Новелла об играх кардинала Ришелье 1 page

Я стою теплым, еще светлым сентябрьским вечером на верхней площадке башни старого замка в пригороде Парижа и внимательно разглядываю в подзорную трубу отдаленную картину французской столицы времен Людовика XIII. Лье – это сколько? Вроде бы четыре километра. Пожалуй, от подзорной трубы и до Парижа столько и есть. Или, может быть, чуть больше. То есть не так уж и много. Во всяком случае, контуры Нотр Дам де Пари как на ладони. Лувр тоже вполне узнаваем. Крепостная стена кое‑где обветшала и позеленела, но всё же внушает почтение. Сена блестящей лентой проходит среди улиц и домов. Какой же это всё‑таки маленький город по меркам нашего родного мира! Мрачно высится твердыня Бастилии. И я сам столь же мрачно созерцаю издалека эту главную тюрьму королевства, не имея ни малейшего представления, как штурмовать этот оплот монархии. А ведь именно за тем меня сюда и затащили.

Имею в виду этот мир. На башню‑то я уже сам залез. Поразмышлять, с какого конца браться за дело, в которое меня втравили Ахмед с Анной Петровной. А может, лучше не Бастилию штурмовать, а Лувр? Взять там всех в заложники – и дело с концом. Во всяком случае, хотя бы попытаться и бесславно пасть от руки мушкетера короля или гвардейца кардинала.

Не прошло и недели с того момента, как я вернулся из Багдада – позвонила Анна Петровна и попросила почтить ее визитом.

– Здравствуйте, Сережа, ваша мама сказала, что вы у Капитана. Вы не смогли бы, когда будет удобно, заглянуть ко мне? Нужна ваша помощь.

Мне вполне было удобно прямо в этот момент.

– Здравствуйте, Анна Петровна. Сейчас приду.

Мы с Капитаном, сидя у него вечером, как раз заканчивали обсуждать, что подарить Анабель и Грегори к свадьбе. Сошлись на большом маникюрном наборе для Анабель и двенадцатикратном морском бинокле для Грегори. Ни на что другое фантазии не хватило. Как рассказывал Питер, передавший Анабель мешок с затребованными ею вещами, всё решилось мгновенно и вроде бы без малейших колебаний с обеих сторон. Грегори капитулировал еще до того, как Анабель применила свои косметические боеприпасы. Стоило только Питеру передать капитану "Морского ветра" просьбу сэра Виктора сплавить поскорее Анабель со служанкой в Порт‑Альберт. А крепость Анабель пала в тот же момент, как девушка прочла письмо сэра Виктора о том, что ей, как тактичному гостю, уже пора бы и честь знать, покинув поскорее "Морской ветер". Оба события совпали с точностью до нескольких секунд, а может быть, и еще скорее.

– Не знаю, приврал мне Питер или нет, – рассказывает Капитан, – но он утверждает, что "Да" от Анабель последовало, когда Грегори успел произнести только "А не согласились бы вы, Анаб…?" Купленный домик Анабель с Мартой довольно быстро освоили с помощью Марианны. Теперь они уже и сами, без Марианны, ходят на местный рынок и сами обслуживают себя. День и место свадьбы еще не назначены, но никакого шума вокруг этого не предвидится. Как, впрочем, не будет и затяжки с оформлением брака по закону и церковным канонам. Я уже договорился с кем надо, чтобы действо провели без публичной огласки. Можешь радоваться. Всё получилось по‑твоему. Интриган!

– А вы, Капитан, тогда не меньше чем первый пособник интригана, – отпарировал я. – Ладно, я пойду. Анне Петровне что‑то надо от меня.

– Я видел ее утром. Перекинулись парой слов во дворе, когда она выходила от Ахмеда. Чем‑то очень обеспокоена наша аристократка.

Анна Петровна сегодня необычно суетлива и рассеянна. Села напротив меня за стол. С минуту помолчала, собираясь с мыслями. Не собралась. Внезапно вспомнила, что гостю надо предложить чай или кофе. Принесла чайник. Присела. Вспомнила, что чай обычно разливают в чашки. Побежала за чашками. Присела. Пролила чай. Вспомнила, что где‑то должно быть печенье. Собралась его искать. Пришлось мне самому попробовать прервать эти мучения.

– Анна Петровна, успокойтесь, пожалуйста. Сядьте и расскажите, что случилось.

– Да‑да, вы правы, Сережа, нужно сесть и успокоиться. Сесть и успокоиться. Что это я так распустилась? Нервы, видно, уже не те. Сегодня вот посоветовалась с Ахмедом, и он предложил обратиться к вам. Да и я к тому же склонялась. Вы молоды, энергичны, не по годам сообразительны и всегда готовы выручить, если что. Ахмед восторгается, с какой ловкостью вы прямо на ходу выпутываетесь из сложных ситуаций. А у меня положение уж сложнее некуда. Прямо не знаю, с чего начать.

– А вы начните с того, что попроще, Анна Петровна. Сначала – сама суть ситуации, а уж потом по отдельности всякие сложности.

– Да‑да, ситуация, значит… Если только сама суть, то у меня сын попал в тюрьму.

– Я и не знал, Анна Петровна, что у вас есть сын. Родной?

– Родной. Вы и не могли знать. У меня сын не здесь, а там.

Я просто опешил от неожиданности. Час от часу не легче! Ахмед наплодил в воображаемом мире кучу детей и внуков, а Анна Петровна в детище своего воображения даже умудрилась когда‑то забеременеть и родить. Что же остается мне? Следовать примеру? Ну и повороты! И просто от неожиданности я ляпнул первое, что пришло в голову:

– Взрослый? В Крестах?

– Ему уже скоро двадцать шесть. Нет, не в Крестах. В Бастилии.

– И давно? Я имею в виду, что сейчас‑то Бастилии уже нет.

– Сейчас там 1632 год.

– Стало быть, Людовик XIII и Ришелье. А также толпа д’Артаньянов, туча Атосов, сонм Арамисов и скопище Портосов.

Анна Петровна печально улыбнулась.

– Да, Людовик и Ришелье есть, а вот мушкетерские персонажи Дюма не скажу, что отсутствуют, но просто мне их встречать не довелось. Нет, конечно, королевские мушкетеры там существуют, но не как герои действия в моих пристрастиях, а просто как королевская охрана. Или события, описанные Дюма, еще не наступили. Время любопытное, но, сами понимаете, Сережа, что у женщины в нём совсем другие интересы, нежели у мужчины. И круг знакомств, характер связанных с ними событий совсем иной. Хотя некоторые имена и персонажи от Дюма есть и в круге, в котором я вращаюсь.

– Понимаю насчет разницы интересов. Не мальчишеское увлечение дуэльными потасовками и случайным участием в чьих‑то интригах, а девчоночья склонность к устройству самих интриг.

– Ну, что‑то вроде того. Да и пышность светской жизни тоже очень привлекательна.

– Теперь вопрос о том, за что ваш сын попал в Бастилию?

– Вот это как раз и не совсем ясно. Арестован будто бы за участие в заговоре против государства и короля. Но он ни в каких заговорах не участвовал. За это могу поручиться.

– А какое положение, Анна Петровна, вы с сыном занимаете во французском королевстве? Я имею в виду сословия или иерархию в титулованной знати.

– По геральдическим записям я графиня Аманда де Жуаньи, а мой сын – виконт Антуан де Го. Причем мы прямые вассалы самого короля. Поэтому со своими трудностями мы можем обращаться прямо к королю, а арестовать кого‑либо из вассалов короля не может даже принц крови.

– Обращались?

– Еще нет. Приказ об аресте подписан королем, но ведь не он его писал. К королю нет смысла идти, не зная, кем и за что арестован Антуан. Приказ – всего лишь распоряжение, и там указан предлог для ареста, а не действительный мотив.

– То есть вы еще даже не знаете, кем инспирирован арест?

– Не знаю. При таких условиях на риск ложного обвинения не каждый может пойти. А возможность ареста по указанному в приказе обвинению не многим доступна. Таких лиц кроме самого короля всего трое. Кардинал Ришелье, начальник дворцовой стражи де Линь и капитан королевских мушкетеров де Тревиль. Представленные этими троими приказы и ордера король подписывает, не задавая никаких вопросов. Правда, ходят слухи, что у кардинала есть уже подписанные королем приказы и ордера с еще не внесенными в них именами. Я уже хотела было пойти на крайность и вытащить Антуана из Бастилии с помощью Дома. Но тогда неизвестно, сколько ему придется быть беглецом. Может, всю жизнь.

– У вас бы ничего не вышло, Анна Петровна.

– Почему? Я водила людей и туда, и оттуда. Всё было благополучно.

– Если вы имеете в виду перенос с вашим сопровождением, то в сегодняшнем случае вам нужно было бы оказаться в одной камере с сыном. Дом вас перенести туда не может. Вы там никогда не были, и вообразить в памяти вам нечего. В лучшем случае Дом создаст какую‑нибудь новую камеру. В ней и окажетесь.

– Об этом я как‑то не подумала.

– Чего‑нибудь странного, необычного не наблюдалось в этой истории?

– Сама я уже с давних пор очень редко бываю в Лувре. Только на церемониях, для которых присутствие вассалов короля обязательно. Так что тамошние слухи и сплетни проходят мимо меня. У Антуана дворцовой должности нет, но он часто заходит в Лувр к друзьям. Странным мне показалось то, что Антуан был арестован дворцовой стражей при выходе из Лувра. Хотя внутри дворцовыми делами занимается Ришелье, а де Линь опекает сам Париж.

– Значит, не исключено, что Ришелье приложил сюда руку. Просто не стал раньше времени афишировать свое участие в аресте, привлекая к нему своих гвардейцев. Это могло быть?

– Могло. Де Линь зависим от Ришелье, как от первого министра, и старается не портить с ним отношений. Тревиль намного более самостоятелен.

– М‑м‑да‑а, Арман‑Жан дю Плесси, герцог де Ришелье… Серьезная фигура и, насколько известно из истории, ничего просто так, не обдумав, не делает. Да и в средствах особо не стесняется. Один только его серый кардинал – отец Жозеф – с его любовью к тайным кинжальным расправам и удушениям чего стоит.

– Сережа, вы меня пугаете!

– Да нет, Анна Петровна, полагаю, ваш сын вряд ли попадет в руки отца Жозефа. Вашего сына арестовали публично, как я понимаю. Стало быть, не нужно было, чтобы об этом никто не знал. А "клиенты" отца Жозефа исчезают в неизвестность тайно. Так что я думаю, что арест вашего сына больше связан с какой‑то интригой, а не с преступлением Антуана. Но это в том случае, если он действительно не участник заговора против короля. Вдруг вам, Анна Петровна, всё же что‑то не известно? Но если тут интрига, то вряд ли жизни вашего сына что‑то угрожает. Мертвые для интриг почти никогда не годятся. В интригах нужны арестанты, как разменная монета для шантажа. Может быть, вы, Анна Петровна, сами что‑нибудь натворили? Или вас заблаговременно хотят нейтрализовать, чтобы чему‑то не помешали. Ситуация слишком туманная, со многими неизвестными. Непонятно, что и как следует предпринять. Но вы правы. К королю сейчас идти не с чем. Можно только ухудшить ситуацию.

– Вот мне, Сережа, и пришла в голову мысль: а не согласились бы вы отправиться со мной в Париж? С вашей логикой и живостью ума помощь в возникшей проблеме была бы неоценимая.

– Анна Петровна, я, конечно, отказать вам не могу. У нас пятерых вроде бы как некое братство идолопоклонников таинственной машины сложилось. Но, сами посудите, какие сложности нужно решить прежде, чем двигаться в старую Францию? Иначе можно всё провалить. Сколько времени нам потребуется на освобождение вашего сына? Неделя? Месяц? Я же не могу просто так взять и бросить работу. Правда, у меня отпуск по графику через две недели. Но это ведь не завтра же. С другой стороны, мама здесь, и объяснять ей свое исчезновение я не берусь. Хотя она опять собирается в Новгород. Бабушка ведь там осталась. Возможно, они обе насовсем туда переедут. Там ведь дом, огород, хозяйство, за которым надо присматривать, а для пенсионерок это самое то, что надо – занятие и отдых на природе. Но неизвестно еще, когда и как произойдет переезд. Следующая сложность – в том, какой легендой будет обеспечено мое появление в вашем парижском круге. Мне ведь необходимо оказаться в гуще связей и событий. Иначе бессмысленно вообще там появляться. Но и легенда не решает всего. Я не умею ездить верхом и орудовать шпагой. Не говорю уж о знакомстве с изысками французского этикета. Как быть? Лошадь, шпага и этикет – непременные атрибуты того времени и места. Пока что единственным для опоры обстоятельством может быть только надежда на арест Антуана в результате какой‑то интриги. Разумеется, в случае, что он сам ни в чём не замешан. Тогда его взяли не для того, чтобы с ним что‑то сделать, а просто для содержания в заточении, пока в отношении кого‑то другого будет что‑то делаться. Это дает какое‑то время на сборы, подготовку. Да и пока я работаю, а моя мама здесь, то можно использовать хотя бы выходные. Я ей чего‑нибудь совру.

– Я была уверена, что вы, Сережа, не откажете. Сегодня среда. Давайте встретимся в это же время завтра. Я подумаю над вашей легендой.

Завтра принесло некоторое разнообразие с уходом в отпуск. Мой начальник не против, если я уйду насколько мне нужно ранее или позднее. Отпускные можно будет получить и после возвращения. Мама собирается в Новгород во вторник или среду следующей недели. Раньше не утрясти перевод пенсий в другой город. Сообщил ей, что в пятницу после работы смоюсь с друзьями на их дачу в Карелии. Получил благословение и предостережение от безумств. При таком нахальном обмане моя совесть даже не пискнула. Видно, она уже на пути к полной деградации. Вспомнил Зубейду. Вру. Я ее и не забывал. Как она там? Тоскую по этому чуду.

У Анны Петровны тоже кое‑какие новости.

– Я сходила туда и послала со слугами несколько писем с приглашениями своим близким друзьям. Тем, которые недалеко и смогут в пятницу вечером составить нам компанию в моем замке. Вас, Сережа, я представлю как виконта де Бурже. Сына моего дальнего родственника. Вы только что из России, где родились, и во Франции впервые. В России не требуется французский этикет и владение шпагой. Так что держите себя свободно. Вам это простительно. Тем более что в узком кругу друзей мы этикета и сами не придерживаемся. И обращаемся друг к другу просто по именам, без всяких церемоний. Подходящую одежду вам уже приготовили. Что же касается верховой езды и, если захотите, фехтования, то мой управляющий шевалье Гийом де Брие вас всему научит. В моём владении при замке Жуаньи в пригороде Парижа есть где поноситься на лошадях. Да, де Брие тоже принадлежит к кругу моих друзей. Наиболее доверенных.

– Ну, что ж, начало есть. Тогда до завтра, Анна Петровна. Я постараюсь удрать с работы на часок‑другой пораньше. Чтобы вы ввели меня в курс дел прямо на месте. Еще до того, как прибудут ваши гости.

Вот так я и оказался вечером в пятницу на башне замка Жуаньи близ Парижа – города из нашего литературного детства. Или города, чем‑то похожего на Париж д’Артаньяна по Дюма. До этого мы с графиней Амандой и управляющим Гийомом прошлись по замку от подвалов, кухни и конюшен до верха крепостных стен. Скелетов фамильных узников в подвале почему‑то не обнаружилось. Или мне не показали? А вот бочки с вином есть. Большие и много. Вообще‑то домик в жилой части очень впечатляет. Просторно и роскошно. Явно не хуже, чем у меня в Верне. Картины, скульптуры, гобелены, камины, серебро буквально везде. Оружие и охотничьи трофеи на стенах в изобилии. Паркетные полы красивее, чем в Эрмитаже, а ковры столь же шикарные, как и в лавке Ахмеда в Багдаде.

Комнатку, в которой я сразу же и переоделся, мне предоставили скромненькую. Размером всего в половину моего дома в Верне. Но, в общем, жить можно. Притом, что и прислуги достаточно. Пожалуй, даже много больше, чем в таверне "Рак" в Порт‑Альберте. Неплохо устроилась наша графиня де Жуаньи! Так и устраивалась‑то, наверное, не один десяток лет. Раз и сыну уже двадцать шесть. Как ей это удалось в давнее время при живом‑то муже в Ленинграде? Или он умер вскоре после переезда из Москвы? И как ей удалось здесь легализоваться с таким титулом и положением?

Ведь всё на виду. С такими беспардонными вопросами не полезешь ни к французской графине из Парижа, ни к русской переводчице из Питера. Даже при отсутствии каких‑либо представлений об этикете. Если захочет, то сама расскажет.

Сейчас больше занимает вопрос, как меня воспримут друзья графини Аманды? От этого зависит, насколько они будут откровенны и насколько энергичную помощь окажут. Гийом принял хорошо, без настороженности. Наверное, наша хозяйка его уже подготовила. Гийому лет сорок пять. А за добродушным, приветливым характером чувствуется изрядная порция силы воли и решительности.

Из‑за деревьев, скрывающих дорогу, выехала карета и загрохотала по опущенному подъемному мосту. Через минуту у меня за спиной послышались шаги.

– Монсеньор, графиня просит вас в зал приемов, – оповестил слуга.

Раз просят, то нужно идти. Спускаюсь на второй этаж. Шевалье Гийом уже здесь. Приехавшая женщина буквально буравит меня пытливым взглядом, пока я иду от дверей зала.

– Моя лучшая подруга герцогиня де Шеврез, – говорит хозяйка замка.

Герцогине на вид нет и сорока. Приятное, свежее, весьма молодое лицо и умные, внимательные с некоторым вызовом глаза.

– Луиза, – представляется та сама и протягивает мне руку, к которой я насколько возможно элегантно прикладываюсь губами. – Аманда, ты зря меня напугала в письме своим родственником из дикой России. Можно было бы подумать, что он медведь, а оказывается, вполне обходительный и приятный молодой человек. А если еще он и говорить умеет, то это было бы вообще выше всяких похвал.

– Умеет, – отвечаю я. – Так что все ваши высокие комплименты приму, не покраснев. Серж де Бурже. Для вас просто Серж. Вообще‑то, Луиза, первым представиться следовало бы мне, но у вас, я вижу, просто терпения не хватило этого дождаться. Приношу извинения за свою провинциальную неповоротливость.

– Поосторожней, Луиза. Серж за словом в карман не полезет, – предупреждает подругу Аманда. – Если будешь его задирать, то он тебя саму краснеть заставит.

Герцогиня звонко рассмеялась.

– Нет, мы с вами, Серж, определенно подружимся. Аманда хотя мне и подруга, но ее чрезмерная манерность подчас навевает такую скуку, что я злиться начинаю. С вами, Серж, чувствую, злиться не придется.

В зал вошел слуга.

– Граф Арман де Гиш и маркиз Пьер де Моль, – оповестил он.

Эти оба – бодрые, а по сложению довольно атлетического вида мужчины. Де Гишу лет сорок, а де Молю лет сорок пять. Хозяйка представляет нас друг другу. Оба гостя с любопытством разглядывают меня. Интересно, что это такое графиня Жуаньи написала им обо мне в своих письмах‑приглашениях? Не успели начать светскую беседу, как прибыла еще одна гостья.

– Баронесса Катрин де Бово – виконт Серж де Бурже, – представила нас Аманда.

Баронессе Катрин лет тридцать или чуть больше. Хорошенькая.

– Катрин, – предупредила Луиза, – не засматривайся на Сержа. Мы тут по делу, в котором, как говорит Аманда, Серж тоже будет участвовать. Твоя любвеобильность будет мешать.

– Луиза, – не осталась в долгу Катрин, – по этой части мне далеко до тебя. Но я так же, как и ты не путаю дело с развлечением. Ты сама учила меня холодному разуму.

– Девочки, мальчики, прошу к столу, – прервала Аманда обмен шутками между приятельницами. – Там и поговорим.

Все перешли в столовую и во главе с хозяйкой расселись в одном из концов длинного обеденного стола. Звон посуды, бренчанье вилок и ложек, плеск наливаемых напитков совсем не мешают течению разговора. Начала совсем не Аманда, как я ожидал, а Луиза.

– Вы все уже знаете об аресте Антуана. Странная история. И это притом, что при дворе не слышно ни о каких заговорах против короля. Странность еще и в том, что такой внезапный арест, похоже, не единственный. Вчера мне сообщили, что на охоте в своих владениях гвардейцами кардинала схвачен маркиз Александр де Грамон.

– Ты напрасно полагаешь, Луиза, – вставил слово Пьер де Моль, – что нет никакого заговора. По крайней мере, один заговор против короля существует постоянно.

– А, ну да, Гастон Орлеанский. Неприкосновенный братец Людовика XIII и постоянный источник козней и коварства во французском королевстве. Уже столько его друзей отправилось на плаху в результате заговоров Гастона, что всех и не упомнить. А ему все неймется. Но Антуан‑то какое может иметь к этому отношение?

– Для того чтобы быть втянутым в интриги Гастона, вовсе не обязательно иметь отношение именно к Гастону, – пояснил Арман де Гиш. – Достаточно иметь отношение к другой стороне – королю.

– Аресты без шумных и внятных обвинений, похоже, начались довольно давно, – в размышлении произнес Гийом, – и не с Парижа. По слухам, в провинциях уже не первый месяц то тут, то там что‑то такое происходит. Я вот сейчас прикинул в уме, из каких мест приходили известия, и получается, что почти из всех отдаленных и не отдаленных мест Франции.

– Значит, – заключила Аманда, – арест Антуана может оказаться лишь какой‑то мелочью в неизвестной нам чьей‑то крупной игре. Раз эта игра охватывает всё королевство. Но что это за игра?

– Тогда круг влияния сокращается до двух лиц, – подытожила Луиза, – короля и Ришелье. Король такими делами не занимается. Остается Ришелье. Но каков мотив у кардинала хватать везде и кого попало? Притом, что поддержка всей Франции нужна кардиналу в грядущей войне с гугенотами.

– Может быть, арестовывают именно потому, что война близка, – рискнул я вступить в разговор.

Все с любопытством обернулись ко мне.

– Ну‑ка, ну‑ка, Серж, – поощрительно поддержала Луиза, – что вам пришло в голову? Аманда упоминала о вашей не по годам развитой сообразительности.

– Во‑первых, и до России доходят известия о событиях во Франции. А во‑вторых, мы с вами даже из того немногого, что сказано за этим столом, можем сделать некоторые выводы. Какие факты у нас есть? Гастон Орлеанский – коварный интриган и всегда плетет заговоры против короля. Ибо сам хочет сесть на трон. Этому мешает Ришелье, который раскрыл прошлые заговоры Гастона и не исключено, что будет раскрывать новые и впредь. При этом Ришелье не меньший интриган, чем Гастон. Аресты по всему королевству может организовать только Ришелье. Возможна война с гугенотами. Таковы факты. Теперь о том, чту может из них вытекать. Гастону не стать королем, пока существует Ришелье. Значит, возможен очередной заговор Гастона уже не против короля, а против кардинала, и наверняка Ришелье это понимает. Если начнется война, то Гастон непременно воспользуется ситуацией. Войска будут далеко. Возможно, и кардинал тоже. Гастон наверняка сможет по всей Франции понемногу стянуть к себе достаточно сторонников, чтобы свергнуть короля. Или, во всяком случае, попытается это сделать. Да и в отсутствие Ришелье Гастон может разрушить всю систему защиты и сыска кардинала. Ведь она останется в Париже, а не уйдет с войсками драться с гугенотами.

– И как это может быть связано с арестами? – поинтересовалась Катрин.

– В самом деле, причем тут те, кто к Гастону Орлеанскому никакого отношения не имеет? – поддакнул ей Арман.

– Мне кажется, что Ришелье просто подстраховывается на случай войны и очередного заговора Гастона.

Аманда, у вас есть связи, родственники в доме Гастона Орлеанского или среди его преданных вассалов?

– А у кого их нет! Орлеанский дом – старейший во Франции, и нет, наверное, ни одного известного дворянского рода, который бы с Орлеанским домом не пересекался хотя бы и очень отдаленным родством, дружбой или обязательствами.

– Вот, пожалуйста, а что бы вы стали делать, Аманда, если бы кардинал поставил вас перед выбором? На одной чаше свобода и жизнь сына, а на другой – помощь кардиналу в разоблачении козней Гастона. Мне почему‑то кажется, что вы бросились бы в объезд всей страны, убеждая известных вам лиц не участвовать в заговорах Гастона Орлеанского. И, думаю, преуспели бы. Ближние родственные и дружеские связи всегда дороже очень отдаленных, хотя бы и королевских.

– Наверное, бросилась бы. Тут вы правы, Серж.

– Вряд ли кардинал подозревает вас саму, Аманда, или Антуана хоть в какой‑нибудь причастности к заговорам. Так что как только война с гугенотами будет объявлена, то предложение от Ришелье о сотрудничестве сразу же поступит. А вы не сможете от него отказаться. Таким образом, кардинал обезопасит свою жизнь, короля и Париж от посягательств Гастона Орлеанского. Причем вы, Аманда, и близкие других арестованных сделаете это лучше самого кардинала со всей его командой шпионов и убийц. Если я прав, то распространив влияние не только на вас, а и на других по всей Франции, Ришелье в любой момент может создать вокруг Гастона такую пустоту, в которой невозможен никакой заговор. Кардинал взял заложников, чтобы гарантировать чье‑то нужное послушание. С точки зрения морали ход гнусный, но очень мудрый по эффективности. Очень опасно иметь такого противника, как Ришелье. Поэтому нужно постараться избежать прямого конфликта с ним.

– А что, вполне возможная вещь, – согласилась Луиза. – Как раз в духе Ришелье. Только вот родственники арестованных – немалая сила. Могут, собравшись вместе, доставить большие неприятности кардиналу.

– Вряд ли, – ответил Арман, – тайно собраться со всей Франции не получится. Это означало бы также и заговор против короля. Ведь приказы‑то подписаны им. У Ришелье тогда будет на выбор два действия. Либо ликвидировать уже наш заговор, либо ликвидировать заключенных. Кто из близких арестованных на такое пойдет? Никто! Нет оснований думать, что жизни заключенных сейчас что‑то угрожает. Вместе с тем никто не может и утверждать, что за родственниками арестованных сейчас не установлена слежка для выяснения их намерений.

– Так что же будем делать?

– Я думаю, нужно собрать сведения в подтверждение наших догадок. Вслепую нельзя ничего предпринимать.

– Серж, а вы что думаете по этому поводу? – спросила Луиза.

– Прежде всего важно знать, все ли присутствующие и безоговорочно ли готовы на любые действия ради освобождения сына Аманды, – я обвел взглядом друзей хозяйки замка, сидящих за столом. – Все? Хорошо. Тогда я согласен, что как можно скорее нужно получить сведения в подтверждение или опровержение наших догадок. Кто за это возьмется?

– Наверное, я, – ответила Луиза. – Всё‑таки королева Анна тоже моя подруга. Хотя сам король меня и на дух не переносит! А уж о Ришелье и говорить не приходится. Он прекрасно знает, как я отношусь к его методам управления государством.

– Так, отлично. Нужно собрать все сведения о кардинале. Вам всем что‑то уже может быть понемногу известно, но сегодня это может оказаться недостаточным. Нужно выяснить все сильные и слабые места Ришелье и его подручных. Пристрастия, пороки, предпочтения, любовь, обязательства, страхи, родственные отношения. Всё как можно подробнее. Кто возьмется?

– Пожалуй, я, – не очень уверенно произнесла Катрин. – Я почти всё время во дворце как воспитательница при дочерях короля. Есть возможность прислушаться и расспросить людей. А Пьер и Арман попытаются узнать что‑нибудь в своем кругу.

Катрин вопросительно взглянула на них, и те согласно кивнули.

– Так, дальше. Ни в коем случае нам не следует искать сторонников в решении нашей проблемы. Это самый простой способ привлечь внимание Ришелье и усугубить положение. На приступ Бастилии всё равно никто не пойдет. Силой ничего хорошего не добиться. Поэтому круг заговорщиков из нас семерых увеличивать не надо. Выбор возможностей повлиять на ситуацию у нас невелик. Воевать с кардиналом Ришелье в открытую мы не можем, но можем попытаться переиграть его.

– Как?

– Интриге кардинала с арестами нужно противопоставить другую интригу, в результате которой узники будут освобождены. Здесь мне видятся два одновременных пути. Интрига против Ришелье лично, как инструмент влияния на него, а для этого мне и нужны подробные сведения о его жизни и окружении. Вторая интрига – против Гастона Орлеанского. Нужно отбить у него охоту к заговорам хотя бы на время. Такое обстоятельство должно оказаться известным Ришелье. Смысл заточения арестованных сразу теряется, и они будут отпущены. Что известно о Гастоне, мне хотелось бы услышать от вас прямо сейчас.

– Вот видите! – воскликнула Аманда. – Мне не зря описали Сержа как своего рода молодого гения по разрешению сложных ситуаций. Поэтому он здесь. И, как видите, сразу понял суть дела. А мы сами, я боюсь, наверное, бросились бы собирать армию для штурма Бастилии и сами попали бы в нее. Что же касается Гастона Орлеанского, то…

По своим апартаментам разошлись далеко за полночь. Утром за завтраком договорились, что все вместе опять соберемся в следующую пятницу. А также о том, что Пьер и Арман будут неотлучно опекать меня, как не сподобившегося в России приобщиться к французской науке фехтования и галантного поведения. Это так, для досужих любопытных. На самом деле они будут как бы моими консультантами и защитниками до завершения нашего заговора. На этом настояла Аманда при поддержке Луизы. Впрочем, Граф Арман и маркиз Пьер даже и не пытались возражать. Похоже, только одна Катрин была недовольна, что я окажусь под постоянным надзором. Что очень позабавило Луизу.

Все дамы в карете Луизы покатили в Лувр на разведку. Гийом остался в замке, а я с Пьером и Арманом в карете Аманды двинулся знакомиться со светскими и злачными местами Парижа.

– Интересно, – произнес Арман, время от времени оборачивавшийся назад, – из замка за нами никто не выезжал, а на парижскую дорогу вслед нас выбрался какой‑то всадник.

– Думаешь, ты оказался прав насчет слежки?