Вынужденное присутствие

На часах было десять вечера. За окном стемнело, так что даже очертаний деревьев не разглядеть. Роб подбросил в камин несколько поленьев и вернулся за стол, где его ждала разношерстная компания, волею случая собравшаяся в одном месте.

– Я не верю женщинам, – задумчиво произнес уже порядком набравшийся Макс. – Не верю.

– Ты у нас любитель крайностей, – парировала Лиза, делая новый глоток виски.

– При чем тут крайности?

– Всех под одну гребенку – вот твоя проблема.

Макс ухмыльнулся.

– Сколько их было… Все вруньи.

– Так, может, пора обратиться к самому себе?

– Обратиться?

– Ну, приглядеться, неважно. Может, причина в тебе?

– Думаешь, только во мне? – он саркастично оскалился.

– Главная причина точно в тебе: ты же сам выбираешь таких женщин…

– О, какие новые слова!

– Ах, как кружится голова! – продолжила Лиза.

– Любишь вас – плохо, не любишь – тоже плохо. Чего вы вообще хотите?

– Это индивидуально, Максик, но нам нужно любить мужчину в себе, а не себя в мужчине, понимаешь?

Макс озадаченно почесал нос.

– А ты сама-то понимаешь?

– Я-то понимаю…

Роб скромно жевал бутерброд, а Слим отрешенно смотрел в одну точку, слушая музыку в наушниках. Пьяная философия, похоже, была интересна только двоим за этим столом.

Бутылка виски была почти выпита. Львиную долю прикончил Максим, но и Лизе трехсот граммов «Джека Дэниэлса» оказалось вполне достаточно.

– Дина, конечно, конченая сука…

– Прекрати! – возмутилась Лиза.

– А что – прекрати?! – Он повысил тон. – Весь мир к ее ногам постелил! Подарки, цветы – все! – Он залпом осушил стакан. – М-м-м-м-м-м… Все постелил… Мир…

– Максик, ты сейчас не готов к правде.

– Ой, Лизок, я уже ко всему готов…

– Сказать?

– Скажи.

– Скажу.

– Так скажи!

– Ты эгоист! – Она остановилась, вглядываясь в его глаза. – Все твои подарки и так далее – не более чем выпендреж! Ты просто чувствуешь себя на коне, даря дорогие вещи, но это никак не связано с желанием услышать женщину. Никак! «Посмотрите, какой Я! Посмотрите, что Я могу подарить! Посмотрите, какая у МЕНЯ девочка!» Максик, прости, что вмешиваюсь, но ведь так? – Лиза сделала очередной глоток виски с колой.

Молодой человек молчал. Ему было непросто переварить услышанное – и в большей степени потому, что он был пьян.

Лиза не успокаивалась.

– Может, ей были нужны простые ромашки? Может, ей были нужны простые слова? Может, ей было нужно всего лишь, чтобы ты однажды послал на три буквы все это телевидение хотя бы на один день и посмотрел с ней дома комедии? Может, все эти подвески, серьги и две машины…

– Три, – еле слышно поправил Макс.

– …три машины не стоят одного обычного обручального кольца? Спрашивал ли ты, чего хочет ОНА?

Максим молчал, тупо уставившись на смятый пластиковый стаканчик в руке.

– Ну, скажи мне? – Лиза рассеяно поправила воротник. – Хрен! Можешь не отвечать! Я знаю, что ты ничего не спрашивал. Вы все ни хрена не спрашиваете! Живете с женщиной ровно до тех пор, пока комфортно вам. А чуть что не так – сразу: «Пошла! Следующая!» Ну, скажи, разве я не права? Нагнуть, вставить, выспаться, ну, и чтобы еда была да мозг никто не трахал! – Лиза сдвинула брови. – Но стоит вас окунуть башкой в ледяную воду, дав в кои-то веки понять, что и мы можем послать вас куда подальше, так вы сразу – «сука конченая»! Ты расстраиваешься, что потерял ее, или тебе жалко себя и больно, что по хребту стукнули? Скажи честно! – Лиза не заметила, как привстала со стула. Она почти кричала. – Эгоистичные рационально мыслящие оплодотворители и кровососы! Дарите всякую покупную хрень, не осознавая, что в ответ получаете главный наш подарок – нашу жизнь, которая, между прочим, существенно короче вашей, если говорить о качестве жизни и своевременности возможностей!

Отрезвил ее случайный взгляд на Роба, о существовании которого она успела забыть за время беседы. Лиза медленно села и поправила челку. Взгляд Роберта был слишком красноречив: «Что с тобой? Успокойся! Ты сошла с ума?» Лиза вдруг почувствовала, что он впервые увидел в ней женщину, а не босса. И она, сама того не ожидая, увидела в нем мужчину, самца. Девушка отдавала себе отчет в том, что уже пьяна, а спиртное придает реальности иные краски, но эти ощущения возникли слишком уж неожиданно.

Девушка посмотрела на дно стакана и перевела взгляд на Макса, поймав себя на мысли, что забыла, о чем говорила секунду назад. Слишком мощное впечатление произвел на нее взгляд доселе незаметного мужчины.

Во внезапной тишине стало слышно, как надрываются динамики маленьких наушников в ушах Слима, напоминая негромкий, но агрессивный шепот. Не угадывались ни мелодия, ни слова, но все шипящие звуки вонзались в тишину, словно маленькие иголки в онемевшую ногу.

Лиза налила себе воды до краев и выпила залпом.

– Ты права, Лизок, абсолютно права! – Макс казался подавленным.

– Прости, Максик, кажется, я сегодня немного переборщила с правдой. – Она бросила взгляд на Роба, который еле заметно улыбнулся, словно одобряя эти слова.

– Да ну, что ты… Это все я. Я виноват, – голос Макса дрогнул. – Я скучаю по ней. Очень скучаю. – Он закрыл лицо руками и заревел навзрыд.

Лиза осторожно встала со стула, стараясь не покачнуться, подошла к Максиму и обняла его за плечи.

– Максик, все будет хорошо. Все будет хорошо, слышишь? – шепнула она.

– Я очень скучаю… Ничего не могу с собой поделать. Думаю о ней каждую минуту, никак не могу смириться с тем, что потерял ее. Не могу так больше…

Ему было необходимо выговориться. Публичность и имидж, которому нужно соответствовать, не позволяли дать слабину. Лишь сегодня в этом забытом богом месте, в заброшенном особняке, среди хорошо знакомых, но, по большому счету, чужих людей звезды сошлись: Лиза ненамеренно спровоцировала его, а виски сыграл роль сыворотки правды.

Роб внимательно смотрел на Макса и Лизу. В его взгляде была все та же спокойная грусть и глубокое понимание. Слим же исподлобья косился на коллег, демонстрируя нарочитое безразличие к происходящему, хотя ему, как и любому человеку, прежде не наблюдавшему ничего подобного в этой компании, было чертовски любопытно.

– Максик, послушай старую холостячку: между одиночеством и уединением огромная разница. Ты не одинок, мы рядом с тобой. В жизни так случается – люди расстаются, на то она и жизнь. Все забудется…

– В том-то и суть, что я не хочу ее забывать! – крикнул он. – Я не хочу, чтобы она стала всего лишь стертым воспоминанием! Хочу щупать свои эмоции, осязать их!

– Но тебе же больно?

– Больно! Но… – он крепко зажмурился, – но я не хочу забывать – и не забуду. Пусть я, сука, сожру себя, но не забуду ее! Она будет там, где и сейчас. – Он с силой ударил себя кулаком в грудь. – Вот здесь. – Кулак сжался сильнее. – Вот здесь ее место! Во-от зде-е-сь! – Он несколько раз что есть мочи стукнул себя по ребрам.

– Тихо, тихо! – Лиза перехватила его кулак, пытаясь остановить самоистязание. – Тихо, Максик… Давай лучше выпьем.

Роб, не дожидаясь, когда она потянется за бутылкой, разлил по стаканам остатки спиртного. Лиза благодарно кивнула ему, взяла оба стакана и передала один из них Максу.

– Что бы ни случилось – за любовь! – громко произнесла она и выпила до дна.

Смекнув, что ничего интересного больше не произойдет, Слим встал из-за стола, не обращая внимания на смолкнувших коллег, вышел в коридор, распахнул входную дверь и оказался во дворе. Это выглядело неагрессивно – ему просто наскучила эта компания.

Лиза дождалась его ухода и негромко резюмировала:

– Оказывается, наши беседы не так уж и плохи! Если дерьмо начинает отваливаться само, я готова говорить на эти темы вечно!

Успокаиваясь, Макс взял со стола бумажную салфетку и вытер лицо.

– Максик, еще раз прости! – прошептала девушка. Улыбка сползла с ее губ.

Он махнул рукой.

– Мне это было нужно. Не извиняйся. Если не ты, «злобная стерва», то кто? – Они рассмеялись. – Мне дуют в уши с такой силой, что скоро мозг высохнет. Так что иногда полезно прикрывать сквознячок правдой. Ничего, пусть теперь мысли вскипают. Пусть погреются.

– Ты будешь еще пить?

– Я? – Он неуклюже почесал подбородок. – Я считаю, что не нужно… не нужно задавать такие вопросы! Просто наливай – и все. Если пить, то пить.

– Мы с тобой бутылку выдули, ты в курсе?

– Их было две!

– Теперь уже одна.

– Ничего, скоро и ее не станет.

Лиза откинулась на спинку стула.

– Пьянь.

– На себя посмотри.

– Так я про себя.

– Действительно, про кого же еще это можно сказать.

– Вот говнюк! – Лиза игриво шлепнула его по плечу.

– Роб, вскрывай, – кивнул Макс.

Слим сошел с крыльца и сел на нижнюю ступеньку. Темный лес все громче шелестел ветвями и скрипел, словно старая телега. Тучи опустились так низко, будто вот-вот перестанут выдерживать собственный вес и рухнут на землю. Собирался ливень.

Слим плотнее укутался в куртку, поднял воротник и полез в правый карман за самокруткой, встречи с которой он ждал с обеда. Закурив, он прикрыл глаза и запрокинул голову.

Едкий дым марихуаны чуть оцарапал горло, пробежался по легким и вырвался наружу. Смочив слюной чуть ниже кромки раскаленного пепла, он снова втянул дым, на этот раз не торопясь его выпускать.

– Хорошая дурь! – закашлявшись, сказал он. – Не обманул, чудило!

Он улыбнулся и выключил музыку. Наушники повисли на шее, а Слим погрузился в шумы леса, закрыв от удовольствия глаза.

– «Гидроша», – расплылся он в улыбке. – «Время собирать камни». – Слим глубоко вдохнул новую порцию дыма и через несколько секунд выдохнул через нос.

Он любил это состояние. Это была уже не привычка. Все-таки привычка не всегда приносит удовольствие, а здесь все было иначе. Время от времени переходя на более тяжелые наркотики, экспериментируя и находя новые грани в уже привычных ощущениях, он всегда возвращался к марихуане. Правда, его уже не цепляла «простая» трава, он нуждался в штуке посильнее – в гидропонике. Входя в настроение, он мог часами рассуждать о пустяках, смеяться над совершенно не смешными шутками и находить свое «Я» в гримасах перед зеркалом. Но сегодня он впервые был наедине со своими обидами и страхами.

Под маской безразличия скрывалось смятение, но, вдыхая отравленный воздух, он наконец-то почувствовал, как все, что до сих пор казалось важным, теряет свой вес и важность. Именно этого ему и не хватало.

Главное отличие состояния «под травой» – это крайности: человек может веселиться напропалую или уйти в ступор и испытывать животный страх от любой простой мысли. Слим, как опытный боец, всячески старался контролировать себя и стремиться к позитиву. Но одиночество, помноженное на время, место и обстоятельства, было явно не в его пользу. Мысли тащили за собой на дно, словно якорь. Постепенно он стал терять нить здравого смысла, поддавшись хаосу, который рождался в его голове. Докурив косячок, он окончательно утратил связь с реальностью и адекватное восприятие себя в этом странном мире.

Слим медленно поднялся. Лесной пейзаж перед глазами то и дело рассыпался на детали. Поворачивая голову, он видел размытую картинку, но стоило сфокусировать взгляд, как все тут же дробилось на части и беспорядочно перемешивалось. Тогда он зажмуривался, а открыв глаза, снова видел пейзаж, потекший, словно акварель.

– Оф-ф-ф… – он тяжело выдохнул, вцепившись в перила. – Дурь – пипец! Меня разорвало! Меня нет…

Свет недавно взошедшей луны не мог пробиться через слой темных туч. Силуэты деревьев сливались с небом, образуя единый, почти черный фон. Единственным ярким пятном в пейзаже был дом за его спиной, но туда он возвращаться не торопился. Не спеша, он пошел вперед по заросшей тропинке. Поднявшись на небольшой холм, к месту, где они оставили машину, он вышел к кромке леса, окружавшего дом сплошной стеной. Здесь его внимание привлек минивэн, который мог бы приютить, согреть и дать возможность побыть одному, но ключи от машины были у Роба.

Слим вернулся к крыльцу, обошел дом и вышел на задний двор. Подойдя к камышам, парень остановился и оглянулся, глубоко вдыхая сырой прохладный воздух с болота.

Первый этаж особняка освещал заросшую сорняком поляну. Второй этаж уставился на Слима черными окнами, в которых изредка отражались просветы между тучами. Разрушенный балкон отбрасывал кривую тень, по форме напоминающую улыбку огромного рта.

Мысли хаотично скользили по извилинам обкуренного мозга, изредка вырываясь в виде потока несуразных слов:

– Что? Ну, да…

Слим вздрогнул, не сразу узнав свой голос, потом так же неожиданно расхохотался. Он слушал свой смех, и ему казалось, что звук, который он издавал, похож на мяуканье. Он вдруг почувствовал, что его губы растянуты в стороны, и чем дольше он улыбается, тем сильнее они растягиваются. Тут же он почувствовал, как уголки губ коснулись мочек ушей, а затем рот и вовсе сомкнулся на затылке. Он представил, как это выглядит: человек со ртом, растянутым в улыбку до самых ушей.

«Может, я и есть Чеширский Кот? – подумал он. – Это получается, я всю жизнь тупил и не знал о том, кто я на самом деле?»

Слим продолжал улыбаться, ощущая, как губы наполняются кровью и становятся все больше. «Если я так и буду улыбаться, то пипец глазам, носу, и вся моя голова станет одним большим ртом! Охренеть! Реально, каждый Чеширский Кот умирал именно оттого, что тупо превращался в огромный рот… Серьезно, я и есть тот самый Чеширский Кот?» Он принял эту мысль как откровение, словно нашел смысл жизни и ответы на все вопросы.

– Я и есть Чеширский Кот! – крикнул он. – Я не был готов знать правду! Но пора открыться и признать, что я – Чеширский Кот! – он сделал шаг. – Я бесшумный… Шшшшшшш… – он снова шагнул. – Я – Чеширский Кот… Шшшшшшшш… Охренеть…

Свет из окон первого этажа стал ярче. Слим даже ощутил, как его зрачки сужаются в две тонкие вертикальные полоски. Он поднял руки и осторожно закрыл лицо, стараясь не пораниться когтями, которые, как он чувствовал, только что вылезли наружу, превратив его кисти в лапы.

– Свет котам не в кайф… Мы реально ночные звери.

– В каком смысле? – вдруг раздался мужской голос.

Слим вздрогнул и широко раскрыл глаза. Яркий свет ослеплял, но он все-таки увидел контур головы того, кто был перед ним.

– Ты кто?! – моргая от слез, крикнул Слим.

– Дедушка Пихто, – последовал спокойный ответ. Голос был знакомый.

Слим протер глаза и увидел перед собой Макса.

– Ты навсегда покончил с мыслительным процессом? – уточнил пьяный Максим.

Слим отшатнулся, растерянно пытаясь понять, как он тут очутился. Оглядевшись, он понял, что сидит на полу в гостиной заброшенного особняка, прямо перед креслом-качалкой Максима.

– Слим, ну-ка, глянь на меня! Ну-ка, ну-ка… – Макс наклонился и с любопытством заглянул в глаза юноше. – Парень, да ты в хлам нынче! Когда успел убиться?

Слим с трудом сел на свое место, озираясь по сторонам.

– Лизок! – продолжил Макс. – Ты только посмотри на нашего красавца! Видишь?

Лиза кивнула.

– Я сначала не понял, чего это ты ползешь по дому. Остановился возле меня и уставился, как в зеркало. И тут-то мы узнали, что ты не кто иной, как Чеширский Кот! – Макс не выдержал и залился хохотом. – Чеширский Кот!!! Ха-ха-ха! Я сейчас сдохну! А ты говоришь, что я пьянь, Лизок! – Максим допил оставшийся в стакане виски. – Даже не знаю, сколько надо выпить, чтобы так убиться…

Лиза кивала по инерции.

Роберт, трезвый, как стеклышко, внимательно изучал поведение коллег. На его губах не было улыбки, а во взгляде не было удивления. Он пристально смотрел то на одного, то на другого, не выдавая собственных эмоций.

Лиза подняла голову и уставилась на молчаливого крепкого мужчину. Она изо всех сил старалась казаться трезвой, но невооруженным взглядом было видно, что девушка нуждается в присмотре, особенно учитывая небезопасную местность и компанию.

– Роб, ты так смотришь, что мне становится стыдно.

Он улыбнулся краем губ.

– Вам кажется.

– Мне не кажется, я читаю в твоих глазах осуждение.

– Нет.

– Извини. – Лиза вновь кивнула.

– За что?

– За то, что ты остался единственным трезвым человеком среди нас.

– Ничего, бывает, – Роб опустил глаза.

В этот момент Слим, наконец, сфокусировал взгляд на Максе.

– А чё ты ржешь? – внезапно высказался он.

Максим удивленно посмотрел на юношу:

– Ого, быстро ты реагируешь!

– Тебе поржать хочется?

– Да как же мне печалиться, слушая твое признание, мой юный друг? – ведущий снова засмеялся. – Уж извини! Хотел тебе рассказать, что на самом деле я – Буратино, только не смейся! О’кей?

– А-а-а… – Слим рьяно замахал указательным пальцем. – Ты-ы-ы… Ты не понимаешь…

– Конечно, не понимаю! – воскликнул Макс. – Между нами две бутылки виски и здоровенный косяк! Как мне тебя понять?

– Ты не понимаешь… Мы те, кто мы есть!

– Новый виток отборного гона?

– Все не просто так! Да, я – Чеширский Кот, у меня есть когти, я гибкий, я сам по себе! И я ржу! Ржу потому, что вы все смешные! Нелепыши! – Слим защелкал пальцами. – А вот ты реальный Буратино! Сечешь, почему? Потому что ты – деревянный нытик, сваливающий от Карабаса-Барабаса! У-у-у… Тупой… Может, потому твоя Мальвина тебе фак и показала! Наверное, ты ей еще и нос пытался засунуть вместо… А когда она не дала, сам в себя начал его тыкать?

Улыбка мигом сошла с губ Максима.

– Я сейчас твой нос тебе в задницу засуну, мажор обдолбанный!

– У-у-у, какие мы грозные! Уже пофиг, что засовывать – лишь бы засунуть? Развелось вас!

Максим встал с кресла, шатаясь, сделал шаг и остановился, опираясь на стол.

– Робокоп, а Робокоп? – Слим вдруг переключился на оператора. – Как ты относишься к педикам? Серьезно, мне интересно, как такие, как ты, относятся к таким, как он, – Слим ткнул пальцем в Макса.

Максим еще на шаг приблизился к цели. Слим подскочил со своего места.

– Не, ну серьезно? – не унимался он, медленно отходя подальше от пьяного ведущего. – Ты же, типа, брутальный мен, должен, по идее, быть гомофобом!

– Ты, сгнивший, конченый урод, иди сюда! – крикнул еле стоящий на ногах Максим.

– Поделись! – продолжал гнать Слим. – Да, ты гомофоб! Это же, типа, скрытный! Латентный, типа того! Кстати, рифма: Роб-гомофоб! Как тебе?

Лиза, все это время наблюдавшая за происходящим, выпрямилась:

– Ты не успокаиваешься, тебе мало. Тебе нужно, чтобы тебе язык оторвали?

Макс покачнулся:

– Это типичный попрошайка, я таких козлов знаю. Они выклянчивают у других: «Ударь меня, ну, ударь меня!»

Но Слим не слышал их, глумливо улыбаясь:

– Робокоп, что молчишь? Педиков защищаешь? Своих в обиду не даешь? А-а-а! – завопил он. – Я понял!!! Я понял!!! Я тебе нравлюсь!!! Ты, типа, ко мне неравнодушен! Наверно, ты хочешь меня, но боишься признаться! А? Поэтому ты дерганый такой? – он ухмыльнулся. – Ну, давай, признайся, сейчас самое время! Вещай правду, мы же, типа, друзья!

Роб терпеливо ждал, когда Слим заткнется. Лицо мужчины оставалось таким же непроницаемым. Максим же медленно, но верно приближался сзади к юноше, на миг забывшему о нем и смотрящему на Роберта.

– Ты, что-то слишком спокойный тип сейчас! А, Роб? – продолжал Слим. – Или тебя парит только тема про нашу великую продюсершу? М-м-м? Конкретно на тебя можно гнать как угодно, но ты не взгреешься, так?

– Господи, да заткни же ты свой рот! – вмешалась Лиза.

Но тот не собирался замолкать, набирая обороты, переступая все дозволенные рамки.

– Я видел в порно, как такие жлобы, как ты, настоящие мужики с мускулами дрючили друг друга так, что аж дым шел! Я прямо вижу тебя в этой роли! Но ты должен, типа, доминировать, я понимаю… Это понятно, по жизни все дрючат тебя, ты никто, в самом низу пищевой цепочки, а вот в сексе ты у нас точно биг босс, угадал?

Терпеливо перекладывая салфетки, Роберт не издавал ни звука, видя Макса за спиной Слима и понимая безвыходное положение последнего. В тот же миг Максим сжал кулак и резко, наотмашь впечатал его в правое ухо наглого юнца. Раздался глухой удар, голова с растрепанными дредами дернулась, и Слим, как подкошенный, рухнул на пол.

В гостиной стало тихо. Максим так же медленно вернулся в свое кресло. Лиза налила себе сока и сделала несколько глотков. Роб оставил в покое салфетки и уставился на свои руки. Так они просидели пару минут.

– Как красиво трещит камин! – произнесла Лиза. – Никогда не обращала внимания…

– Огонь – великая штука, – спокойно ответил Макс.

– Всегда мечтала о камине. Обязательно поставлю его в своем доме – успокаивает… Хочу большой аквариум и камин, две вещи, без которых дом – не дом… Осталось только на дом как-то заработать.

– Лизок, все будет, – Максим почесал затылок. – Когда я приехал в Москву из своей пырловки, я и мечтать не мог о том, что имею сейчас… Мне тогда счастьем было на метро денег наскрести… А сейчас по утрам смотрю на людей, стоящих на остановке, и думаю: «Бедные, едут на работу ни свет ни заря, на холоде ждут автобус, а я в машине только еду домой. Приеду и как лягу спать!» В такие моменты лучше понимаешь, что высшая степень удовольствия – это свобода! Я – человек востребованный, обеспеченный, могу контролировать свой график и заниматься любимым делом, а не топать на работу каждое утро, в жару и в холод. Москва нас приняла – и это уже победа! Блин, как быстро к этому привыкаешь…

– Привыкать нормально. Главное – продолжать это ценить, – задумчиво произнесла Елизавета.

– Ценю.

Дом снова погрузился в тишину, нарушаемую лишь треском камина. Лиза, стараясь не прищуривать уставшие глаза, любовалась огнем, изредка поправляя волосы.

Макс тяжело вздохнул и посмотрел на Роба.

– Ты ни слова не скажешь? Не поддержишь беседу?

Роберт пожал плечами.

– Вы и без меня справляетесь.

Макс улыбнулся.

– Ты вообще не пьешь?

– Почему? Пью.

– А сейчас чего не выпьешь с нами?

Лиза вклинилась в их разговор:

– Ну, во-первых, кому-то нужно следить за нами, напившимися работниками телевизионного цеха. Во-вторых, уже и пить-то нечего, – она показала на две пустые бутылки виски на столе.

Максим расстроенно закивал:

– Понимаю. К тому же еще и компания не та.

– Хорошая компания, – возразил собеседник.

– Роб, вот скажи мне, – не отставал тот, – ты же прошел войну, верно?

– Верно.

– Ты убивал людей?

– Война на то и война, чтобы убивать.

– Извини, что спрашиваю, но мне интересно, что ты чувствовал, когда убивал?

Роб поднял глаза и посмотрел на Макса.

– Смотря как это происходило.

– Ну, в общем?

– В общем? – повторил Роберт. – В общем… Поначалу страх, потом думаешь об этом, не понимая, почему не чувствуешь вины. Позже можешь поплакать и увидеть это во сне, просыпаясь в изначальном страхе.

– А потом?

– А потом уже ничего не чувствуешь, просто делаешь свое дело, думая о том, что ты должен это делать. На войне нельзя не убивать, потому что иначе убьют тебя – все предельно просто.

– А что ты никогда не чувствовал там?

Роб взял паузу.

– Гордости.

– Ну, а как же патриотизм?

– Патриотизм может быть и слепым. Это порыв. А вот гордость за сделанное – это уже оценка. Собственная оценка. Делая что-то в порыве, далеко не всегда гордишься содеянным.

Макс задумался.

Роб продолжил, сделав глоток воды:

– Однажды мы зашли в глухую махаллю. Был день, и нам, молодым пацанам, хотелось просто есть и пить, ничего дурного мы не желали местным аульным. Боевики все еще оставались в ущелье в паре километров от того места, но наши держали их там уже несколько дней, так что ситуация была под контролем. Мы, чувствуя себя в безопасности, спустились вниз по реке и зашли к гражданским. Встретили нас с распростертыми объятиями, накормили, напоили, а когда мы уезжали, растаяв от собственной благодарности, нашу машину обстреляли в упор. Причем стреляли не мужчины, – те для отвода глаз были при нас без оружия, – а дети десяти – двенадцати лет. Всего-то несколько пацанов с «калашниковыми» наперевес! Из шести человек вернулись двое – я и сержант, остальные доехали трупами. На следующий день, ближе к вечеру, мы зачистили ущелье и по пути на главбазу заехали в тот аул. Меньше чем за час мы сровняли его с землей, не жалея никого! Стариков, женщин, детей – уничтожили всех до единого! – Он снова сделал глоток. – Хватаешь ребенка за волосы, сбиваешь с ног, второй рукой крепко берешь за щиколотки – и с размаху о дверной косяк! Голова лопается, как банка пепси-колы… И что ты при этом чувствуешь? Да ничего, кроме сумасшедшей злости! Абсолютно ничего, – он посмотрел на Макса. – Так же, как и ты, когда свалил с ног этого идиота. – Роб показал пальцем на все еще лежащего без сознания Слима. – Ты сделал то, что считал нужным, и в этом твоя правда. Он лежит под этим столом, но ни ты, ни я почему-то не испытываем угрызений совести. Никто из нас даже не удосужился привести его в чувство, мы даже не знаем, жив он или нет. Может, он так стукнулся затылком об пол, что уже начал коченеть? И кто в данном случае прав или виноват? На войне все так же относительно. Непонятно, убиваешь ты или кто-то твоими руками? Отвечать перед Богом тебе или правителям? Сеешь ли ты смерть среди добра или же защищаешь добро, оставляя после себя десятки изуродованных трупов? Все очень относительно…

Роб замолчал. В его голосе не было сожаления, просто он сказал все, что хотел сказать.

Лиза впитывала новую порцию того, что исходило от этого человека. Даже не пытаясь скрыть пристальный взгляд, молодая женщина изучала мужчину, вникая в свои ощущения. Она давно ни на кого так не смотрела. Сложно было понять, пугает он ее или вызывает восторг, заставляет задуматься или вытесняет все мысли из головы. Это был вихрь удивительных, противоречивых чувств, разобрать которые было не под силу даже женской логике. Роб, похоже, прочел это в ее глазах, но не стал давить ответным взглядом, предоставив ей возможность разобраться в себе самой. Он взглянул на Слима.

– Думаю, нужно привести его в чувство. – Он уверенно направился к телу.