Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Люблинская уния. Страшные испытания пришлось пережить русскому народу в конце XVI и в начале XVII векаСтрашные испытания пришлось пережить русскому народу в конце XVI и в начале XVII века. Московская Русь, хотя истерзанная и обнищалая, все же довольно скоро выбилась из Смутной поры, вынесла из нее свою веру в народность во всей их целости; не то было с западной — Литовской Русью: униженная, под гнетом чуждой и враждебной власти, она вынуждена была долго изо всех сил биться, чтобы спасти от унижения и поругания свою церковь и народность. Западные русские области, оторванные от остальной Русской земли, томившейся под игом татар, попали в XIV веке под власть Литвы, а в 1386 году, с избранием литовского князя Ягелло на польский престол, с нею вместе соединились с Польшей. С тех пор у поляков зародилось сильное желание слить с собою литовцев и западных русских в один народ, и для этого их ополячить и окатоличить. Хотя Литва и западная Русь уже при Ягелле отпали от Польши и его родич Витовт стал независимым литовским государем, но поляки не оставили своих замыслов. В 1431 г. на общем сейме поляков и литовцев в Городле был составлен акт (договор), по которому: 1) Литва и Польша соединялись в одно государство, в один народ. 2) По смерти Витовта верховная власть над Литвой снова переходит к Ягеллу, а потом к детям его: если же он умрет преж Витовта, то поляки избирают последнего своим королем. 3) Литва получает сеймы и должности, подобные польским. 4) Литовскому дворянству по назначению великого князя жалуются польские гербы; но пользоваться ими и другими преимуществами, а также занимать высшие должности могут только лица латинского вероисповедания. Хотя Городельский акт впоследствии и не выполнялся строго, а Литва постоянно выбивалась из-под польской власти, но все-таки благодаря ему в Литву стали входить польские учреждения (сеймы, новые должности, гербы); утверждалось преимущество католической церкви над православной,— являлась приманка для честолюбивых православных изменять своей вере, принимать ту, которая, кроме небесных благ, сулила еще и земные. Ягелло и его преемники часто поддавались желаниям поляков. В русских и литовских областях раздавались щедро земли католикам, заводились новые села и города, населялись преимущественно поляками. Поселенцы-католики освобождались от разных платежей и повинностей, которыми были обложены православные. Новым городам, населенным католиками — поляками и немцами, давалось самоуправление, так называемое «Магдебургокое право», по которому горожане освобождались от суда королевских чиновников, а назначался судья (войт) из местных дворян. Он с выборными из жителей советниками (бурмистрами и ранцами) и производил суд. Купцы и ремесленники получали разные льготы, делились по занятиям на цехи (общины), которым давали особенные права. Город получал герб, печать и знамя. Всякие льготы и преимущества католикам — все это было искусно расставленною сетью, чтобы уловить православное население, привлечь его к Польше и католичеству. Польские учреждения мало-помалу вводились в литовские и русские области. Вместо прежних мелких удельных князей, подручных великому князю, для управления страною и городами стали назначать, по польскому обычаю, воевод, кастелянов, старост, избирая их из богатейших помещиков. Новые порядки приходились по душе иным литовцам и русским — конечно, лицам высшего сословия — дворянам,— их права и сила росли: богатейшие из них уподоблялись всесильным польским магнатам, становились полными властелинами в своих владениях; а мелкие дворяне приравнивались к вольной необузданной польской шляхте. Зато чем больше росли права и могущество дворян-помещиков, тем тяжелее приходилось простому люду, особенно крестьянам: они все больше и больше приближались к рабскому состоянию польских «холопов». Польша, близкая к Западной Европе, по образованию стояла гораздо выше не только Литвы, но и Руси: у поляков в конце XV ст. были и хорошие училища, даже высшая академия в Кракове, и замечательные ученые, и писатели. Это должно было, конечно, тоже сильно помочь польскому делу и в Литве, и в западной Руси: русские и литовцы высшего сословия с польской образованностью усваивали и польский язык и мало-помалу полячились; в русскую речь все больше и больше входило польских слов и оборотов. В XVI столетии письменный язык в западной Руси представлял уже пеструю смесь церковнославянских слов, местных народных и польских. Даже в простонародную речь (наречия малорусское и белорусское) стали все сильнее и сильнее входить польские слова и обороты. Так исподволь шло объединение Литвы и западной Руси с Польшей; поляков, однако, смущало то, что они чуть не два века трудились над этим делом, а Литва все еще крепко держалась за свою государственную самобытность, и'в русских областях в народе по-прежнему сильно было православие. Со страхом смотрели поляки и на русский восток, который, стряхнув с плеч своих татарство, по соседству у них высился грозным великаном. Иван III уже зовет себя в грамотах «Государем в с е я Руси», вступается за православие, теснимое в Литве, выказывает большую охоту добывать от нее свою «извечную отчину», т.е. русские земли, и отнимает у нее 19 русских городов с их областями; сын его захватывает и Смоленск; а западнорусские люди сознают свое родство и по крови, и по вере с Московской Русью, иные даже уходят к московским, своим «природным» государям на службу... Упустить из рук богатые западнорусские области для Польши было бы большим несчастием. С половины XVI столетия новая беда стала грозить Польше: в Литве стало широко распространяться протестантство. Особенно оно усилилось при Сигизмунде Августе (1548—1572). Это был способный, добродушный, но слабый король; он давал полную свободу всем вероисповеданиям и сам даже одно время склонялся к протестантству. Литовцы встрепенулись, заговорили о полной независимости от Польши. Протестантство быстро разливалось по Литве, дробилось на множество сект (толков), которые боролись между собою, порождали всюду рознь и вражду. Этой внутренней смутой легко могли воспользоваться соседи-враги. Забило тревогу прежде всего польское духовенство. Папа прислал в Польшу своего нунция (посла) с освященным мечом Сигизмунду для казни еретиков. Король в это время попал под влияние польско-латинской партии, и началась борьба с протестантством в Литве... Была у Сигизмунда в это время еще забота: он был бездетен; с ним прекращался Ягеллонов дом, и его пугала мысль, что, умри он—и Литва, связанная до сих пор с Польшей одним королевским домом, отпадет от нее, изберет себе своего отдельного государя. Сигизмунд ясно понимал, что ни Польше, ни Литве в отдельности несдобровать в борьбе с могучими соседями. Таким образом, было несколько причин, побуждавших короля поспешить во что бы то ни стало связать оба свои государства неразрывно в одно целое. В Польше Сигизмунд, как король, избранный и сильно ограниченный магнатами и сеймом, не имел большой власти; но в Литве, как великий князь литовский, он был наследственным и самовластным государем и мог распоряжаться свободно. Он принялся за дело. Напомнил прежде всего литовцам, что все государственные имущества, т.е. большая часть литовской земли, принадлежат ему и часть доходов должна идти в его казну; а затем подарил эту свою наследственную собственность польским королям. Это значило, что всякий король, избранный поляками, становился владельцем всех государственных земель в Литве, т.е. литовским государем; теперь литовцы, только слившись с поляками в одно государство, могли вместе с ними избирать себе государя, иначе должны были подчиняться тому, кого изберет Польша. Это было постановлено на Варшавском сейме в 1564 году, где не было литовцев. Постановление это (так называемый Варшавский рецесс) поразило как громом Литву и вызвало здесь сильное негодование. Великий князь литовский, любимый своими верноподданными литовцами, родом литвин, воспользовавшись своими литовскими правами, сам своими руками приносил свое отечество в жертву Польше!.. Теперь она, получив от короля право на вечное владение Литвой, могла смотреть на всякое движение последней к независимости как на мятеж. Такие мысли должны были волновать истых литовских патриотов. Сигизмунд должен был казаться им изменником, предателем своего отечества. Дело могло кончиться войной. Не будь в то время лютых казней Грозного в Москве, раздраженные литовцы, пожалуй, искали бы ее покровительства... Сигизмунду хотелось еще добиться того, чтобы Литва сама добровольно слилась с Польшей. Задобрив литовских бояр (так назывался в Литве средний класс между магнатами и крестьянами), уравняв их вполне в правах с магнатами, Сигизмунд поспешил покончить дело объединения Литвы с Польшей. Литовские и польские послы должны были для этого собраться в 1569 году в Люблин на сейм. Люблинский сейм открылся 10 января. С самого начала видно было, что добра тут не будет. Поляки требовали прежде всего решения вопроса об унии (единении) и предлагали литовцам заседать вместе с ними; но литовцы не хотели нарушить старого обычая, по которому они с русскими имели свой отдельный от поляков сейм,— заявили, что прежде вопроса об унии они хотят порешить с королем свои частные, литовские дела. Литовцы думали добиться у короля утверждения особых своих прав и собрания своих законов (статута) и таким образом сделать невозможной полную унию Литвы с Польшей; но эта уловка не удалась им. Король не утвердил их особенных прав и велел рассуждать об унии. Заседать вместе с поляками литовцы отказались наотрез и составили с русскими свой отдельный сейм, который сносился с польским. Литовцы вовсе не желали полной унии, а предлагали братский союз своего государства с польским; а поляки, ссылаясь на старые акты, на Варшавский рецесс, требовали полнейшего слития Литовского княжества с Польшей в одно государство, в один народ, причем Литва должна была отказаться от своих отдельных сеймов, от особых законов, монет и пр. Литовцы пришли в негодование от подобного требования. — Напрасно мы потратились на поездку сюда,— говорили они,— нам предлагают порабощение!.. Поляки, опираясь на сочувствие короля, порешили ни в чем не уступать литовцам. Король не раз уже приглашал их к себе и убеждал согласиться с поляками; но литовцы не сдавались. Король задумал, наконец, заставить их собраться вместе с поляками и сообща порешить дело. Члены польского сейма должны были по его приказу тайком собраться в замке, а затем он думал призвать своей властью литовцев и ввести их в польский сейм. Эта затея не удалась. Поляки собрались, король послал за литовцами, но те, проведав, в чем дело, не захотели попасть в ловушку и отказались ехать... Положение литовцев в Люблине было крайне тяжелое и щекотливое: они, конечно, ясно видели, что король и поляки замышляют совершить над Литвой насилие, убить ее государственную самобытность, а их, литовских послов, принудить своим согласием и подписями узаконить это убийство. Они не выдержали тяжести своего положения и разъехались по домам. Сейм таким образом терял свое значение; польские сеймовые послы пришли в ярость, считая себя страшно оскорбленными этим поступком. Сгоряча некоторые даже кричали: — Не смогли мы добром привести литовцев к унии — приведем оружием! После споров и предположений, как быть, как довершить начатое дело, поляки, наконец, надумали, пользуясь отсутствием литовских послов, отрезать от Литвы русские области, т. е. обессилить ее так, что она принуждена будет спиться с Польшей... Король издал универсал (указ) о присоединении к Польше Полесья (южное Полесье Беловежской пущи), затем и Волыни. Эти русские области покорились своей участи довольно легко: им не приходилось отстаивать свою государственную самобытность, а предстоял лишь выбор, от какого правительства быть в прямой зависимости — от литовского, как прежде, или от польского. За одно только опасались русские — за свое православие; но поляки их успокоили, обещали полную свободу веры. Сильнейшие из русских магнатов — князья Острожский, Черторижский и другое согласились подчиниться Польше. Волынские чиновники, которых призвали на сейм вместо выборных лиц, под страхом лишиться своих мест, не оказали сопротивления полякам. Если русские и высказывали некоторые возражения, например, говорили, что русский народ их растерзает за слияние их области с Польшей, то заканчивали обыкновенно свою речь словами: «Однако волю государя мы готовы исполнить». Именем короля им и приказано было присягать. Но Волынью поляки не удовольствовались, потребовали и Киева... Литовцы испугались: Литва без русских областей становилась совершенно ничтожным, бессильным государством. Литовское посольство поспешило в Люблин с просьбой отменить универсал о присоединении русских областей к Польше и назначить новый сейм для решения вопроса об унии. Просьба эта была отвергнута; решено было прежний сейм продолжать и предложено литовцам, уехавшим из Люблина, вернуться сюда чрез шесть недель. Пришлось покориться этому, и прежние литовские послы прибыли на сейм. Долго изо всех сил добивались они хоть каких-нибудь уступок для Литвы,— все напрасно. Постановлено было сначала обсудить предложения литовцев в польском и литовском сенатах. Оба сената съезжались во дворец, помещались в двух смежных залах, и король поочередно заседал то там, то здесь. Два дня сряду тянулись совещания. Больной и усталый король, едва волоча ноги, переходил из одной комнаты в другую, вымаливая уступки то у поляков, то у литовцев. Польские сеймовые послы с нетерпением ждали решения сенатов; всех уже томили бесконечные переговоры. Наконец литовцы порешили, ни в чем не уступая полякам, во всем положиться на волю своего государя, предоставить ему самому по совести решить вопрос об унии,— видно, еще надеялись, что король, литвин родом, их наследственный государь, не даст их в обиду. Решение свое литовцы согласились высказать в общем собрании. Торжественное и вместе с тем печальное зрелище представляло это собрание 28 июня 1569 г., когда старейший из литовцев, староста жмудьский, от имени всех своих товарищей, обратился к королю с речью. Глубокой скорбью звучала она, когда говоривший указывал на верную службу литовцев своим государям и отечеству и вместе с тем жаловался на неправды, насилия и обиды, какие причинялись Литве, на порабощение ее Польше (Варшавский рецесс). Закончена была речь такими прочувствованными словами: — Не допустите, ваше величество, посрамить нас! Пусть это дело так завершится, чтобы на нас не было ни одного пятна. Будьте же, ваше величество, стражем и умирителем нашего дела; пусть это будет величайшею вашей милостью... Пусть все совершится по любви... Очень больно было бы нам, если бы внуки наши посмотрели на эти сегодняшние дела вместо радости с большим горем и обвинили нас в том, что мы не видели своей неволи... Мы доведены уже до того, что должны броситься к ногам вашей королевской милости с униженной нашей просьбой. (При этих словах все литовцы с плачем упали на колени.) Благоволи так нас устроить, чтобы это бьго для всех с честью, а не с унижением, с сохранением доброго имени нашего и твоей царской совести. Благоволи ради самого Бога помнить то, в чем ты нам присягал. Эта мольба литовцев, с которою они вручали королю судьбу своего отечества, тронула и поляков,— многие из них прослезились... — Милостивые паны коронные,— обратился жмудьский староста к польским сенаторам,— просим, ради самого Бога, ваших милостей кончить это дело по доброй совести с честью и радостью и для вас, и для нас, ваших братьев! Король и польские сенаторы утешали литовцев, говорили, что их грусть напрасная; что братский союз Польши и Литвы угоден Богу. Надежды литовцев на милости государя не сбылись. Он, конечно, был вполне убежден, что слияние Польши и Литвы в одно государство и один народ послужит ко благу их. После еще нескольких напрасных попыток склонить короля к милости литовцы 1 июля скрепили свое согласие на унию присягою. По Люблинскому акту королевство Польское и великое княжество Литовское составляют одно «нераздельное тело», одну Речь Посполитую (respublica); у этого одного государства всегда должен быть один государь, избранный в Польше общими голосами поляков и литовцев; оставляется только титул Литовского княжества и литовские должности; король оглашается литовским князем при избрании и коронации польским королем; сеймы всегда должны быть общие; должности литовские могут быть раздаваемы только тем, которые присягнут на верность польскому королю и Польскому королевству; монета должна быть общая и пр. Таким образом, Литва и западная Русь были прикованы к Польше. Теперь только литовская государственная печать, которую короли оставили литовцам, хотя имели право ее уничтожить, литовские государственные чины да литовский статут (собрание законов) напоминали литовцам о прежней их самостоятельности.
|