Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава 4. Пала рядом не было, был страх — липкий, вязкий, отвратительный, но Барболка Карои заставила себя войти





 

 

Пала рядом не было, был страх — липкий, вязкий, отвратительный, но Барболка Карои заставила себя войти. Она бывала здесь и раньше, когда молоденькой пасечнице и во сне не могло привидеться, что быть ей сакацкой господаркой. Тогда дом кузнеца казался большим и богатым, но главным было ни это, а доброта и веселье хозяев, а теперь Милица и Иштван потеряли двоих дочек.

Илька пропала ночью. Вечером легла, как положено, а утром — пусто. Как ушла, когда, куда, никто не слыхал — ни отец, ни мать, ни братишка с сестренкой. Все спали, как убитые, а у соседей выли собаки и рвались с привязи кони.

— Гица, — хмурый Иштван, насилу согласившийся взять господарку с собой, покачал седой головой, — чего тут глядеть?

Чего глядеть? Много чего. Пирошкины погремушки-тыковки, тряпичная кукла в синей юбчонке с красными ягодами, глиняная расписная кошка… Барболка зачем-то подняла с пола кожаный поясок, положила на смятую постель и вышла. У порога все еще валялся околевший кобелек, остренькая черная морда в кровавой пене, лапы свело судорогой. Отравили? Кто? Зачем?!

За воротами скулили и подвывали медвежьи гончаки, не желая заходить во двор. Мици, молодой доезжачий, подбежал к Иштвану, губы парня дрожали.

— Не идут, — выдавил парень, — ну никак не идут, хоть волоком волоки.

— А что волочь? — огрызнулся Иштван и оглянулся на Барболку, — не пойдут они по следу, да и следа никакого нет, срамотища одна! Едем, гица, нечего тут ловить, а ты, Милица, собирайся и малых прихвати. У матери поживешь, через воду погани ходу нет.

Кузнечиха ничего не сказала, ровно не слышала. Кузнец вынес из дома девочку, передал Мици, вернулся за девочкой, укутал плечи жены красным платком, та не заметила. Предоставленные самим себе собаки путались в ногах псарей и жалобно скулили.

— У толстой Катоки куры передохли, — зачем-то сказал Мици, — кроме рыжих. А петух онемел.

— Упаси охотнички, — пробормотал Иштван, — и гици, как назло, уехал.

— Бискупа с долины позвать надо, — забормотал подоспевший староста.

— А за какими кошками? — перебил помятый, как с Перепою Пете, — как в Колодцах овцы мерли, так бискуп семь раз вокруг обошел, надымил да двенадцать фур с шерстью увез. А овцы все одно повысдохли.

— Осоки накосить надо, — буркнул рыжий доезжачий.

— И рябины, она как раз в рыжину пошла.

— Мост на ночь спустить и осокой засыпать, она и обойдет…

Четыре костра, живая вода, открытые двери… Все верно, холодные гости не видят открытых дверей, а сквозь закрытые проходят, как сквозь дым. И огня они не любят, и бегущей воды, а осока отводит пустые глаза от живой крови.

Кузнец взял жену за руку, та пошла за ним, как овца. Заступнички-мученички, какой же веселой Милица всегда была, как отплясывала в Золотую Ночь в синей юбке с красными ягодами, той самой, из которой сделала потом куклу дочкам.

— Гица! Ехать пора!

Барболка еще раз глянула на опустевший дом с распахнутой настежь дверью и, сама еще не понимая зачем, побежала назад. Холодные гости следов не оставляют, холодные гости ходят своими дорогами.

— Гица Барболка!

Но Барболка уже шагнула в горницу. Вот она, куколка в синей юбке, а вот и сундук с одежкой. Сакацкая господарка, не долго думая, вывалила содержимое на пол. Красная безрукавка, золотой в алые птицы платок, платье в зеленых горохах, синяя юбка. Целая!

— Гица!

— Постой!

Вот она, куколка. Синяя юбчонка, льняная коса, намалеванное углем лицо, глазки-пуговицы. Глазки-пуговицы… Пустые глаза, несытые, огромные, полные лунного холода.

— С ума сошла, девка?! — бедный Иштван, забыл, что она теперь гица, а вот Барболка Карои это помнит. И сделает, что должна, хоть и страшно.

 

 

Сказать, что Барболка боялась, было ничего не сказать, но любишь мед, люби и пчел. Внучки Моники не виноваты, что в Яблони холодная гостья заявилась.

Господарка Сакацкая отняла руки от лица и оглядела такую безопасную и уютную спальню. А, может, она ошибается? Ненависть и обида, они ведь глаза застят, вот она и прицепилась к синей тряпочке, а остальное примерещилось. И незачем ей идти ночью за ворота! Через месяц вернется Пал, она все ему расскажет, даже то, о чем молчала, как распоследняя дура.

Значит сидеть за живой водой и четырьмя кострами, а в селах будут дети пропадать? Холодная гостья, раз повадилась, так и будет ходить, пока дверь не захлопнут или гроза не сожжет, только грозу и переждать можно, если есть, где. А началось все с ее, Барболки, глупости, ну зачем она взяла фереков браслет?! На сытую жизнь позарилась, теперь, как хочешь, так и плати, а за чужие спины не прячься.

Под окном орали воробьи, ярко светило солнце, наливалась соком рябина, гибкие ветки сгибались под тяжестью рыжих ягод, обещая холодную зиму. Вчера на закате Барболка сорвала четыре тяжелые грозди, никто не удивился — рябину ломали все. Молодая женщина вдела нитку в иглу, с силой уколола палец, торопливо прошептала «вечерний гость, возьми мою кровь, конь к коню, огонь к огню, гроза к грозе, звезда к звезде» и села низать бусы. Блестящие, пахнущие осенью сояные шарики приникали друг к другу. Смогут ли они защитить? От отца с Фереком — нет, но холодной гостье женщины не нужны.

Господарка тщательно переплела косы, оделась попроще, чтоб на тракте не удивлялись, и скользнула в спальню Пала. Хорошо, что она соблюла себя до свадьбы, а муж не дал спалить ее рубашку. Рубашка невесты для холодных хуже кости в горле. Белый шелк, белые розы, зеленые листья, бурые пятна на подоле. Какой счастливой она была в тот день и как плохо стало утром. Ничего, ту ночь пережила, и эту перебедует. Барболка погладила подушку, расправила одеяла, провела пальцами по деревянным завитушкам.

Больше всего хотелось зарыться щекой в медвежий мех и никуда не идти, но сегодня неделя, как пропала Илька и две, как утащили Пирошку. Сегодня в Яблони снова придет беда. Может прийти. Молодая женщина повернула ключ в замке, запираясь изнутри. Когда ее хватятся? Если повезет, не раньше, чем к вечеру. Сакаци — замок большой, а господарка не из тех, кто сидит в своей светелке. Гица тщательно связала рубашку в узел, обмотала вокруг шеи рябиновые бусы и глянула в окно. До заката далеко, но и дорога неблизкая. Барболка встала на цыпочки и потянула из висевших на стене ножен кинжал. Скрипнула и отошла в сторону деревянная панель, открывая потайной ход, о котором гици говорит гице в день свадьбы.

Мученички-заступнички, что скажет Пал, если узнает, что она натворила?! Что с ним будет, если она не вернется?! Что будет с ней, если она права? Выходит, не идти? Барболка тронула эсперу и решительно просунулась в узкую, пахнущую пылью щель.

 

 

Яблони спали, но с открытыми глазами. Распахнутые ворота, засыпанные осокой дворы, свечи в окнах, гремящие цепями собаки, отдаленные лай, светящиеся кошачьи глаза и мертвые улицы. Ни дружков с подружками тебе, ни пьяных. Барболка поплотней закуталась в шаль, и все равно было зябко. Разорванная рубашка хороша для спальни, а не для одинокой ночи в брошенном доме. А, может, еще пронесет? Не полезет же холодная гостья через осоку! Унесла двоих и хватит с нее!

Господарка медленно прошла по тихому двору. Мертвую собачонку давно сожгли, битюгов приютили соседи, кошка сама ушла. Барболка помнила трехцветную, ленивую красотку днем нежащуюся на крыльце, к ночи забиравшуюся в дом. Если в доме нечисто, первой почует кошка. Почует, уйдет и не вернется. Лохматая девчонка тоже не вернулась.

Барболка так и не поняла, что за создание сначала прицепилось к ней, а потом бросило, но сейчас отдала бы все на свете за дальний звон колокольчиков. Увы, вместо него раздался отдаленный собачий лай. Цепной пес заходился от бессильной, древней ярости. Барболка слышала, как выла по умершей матери Жужа и рвался с цепи зачуявший волков Лохмач, но это было что-то иное. Яблонские псы не лаяли, они орали от ненависти и ужаса, им вторили обезумевшие лошади, козы и овцы. Только люди молчали. Неужели спят все, кроме нее?! Или не спят, а трясутся среди горящих свечей, моля то ли Охотников, то ли Создателя, чтоб беда прошла мимо, а там хоть трава не расти. Сакацкая господарка сбросила плащ, оставшись в одной рубашке, схватила проклятущую куколку и выбежала на улицу.

Псы и кони сходили с ума по всему селу, но Барболка отчего-то побежала к лавке Пете и угадала. Прямо поперек дороги лежал мертвый волкодав. Женщина с разбегу остановилась и разглядела в проходе меж заборов две фигурки, бегущие меж отцветающих мальв.

Барболка закричала — никого, двое впереди тоже не ответили, как бежали, так и бегут. Вприпрыжку, взявшись за руки. Неужели никто не выйдет?! Хоть бы в окно глянули, нетопыри сонные!

Думать было некогда, господарка отшвырнула поганую куклу и помчалась за уходящими сквозь несмолкающие собачьи хрипы. Как быстро они бегут, и какие они маленькие! Кто бы это ни был, та, на кого она грешила, спит в своей постели. Или не спит, это уже не имеет значение. Распахнутые настежь ворота, еще одни и еще, и еще, освещенная церковь, сквозь цветные витражи льется теплое, золотое сиянье. Мученички-заступнички, есть там кто-то или нет?

Улица сливалась с улицей, село кончалось, последний дом остался позади, тропинка повернула вдоль берега Яблонки, пошла под гору. Барболка снова закричала, ответили лишь собаки. Вернуться? Мученички-заступнички, она вернется, что она сделает одна? Что тут вообще можно сделать. Улица превратилась в тропинку, резные крапивные листья качались у самого лица, лай стихал, отдалялся. Куда теперь? Направо — к мосту? Налево — к мельнице? Или назад?

— Мама! Мамочка!

Барболка кинулась на крик, словно пришпоренная. Как жарко! Тяжело и жарко, словно она бежит в кожухе! Плач перешел в смех. Кому там смешно?! Нет, все не так! Один голос плачет, другой смеется, тоненько, хрипло, зло.

— Пусти! Илька, пусти! Я домой пойду!

— Домой, хи-хи-хи… домой!

— Илька, я не хочу!

— Не хочу! Не хочу!..

— Отпусти… Я тебе бусики дам… И сапожки

— Хи-хи-хи

— Илькаааааа!

Барболка рванулась сквозь крапиву и ежевичник, не разбирая дороги, заросли кончились, в глаза вцепился ядовитый зеленый дым.

— Пусти… Илька, миленькая, пусти…

Трое! Трое на мокром от росы берегу. Трое, луна и она, Барболка. Зеленое марево дрожит, пляшет, издевается. Пропавшая Илька сидит на траве, раскинув ноги, словно кукла. Марица, илькина подружка, катается по земле и кричит в голос, а рядом — вторая Илька. Стоит и смеется.

— Отпусти ее, слышишь?! — Кому это она? Тому, кто смеялся? Холодной гостье? Никому? — кому говорят, пусти!

— Барболка! — Марица пытается подняться, падает, тянет руки, — Барболка!

Зеленый дым ест глаза, душит, шипит, словно попавшая на раскалены камни вода. Сидящая Илька падает на четвереньки, ползет к подружке. Медленно, словно слепая.

— Марица, беги! В село беги! А ты… пошла вон, подлая! Брысь!

Что она несет?! Молиться надо, а она? Где эспера? Нет, только ожерелья под руками, какое оно горячее! Горячее и мокрое!

Первая Илька доползла до Марицы, ухватилась за лодыжку, вторая захихикала и забила в ладоши.

— Марица, ты живая, иди к живым! Лети… Четыре ветра тебе помогут! Четыре ветра, четыре молнии. Конь к коню, огонь к огню!

Зеленое марево прыгнуло назад и вниз, зашипело, полилось удирающим ужом вдоль реки. Марица рванулась, рука гаденыша оторвалась от туловища, но добычи не выпустила. Только задрожала, как недоваренный студень.

— Марица, беги, домой беги! Я их не пущу. Рябина к звезде, ветер к грозе! Заря близко, тучи низко! Гром? Как гром? Откуда?! Ясно же!

— Вон, иди вон! Убирайся, разорви тебя четыре ветра! Танцуй с ветром, танцуй, Марица, танцуй! Ты живая!

Хрипло, ненавидяще, мерзко заревел осел. Илька хохочущая подскочила и оседлала Ильку однорукую, две твари слились в одну, упавшую на четыре ноги. Ослица без тени взбрыкнула задом и, хромая, поскакала вслед за зеленой немочью. Через луг, вдоль обрыва и дальше, к плотине.

Что ее прогнало? Рябина? Кровь на рубашке, всплывшие в памяти слова или просто ночь кончается? Все кончается, но она жива, просто не может танцевать… Сейчас не может!

— Барболка, Барболка! Ты где? Мне больно! Ногу больно.. И холодно!

— Сейчас, Марица, сейчас.. Я уже.. уже иду!

 

Date: 2015-10-18; view: 346; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.005 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию