Мирное освобождение Тибета — ключ ко всеобщему выживанию 6 page

ПОСЛЕСЛОВИЕ

ЕГО СВЯТЕЙШЕСТВО БОГДО-ГЭГЭН ДЖЕБЗУН-ДАМБА —
СИМВОЛ КАРМИЧЕСКОЙ СВЯЗИ МОНГОЛЬСКИХ НАРОДОВ С ТИБЕТОМ

Наши предки были судьбоносно связаны в течение многих веков и тысячелетий с народом Тибета, его историей, культурой, традициями. Монгольские народы, как и тибетцы, являются носителями Учения Будды: в наши степи Дхарма пришла впервые ещё во времена хунну, почти сразу после возникновения буддизма в Индии. После хунну, вплоть до великой монгольской эпохи, Степь пережила периоды поочередного возвышения многих династий, кочевых государств, испытала влияние всех мировых религий и знаменитых философских учений. Буддизм несколькими историческими волнами распространялся в Степи, пока не обрел статуса официальной государственной религии в Великой Монголии (Ехэ Монгол Улус), гражданами которой являлись и наши предки. Со времен Хубилай–хана Учение Будды Шакьямуни стало духовным фундаментом монгольского мира. Буддизм радикально повлиял на эволюцию нашего национального сознания, на формирование концепций человека, общества, государства, на всю повседневную жизнь. В этих процессах, имевших место в истории монгольского духа, Тибет сыграл огромную, благотворную роль. Как духовная мать, Тибет питал живительным нектаром Учения Будды нашу родину — Степь между Байкалом и Великой Китайской Стеной, а всемонгольские ханы, в свою очередь, немало помогли духовному объединению Тибета во главе с Далай–ламой. Четвертый Далай–лама, Йондан Чжамцо (1589 — 1616), чья интронизация состоялась в Лхасе в 1601 г., был по происхождению монголом, правнуком Алтан–хана (1506 — 1583), того, кто возродил принципы Хубилай–хана и заложил на последующие века основу духовного родства и дружбы монгольских народов с тибетцами, как и самого института Далай–лам в Тибете. Как зафиксировано историей, глава школы гелуг Сонам Гьяцо (монг. Соднам Джамцо) был приглашен к монгольскому Алтан–хану в 1573 г. "Лама и хан после взаимных совещаний и переговоров стали относиться друг к другу с большим уважением и поднесли титулы: хан ламе - ‘‘Далай–лама Ваджра—Дара”, а лама хану — “Чжалпо–хай–цанг-чэн- по””.[10] Всеведающий богдо Ваджрадара далай–лама — таков с этого времени титул главы школы гелуг. А титул, преподнесенный Далай- ламой хану, означал: “Мудрый хаган чакравартин, вращающий 1000 золотых колес [учения]". Так говорится в летописи Санан Сецена "Эрдэнийн тобчи”. Алтан–хан возродил принцип “двух законов" — законов истинной религии и кагана–сына Неба, обоснованных Хуби- лайханом и в “Цагаан туух" — “Белой истории". В соответствии с этой концепцией закон Тэнгэри—Неба и Дхарма являются базисом всей государственной жизни. Такова была традиция монгольского мира. Учение Будды Шакьямуни лежало в основе монгольского общества и государства, так же, как это было и в Тибете.

Пятый Далай–лама — Великий Пятый — утвердил лидерство школы гелуг в Тибете и её верховную власть при непосредственной поддержке Гуши–хана, сына хошоутского хана Ноян—Хонхора. И в дальнейшем родство тибетцев и монголов укреплялось и поддерживалось в различных формах.

Появление в Монголии перерождения великого тибетского Мастера Таранатхи — Первого Джебзун-Дамба–хутухты имело особое значение для укрепления духовного союза и родства монголов с тибетцами. Таранатха Гунга—Ньинбо (1575 — 1634) — замечательный тибетский историк, философ, писатель, ученый, йогин. Его перу принадлежат "История буддизма в Индии”, теоретические трактаты из цикла “Калачакра–тантры”, "История учения культа Тары”, географические трактаты, “Семь посланий сиддхов”, огромный труд в четырех частях — “садхана сагара"(“Океан садхан”), “Намтар Будды Шакьямуни”, (“Автобиография” и др. В сокровенных биографиях Таранатхи содержатся указания на многочисленные чудесные сновидения и прямой контакт с буддами, бодхисаттвами, великими мастерами прошлого — Чандракирти, Индрабхуги, Падмасамбхавой и др. Он был посвящен и достиг высших реализаций во многих практиках, в том числе в высшей Йога–тантре — в практике Чакра- самвары. Его называл^ “Преподобный, всеведающий Гунга—Ньинбо" или “Преподобный, всеведающий Таранатха”. Он имел также титул “Таранатха йогин Ваджраяны”. Таранатха оставил множество тантрических текстов — о практике Хеваджры, Ваджрайогини, Ямантаки, Гухьясамаджи и др.[11]

Перерождение в Монголии столь выдающегося тибетца, носителя чистого Учения Будды, появление Первого Джебзун-Дамба–хутухты, да ещё в ханской семье, имело огромные по духовному и общественному значению последствия. Вообще сами монголы, как установлено в исследовании А. М. Позднеева, верят, что перерождения Джебзун-Дамба–хутухты начались ещё со времен Будды Шакьямуни, и с той поры его хубилганы появлялись в следующем порядке. Первый носил имя Лодой—Шинду-Намдак и воплотился в индийской Магаде во времена Будды Шакьямуни, он был одним из 500 бодхисаттв, учеников Будды. Второй перерожденец носил имя Барби–цзобо, он явился во времена Нагарджуны и был во главе 500 пандита, учеников Нагарджуны, в монастыре Налиндара. Третьим был Накбо–чодба, во времена царя Хобацзада. И таким образом можно перечислить вслед за А. М. Позднеевым все 15 перерождений до появления Джебзун-Дамбы I (См.: А. М. Позднеев. Монголия и монголы. — T. I — Спб., 1896, с. 483–485). С первого по четырнадцатый хубилганы появлялись в Индии. Таранатха явился пятнадцатым перерождением со времен Будды Шакьямуни и он родился в Тибете. Он был уже кармически связан с Монголией, ибо посещал Монголию по приглашению монгольского народа и основал здесь несколько монастырей. Он умер в Монголии.

Таким образом, Джебзун-Дамба–хутухта перерождался на земле со времен Будды Шакьямуни 15 раз, а в остальное время он перерождался в различных частях вселенной, чтобы оказывать помощь существам других миров.

I и II перерождения Джебзун-Дамбы принадлежали к правящей фамилии Тушету–ханов[12]. Первым Джебзун-Дамба–хутухтой был признан сын Тушету–хана Лубсан—Дамба-Чжамцан (1635–1723). С III по VIII перерождения Джебзун-Дамба–хутухты являлись тибетцами. Тибетцем является и Его Святейшество IX Джебзун-Дамба. Это говорит об особых кармических связях между Монголией и Тибетом.

Современные историки Монголии склонны объяснять возвышение Джебзун-Дамба–хутухты лишь двумя, мирскими, факторами — родством с Тушету–ханом и особым отношением к нему Цинов[13]. Но в действительности, думается, гораздо большее значение имело то, что Джебзун-Дамба–хутухта являлся воплощением подлинного духовного Мастера, и он имел авторитет именно как духовное лицо. "Богдо эдзэн достиг святости, стал ламой, почитаемым четырьмя халхаскими аймаками, и халхаские ханы, ваны, дзасаки все как один уважают [его]", — говорится в монгольских источниках[14].

Рождение Джебзун-Дамбы I было отмечено предзнаменованиями и предсказаниями. По преданиям, монгольский Абатай–хан, построив монастырь Эрдэни–дзу, посетил Тибет и преподнес Далай- ламе ради процветания "десяти белых добродетелей” белую серебряную мандалу, 100 белых хадаков и 100 белых меринов, ради процветания в халхе "желтой" веры — желтую золотую мандалу, 100 желтых хадаков и 100 желто–буланых меринов, сверх сего пожертвовал еще целый табун в 1000 разномастных лошадей и много всякого рода драгоценностей, камней, шелка и пр. А когда Абатай–хан попросил Далай–ламу ради утверждения буддизма в Халхе пожаловать ему один из чудотворных бурханов и указать ламу, который мог бы отправиться в Халху для распространения буддизма, то Далай–лама предоставил Абатаю выбрать любого бурхана и пригласить любого ламу. Абатай–хан выбрал божество Ваджрадару. Ламой же, на которого пап выбор Абатая, оказался Таранатха, который лично “первый предначертал свое появление в Халхе”, сказав: “в настоящую пору я не могу ехать, а после приду”. (А. М. Позднеев. Монголия и монголы, с. 486). А время накануне рождения у Тушету–хана будущего Джебзун-Дамбы отмечено появлением необычных знаков, ежедневных радуг, благовещих снов у людей. И само его рождение было сопряжено с чудесами: кормилицей его стала невинная юная девушка, из грудей которой показалось молоко в тот момент, когда у ханши начались роды. Новорожденный ребенок, по свидетельству знатока примет, которого Цэцэн–хан из–за многих необычайных явлений, направил специально для проведения обследования, был совершенен и отмечен всеми признаками будд, “а потому можно считать за несомненное, что он действительно будда". (Там же, с. 488). На втором году ребенок начал говорить, и первыми его словами были: “Ая–ла–ма-дуй–сум–сан–чжий–ди–чой-чжи–кор–ло–барду–ла–на-мэд”, то есть тибетский текст известной буддийской молитвы. “Через несколько времени он, совершенно не учившись, начал ежедневно читать молитвы, произносимые при двух жертвоприношениях “Нама сангади”. По общему обычаю, около ханского сына собрано было много детей, с которыми он мог бы забавляться; но игры этого удивительного ребенка состояли лишь в том, чтобы строить кумирни, служить хуралы, изображать великих лам и бурханов, приносить жертвы буддам и проч.”. (Там же, с. 489).

Появление Джебзун-Дамба–хутухты[15] в Монголии было, судя по сведениям летописи “Эрдэнийн эрихэ”, оценено монголами адекватно: через четыре года после того, как сына Тушету–хана опознали в качестве хубилгана Таранатхи, он в пятилетием возрасте был провозглашен главой буддизма в Халхе, и его посадили “настоятелем монастыря, незадолго пред тем построенного при Цаган–нуре”[16]. Одновременно ему поднесли титул “гэгэн" (Просветленный), дарованный уже Лубсан—Дамба-Чжамцану прежде, когда ему шел второй год от роду, Сэцэн–ханом Шолоем. Говорят, по–родственно- му принятый в доме Тушету–хана, Сэцэн–хан подарил будущему великому ламе один из своих титулов — гэгэн. Тушету–ханы же, носившие на своем головном уборе в качестве особого знака отличия золотое изображение ваджра, впоследствии передали этот знак отличия Джебзун-Дамба–хутухте. Летопись “Шара туджи” говорит о сыне Тушету–хана, ставшем Первым Джебзун-Дамбой, как о “всеведущем, всемогущем, премудром охранителе религии, великолепном хубилгане”[17]. Этот сын Тушету–хана, ставший монгольским первосвященником, хубилганом Таранатхи, родился в 1636 г., в 1639 г. он принял обеты генина или убаши и в то время ему было дано имя Занабазар, а в 1640 г. он был окончательно посвящен в монашество ламою Ванши бурулэгу, при этом посвящении он и получил имя Лубсан—Дамба-Чжамцан, которое оставалось с ним до конца дней его, как говорится об этом в биографии Джебзун-Дамба–ху- тухт. В этом же году халхасцы провозгласили его своим первосвя- щеником. В 1650 г. Пятый Далай–лама официально признал его перерождением Тарантхи и даровал ему титул Джебзун-Дамба–хутух- та вместе с драгоценным зонтом (ратначхаттра} из желтого шелка. Ундур–гэгэн, как его именовали монголы, первым из духовных лиц Халхи посетил Тибет.

Первый визит гэгэна был в Даши—Лхунбо, к его настоятелю Лоб- сан-Чойчжи—Чжалцану, впоследствии провозглашенному Первым Панчен–эрдэни. Гэгэн поднес настоятелю массу подарков, принял от него обеты гецула и получил наставления, соединенные с несколькими посвящениями, “главнейшим из которых было “Яманда- гийн–ван””. (А. М. Позднеев, Монголия и монголы, с. 491). С этой встречи началась особая кармическая связь Джебзун-Дамбы и Панчен–ламы, протянувшаяся через все их перерождения. И примечательно, что в эту первую их встречу состоялось посвящение Джебзун-Дамбы в Ямантаку. Он совершил паломничество по другим тибетским монастырям, “повсюду принося жертвы и делая вклады”, получая учение. Получил наставления по основным теориям гелугпы и от Далай–ламы. И во время последующих визитов в Тибет он получал учение и посвящения. Посещая монастыри, основанные им самим в предыдущих перерождениях, он забирал из них для халхасцев драгоценные сочинения и святыни. Он вернулся на родину с множеством тибетских монахов разных специальностей, с помощью которых свой монастырь Их Хурэ превратил в центр наук и ремесел. По сведениям “Эрдэнийн эрихэ”, он пригласил в Монголию “по 50 человек из каждого ламского чина”, и "из этих тибетцев в Урге составлялись целые монастырские аймаки" (А. М. Позднеев. Монгольская летопись “Эрдэнийн эрихэ”. — Спб., 1893, с. 158), они разошлись по всем крупным монастырям Монголии и явились распространителями учения гелуг по линии Далай–ламы. Занабазар был поистине Мастером и великим духовным просветителем Центральной Азии. Он известен также как великий художник–иконописец, скульптор. В истории Джебзун-Дамба–хутухты сохранились факты совершения им великих чудес. Так, когда он прибыл в монастырь Даши—Лхунбо, оказалось, что Панчен–эрдэни за три дня перед этим умер. В страшной печали гэгэн отправился поднести мандалу перед останками учителя. “И чудо! Подносит гэгэн первый мандал, в чертах лица умершего происходит перемена, — он как бы оживает; подносит второй мандал, — покойник начинает шевелиться; подносит третий мандал, — мертвец начинает говорить”. (А. М. Позднеев, Монголия и монголы, с. 495). Дело было в том, что весь свой путь гэгэн каждое утро совершал жертвоприношение с особой молитвой, составленной им самим. И благодаря такой религиозной ревности Джебзун-Дамбы Панчен–лама решил вернуться, чтобы дать ему наставления. Он прожил ещё 20 лет после этого. Монголы сохранили ещё много преданий о других чудесах Ундур–гэгэна Первого. В день его смерти над его дворцом протянулась пятицветная радуга, а на седалище хутухты долго дрожал ясный огонек.

Второй Джебзун-Дамба–хутухта (1724–1758) был внучатым племянником Первого, и тоже — принц из дома Тушету–хана. Его рождение тоже сопровождалось необычными знаками и снами. А в момент его рождения из дымника юрты дархан–цин–вана, его отца, показался лучезарный свет, а над юртою протянулась радуга.

Он был известен антицинскими настроениями. Предполагают, что за тайное содействие восставшим против маньчжурского господства в 1754–1758 гг. Чингунжаву и Амурсане он был отравлен. Ему было 34 года. После его смерти цинские власти запретили монголам выдвигать хубилганов Богдо–гэгэна из Среды монголов, и все последующие перерождения Джебзун-Дамбы–хутухты были тибетцами. Но все они были истинными патриотами, стоявшими во главе буддийской Монголии. И, как и первые перерождения, все последующие перерождения Джебзун-Дамба–хутухты также были отмечены необычайными явлениями, и в каждом случае ребенок ещё с младенчества обнаруживал божественное происхождение и сверхспособности.

В 1739 г. в Их Хурэ был основан первый во Внешней Монголии факультет тантры, в 1756 г. — факультет философии сутранты, в 1760 г. — медицинский факультет, в 1779 г. — факультет зурхая. В учебном центре Их Хурэ обучались выходцы из разных регионов Монголии, в том числе бурят–монголы. Здесь же появилась первая типография.

Когда в 1691 г. на Долоннорском сейме было оформлено вхождение Халхи в состав маньчжурской империи, Джебзун-Дамба–ху- тухта I был возведен повелением императора в достоинство "великого ламы” и главы желтой веры. Но ни один Джебзун-Дамба–хутух- та не был марионеткой пекинского двора. Духовный авторитет Ун- дур–гэгэна был по настоящему высок в монгольском мире, и он проводил политику, направленную на объединение и независимость Монголии. Он был подлинным лидером монгольского народа и его национально–освободительного движения, хотя с III по VIII Джебзун-Дамба–хутухта были тибетцами. Антицинская пропаганда среди монголов велась от имени Богдо–гэгэна — в форме его посланий лун- цэн. Идея защиты религии звучала в них в первую очередь.

В 1911–1912 гг. национально–освободительное, антиманьчжурское движение в Монголии приняло всенародный характер и привело к провозглашению независимости и образованию государства во главе с Богдо–гэгэном Джебзун-Дамба–хутухтой VIII. 16 декабря 1911 г. Джебзун-Дамба–хутухта VIII, по происхождению тибетец, был возведен на трон всемонгольского хана с поднесением традиционной дани "девяти белых”. Авторитет Богдо–гэгэна был велик, как свидетельствуют его современники. (См. документы из архива В. Котвича, хранящиеся в Улан—Баторе). Ряд князей Южной Монголии поспешили в Ургу, стремясь стать поддаными Богдо–хана Джебзун-Дамбы VIII. Известный бурятский деятель Агван Доржиев писал В. Котвичу о принятии на службу в правительство Богдо–гэгэна южномонгольских князей, в частности, баргутского Дамдинсурэна. “Говорят, что по его приказу уже едут представители от узумчинов, сунитов, авгинцев, алашаньцев”[18]. Идея единой монгольской нации и создания независимого монгольского государства во многом направляла как внутреннюю, так и внешнюю политику правительства Бог- до–гэгэна, — подчеркивает исследовательница этого периода монгольской истории Л. П. Попова.

В своей тронной речи Богдо–хан Джебзун-Дамба VIII произнес такие слова: "Я, приняв на себя сан Многими возведенного, взошел на престол хана Монгольского государства. Я буду всемерно возвеличивать религию Будды, подобную сиянию миллиона солнц; неколебимой, как гора Сумэр, сделаю власть хана; постоянно буду радеть о том, чтобы привести всех монгольских албату (подданых — И. У.) к вечному миру и покою, а также стараться править всеми по правде и совести, начиная с ванов, гунов и ноенов и кончая последними албату. Всемилостивейше повелеваю быть единодушными в стараниях на благо религии и государства”[19].

Образовавшееся государство было признано только Россией, вступившей с ним в договорные отношения и подписавшей 3 ноября 1912 г. русско–монгольское соглашение, которым фиксировалось отделение Монголии от Китая[20]. Но из–за позиции маньчжурского Китая, а также США, Англии, Франции, Японии “монгольский вопрос” был решен компромиссным путем: в мае 1915 г. в Кяхте[21] было подписано тройственное Монголо–русско–китайское соглашение, по которому Монголия признавалась государством, зависимым от Китая, но на условиях широкой автономии.