, они отмечали большие годовые праздники. На юго-западе России четверг Пасхальной недели именовался «навский великдень, Пасха мертвецов»: покойники в это время отправляли в церкви праздничную службу. «Навским днем» в некоторых районах России называли Радуницу, один из главных поминальных, родительских дней, когда обязательно ходили на кладбище, захватив с собой еду и питье (ими делились с покойниками).