Стихотворение, написанное давным-давно

Пятнадцать мальчиков,

а может быть, и больше,

а может быть, и меньше, чем пятнадцать,

испуганными голосами мне говорили:

«Пойдем в кино или в музей

изобразительных искусств».

Я отвечала им примерно вот что:

«Мне некогда».

Пятнадцать мальчиков

дарили мне подснежники.

Пятнадцать мальчиков мне говорили:

«Я никогда тебя не разлюблю».

Я отвечала им примерно вот что:

«Посмотрим».

Пятнадцать мальчиков

теперь живут спокойно.

Они исполнили тяжелую повинность

подснежников, отчаянья и писем.

Их любят девушки — иные красивее, чем я,

иные некрасивей.

Пятнадцать мальчиков

преувеличенно свободно,

а подчас злорадно

приветствуют меня при встрече,

приветствуют во мне при встрече

свое освобождение,

нормальный сон и пищу…

Напрасно ты идешь, последний мальчик.

Поставлю я твои подснежники в стакан,

и коренастые их стебли обрастут

серебряными пузырьками.

Но, видишь ли, и ты меня разлюбишь,

и, победив себя, ты будешь говорить

со мной надменно,

как будто победил меня,

а я пойду по улице, по улице…

* * *

Моя машинка — не моя.

Мне подарил ее коллега,

которому она мала,

а мне как раз, но я жалела

ее за то, что человек

обрек ее своим повадкам,

и, сделавшись живей, чем вещь,

она страдала, став подарком.

Скучал и бунтовал зверек,

неприрученный нрав насупив,

и отвергал как лишний слог

высокопарнейший мой суффикс.

Пришелец из судьбы чужой

переиначивал мой почерк,

меня неведомой душой

отяготив, но и упрочив.

Снесла я произвол благой

и сделаюсь судьбой моею —

всегда желать, чтоб мой глагол

был проще, чем сказать умею.

Пока в себе не ощутишь

последней простоты насущность,

слова твои — пустая тишь,

зачем ее слагать и слушать?

Какое слово предпочесть

словам, их грешному излишку —

не знаю, но всего, что есть,

упор и понуканье слышу.