Перуонто. Третья забава первого дня

Перуонто, человек совершенно ни на что не годный, идет в лес собирать хворост, здесь делает доброе дело для уснувших под палящим солнцем трех юношей и в награду получает от них дар волшебства. Затем, осмеянный дочерью короля, посылает ей заклятие, чтобы она от него забеременела, что и происходит. Когда обнаруживается, что именно он является отцом, король заключает его в бочку, вместе со своей дочерью и рожденными от него детьми, и бросает в море. Но Перуонто силою своего волшебства избавляется от опасности и, превратившись в прекрасного юношу, сам становится королем.

Все были весьма обрадованы, услышав об утешении бедного принца и о наказании тех жестоких женщин. И вот, наконец, перестали судачить, потому что теперь Менеке пришла очередь продолжить разговор. И она начала рассказ так:

— Сделанное добро никогда не пропадет; кто посеет доброе дело, тот пожнет и сам доброе воздаяние; кто возделывает в себе благородство, тот соберет плоды благодарности. Благодеяние, оказанное благодарной душе, никогда не остается безответным, но производит признательность и влечет за собою награды. Это все многократно проверено человеческим опытом, и о подобном случае вы услышите в сказке, которую я сейчас расскажу.

У одной знатной женщины из Казории[58], по имени Чеккарелла, был сын, коего звали Перуонто[59], и был он самым безобразным на вид, самым ужасным тупицею, самым отъявленным балбесом, подобного которому Природа никогда не производила. По этой причине у бедной его матушки душа всегда была черна, словно тряпка, которой моют котлы. Тысячу раз на дню проклинала она колени[60], которые приняли эту мухоловку, эту бестолочь, от которой не больше было проку, чем от козла молока; и несчастная могла бы кричать, хоть вовсе не закрывая рта, но с проклятого бездельника, как говорится, кроме говна, взять было нечего.

В конце концов, после тысячи приступов бессильной ярости, после тысячи «Я что тебе говорю?» и «Я что тебе сказала?», кричавши нынче и оравши завтра, однажды она заставила-таки его пойти в лес и принести домой вязанку хвороста, с такими словами:

— Время уже и кусок проводить в добрый путь. Сбегай-ка за хворостом, да не задерживайся, набрал — и скорей назад. Затоплю печку, да приготовлю четыре кочана «протянутой» капусты[61], чтобы нам малость протянуть эту жизнь.

И вот лежебока Перуонто отправился в путь; и шел он, как приговоренный к смерти в сопровождении монахов в белых балахонах, шел так, будто по всей дороге были наложены яйца и он боялся раздавить хоть одно; шел, считая шаги, словно часовой на крепостной башне, шел тихо-тихо, медленно-медленно, потихоньку-полегоньку, вразвалочку, направляясь в сторону леса, так, будто собирался вернуться домой не раньше, чем ворон, выпущенный Ноем из ковчега[62].

Путь его лежал среди лугов, где протекала речка, которая сердито журчала и ворчала на камни за то, что они не уступают ей дорогу; и здесь он увидел трех юношей, сделавших себе ложе из травы и изголовье из камней. Как убитые, спали они под солнцем, которое, стоя в зените, палило их своими лучами.

Увидев этих бедняг, которые кипели на жаре, словно источник воды посреди раскаленной печи, пожалел их Перуонто, нарубил топором дубовых веток и устроил над ними тенистый шалаш. В это время юноши пробудились; и поскольку были они сыновьями феи, то за добрую услугу наградили Перуонто волшебным даром: теперь все, чего он ни попросит, тут же исполнялось.

Расстался Перуонто с юношами и вышел на дорогу, что вела к лесу. И там собрал он такую непомерную вязанку хвороста, что впору хоть на лебедке ее поднимать. И видя, что пустое дело — пытаться взвалить ее на спину, уселся на нее и сказал: «Вот бы хорошо, если бы вязанка меня, как конь, домой понесла». И тут же вязанка сама по себе пошла иноходью, будто конь, выращенный в конюшнях Бисиньяно[63], и донесла его до королевского дворца, выписывая на скаку фигуры невероятные.

Придворные девушки, стоявшие у окна, видя такое диво, побежали позвать Вастоллу[64], королевскую дочь; и она, появившись в окне и поглядев на пируэты охапки веток и курбеты лесного сухостоя, принялась хохотать до упаду, хотя от рожденья была столь грустна, что никто никогда прежде не видел ее смеющейся.

Перуонто, услышав, поднял голову, чтобы посмотреть, кто над ним смеется, и сказал: «Вастолла! Хочу, чтобы ты от меня забеременела!» После этих слов, пришпорив вязанку башмаками, он понесся к дому таким лихим галопом, что только треск стоял по пути. А за ним неслась толпа детей, вытаращив глаза и поднимая жуткий гвалт, так что, если бы матушка, вскочив, не побежала поскорее закрыть за сыном ворота, его насмерть закидали бы апельсинами[65]и кочанами капусты.

А Вастолла, когда у нее сначала прекратилось обычное женское, потом ей стало хотеться съесть то одного, то другого, и потом вдруг сильнее забилось сердце, поняла, что нахваталась теста[66]. Сколько было в ее силах, она таила свою беременность, но потом живот уже нельзя стало скрывать; а когда ее разнесло как бочонок, дошло и до короля. После долгой скорби, собрав советников, он сказал им:

— Вам уже известно, что Луна моей чести показала мне рога[67]; вы уже знаете, что моя драгоценная дочь запаслась чернилами, чтобы написать ими летопись моего позора, а самой сменить королевский пурпур на перья вороны[68]; вы уже осведомлены, что мое любимое дитя надуло себе пузо, чтобы голова моя раздувалась от тяжких мыслей! Итак, скажите мне хоть что-нибудь! Посоветуйте! Ибо я счел бы за лучшее вынуть из нее душу, прежде чем она выпустит на свет дрянное потомство; ибо мне по сердцу, чтобы она испытала смертные судороги прежде родовых схваток; ибо мне угодно выкорчевать ее с этого света, прежде чем она принесет сорные семена и побеги!

Советники, у которых было в обычае употреблять в пищу больше масла, чем вина[69], отвечали королю:

— Поистине, она достойна великого наказания; и из рога, что приделала она к вашему лбу, надобно сделать рукоятку для ножа, который прекратит ее жизнь. Но все-таки — нет: ибо, если убить ее сейчас, когда она беременна, из разорванной сети выскочит тот наглец, который вверг Ваше Величество в битву скорбей, вооружил вас рогом слева и рогом справа, тот мерзавец, который, чтобы научить вас политике Тиберия, заставил изучать Корнелия Тацита[70]; чтобы показать вам наяву сон бесславия, заставил пройти через двери из рога[71]! Итак, давайте, посмотрим, что за корабль выйдет из ее порта, и тогда узнаем сам корень этого оскорбления, а потом еще поразмыслим и решим, с крупинкой соли[72], что с нею сотворить.

Совет понравился королю, ибо он увидел, что они ответили рассудительно и достойно; и он поднял руку и сказал: «Итак, подождем исхода дела».

И вот, наконец, когда соизволило Небо, настал час родов. И после четырех легких схваток, с первым выдохом в бутыль, с первым возгласом повитухи[73], Вастолла выдала на колени кумы двух чудесных малышей — словно два яблока золотых.

Король, тоже беременный — гневом, призвал советников, чтобы в свою очередь родить то, что ему подобало, и сказал им:

— Вот моя дочка и разродилась; пришло, значит, время дать ей дубинкой по башке.

— Нет, Ваше Величество, — отвечали старые мудрецы. (Видно, все происходило так, чтобы, как говорится, дать время времени.) — Давайте подождем, пока дети хоть немного подрастут, чтобы мы могли определить физиономию отца.

Король, который не писал ни строчки без линейки совета, чтобы не вышло криво, пожав плечами, набрался терпения и ждал, пока мальчикам исполнится семь лет. И когда он снова созвал советников, чтобы наконец выкорчевать пень с корнями, один из них сказал ему:

— Поскольку вы еще хорошенько не расспросили вашу дочку и до сих пор не смогли дознаться, что за поддельщик подменил корону на вашем изображении[74], теперь мы, наконец, должны стереть это позорное пятно. Итак, повелите устроить великий пир, куда будет обязан прийти всякий титулованный и благородный человек из жителей города. А мы внимательно осмотрим всех сидящих за столом; и к кому дети, побуждаемые самою Природою, прильнут наиболее охотно, тот, без сомнения, и есть их отец. Тут мы его быстренько и выметем вон, как вороний помет.

Эта мысль понравилась королю, и он назначил пир, созвав на него все общество плаща и кошелька[75]. И когда гости поели, всем повелел стать в ряд и провел мимо них мальчиков. Но малыши обращали на всю эту публику не больше внимания, чем собака Александра Македонского — на кроликов[76]; так что король, видя неудачу, бормотал проклятия и кусал губы; и, хоть не было у него недостатка в обуви, отчаянно сбивал ноги о камни, ибо невыносимо тесны были ему сапоги скорби.

Тогда советники сказали:

— Успокойтесь, Ваше Величество, и послушайте. Ничего, завтра мы устроим другой пир, теперь уже не для важных особ, а для всякого мелкого народца. Поскольку женщин всегда влечет к худшему, возможно, среди точильщиков ножей, торговцев образками и галантерейщиков мы найдем виновника вашего горя, раз не обнаружили его среди кавалеров.

Эта мысль показалась королю разумной, и он повелел приготовить новое пиршество, на которое, как гласил указ, должны были явиться все: вплоть до слабоумных, до бродяг, до оборванцев, до головорезов; все молодые парни вплоть до самых дрянных и непотребных, босяки, мошенники, жулики. И вот огромная толпа народа в засаленных фартуках и с навозом, налипшим на деревянных башмаках, — все простолюдины, сколько было в городе, будто вельможные графы и князья, уселись вдоль предлинного стола и принялись за еду.

И вот Чеккарелла, услыхав про указ, стала подгонять Перуонто, чтобы шел и он на королевский праздник; и ей удалось-таки выпроводить его на пир. Но лишь только он приблизился к столу, как подбежали эти славные мальчишки и, обхватив его за шею, будто приклеились, ласкаясь к нему так, что и передать нельзя.

Король, увидев, что за боб запечен был внутри пирога[77], вырвал себе всю бороду; ибо обнаружил, что награда в розыгрыше досталась мерзейшей образине, на которую и глянуть тошно: мало того что у Перуонто голова была сшита из тряпок[78], Природа наградила его совиными глазищами, носом попугая, ртом карнавальной маски; он был бос и в рванье; так что, даже не советуясь с доктором Фьораванте[79], можно было все понять о нем с первого взгляда.

И вот, тяжко вздохнув, король горестно изрек:

— Как могла эта свинья, эта шлюха, которую считали моей дочерью, влюбиться в такое чудище морское? Где умудрилась она спознаться с этим мохноногим животным? Ах, мерзкая, лживая, слепая — что за «Метаморфозы» Овидиевы она устроила! Превратиться в корову[80]ради грязного кабана, чтобы меня, в свою очередь, на весь мир выставить рогатым козлом! Но чего еще ждем? Что еще раздумываем? Пусть теперь понесет кару, которую вы назначите; и гоните ее прочь с моих глаз, ибо утроба моя не переваривает ее больше!

И советники, вновь собравшись на совещание, приговорили: и саму Вастоллу, и злодея, и их детей забить в бочку и бросить в море, чтобы подвести под их жизнью последнюю черту, не оскверняя рук презренной кровью.

Как только вынесен был приговор, немедленно принесли бочку, куда посадили всех четверых; но еще прежде чем ее закрыли, девушки из свиты Вастоллы, плача и рыдая о своей госпоже, опустили внутрь корзинку с сушеным виноградом и фигами, чтобы она могла протянуть в бочке хоть немного. Бочку забили, выкатили прочь и бросили в море, и вот поплыла она, куда ветер гнал и волны несли.

И тогда Вастолла стала говорить Перуонто, проливая из очей реки слез и горестно стеная:

— О, что за лютая судьба нам досталась — иметь вместо гроба Вакхову люльку! О, если б я знала, кто посмеет так надругаться над моим телом, чтобы загнать меня в эту бочку! Скажи мне, о, скажи мне, жестокий человек, какое чародейство ты сотворил, каким волшебным прутиком, чтобы уморить меня в этой бочке! Скажи мне, о, скажи, какой дьявол помог тебе просунуть мне в живот невидимую трубочку, чтобы в последний мой час я не видела просвета в этой проклятой дыре!

Тогда Перуонто, в котором неожиданно проснулись повадки торговца, ей отвечает:

— Я скажу, коль ты в награду

дашь мне фиг и винограда.

Вастолла, желая хоть что-то из него выудить, дала ему по горсти того и другого. И он, набив полный рот и еще продолжая жевать, рассказал ей все по порядку: как вышло у него с теми тремя юношами, потом с вязанкой хвороста и, наконец, — у нее под окошком; как за то, что она надрывала живот, потешаясь над ним, он и надул ей живот.

Услышав это, бедная женщина приободрилась сердцем и сказала Перуонто:

— Брат мой, но зачем же нам тогда испускать дух в бочке? Почему бы тебе не сказать, чтобы эта лодка скорби превратилась в прекрасный корабль, на котором мы избавимся от беды и приплывем в счастливую гавань?

А Перуонто отвечает:

— Я скажу, коль ты в награду

дашь мне фиг и винограда.

И Вастолла с готовностью наполнила ему рот. Как рыбачка на карнавале, нанизывая на крючок сушеные виноградины и смоквы, она выуживала из него свежие слова.

И как только Перуонто сказал то, что хотела Вастолла, бочка превратилась в корабль со всеми снастями, нужными для плавания, с капитаном и матросами. И каждый был при деле: кто тянет шкот, кто сматывает тросы, кто держит руку на штурвале, кто паруса направляет, кто на мачту лезет, кто кричит: «Ad orza!», кто кричит: «A poggia!»[81], кто в горн трубит, кто фитиль у пушки запаливает: один одно, другой другое делает.

Теперь Вастолла, сидя в корабле, плыла среди моря наслаждения, — а настал уже час, когда Луна захотела поиграть с Солнцем в «Ты ушел и пришел, а местечка не нашел», — и вот, говорит она Перуонто:

— Милый мой мальчик, а не сделаешь ли ты, чтобы наш корабль стал прекрасным дворцом? И тогда нам будет еще уютнее. Ведь знаешь, как люди говорят: «Море хвали, да держись земли».

На что Перуонто опять отвечает:

— Я скажу, коль ты в награду

дашь мне фиг и винограда.

И она тут же все ему дала. Пережевывая ягоды, Перуонто сотворил и эту милость: сказал слово, и в тот же миг корабль пристал к берегу и обернулся великолепным дворцом, что снабжен был всем необходимым до последней мелочи и настолько полон мебели и всякой роскоши, что нечего больше и желать.

Вастолла, которая еще недавно не ценила свою жизнь и в три кавалло, теперь не поменялась бы местом и с первой госпожой в мире, видя себя окруженной безмерным изобилием и всевозможной обслугой, подобно королеве. И вот, желая поставить печать под списком своих благих приобретений, она попросила Перуонто получить новую милость: стать красивым и благовоспитанным, чтобы им было впору вместе наслаждаться всеми этими радостями; ибо хоть и говорит пословица, что «лучше муженек трубочист, чем дружок император», однако сейчас ей казалось самой большой удачей на свете, если бы он сменил внешность.

А Перуонто ей отвечает все с тем же припевом:

— Я скажу, коль ты в награду

дашь мне фиг и винограда.

Вастолла сейчас же вытащила чудесное лекарство винограда, вкупе со слабительным из смокв, чтобы излечить словесный запор Перуонто; и, только промолвив слово, он превратился из чучела в красавчика-щеголя, из страшилища — в Нарцисса, из маски сатира — в ангельскую головку. Увидев это, Вастолла, не помня себя от радости и стиснув Перуонто в объятиях, словно прекрасный плод, выдавила сок величайшего наслаждения.

Тем временем король, который с самого дня казни был еле жив от горя, отправился на охоту, послушав придворных, ибо они уговаривали его хоть как-то развлечься. И вот вдалеке от города застигла его ночь; и увидев свет, что светил из окон того дворца, он послал слугу спросить, не примут ли его хозяева. И пришел ему от хозяев ответ, что у них во дворце он сможет не только опрокинуть стаканчик, но и опорожнить утром ночную вазу. Король тут же поскакал туда, поднялся по лестницам, прошел в комнаты, но не обнаружил ни одной живой души, кроме двух милых мальчуганов, которые сновали вокруг него и приговаривали: «Дедушка, дедушка!»

Изумленный, пораженный, ошеломленный, король чувствовал себя будто во власти волшебных чар. В изнеможении усевшись за стол, он видел, как незримые руки расстилали перед ним фламандские скатерти, подавали блюда, полные всякой всячины. Он ел и пил подлинно по-королевски, и все это время с ним были только те два мальчика. И пока он вкушал все яства и пития, ни на минуту не умолкали гитары и тамбурины, чья музыка пробирала его до самых пяток. А когда отужинал, появилось ложе, блистающее золотом, куда он, стянув сапоги, улегся спать. И вся его свита, напитавшись досыта за множеством других столов, расставленных в иных комнатах дворца, расположилась на приятный ночлег.

И вот настало утро, и король, собираясь в путь, захотел взять с собою и обоих мальчиков, настолько они пришлись ему по сердцу; но тут появилась Вастолла с мужем; припав к ногам отца, она просила его о прощении, рассказав ему о своей счастливой судьбе. И тогда король, видя себя безмерно богатым — с любимой дочерью, драгоценными внуками и зятем-волшебником, — заключил их всех в объятия и, нагруженный этими сокровищами, вернулся в город, где на много дней устроил великий праздник, признав, вопреки прежним своим решениям, что

человек предполагает, а Бог располагает.

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru

Оставить отзыв о книге

Все книги автора

[1]Все трое — современники Базиле. Караваджо и Рибера работали в Неаполе в его время; скорее всего, он лично знал и одного, и другого.

[2]Первые поселения греков в Италии, основанные еще в VIII в. до н. э. — Питекуса и Кумы, — находятся недалеко от Неаполя. Сам Неаполь ведет свою историю с V в. до н. э. Кварталы его исторического центра сохранили первоначальную античную планировку.

[3]Т. е. обвиняемых подвешивали за руки и пытали прямо на глазах у прохожих.

[4]Прием младенцев в «Аннунциате» продолжался вплоть до 1980 г. Едва ли не самая распространенная фамилия в городе — Эспозито, что буквально означает «выложенный»: оставляя младенцев, женщины выкладывали их на встроенную в дверной проем вращающуюся полку. Одна из тех фамилий, по которым неаполитанца можно безошибочно узнать в любой стране, будь он даже звездой канадского хоккея.

[5]Кампанелла посещал какое-то время «Академию бездельников»; его труды даже издавались в Неаполе. Бруно был связан дружбой со старейшими членами академии — Дж. Б. де ла Порта и Дж. Б. Марино.

[6]«Vedi Napoli е poi muori», что надо переводить скорее так: «Вот увидишь Неаполь, а уж потом помирай».

[7]Lazzarone — бездомный нищий.

[8]Название переводится как «Мохнатая долина». (Здесь и далее — прим. перев.)

[9]Танцы на ходулях — увлекательное и очень красивое зрелище, своеобразно передающее дух и эстетику итальянского барокко.

[10]Имена и прозвища рыночных комедиантов.

[11]Лекарь на все случаи жизни, персонаж городских анекдотов.

[12]Первый день мая, праздник весеннего обновления природы, эротики и любовной магии, отмечался веселыми гуляниями молодежи.

[13]В Неаполе проституток регистрировали в специальной книге, обязывая ежемесячно вносить в городскую казну по два карлина.

[14]Сильвио — герой поэмы Дж. Б. Гварини «Верный пастух», из которой приведена цитата. Публично заголиться в знак крайнего презрения к обидчику — такое бывало не только в старой Италии. В. Розанов наблюдал точно такую сцену на петербургской улице в 1910-е гг.

[15]Буквально переводится как «Круглое поле». Для придания юмористически-сказочного колорита автор дает вымышленным государствам названия, типичные для деревень.

[16]Овидий в «Метаморфозах» передает легенду о том, что нимфа Эгерия, оплакивая римского царя Нуму Помпилия, обратилась в ручей.

[17]Старший, независимо от пола, делает девочке или девушке комплименты. У итальянцев это принято и считается особенно уместным при знакомстве.

[18]Пьеса Плавта «Два Менехма», приспособленная к реалиям эпохи, под названием «Близнецы», входила в репертуар народных артистических трупп.

[19]Снова аллюзия на «Метаморфозы» Овидия: Ио, обращенная в телку, была похищена Меркурием, который обманул ее сторожа — стоглазого великана Аргуса.

[20]Базиле постоянно издевается над «чернотой» служанки. Возможно, имеется в виду ее происхождение от так называемых морисков — потомков испанских арабов. После массового изгнания морисков из Испании на рубеже XVI и XVII веков их число в Неаполе резко выросло, что могло вызывать раздражение коренных жителей.

[21]Прозвища знаменитых народных певцов Неаполя, современников Базиле. Буквально означают: «Кум Белый», «Певчий дрозд» и «Могучий Слепец». Королем птиц назван Орфей в поэме Дж. Ч. Кортезе «Вайяссоида». Базиле — видный член городского литературного сообщества — регулярно отсылает читателя к произведениям местных авторов.

[22]В XVI и XVII веках испанские владения в Америке официально назывались Индиями.

[23]Серебряный карлин равнялся по стоимости 120 медным монетам, называемым кавалло («конь»). Кавалло был самой мелкой неаполитанской монетой.

[24]Вергилий в «Энеиде» описывает, как Дидона с наслаждением наблюдала черты любимого ею Энея в лице его юного сына Аскания.

[25]Считалось, что, если беременная вынуждена подавлять в себе какое-то особенно большое желание, оно перейдет потом к ребенку в виде нездоровой склонности.

[26]Типы безобразия и уродства были широко представлены в городской комедии. Примечательно, однако, что сказительницы со столь неприятными обличьями и прозвищами, сами того не зная, выступают союзницами и помощницами Зозы в ее справедливой борьбе за свое счастье. Их сказки постепенно приводят самозванку к разоблачению.

[27]«Фонтаном школы придворных» Базиле издевательски называет, конечно, саму служанку.

[28]Представление об орках в итальянском фольклоре восходит к древней италийской и этрусской мифологии, где именем Orcus назывался бог подземного царства. Орки — уродливые фантастические существа, обитатели подземелий и пещер, склонные к людоедству и другим злым делам.

[29]Знаменитый рассказчик, выступавший перед народом в Венеции, на площади Сан-Марко, в годы, когда Базиле служил в войсках Венецианской республики.

[30]Граф из окружения императора Карла Великого, павший в битве с арабами, герой знаменитой «Песни о Роланде», а также ренессансных поэм «Неистовый Роланд» Лодовико Ариосто, «Орландино» Фоленго и др.

[31]Георгий Кастриот, последний правитель независимой Албании, в 1450— 1460-е гг. успешно сопротивлявшийся турецкой агрессии. Турки называли его Искандер-беем, в Европе это прозвище переделали в Скандербег.

[32]В иерархии средневековых городских цехов ведущее место занимали цеха «четырех благородных искусств».

[33]Неаполитанские домохозяйки вплоть до конца XVIII века выливали содержимое ночных горшков в море. Чтобы не загрязнять воды залива в течение всего дня, гражданам предписывалось проделывать эту операцию единожды в сутки, ранним утром. Большим спросом пользовался специальный мочевой песок, впитывавший нечистоты и ослаблявший их запах.

[34]Античная басня «Осел и лира» до сих пор входит во все элементарные учебники латыни.

[35]Сыр из молока буйволицы, изготавливается в форме крупных шариков.

[36]Заседания в неаполитанском суде времен испанского владычества, не исключая дел и по мелким правонарушениям, предварялись торжественным сигналом трубы.

[37]«У него горох в голове», — говорят о глупом человеке.

[38]В оригинале пословица звучит так: «Слова — женщины, а дела — мужчины». Parola (слово) имеет женский род, a fatto (дело) — мужской.

[39]Капуста брокколи с мелкими кочешками, которые тушат целиком.

[40]С раннего Средневековья вплоть до 2-й половины XIX в. разбойные нападения на горных дорогах были обычным явлением в Южной Италии.

[41]Торнезе — мелкая монета; равнялась шести кавалло.

[42]Названия детских игр.

[43]Кельтские легенды о фее Моргане (итал. fata Morgana) в Средние века перешли в итальянский фольклор, а отсюда — в поэзию (Торквато Тассо).

[44]Богиня Кипрская — Венера. Креуса — имя нескольких персонажей античной мифологии и литературы. В частности, так звалась невеста Ясона, погубленная ревностью Медеи. У Вергилия Креуса — жена Энея. Фьорелла — героиня популярной в XVII веке книжки «История о Марко и Фьорелле».

[45]Местность в Тоскане, на берегу Тирренского моря, где в большом количестве встречались изумруды.

[46]Сравнения из сферы карточных игр увлекают Базиле не меньше, чем кулинарные ассоциации.

[47]Заживляющий пластырь делали из смешения яичного белка, розового масла и живицы.

[48]Печеночник, съедобный гриб с красной мякотью, богатой витаминами.

[49]Покинешь.

[50]В оригинале: leiestre — зарегистрированные, записанные. Одно из названий проституток.

[51]В подлиннике игра слов: быть рассеянной (distratta), т. е. невнимательной — и быть рассеянной, т. е. растерзанной на части.

[52]В подлиннике здесь стоит рифмованное двустишие с использованием выражений из карточной игры.

[53]Кола — сокращенная форма имени Никола; маркьоне — маркиз. Сына короля зовут именем в уменьшительной форме (что невозможно в реальной жизни), не принцем, а маркизом (каких в одном Неаполе были десятки семей), вероятно, с той же целью, с какой автор дает сказочным королевствам названия, характерные для деревень: реальность, чтобы стать «понарошку», должна как бы уменьшиться в размерах. В неаполитанском уличном театре Дон Никола — персонаж, представляющий тип благородного жениха-страдальца.

[54]Род ветчины; изготавливается из сырого свиного окорока. При длительном хранении на срезе меняет цвет с ярко-красного на серый.

[55]Базиле не упускает случая слегка подтрунить над иноземными властителями Неаполя.

[56]Железная лампа, которую можно было в случае надобности закрыть, не погашая свечи.

[57]Тифон — греческое наименование египетского злого бога Сета, который растерзал на части тело убитого им Осириса.

[58]Селение неаполитанской округи. «Знатной» Чеккареллу можно назвать лишь в качестве горькой шутки.

[59]Любопытно, что норвежский собрат нашего героя носит имя, весьма похожее по звучанию, — Пер Гюнт. Не восходят ли оба сказочных персонажа к одному древнему прототипу? Северный сюжет мог быть занесен в Италию норманнами в XI–XII вв.

[60]Женщина в старой Италии рожала, сидя на табурете, поддерживаемая сзади повитухой; поэтому ребенок выходил на колени. Впрочем, кума тоже принимала ребенка на колени, так что остается не вполне понятным, кого проклинала Чеккарелла (ср. сетования Мазеллы в «Сказке про орка»).

[61]Капуста «протянутая» (trascinata) — слегка обжаренная.

[62]Ворон, которого Ной во время потопа выпустил из ковчега, чтобы узнать, далеко ли земля, не возвращался до самого окончания потопа. (Быт. 8:7, по Септуагинте; в Синодальном переводе иначе).

[63]Неаполитанская аристократическая фамилия, занимавшаяся разведением ценных пород верховых лошадей.

[64]Уменьшительная диалектная форма имени Виттория.

[65]Апельсины-дички в Центральной и Южной Италии повсеместно растут на улицах.

[66]То есть забеременела.

[67]«Рога» были метафорой позора не только применительно к мужу, которому изменила жена, но и к отцу, чья дочь не соблюла девство до брака.

[68]В оригинале игра слов: croneche (хроники) и corneche, шуточное слово, производное от corno (рог) — и от cornacchia (ворона — так называют распутную женщину). Перевод вольный.

[69]То есть не были склонны к поспешным и неосторожным решениям.

[70]Император Тиберий сослал на остров и заморил там смертью Агриппину — вдову своего сына Германика, а еще прежде того довел до смерти Юлию — свою неверную жену. Корнелий Тацит рассказывает об этом в первой и шестой книгах «Анналов».

[71]О «дверях сна» говорит Вергилий в «Энеиде» (кн. VI, 893).

[72]С крупинкой соли (лат. «cum grano salis») — то есть осторожно, с осмотрительностью. Выражение восходит к Плинию Старшему, который советовал принимать противоядия «с крупинкой соли» во избежание нежелательных побочных эффектов.

[73]Роженице давали дышать в бутылку: считалось, что это приносит облегчение. Повитуха успокаивала и ободряла ее.

[74]Изображением короля советник, вероятно, называет его дочь. Поддельщик, то есть предполагаемый любовник принцессы, подменил корону на изображении — значит лишил королевну ее достоинства.

[75]Лиц знатного происхождения и больших богачей.

[76]Анекдот, переданный Плинием Старшим: собака Александра на охоте не стала бороться с кабаном и медведем, ибо это были слишком слабые для нее противники; она ждала льва и слона.

[77]Боб, запеченный внутри пирога — угощение и розыгрыш для детей на праздник Крещения, — старинная традиция нескольких европейских народов.

[78]То есть ума было столько же, сколько у тряпичной куклы.

[79]Болонский медик XVI в., автор знаменитых книг по медицине.

[80]Намек на историю Ио, дочери царя Инаха, превращенной в корову по воле Геры. Овидий перенес ее в свои «Метаморфозы» из греческой мифологии и драматургии.

[81]Команды при вождении судна с косым (так называемым латинским) парусом, означающие поворот паруса то в сторону, противоположную направлению ветра, то по ветру.