Этнические стереотипы и процесс стереотипизации

Среди наиболее существенных свойств этнических стереотипов выделяют их эмоционально-оценочный характер. Начиная с Липпмана, в социальной психологии долгое время акцент делался именно на эмоциональных аспектах стереотипов. Но с середины 50-х гг. под прямым влиянием идей когнитивизма исследователи начинают все более пристальное внимание обращать на их когнитивный компонент. Однако выделение стереотипа исключительно в когнитивную сферу, отрицание его эмоционально-оценочной окраски нам представляется неправомерным. Даже описание черт заряжено оценкой: явно или скрыто она присутствует в стереотипах, необходимо только учитывать систему ценностей группы, среди членов которой они распространены.

Например, в книге НА. Ерофеева «Туманный Альбион» приведены многочисленные примеры высказываний русской прессы XIX века о присущих англичанам практицизме, деловой энергии, расчетливости, стремлении к прибыли. Но высказывания эти не только не содержат в себе одобрительной оценки, но даже не нейтральны. Для русского дворянского общества того времени практицизм означал поглощенность низменными заботами в ущерб более высоким идеальным ценностям (Ерофеев, 1982).

Другим важным свойством этнических стереотипов считается устойчивость и даже ригидность к новой информации. Действительно, стереотипы достаточно стабильны, что не раз подтверждалось в эмпирических исследованиях. Яркий пример — содержание этнических стереотипов у трех поколений студентов Принстонского университета США (1933, 1950 и 1969 гг.), которое в целом не слишком изменилось.

Но устойчивость стереотипов все-таки относительна: при изменении отношений между группами или при поступлении новой информации их содержание и даже направленность могут изменяться. Так, у принстонских студентов после второй мировой войны в негативную сторону изменились стереотипы немцев и японцев.

А согласно результатам исследования середины 90-х гг., в котором принимал участие один из авторов, московские старшеклассники стали приписывать русским характеристики, входящие в категорию «отношение к себе» — чувство собственного достоинства и гордость. Добавим, что эти качества присутствовали и в их образе «Я», иными словами, подростки через них идентифицировали себя со своим народом. Эти данные позволяют предположить, что коренные изменения, происходящие в российском обществе, способствуют большей, чем в предыдущих поколениях советских людей, ориентированности современных подростков на личность, на ценности индивидуалистического общества и — в свою очередь — быстрой трансформации их этнических автостереотипов (Андреева и др., 1997).

Но стереотипы могут трансформироваться и постепенно. Интересное предположение о причинах вхождения новой черты в представление об англичанах, сложившееся в русском обществе к середине XIX века, делает Ерофеев. В XVIII веке англичанин рисовался как человек безупречно честный, порядочный и религиозный, чему способствовало убеждение в высоком нравственном уровне английской литературы. В XIX веке информация об Англии становится более многообразной, и идеализированный образ англичанина постепенно тускнеет. С точки зрения морали, его уже нет возможности выделить в лучшую сторону по сравнению с представителями других народов: «Оба эти образа явно противоречили друг другу, отсюда — стремление как-то их примирить. Вероятно, этим и объясняется появление нового мотива в оценке англичан: их начинают обвинять в лицемерии. Ход мыслей был примерно таков: этому народу человеческие пороки свойственны не в меньшей степени, чем другим, но в отличие от остальных они умело их скрывают под личиной религиозности и благопристойности. В середине XIX века мнение об английском ханжестве получило довольно широкое распространение, внося существенную поправку в этнический стереотип» (Ерофеев, 1982.-С. 231).

Еще одно свойство социальных стереотипов входит почти во все определения — согласованность, т.е. высокая степень единства представлений среди членов стереотипизирующей группы. Социальными, в том числе и этническими, стереотипами, можно считать лишь представления, разделяемые достаточно большим числом индивидов в пределах социальных общностей. Существуют даже попытки выделения не совпадающих с социальными индивидуальных стереотипов, когда индивидом «... на основе ограниченной информации об отдельных представителях каких-либо этнических групп строятся предвзятые выводы относительно всей группы» (Андреева, 1996. - С. 129).

Но согласованность стереотипов — это вовсе не их тождественность. Стереотипы — это типичные представления членов группы о социальном объекте, что не означает их полного тождества у отдельных индивидов или осознания всеми представителями группы в одинаковой степени.

Социальными психологами предпринимались попытки выделить и другие свойства стереотипов: сложность, дифференцированность, иерархичность структуры и целый ряд других параметров, частично пересекающихся с уже перечисленными. Но с самыми серьезными проблемами исследователи сталкиваются при попытках выявить степень истинности стереотипов.

У. Липпман считал неточность и даже ложность одной из важнейших характеристик социальных стереотипов. В дальнейшем стереотипы получали не менее нелестные характеристики и интерпретировались как прямая дезинформация, совокупность мифических представлений и т.п. Ложность настолько прочно стала ассоциироваться с понятием «стереотип», что был даже предложен новый термин «социотип» для обозначения стандартного, но истинного знания о социальной группе.

Лишь начиная с 50-х гг. получила распространение гипотеза о наличии в стереотипе некоего зерна истины. В наши дни уже не вызывает сомнений, что социальные стереотипы вовсе не сводятся к совокупности мифических представлений. Большинство современных исследователей определяют социальный стереотип как образ социального объекта, а не просто как мнение об этом объекте, никак не обусловленное объективными характеристиками последнего и всецело зависящее от воспринимающего (стереотипизирующего) субъекта. А как отмечал А.Н. Леонтьев, образ может быть более адекватным или менее адекватным, более или менее полным, иногда даже ложным, но мы всегда его «вычерпываем» из реальности (Леонтьев, 1983. — С. 255). Так и этнические стереотипы — образы этнических общностей — отражают, пусть и в искаженном или трансформированном виде, объективную реальность: свойства двух взаимодействующих групп и отношения между ними.

Итак, этнические стереотипы отражают реальные особенности стереотипизируемой группы. Исследователи установили, что в стереотипах мы встретимся с более высоким удельным весом реальных черт:

- если существует единодушное мнение между двумя группами относительно черт третьей;

- если между двумя группами существуют глубокие и длительные контакты;

- если наличествует согласованность между восприятием группы самой себя и ее восприятием другой группой.

Наверняка, есть зерно истины в том, что американцы конкурентны, патриотичны, независимы и эмоциональны, если эти качества считают типично американскими и они сами, и русские испытуемые проведенного одним из авторов совместно с американскими коллегами исследования (Stephan et al, 1993).

Свойства, приписываемые другим, отражают, хотя и косвенным образом, особенности группы, в которой распространены стереотипы. Так как другие народы воспринимаются через сравнение с собственным, мексиканцы могут оценивать русских как сдержанных и замкнутых, а шведы — как эмоциональных и оживленных. Сами русские в нескольких исследованиях приписывали общительность и раскованность разным народам: американцам, которые далеко не всегда включают эти черты в автостереотип, и финнам, в автостереотип которых входят противоположные черты. Вполне вероятно, что русские особо выделяют эти качества у других народов из-за восприятия своих соотечественников как зажатых и недостаточно общительных.

То, что реальные межэтнические отношения оказывают влияние на стереотипы, не требует особых доказательств. Именно от характера отношений — сотрудничества или соперничества, доминирования или подчинения — зависят основные измерения стереотипов — содержание, направленность (общее измерение благоприятности) и степень благоприятности, а в конечном счете — степень их истинности.

В случае конфликта между группами строятся их полярные образы, когда себе приписываются только позитивные качества, а врагам — противоположные негативные. Такие стереотипы являются эмпирическим индикатором межгрупповой дифференциации в форме противопоставления, в них отражается этническая гиперидентичность. Наиболее ярко противопоставление проявляется в феномене неоднократно описанного зеркального образа, когда члены двух конфликтующих групп приписывают идентичные положительные черты себе, а идентичные пороки — соперникам. Своя группа воспринимается как высокоморальная, и ее действия объясняются альтруистическими мотивами, а чужая группа — как империя зла, преследующая свои эгоистические интересы. Именно этот феномен был обнаружен в период холодной войны во взаимных стереотипах американцев и русских.

Тенденция к межэтническому противопоставлению может проявляться и в более сглаженной форме, когда практически тождественные по смыслу качества оцениваются по-разному в зависимости от того, приписываются ли они своей или чужой группе. Для подержания позитивной этнической идентичности люди выбирают позитивный ярлык, когда описывают черту, присущую своей группе, и негативный ярлык — при описании той же черты чужой группы: американцы воспринимают себя как дружелюбных и раскованных, а англичане считают их назойливыми и развязными. И наоборот — англичане полагают, что им присущи сдержанность и уважение прав других людей, а американцы называют англичан холодными снобами (Stephan, Stephan, 1996).

Этноцентристские тенденции могут быть сглажены еще в большей степени, тогда дифференциация осуществляется в форме сопоставления двух групп и проявляется через построение взаимодополняющих образов, когда ни одно из качеств не только не повторяется, но все они принадлежат к разным бинарным оппозициям.

Достаточно явно выраженной оказалась тенденция к сопоставлению типичного финна и типичного русского, проявившаяся в построении их взаимодополняющих образов, в исследовании московских старшеклассников, проведенном в середине 90-х гг. (Андреева и др., 1997). Финны, по мнению респондентов, обладают независимостью, стремлением к успеху, деловитостью, предприимчивостью, добросовестностью, аккуратностью, бережливостью, т.е. качествами, являющимися основой протестантской этики и высоко ценимыми в западном индивидуалистическом обществе.

Если образ финна не содержит ни одной коммуникативной черты, то своих соотечественников школьники воспринимают прежде всего как гостеприимных, общительных, отзывчивых, щедрых, обладающих чувством юмора. Кроме того, в автостереотипе обнаружены качества, позволяющие русским выживать в ситуации социальных, политических и экономических кризисов — выносливость, терпение и сила.

Образ финна можно охарактеризовать как положительный, так как в нем не содержится ни одной отрицательной черты, но это образ работающей машины, а не живого человека. В то же время по отношению к собственной группе — особенно к деловым качествам соотечественников — респонденты проявили определенную критичность. Однако это вовсе не свидетельствует о явной утере современными старшеклассниками позитивной этнической идентичности. Во-первых, необходимо учитывать критичность молодежи по отношению к своей группе как возрастную особенность. Во-вторых, «самое несвойственное русскому человеку занятие — это хвалить себя как русского человека» (Аверинцев, 1988. — С. 32). В-третьих, респонденты даже продемонстрировали этноцентризм, что обнаружилось при сравнении полученных данных с результатами ранжирования качеств, воспринимаемых старшеклассниками как позитивные. Многие позитивные черты, приписываемые финнам, прежде всего деловые характеристики, оказались в нижней части иерархии личностных черт как ценностей. А типичному русскому в основном приписывались наиболее социально желательные коммуникативные и гуманистические свойства.

Результаты данного исследования интересны еще и тем, что продемонстрировали зависимость содержания этнических стереотипов, а следовательно, возможность с их помощью поддерживать позитивную этническую идентичность от восприятия старшеклассниками современной ситуации в России как стабильной или нестабильной.

В двух группах подростков — сензитивных (условное название «нестабильные») и несензитивных (условное название «стабильные») к факту социальной нестабильности — обнаружены значимые различия между образом «Я» и образом финна и не обнаружено значимых различий между образом «Я» и образом русского. Иными словами, и «стабильные» и «нестабильные» сохраняют идентичность со своей группой. При этом «нестабильные» приписывают себе — кроме общих со «стабильными» — качества, вошедшие в их автостереотип: лень, щедрость, терпение, гордость и эмоциональность. А у «стабильных» среди качеств, отличающих их от другой группы, фигурируют черты, характерные, с их точки зрения, для типичного финна: трудолюбие, аккуратность, независимость и добросовестность.

Эти результаты позволяют предположить, что старшеклассники, воспринимающие современную российскую ситуацию как стабильную, успешно адаптировались к нынешним условиям жизни. По-видимому, свои успехи они склонны объяснять внутренними личностными причинами — качествами, которые они приписывают уверенному в себе, деловитому человеку цивилизованного Запада, олицетворяемому в данном исследовании типичным финном. Но это вовсе не мешает им воспринимать русского человека патриотичным, сильным и, как в старые добрые времена, вовсе не озлобленным, а отзывчивым, т.е. сохранять позитивный образ своей этнической группы, и идентифицироваться с ней, используя положительные и высоко ценимые в русском народе качества.

Подростки, воспринимающие современную ситуацию как нестабильную, адаптированы в российском обществе хуже и, видимо, склонны объяснять это своими типично русскими качествами — ленью, отсутствием деловитости и добросовестности. Они идентифицируются со своей этнической группой, но склонны более снисходительно относиться к себе, чем к своей группе, которой приписывают озлобленность и — чаще всего — злоупотребление алкоголем (это качество отметили 75,9% «нестабильных» и 50% — «стабильных»). Восприятие ситуации в обществе как нестабильной явно способствует наметившейся тенденции к разрушению позитивного автостереотипа и формированию негативной этнической идентичности.

До сегодняшнего дня в обыденном сознании и в средствах массовой коммуникации о стереотипах весьма распространено мнение как об исключительно негативном явлении. Во многом это связано с тем, что в мировой науке чаще всего изучались негативные стереотипы подвергавшихся дискриминации этнических меньшинств, например афроамериканцев, выходцев из Мексики и Пуэрто-Рико в США. Отсюда и отождествление стереотипов с когнитивным компонентом предубеждений, а процесса стереотипизации — с безнравственной формой познания.

Но совершенно прав B.C. Агеев, подчеркивающий, что необходимо «четкое различение между социальными стереотипами как социальным явлением и стереотипизацией как психологическим процессом» (Агеев, 1987. — С. 177). В социальной психологии последних десятилетий стереотипизация стала рассматриваться как рациональная форма познания, как частый случай более универсального процесса категоризации: действительно, стереотипы — почти неизбежное последствие категоризации. Создавая социальные категории, мы фокусируемся на характеристиках, благодаря которым люди, принадлежащие к этой категории, похожи друг на друга и отличаются других людей» (Stephan, Stephan, 1996, p. 7). Однако стереотипизация не тождественна категоризации. во-первых, стереотипизация все-таки не абсолютно неизбежное последствие категоризации: мы можем идентифицировать индивида — на основе объективных свойств — как члена категории, но не приписывать ему ни одного стереотипного качества. Человека могут категоризовать как русского, так как он родился от русских родителей и живет в России, но воспринимать нетипичным, нестереотипным русским. Во-вторых, следует учитывать, что стереотипизация есть последствие категоризации социальных объектов, которая, по мнению А Тэшфела, отличаётся от категоризации объектов физического мира воздействием на нее отношений между группами (Tajfel, 1981 в), настаивая на этом, британский исследователь выделяет социальные функции стереотипизации, не отрицая и индивидуальных функций, предложенных еще Липпманом.

Нам представляется логичным — в развитие идей, выдвинутых Тэшфелом, — разделить функции стереотипизации на психологические, социально-психологические и социальные. Объективно необходимыми и полезными психологическими функциями стереотипизации являются: а) упрощение и систематизация обильной и сложной информации, получаемой человеком из окружающей среды; б) сохранение и защита ценностей индивида.

Основная социально-психологическая функции стереотипизации — межгрупповая дифференциация. В большинстве случаев такая дифференциация является оценочной в пользу своей группы, однако потребность в поддержании позитивной групповой идентичности не является универсальным феноменом, как это утверждается в теории социальной идентичности Тэшфела.

Особенности социального контекста могут привести к тому, что члены этнической общности будут проявлять внешнегрупповой фаворитизм или предпочитать негативную идентичность потере культурной особости, как польские студенты в уже упоминавшемся польско-голландском исследовании (Mlicki, Ellemers, 1996).

Тэшфел выделил две социальные функции стереотипизации: а) объяснение существующих отношений между группами, в том числе поиск причин сложных и обычно печальных социальных событий; б) оправдание существующих межгрупповых отношений, например действий, совершаемых или планируемых по отношению к чужим этническим группам. Нам кажется правомерным добавить еще одну социальную функцию — сохранения существующих отношений, ведь объяснение и тем более оправдание отношений между группами с помощью стереотипов необходимо прежде всего для сохранения этих отношений. Не случайно психологический механизм стереотипизации во все времена использовался в различных реакционных политических доктринах, санкционирующих захват и угнетение народов, для сохранения господства поработителей путем насаждения негативных стереотипов а побежденных и порабощенных.

Иными словами, детерминанты содержательной стороны стереотипов следует искать в факторах социального, а не психологического порядка. И именно враждебные, полные предрассудков этнические стереотипы, а не механизм стереотипизации сам по себе — явление сугубо отрицательное, способствующее сохранению межэтнических отношений, основанных на господстве и подчинении.

С другой стороны, этнические стереотипы часто выполняют негативную роль, когда используются индивидом в процессе межличностного восприятия при недостатке информации о конкретном партнере по общению. К сложностям при налаживании взаимопонимания между людьми могут привести не только негативные, но и вполне положительные стереотипы. Если американцы будут ожидать — в соответствии со стереотипами, выявленными в российско-американском исследовании, — что русские дисциплинированы и трудолюбивы, то партнеры в нашей стране могут не оправдать их надежд (Stephan et al., 1993). С другой стороны, наши соотечественники ждут от американцев общительности и сердечности и бывают разочарованы, осознавая, что общение в США часто определяется деловой ценностью человека. Эти примеры показывают, что при использовании стереотипизации — грубого механизма межгруппового восприятия — при восприятии межличностном проявляются все недостатки стереотипов как образов схематичных, оценочных и устойчивых.