Что крадут похитители времени.

Неумехи - подпевалы – рвачи: ситуация, достойная сожаления

Пришел черед поговорить о времени. Рабочем, свободном, личном... Впрочем, делится ли оно так?

Время — загадка. Величайшие мыслители пытались постичь тайну, откуда оно бежит и куда. Почему неостановимо? Может ли течь вспять? Бесплотное, отчего властвует над мате­рией? Когда ученые связали время со скоростью, мы приободрились: «В случае чего можно слетать к звезде и вернуться молодым»...

Время — быт. Утром сверяемся с радиосигналами, вечером включаем программу «Время». А днем непрерывно следим за стрелками: взгляд на руку, взгляд на стену, взгляд на мелькнувший за стеклом машины столб... Торопимся изо всех сил и всюду опаздываем. Не поспеваем за бегущими минутами, улетающими листками календаря, сменой времени года и годами собственной жизни. О времени по-разному грустят те, у кого невпроворот дел, и те, кому делать уже нечего. Последним особенно печально смотреть на эту реку: извилистая или плавная, тихая или клокочущая — вся осталась для них позади, скоро устье, а что потом? Безвременье?

Время – друг. Оно дает утешение в прошлом, полноту настоящего, надежду на будущее. Страшно представить его остановившимся. Прекрасное мгновенье, если бы его смог поймать доктор Фауст, быстро бы его разочаровало: без судьбы и продолжения прекрасного нет. Искусственные цветы можно сделать вполне правдоподобно, придать им запах, одеть в хрусталь — они не завянут. Но в этом — отмщенье: мертвое не способно даже умереть. Разве случайно в русских сказках бессмертным оказался лишь Кощей?

Время — враг. За ним охотятся, его убивают. «Убить время»? Я не знаю занятия страшнее. Из легкомысленных «охотников» время вырабатывает дикарей, они убивают себя.

Время — подсудимый. Мы называем «жестоким», «пустым», «суровым», «напрас­ным», «смутным»... Оно виновато в том, что мы не сумели, не успели, недоделали, натвори­ли... О, если бы не время, какими бы мы были! Если бы оно не промелькнуло, не переменилось, если бы догнать и вернуть!..

Время — судья. Оно срывает маски, восстанавливает из небытия, воздает по заслугам. Ни сила, ни коварство, ни жестокость, ни лесть спасут короля, которого оно посчитает голым. Доброе семя прорастет, как бы его ни затаптывали, ядовитые корни затопчут, сколько бы их ни поливали. Можно обмануть себя, близких, друзей, начальство, закон, общество, народ, но в свой час ты предстанешь лжецом. Можно быть каторжником, отверженным, отлученным, проклятым, изгнанным, но придет день, и тебя назовут героем. Время не фантазирует: оно лишь проявляет то, что сам несешь в себе.

Есть люди, не видящие времени в тот момент, когда смотрят на циферблат. О них говорят: несовременный, не понимающий эпохи. Такой подобен столбу, изолированному от проносящейся через него энергии. Свет и движение достаются кому-то вдали... Столб, однако, небесполезен. Так и потерявший связь со временем может кого-то подпирать или чему-то мешать, в собственных глазах выглядеть деятельным, в представлении окружающих — занятым.

Иные дышат временем, слились с его потоком, несутся в стремнине. Их кружат водовороты, бьет о пороги, швыряет вниз с круч, вздымает набежавшей волной... Люди — лодки... А про другого скажешь: мост. Упирается в прошлое, достигает будущего. Гений — огромный мост, через который от предков к потомкам проходит все человечество. Впрочем, каждый из нас звено в цепочке между «вчера» и «завтра» — в ином масштабе, но не менее важном для жизни.

О времени толкуем постоянно, но думаем — редко. Бежит себе и бежит... Спохватишься: бог мой, уже пять вечера... Уже пятница... Уже двадцать пятое... Уже пятьдесят лет... Весну и лето жизни разглядеть не успеваем, едва отдышишься — осень. Обычные наши разговоры: «Разве Ленка твоя в девятом?! Я недавно ей куклы дарил...» Невысказанная, глубоко запрятанная тревога традиционных сборов однокашников и однополчан: «Неужели и я так изменился?»

Думать о времени постоянно — удел философов и поэтов. Нам, простым смертным, в толчее не до того. Позавидуем владимирцам — у них в городе есть музей «Часы и время». Кол лекция, пишут «Известия», показывает «власть времени над человеком и человека над временем»: механизмы разных эпох и стилей, удивительны судьбы их создателей и владельцев. Горожане приходят полюбоваться старинными часами и «приобрести что-то, чему очень трудно найти название,— возможность подняться над будничной суетой, философски поразмыслить над жизнью, задуматься о цене минуты».

Задумаемся и мы.

-2-

Богатство общества в конечном счете будет определяться не рабочим, а свободным време­нем — известная мысль Маркса легла в основу множества современных исследований. В дис­сертациях, монографиях, научных отчетах, кажется, не осталось точки, с которой обществе веды не посмотрели бы на жизнь человека «после гудка». Специалисты по свободному времени — есть и такие! — знают во всех подробностях, кто и на что его тратит.

Мне было любопытно слушать рассказ' уральских социологов. Инженеры из крестьян и неквалифицированные рабочие меньше читают книг, чем их коллеги, дети интеллигентов, но зато первенствуют по числу просмотров телепередач — можно догадаться и без опросов. Руководители реже своих инженеров бывают в кино: понятно, заняты. Женатые, но бездетные специалисты по любви к книгам лишь совсем незначительно уступают холостякам, фильмы смотрят намного чаще последних, а те, у которых ребятишки, поотстали далеко. В жизни женщин всех возрастов и профессий искусство играет гораздо большую роль, чем у мужчин. Предпочтения студентов распределяются в такой последовательности: фильмы, чтение, музыкальные записи, танцы, спорт, театр — пять первых мест, а среди самых последних — занятия почти пенсионерские: дружба с животными, коллекционирование, любовь к цветам, умение мастерить что-то собственными руками из дерева и металла. Все естественно, лишь последнее настораживает: безрукие растут ребята! Третья часть студентов отнесла к числу «любимых занятий в свободное время» — что бы вы думали? — отдых, когда «просто ничего не, делаешь»... Уже притомились?! Не рановато ли?

В рамках долговременной программы «Оптимизация образа жизни в г. Норильске», социологи Пермского политехнического института во главе с доктором философских наук З. И. Файнбургом свыше двенадцати лет исследовали отношение к труду, адаптацию и движение кадров, культурно-технический уровень работников, и т. д.

(В программе участвовали: кандидаты философских наук О. Л. Лейбович, М. А. Слюсарянский, Е.Шайдарова, старший научный сотрудник Ю. М. Вассерман, старшие инженеры Т. Л. Прокина, Г.В.Разинский и другие)

С интересом перелистывал я пухлый отчет, где в бесстрастных средних цифрах спрятаны живыеголоса 3046 человек — строителей и работников промышленности, медиков и связистов, педагогов и поваров, воспитателей детсадов и авиатехников, приемщиц ателье и уборщиц – все возрасты, все должности...

Северяне — народ веселый. Если в свое удовольствие, дома или в компании, каждый пятый готов спеть и сплясать. Но число занимающихся художественным и прикладным творче­ством довольно скромно, не вытягивает и на пять процентов, несколько больше увлеченным-техническим рукоделием. И это еще, оказыва­ется, надо понимать как рост: почти 23 процен­та опрошенных сказали, что пять лет назад они таким занятиям уделяли гораздо меньше времени.

Все, что можно выполнить дома, никуда не выходя, или отнести на поздний вечер, сделать после ужина, перед сном, как, например, чтение (явное преимущество отдано детективам), отме­чено относительно высоким процентом позитив­ных ответов. Как и занятия, которым обычно посвящают выходной, отпуск: выезд за город, в тундру, охота, рыбалка, сбор ягод. Остальное упирается в дефицит времени, и лишь энтузиа­сты выкраивают его из скудного своего бюд­жета.

«Испытываете ли вы нехватку свободного времени?» 1529 человек (49,8 процента) ответили: «Да». Еще 373 слегка поколебались: «Скорее испытываем нехватку, чем избыток». Те, у кого времени достаточно, в меньшинстве.

Куда же они подевались, часы отдыха и досуга, если рабочий день у нас не более трети суток, да еще два выходных в неделю?

Исследователи (не только о пермских социологах говорю) повторяют одну и ту же мысль: заедает быт. Грешат, и не без оснований, на прачечные, ателье, химчистки, общественное питание, промышленность бытовых приборов… Добавляют к перечню: очереди в магазинах, поликлиниках, ожидание автобусов, поездки на работу и обратно.

Одного я не нашел; предположения о том, что свободное время трудящихся транжирится... на работе. Позвольте, скажут мне, но там, в цехах, время совсем иное — рабочее! Почему
вы называете его «свободным»?

Когда в конце месяца, и особенно квартала, до цехам проносится цунами, в костре штурма пылает все, что способно гореть синим пламенем: организация труда, качество продукции, человеческие добрые отношения, лозунги об экономии и бережливости, фонд зарплаты и, согласитесь, наше свободное время... да, и свободное время! Вместе с ним прого­рают дотла вечерние школы, дворцы культуры, стадионы. А под их почерневшими останками — невостребованные богатства личности, кругозор, интеллигентность, увлечения, таланты... А под пеплом последних — нравственные искания, стремление к самосовершенствованию, вкус к жизни, восстановление духовной энер­гии - псе то, что, по замечательному выражению Владимира Федоровича Тендрякова, помогло человеку «прорыться к себе самому, к своей сути». Писатель считал это необходимым предварительным условием: «свой талант надо сначала открыть... А уж потом разрабатывать. Попотеть!»

«С одной стороны, мы являемся свидетелями тяги к серьезным культурным ценностям... С другой — нередко пустующие залы прекрас­ен современных беломраморных дворцов и домов культуры»,— читаю в «Правде». Газета ставит задачу «добиться максимальной загруженности стадионов, бассейнов, игровых залов и площадок». Однако и на этот раз не нахожу ссылок на похитителей свободного времени. Их будто бы нет, а есть сонливость и нерастороп­ность в использовании замечательных наших дворцов спорта, ведомственность, ведущая себя как собака на сене.

Скажу сразу, во избежание кривотолков: перечисленные социологами и прессой причины дефицита свободного времени и безобразного использования клубов, дворцов, стадионов я считаю серьезными. Неустроенность быта, если понимать ее достаточно широко, действительно повинна. Бескрылость в организации досуга, сведение его к набору бюрократических «меро­приятий», как говорится, имеет место. Я лишь утверждаю, что названное далеко не полностью рисует картину. Из нее выпал индустриальный пейзаж.

Почему исследователи упорно обходят очевидный факт, что время, отпущенное законом для отдыха, образования, культурного роста, физического развития, общения с искусством, нередко приносится в жертву неумелому управлению, бесхозяйственности, беспринципности и рвачеству? Видимо, обществоведы стоят здесь на формальной позиции: то, что внутри предприятия,— для них время «рабочее», «свободное» — за проходной. Но в сутках лишь двадцать четыре часа! Чем больше мы в цехе, тем меньше в клубе.

Сколько быть у станка, за чертежным с лом, за рулем служебного автомобиля, определено законом. Восемь часов, и не более! Сверхурочные и работа в выходные, как правило, запрещены, их разрешается применять только в исключительных случаях, строго оговоренных трудовым правом. Из этого, предполагаю, исходят авторы многих работ, посвященных досугу. Законное принимают за действительное, не­законное — за несуществующее.

А может быть, так и есть?

Процитирую письма читателей, откликнув­шихся на мою статью «работа после работы».

«Пишет вам водитель из города Ташкента. Я работаю в автокомбинате легковых автомо­билей около двадцати лет. Работа нравится, ударник коммунистического труда. Мы обслу­живаем организации ежедневно с 8 до 19, пое­ло чего я вправе рассчитывать на свободное время: могу сходить в театр, в горы, побыть с семьей. Нет, руководители автокомбината ре­шили за нас иначе. Каждую пятницу дежурный механик или начальник колонны, подписывая путевой лист, требуют, чтобы в субботу или воскресенье мы выезжали как такси. Приказ не издается, машины не оборудованы для такой цели. Все равно: дают картонную табличку «Такси», а оплату я должен брать по спидометру. Грубейшее нарушение! Кто дал право руководителям комбината лишать нас выходных дней?» (С. М.).

«Почему не ведется борьба с теми ретивыми администраторами, которые попирают закон, лишая человека отдыха, злоупотребляют сверхурочными, заставляют работать в субботу и воскресенье? Допустимо ли за счет сверхуроч­ных, не показанных в отчетных данных, повышать производительность труда? Иные безответственные хозяйственники не считаются с интересами человека» (Б. Маслов, Рязань).

«В цехе без сверхурочных и работы в выходные дни не обходится. Часто и приказа нет, а лишь устное распоряжение. У половины нашей бригады от 10 до 30 часов сверхурочных часов ежемесячно, более половины отработали в месяц по два — четыре выходных. Я думаю, та­кая постановка дела не имеет ничего общего с интенсификацией. Надо сокращать число лю­дей и внедрять технический прогресс, тогда за­работок будет расти в основное время, а не в итоге «приплюсовывания» выходных. Сверх­урочная работа и штурм по выходным приводят к браку, отучают думать, плодят равнодушие, в конечном счете бьют по нашему же карману. Уж не говорю об отдыхе, семье, каком-то ра­зумном и полезном увлечении помимо работы» (С. Аванесов, член КПСС, 38 лет).

«Не могу не написать, что эта проблема становится теперь просто личной. Каждой се­мьи, каждого человека она касается.

Из-за этих порядков рухнула и моя жизнь, пришлось с мужем расстаться. Дети растут без отца. Он окончил институт и попал мастером на завод. Ни праздников, пи выходных у нас не стало. Мастер ничего не получает за сверхурочные, работает в свое «свободное» время даром. А семья? Дети росли без отца. Они его видели только спящим. И мне какая радость от него? Ни помощи по дому, ни в кино, ни в театр. Каждый день приходил выжатый как лимон. До того усталый, что засыпал над ужином. Бывало, и сутками не выходил с завода. Безотказный. Здоровья не жалел, все план, план, план! Я выдержала пять лет, а потом решила, что семья ему не нужна. Споры пошли, скандалы и разрядка от страшного напряжения через бутылку; привык, втянулся. А парень хороший, веселый. Ему разрушили семью, приучили работать как лошадь и пить. Штурмовщина его доконала. Безнаказанность и невозмущение и привели к тому, что такие «поряд­ки» укрепились, распространились. Надо кон­чать с работой на производстве в «свободное» время! У всех дети, семьи, человек не машина. Женщинам тем более это не подходит» (А. Суслина, инженер, г. Челябинск).

Такая почта...

В ней правда и боль.

Вот, оказывается, куда оно исчезает — сво­бодное наше время!

«Нет времени... где время взять?.. если бы было время!» — чаще всего слышал, когда за­водил разговоры о возможностях человека. Во многих городах страны, на самых разных пред­приятиях. «позвольте,— разводили руками со­беседники,— ну кто же возражает против гармоничного развития личности?! Техническое творчество после работы — прекрасно! Занятия художествами — замечательно! Хобби, увлечения? Две профессии одновременно? Мечта, плод вожделенный! Но время, время... Где оно? За день так накувыркаешься, еле ноги до телевизора дотаскиваешь...»

Редко мне доводилось слышать иные мнения: о том, что удается хорошо работать и зарабатывать в основное время («По субботам мы не выходим — зачем?»); о том, что успевают и дело делать и предаваться различным увлечениям, к которым прикипела душа, выкраивать досуг и для спорта, и для чтения, и для семьи. Правда, и такие люди обычно добавляли: «Многие не умеют время беречь, просыпают между пальцами».

Письма, что я цитировал, показывают, каким образом «просыпают» и сколь велики гора, образовавшиеся из пригоршней.

В жизненности приведенных писем кто усом­нится? И все-таки закономерен вопрос: где репрезентативность, как социолог бы выразился? Десяток мнений, несколько предприятий...

Согласен. Но нет научных разработок по проблеме сверхурочных и «украденных» произ­водством выходных. Поэтому позволю предло­жить читателю опыт исследования публицисти­ческого. На ученость не претендую, по за до­стоверность могу поручиться.

-3-

С позиции прокурора

От имени редакции «литературной газеты» в прокуратуру РСФСР, а также прокурорам Амурской, Ивановской, Оренбургской, Сверд­ловской, Тюменской областей была послана ан­кета. Одновременно в Баку, Кишиневе, Вильнюсе, Риге и Ташкенте журналисты обратились к прокурорам своих республик, столичных го­родов.

Ответы заставляют задуматься и... вызывают вопросы.

Закон запрещает с помощью сверхурочных компенсировать недостатки в организации производства и труда. Почему же так поступали на «Амурэлектроприборе»?

Закон запрещает сверхурочные свыше четырех часов в течение двух дней подряд. Каким же образом на бакинском нефтеперерабатывающем заводе некоторые работали по восемь с лишним часов в сутки?

Закон запрещает более 120 часов сверхурочных работ в год на одного человека. Отчего же в «Курскстройтрансе», на фабрике «Спарта­ке» в Литве иные отработали по две и более годовых нормы?

Закон запрещает, помимо исключительных случаев, объявлять выходные дни рабочими, но как же вышло, что в «Шимановскстройиндустрии» администрация «ежемесячно в нарушение закона дополнительно объявляла одну из суб­бот рабочей в целях выполнения плана, что к исключительным случаям не относится»?

«Прокурорские проверки свидетельствуют о том, что в ряде отраслей имеют место наруше­ния законности при привлечении рабочих и слу­жащих к производству сверхурочных работ» — вывод прокуратуры РСФСР.

Во многих случаях трудовой кодекс был отброшен. Однако на специально поставленный вами вопрос все прокуроры, кроме одного, ответили, что «фактов злостного нарушения законодательства о сверхурочных работах, влекущих уголовную ответственность, не выявлено».

Думаю: в какие еще надо пуститься тяжкие, чтобы попрание законов о труде выглядело преступлением?

Шофер шяуляйского автопарка в. Линкус заснул у руля «Икаруса». Автобус перевернулся, пострадали люди. Это произошло на двенадцатом часу бессменной работы водителя. К ответственности никто не привлекался.

…На Октябрьской дороге поезд проскочил запрещающий сигнал, вышел на однопутку, по которой двигался встречный. Крушение удалось предотвратить, но что случилось? Оба — машинист и помощник — уснули! Опять переработка, непрерывные сверхурочные, детский лепет ответственных лиц («они за это получают»), горькое признание руководителя службы движения, что все данные о сверхурочных фаль­сифицированы («предел туфты... Руки опуска­ются... Нарушения режимов стали системой...») и наконец справедливый вывод журналиста из «гудка»: «так почему машинист поехал, не от­казался от сверхурочной работы, которая была ему не под силу? Не сумел. Его неплохо научи­ли водить поезда... Но он не научился соизме­рять свои возможности и пользоваться предо­ставленными законом правами».

Другой машинист по той же дороге, переработавший сверх всяких норм, в пути запро­сил смену — ему отказали. Он поступил не­обычно — оставил грузовой состав. Когда «Ли­тературная газета» рассказала о его поступке в статье «Остановился поезд», ох какая буря поднялась! Письма с недоумением, одобрением, осуждением...

«Одно дело — закон, а совсем другое — жизнь, надо не требовать, что тебе по закону полагается, а выходить и работать»,— убеждает железнодорожник из г. Коваля, сообщивший себе: «тридцать лет на руководящей работе».

Думаю: до каких же пор будем «говорить и спорить и любить усталые глаза»? Что еще надо совершить, чтобы пробудить уважение к гуманнейшим нашим трудовым законам? Врезаться танкером в теплоход посреди спокойного моря?

Было. Еще до катастрофы «Адмирала Нахимова», потрясшей нас всех. Причина трагедии — грубое нарушение правил судоходства, должностные преступления, но со сверхурочными это не связано. А теплоход «Н. Островский» и танкер «Амбарчик» столкнулись в ясную погоду именно из-за того, что штурман И. Черников заснул на вахте. Приведу мнение сведущего человека, старшего помощника капитана: «Сразу же отвечу, почему заснул штурман. Да потому, что для моряков работа сутками напролет — не новость». Штурманский состав «Амбарчика» не отдыхал по двадцати и более часов. Флот — особое дело, но даже применительно к своей суровой профессии автор пишет о «далеко не всегда оправданном перенапряжении человеческих сил».

Отвечая на статью «Остановился поезд», за­меститель министра путей сообщения В. Н. Гинько высказывает... «сожаление» по поводу того, что «случаи нарушения режима непрерывной продолжительности работы локомотивных бригад еще имеют место». Информирует: уда­лось «незначительно, но снизить количество нарушений...» Незначительно!

О, нет, вы не подумайте, что прокуроры не рассылают по ведомствам представления, не требуют, не призывают к порядку. В полученных ответах — едва ли не каждый абзац о наказаниях.

Взыскания, выговоры сериями: «пяти директорам совхозов», «семи начальникам строительных организаций», выговор, выговор, выговор — как из оружия скорострельного: та-та-та-та-та! И своеобразная мера: «официально предостережен».

Будут ли «предостереженные» остерегаться - другой вопрос. Остап Бендер завещал чтить уголовный кодекс, насчет кодекса трудового он полезных советов не оставил.

Почему не боятся нарушители? Да потому, что не слыхивали о судах и приговорах за во ровство чужого времени — незаконные сверх. Урочные. Привыкли к безнаказанности. Лишь в Читинской области, где на швейном объеди­нении «Забайкалье» к сверхурочным работам привлекались несовершеннолетние выпускники ПТУ, было возбуждено уголовное дело. Осуж­дены некоторые начальники цехов, директор Арбагарской швейной фабрики, генеральный директор и главный инженер объединения. Об этом крайне редком, можно сказать, уникаль­ном случае сообщила прокуратура РСФСР.

С позиции профкома

Неужели сверхурочные возможны без со­гласия профсоюза? Кодекс запрещает. И тем не менее...

Прокуроры информируют:

«На Благовещенском пивоваренном заводе в Амурской области без согласия профкома к сверхурочным привлекались все работники строительно-бондарного цеха», «В ходе проверок в Ивановской области выявлены факты привлечения к сверхурочным работам без согласия профсоюзного комитета», «В тресте «Мособлстроймеханизация-1» без согласия профсоюзного комитета ежемесячно...», в Латвии на стекольно-зеркальном заводе, в объединении «РЭЗ», на опытном предприятии металлоизделий «Мангали» — «без согласия»...

В Московский, Курганский, Курский, Полтавский облсовпрофы почта понесла нашу «анкету для инспектора». Журналисты провели также беседы в ЦК профсоюзов ряда отраслей и в пяти республиканских их штабах. А я отправился в Пензу, к Ступенькову.

Андрей Николаевич шел снизу, из рабочих, добывал в начальственной «шкуре», понимает интересы тех и других. Может, поэтому и вы­брали его главой заводского профсоюза объе­динения «ЗИФ»? Порядка у зифовцев, переняв­ших калужский вариант бригадной системы с упором на рабочее самоуправление всерьез, а не «галочки» ради,— знал я заранее — побольше, чем у многих других. Однако отсутствия сверх­урочных работ даже здесь не предполагал. Надеялся лишь, что не встречу крайностей. И не ошибся. Директор и председатель профкома этакими соловьями-разбойниками, как в иных местах, не посвистывают. Без письменного согласия профсоюза, внимательно приглядывающего, что и зачем, здесь сверхурочные не назначаются. Но и зифовцы не слишком строго придерживаются правила об «исключительных случаях». Трактуют закон расширительно. Не так ли, Андрей Николаевич?

— Во мне живут два человека,— говорит Ступеньков,— один чувствует себя представи­телем закона, а другой — членом своего коллектива. Если план срывается не по нашей вине, разве я могу отказать? Я родному заводу не враг...

Вместе со Ступеньковым наведались мы к Лидии Андреевне Корноуховой, секретарю Пензенского облсовпрофа, женщине доброжелательной, откровенной. Цифра сверхурочных, узнал от нее, в области стабильна. Роста особого нет, но и сокращения в последние годы не видно. «План надо выполнять, за него спрашивают построже, чем за сверхурочные». А тем временем правовая инспекция облсовпрофа вылавливает нарушителей, штрафует.

Еще шаг вверх — ЦК профсоюза работников текстильной и легкой промышленности. Разговор с правовым инспектором труда. Ему ли не ведать, что закон запрещает профсоюзным ко­митетам давать разрешение на сверхурочные для возмещения потерь времени в связи с про­стоями, неукомплектованностью штатов, пере­боями в снабжении. И дают! Именно по этой причине чаще всего! «Дают,— вздыхает инспек­тор,— а что остается? План надо выполнять. Мы, конечно, контролируем, наказываем».

Говорить в такой ситуации об особой «линии профкома», отличной от позиции хозяйственно­го руководства, не приходится.

Прокуроры констатируют: «Порой профсо­юзные комитеты сами нарушают трудовое за­конодательство». Пришлось наказать в дисцип­линарном порядке некоторых председателей профкома.

Много ли добьешься, если сечь и благослов­лять одновременно? Левой рукой поощрять то, за что бьет правая?

Два лица... Одно радеет о хозяйственном ин­тересе, другое — о правопорядке. Худо, когда два корня не совмещаются в единый ствол, прорастают деревьями разных пород — одно гибнет в тени другого. Забота о плане — долг. Но что может быть разрушительнее в сознании человека, чем конфликт долга с законом? Конфликт на глазах подчиненных, начальства, общественных организаций, контролеров, прокуратуры? Двоедушие заражает цинизмом. Проступают черты социальной болезни.

Секут и благословляют... Фронтовые сводки таких сражений выглядят странно: все у6иты, а война продолжается. В Курске проверили 40 предприятий — «руководителям их вручены предписания, содержащие свыше 500 (!) требо­ваний об устранении нарушений закона, 43 должностных лица привлечены к административ­ной ответственности и подвергнуты штрафу». В Молдавии «к дисциплинарной ответственно­сти привлечено 117 должностных лиц, винов­ных в нарушении законодательства о труде, подвергнуто штрафу 96 человек».

Не прокуроры — сами профсоюзные органы сообщают. Да не поощряйте вы хозяйственника план выполнять за счет сверхурочных, и не надо будет его колотить! Секут и благословляют, благословляют и секут...

Коль так нарушается трудовое право, жалобы, можно предположить, сыплются дождем?

С позиции рабочего

«Жалоб нет»,— сказали в юридическом отделе ВЦСПС. «Мало жалоб»,— уточнили в ЦК профсоюза работников текстильной и легкой промышленности. «Не жалуются»,— подтвердили в Пензенском облсовпрофе.

Полюбопытствовали в судах Горьковской, Ворошиловградской, Кемеровской, Рязанской, Владимирской областей и пяти союзных республик: были ли иски по интересующему редакцию вопросу? Улов невелик. В Кемерове скотник вышел победителем, затеяв тяжбу совхозом «Победитель», получил «приз» в 434 рубля «за ежедневные сверхурочные работы по три часа». В Ворошиловграде кочегар судился со строительной организацией, недоплатившей ему «за 452 часа сверхурочных»...

С жалобами не густо. Но почему?

Со школьных лет знаю шутку: «Закон насчет труда – ерунда, закон об оплате труда – это да!» За первые два часа сверхурочной рабо­ты полагается платить в полуторном размере, за последующие — в двойном. Тут и разгадка: отсутствие жалоб оплачено.

Генеральный директор объединения «ЗИФ» Е. Н. Витковский говорил мне: «Воспитали при­вычку к вымогательству, иной уже кривится, если надо что-то сделать не по двойной цене, находятся мудрецы — припрятывают готовые де­тали, чтобы выложить их в «базарный час», ко­гда платят не торгуясь».

Лишний «рупь» и честному человеку карман не тянет. Хочешь, чтобы я остался сверх уро­ка? Договоримся! Знай плати. Платят от широ­ты души, размах — купеческий. Но из своего кошелька!

«Выплачивали по десять рублей каждому без учета квалификации и выполненной работы» (Латвия, объединение «РЭЗ»).

За какие-то два года, дал справку Госбанк СССР, в промышленности выплачено за сверхурочные работы свыше пятисот миллионов рублей: «Каждое десятое наше промышленное предприятие допускает перерасход фонда
платы, деньги им выдаются только с разрешения министерства».

А чего бы министерствам не разрешать? Похоже, соревнуются: кто раньше станет пионером. В группе из 36 союзных министерств, список которых лежит передо мной, только 5 поотстали. У остальных, годовой объем сверхурочных работ превысил миллион человеко-часов. Есть и мультимиллионеры: Минуглепром СССР —свыше 55 миллионов... Минлегпром СССР — 34 миллиона... За первые два часа в по­луторном, за остальные — в двойном?! Богатая у нас страна!

«Деньги платим, а толку мало: самые без­надзорные часы. Ничего, кроме вреда, сверх­урочные не приносят. Разлагают дисциплину, сказываются на качестве продукции. Нехорошее явление» — мнение руководства «Моспромшерсти».

Желание заработать честно само по себе похвально. Но ведь и здесь есть свои пределы. На кожгалантерейной фабрике в Молдавии люди «незаконно привлекались к работе по две сме­ны подряд». Оправдание: они не возражали. I в Латвии на «РЭЗ» тоже не возражали: «после двухсменной работы трудились еще и выходной». Почему кодекс запрещает такие нагрузки, устанавливает предельную норму? Чтобы не допустить лишних расходов? Нет, границы ста вит здоровье. Его нельзя распылять ради зара­ботка, плана, победы в соревновании, даже когда хозяйственнику снится телеграмма: «В связи с досрочным завершением...» Человек может не ощущать предела; его руководитель и профсоюз — обязаны.

Обязаны думать не только о здоровье, но и о личности, гармоничном развитии каждого, условиях для отдыха, воспитания детей, профессионального роста. Что толку строить дворцы и стадионы, завлекать в «клубы по интересам», если усталому туда не дотащиться? И допустимо ли высшие цели общества — благо человека, удовлетворение его растущих материальных и духовных потребностей — рассматривать как некую абстракцию, до которой конкретному руководителю и профкому нет дела?

Один из моих собеседников в пылу полемики зашел далеко: «вот шабашники — разве они считают время? Работают от зари до зари! И са­ми довольны, и заказчики довольны, так и на­до везде поступать». Нет, с шабашной мерной к труду миллионов людей не подойдешь. Интен­сификация производства не имеет ничего об­щего с интенсификацией труда.

С позиции директора

Хозяйственник знает, сколь горек мед сверх­урочных. Что вынуждает к ним прибегать?

Директору хотелось бы сказочного: сбалан­сированности плановых заданий, производст­венных мощностей, трудовых ресурсов, финан­сирования, снабжения. Все мы надеемся, что перестройка системы планирования и управле­ния приблизит к желанной цели, но пока дис­гармония заданий и ресурсов заставляет еще директора нередко изворачиваться.

Умри, но дай план! Хотя бы и пресловутой «любой ценой».

Я знаю директоров и коллективы, которые не желают безвольно плыть по течению. Суме­ли же на Ленинградском сталепрокатном заводе в течение года снизить сверхурочные на треть. Захотели — и на Ярославском «Автодизеле» добились тройного сокращения сверхурочных, работать в выходные дни стали почти в четыре раза реже. Знаменательно, что потери из-за прогулов уменьшились на 1200 человеко-дней. Дело лишь тогда пошло, когда за него конце концов всерьез взялся ЦК профсоюза автомобильного, тракторного и сельскохозяйственного машиностроения.

Так что не стоит без нужды ссылаться у обстоятельства. Однако не будем недооценивать их.

Из полученных ответов я выписал мнения о причинах сверхурочных работ. В разной по­следовательности варьируются схожие мотивы: перебои в снабжении, ненадежность техники, дефицит кадров, диспропорции в планировании, плохая организация труда и управления, низкая дисциплина и, наконец, не предусмотрен­ные законом отвлечения людей с производства, благообразно именуемые «шефством».

На пензенском «ЗИФе» сказали: «Считайте, что из-за шефства примерно 400 человек не работают в объединении круглый год». Может, и не нужны? «Но мы без сверхурочных уже не справляемся!»

В разных городах, отраслях кривые простоев сверхурочных в точности повторяют друг друга.

За год текстильная и легкая промышленность Ивановской области потеряли из-за прогулов миллион человеко-часов. И здесь же миллион человеко-часов сверхурочных. Случайное совпадение?

В Главтюменьгеологии, где значительные пе­реработки частично связаны со спецификой деятельности в полевых условиях, тем не менее именно для компенсации простоев (миллион человеко-часов в год) пришлось использовать половину сверхурочных, которых набралось два миллиона.

Возьмем в целом отрасль, например Минтекстильпром РСФСР: годовые потери рабочего - почти 14 миллионов человеко-часов, сверхурочные — около 17 миллионов.

Наконец, обратимся к общесоюзным провер­кам. Из-за прогулов, простоев, неявок с разрешения администрации промышленность теряет столько же человеко-часов ежедневно, сколько работают «сверх урока». Опять совпадение? Но уже не скажешь, что случайное.

Два связанных звена: простои — сверхуроч­ные. Поразмыслим. Если человек простоял не по своей вине, то это не значит, что в табеле и бухгалтерской ведомости сделаны прочерки. Ему заплатили. На то и существует «выводиловка». Бесплодное время объявлено продуктив­ным, но продукции-то нет. Значит, надо выхо­дить еще раз, работать после работы. Такая ме­ханика.

Откуда деньги? Из фонда зарплаты. Поль­зуются вакансиями, обилием больничных лис­тов, которых из-за перегрузок становится еще больше. Одна волна вздымает другую. А нет де­нег — идут на перерасход. Однако это неприят­ная процедура: до поры терпят, но могут и наказать. Ситуация чревата тем, что социальные психологи называют «установкой на обман». Хозяйственнику приходит в голову светлая мысль: перехитрить всех — и закон, и работника, и контролера, и начальство. Коль уж в силах обойтись без сверхурочных, решает он, буду платить за них двойную цену. Запрещено? Зато никакого перерасхода! Фининспектор может спать спокойно. И рабочему нет резона поднимать шум: все-таки прибавка к выплате ему за простой, к тому же появляется возможность за счет «неосязаемых» резервов блеснуть, нормы перекрыть. Ухо хозяйственника улавает ожидаемое молчание...

«на Тюменском станкостроительном заводе, — читаю материалы одной из проверок,— удельный вес сверхурочных работ, за которые в течение года не были произведены доплаты в повышенном размере, составил 99 процентов». Платили в одинарном! Помните, директор упоминал о мудрецах, припрятывающих сделанное, чтобы продать дороже? «На всякого мудреца довольно простоты».

«Нельзя нарушать закон с чьего-либо согласия, так нам кажется, а точнее, мы в этом уверены,— пишет шахтер из Караганды Геннадий Янчарук, протестуя против организации добычи угля по воскресеньям.— Годами игнорируется трудовое законодательство, штурмовщина привела к росту травматизма и высокой аварийности, из-за которой мы простаиваем от 30 до 60 процентов времени. Пора закрыть лазейку для нерадивых руководителей, считающих, что единственным выходом из круга ими же орга­низованной бесхозяйственности является рабо­та сверхурочно и по воскресеньям».

К письму Янчарук приложил вырезки из газеты «Труд» со статьями о том, как добиваются «согласия» горняков. Одного из них нахваливали («Вы бы посмотрели, как он рубит уголек — настоящий шахтерский почерк»), но стоило человеку выступить против нарушения закона о труде, как тотчас же «настоящий шахтерский почерк» в глазах администрации и профкома превратился в почерк сквалыги, дезорганизатора. Центральная газета ВЦСПС, естественно, дала оценку позиции профкома, благодаря которой человек потерял веру в способность профкома защитить рабочего: «...веру в свой проф­союзный комитет потерял не он один, потому что выступил комитет в совсем не свойственном для профсоюза качестве — в качестве карающе­го по воле администрации органа».

Когда профсоюз не помог и Геннадию Янчаруку, письмо рабочего было направлено прокуратуру СССР, где его взяли на контроль. Наконец Министерство угольной промышлен­ности СССР вынуждено было давать офици­альные разъяснения. Не знаю, насколько уст­роили они Управление общего надзора Проку­ратуры СССР, но, на мой взгляд, многое здесь наводит на размышления.

Начну с того, что читатель написал правду. Министерство не в силах отрицать: «Горнорабо­чий Г. И. Янчарук правильно пишет, что при­влечение трудящихся к работе в их выходные дни неблагоприятно отражается на настроении людей и влияет на качество профилактическо­го ремонта оборудования. Можно добавить, что сверхплановые доплаты за работу в выходные дни составляют значительные суммы». Но да­лее оправдания: слишком велик план, ухудшились горно-геологические условия. Словом, простите нас, «грешных», «не представляется возможным обеспечить запланированный прирост угледобычи в рабочие дни, министерство вынуждено организовать работу по добыче угля в воскресенье».

Шахтерам дают отгулы, но не зря Институт гигиены труда и профзаболеваний сделал вывод: горнякам, чтобы «полностью восстановить силы, нужны только спаренные два выходных, а не вразброс». Полноценный отдых семьи в будни тоже ведь не организуешь. Да и в конечном счете, есть ли польза для дела?

Из-за работы по воскресеньям «аварийность машин и механизмов возросла в два с половиной раза» (главный экономист шахты), «вос­кресная добыча в два-три раза ниже будничной, хотя затраты времени, материальных и энерге­тических ресурсов одинаковы» (горный мастер), «в будние дни мы нередко простаиваем целые смены из-за отсутствия порожних ваго­неток» (шахтеры).

Нет порядка — вот и причины, если говорить всерьез.

Признавая нынешнее положение «вынужден­ной мерой», Минуглепром СССР должен быть последовательным и признать, что «вынужденность» уже затянулась на годы. Ссылаясь на бессилие свое, можно ни о чем больше не беспокоиться. Тогда и думать и работать — пустое. «Аллах избавил голого от необходимости стирать белье».

Если ведомство не считается с трудовым планом, то будет ли директор считаться с приказами ведомства?

Вот Минлегпром СССР в приказе об организации работы в выходные дни сделал оговорку: «…имея в виду, что этот день будет присоеди­нен к ежегодному отпуску». Как бы не так! На Алексинской фабрике — филиале Московского объединения «Смена» — работницам обещанное министром пришлось выпрашивать у директора: «Пожалуйста, приплюсуй день к отпуску, он у нас маленький». Не очень-то их слушали! «Когда мы стали возмущаться, директор сказал: «Не базарьте!»

Если уж попадается ретивый администратор, он и закону и приказу готов возразить словами герценовского чиновника: «Умней тебя, кажется, в трех столах не найдешь, а и ты мелко плаваешь».

Сверхурочные со всех сторон замешены на обмане. Но должна быть — непременно! — еще и ложь по поводу самого их существования. Это прямо-таки напрашивается, и я не ставлю себе в заслугу, что, приступая к теме, записал такую гипотезу. Вот, пожалуйста:

«На головном предприятии шелкового объе­динения установлены факты сокрытия сверх­урочных работ» (Оренбургская область). На Павлоградском пеньковом заводе Днепропет­ровской области, Донецком хлопчатобумажном комбинате и ряде других предприятий «число человеко-часов, показанных в статистической отчетности, составляет 18—25 процентов от об­щего количества сверхурочных работ...» Таковы данные выборочных проверок.

Обман не любит одиночества, ему нужны спутники. Скрывают работу после работы — и тотчас же появляются дутые «рекорды».

«Как показала проверка, отдельные рабочие выполняют нормы на 200—300 процентов, что свидетельствует о скрытых часах сверхурочной работы» (Полтавский завод «Продмаш», Литов­ский завод резиновых изделий «Инкарас» и т. д.).

— Он час-полтора прихватывает, восьмича­совое свое задание выполняет за девять — десять с половиной часов,— объяснял мне природу это­го явления Ступеньков,— по потом трагедия получается: нормировщик смотрит — ага, норма перекрыта на 150 процентов, срезать! И досрезались... На некоторых участках уже добросовестный рабочий не в силах выполнить зада­ние за восемь часов, тоже вынужден прихваты­вать лишнее.

С позиции общества

Незаконные сверхурочные сеют иллюзию штопанья хозяйственных дыр, образовавшихся от неумелости, недисциплинированности, рва­чества, просчетов в управлении и планировании. Одновременно они несут отнюдь не иллюзор­ные потери. Материальные, нравственные, со­циальные.

Порочные методы хозяйствования, покуша­ющиеся на время, которое предназначено для отдыха и всестороннего развития личности, не­совместимы с духом нынешней перестройки, ли­нией на укрепление государственной и трудо­вой дисциплины, организованности, порядка. Они противоречат и сформулированным парти­ей стратегическим целям.

«Если разобраться поглубже, то можно об­наружить, что дефицита рабочей силы нет. За­то налицо низкий уровень производительности труда, недостаточно высокая его организация, неэффективное стимулирование»,— говорилось в политическом докладе ЦК КПСС XXV съезду партии.

Опыт показывает, что на предприятиях, где работа организована с чувством ответственности, задания выполняются без ненужного пере­напряжения сил — штурмовщины, сверхурочных, все реже выводят коллективы на работу в субботний день.

Однако во многих отраслях проблема продол­жает оставаться актуальной и острой. По мне­нию Генерального прокурора СССР А. М. Рекункова, за фактами нарушения трудовых прав «чаще всего стоит незнание должностными ли­гами закона, а нередко и пренебрежительное отношение к нему».

По итогам прокурорских проверок соблюдения трудового законодательства в течение одного лишь года «внесено более 22 тысяч представлений в советские и хозяйственные органы, око­ло 16 тысяч должностных лиц, допустивших на­рушение закона, предостережены, а более 20 тысяч — привлечены к дисциплинарной или материальной ответственности».

Когда предостереженные и привлеченные к ответственности руководители исчисляются де­сятками тысяч, разве об одной лишь возросшей активности блюстителей закона это свидетель­ствует? Проверяли-то выборочно. Сколько же у нас на самом деле должностных лиц, «прене­брежительно относящихся»? И в силах ли одна прокуратура победить их без всесторонней и многообразной поддержки общества? Без пуб­личной критики? Без серьезного, а не опереточ­ного негодования профсоюзных комитетов?

«Посылаю статьи из «Индустрии Караган­ды», посмотрите, сколько беспорядков на шах­тах Кузбасса! А нам все твердят наши хозяй­ственные руководители: нужно быть патрио­том, меньше думать о личной жизни. Нас не на­до призывать. Мы и сейчас не скулим, хотя подустали. Но есть всему предел. Пора навести порядок в Минуглепроме и объединениях. Так я, шахтер, понимаю сегодняшние требования партии»,— пишет мне тот самый горняк Генна­дий Янчарук, чью правоту признало министер­ство.

Мне нравится дух неукротимости, стремле­ние к правде. Знаю, что таким людям жить непросто. Понимаю, почему он так настойчиво мне пишет. Вот еще письмо, просто нельзя не привести:

«Скажите, вы не совсем уверены, что после публикации вашей статьи в газете будет наконец-то наведен должный порядок на производ­стве? Неужели не уверены? Хочется ошибиться в моем, может быть, скороспелом выводе. Пой­мите меня правильно. Как я буду смотреть в глаза своим товарищам? Ведь у нас появилась надежда: все станет на свое место, законом нельзя вертеть кому и куда вздумается. Меня воротит от ухмыляющихся, извините, физионо­мий некоторых циников, которые заявляют: «Хоть сто статей, а про выходные забудьте!» Но вдруг они окажутся правы?»

Что ответить Геннадию Янчаруку? Правоту его признает министерство и не считается с ней. Что сказать другим моим корреспондентам, на­деющимся и верящим?

Самоотверженность советского человека, го­товность, если надо, выкладываться до послед­него хорошо известны. Качество слишком бес­ценное, чтобы расходовать его без крайней ну­жды. Да, это правда: сверхурочными многие хозяйственные руководители прикрывают недо­статки собственного руководства. Наведение по­рядка на производстве — это и есть прямой и наиболее сильный удар по сверхурочным ра­ботам.

Однако только лишь за счет мер по укреп­лению государственной, исполнительской и трудовой дисциплины проблему полной ликвида­ции простоев и сверхурочных, думается, решить нельзя. Необходимо, выполняя директивы XXV съезда партии, довести до конца работу по перестройке планирования и управления хозяйственного механизма, добиться наконец, что­бы материальное снабжение перестало наводить на директоров страх, восстановить нарушенный во многих случаях трудовой баланс, прекратить отвлечение людей на посторонние цели.

Систематическая работа после работы в слу­чаях, запрещенных трудовым правом, подрывает у людей доверие к законам, обесценивает зна­чение последних.

Перестраиваться всегда трудно. Но благо­разумно ли, видя очевидные несуразности, бью­щие общество одновременно и по карману, и по нравственному чувству, оставить все, как есть? Мне кажется, что не соответствовало бы духу нашего времени.

Время... Оно может быть высоким — подни­маться до общечеловеческого, космического, фи­лософского смысла... Может быть будничным — тикать па руке, звенеть в будильнике, мелькать в титрах телепередачи, в афише кинотеатра, в расписании поездов... Стать потребностью, кото­рую мы еще не вполне удовлетворяем, дефици­том, даже средством обмена: «время — деньги»...

Средством обмана время быть не может!

Точное по самой своей природе, оно требует честности в отношениях и результатах. Даже себя мы не в силах обмануть перед суровым его взором. Фальшивые успехи и мнимая необхо­димость, сфокусированные в проблеме «работа после работы», время нам не простит. Кроме всего прочего, еще и по той причине, что связа­но с расхищением его самого.

Я не фантаст, не мистик, не пророк, но знаю: оно не простит!

Проблемы, «загнанные внутрь», в одном по­колении, время беспощадно обостряет в другом – нерешительность взрослых оно делает бедой детей.

Круги приближения к истине. ВЗРОСЛЫЕ

Начну с того, что нас много. К январю 1986 года советских граждан было 279 миллионов. Больше людей живет лишь в Китае и индии. Но от десятилетия к десятилетию ежегодный прирост населения СССР сокращался, достиг двух миллионов. Мы вплотную подошли к так называемому «суженному воспроизводству». Увеличивается доля пожилых и уменьшается численность молодежи — это, утверждает науч­ный прогноз, будет продолжаться до следующе­го столетия. Демографы говорят: «население стареет».

Грозная вещь — демографическое эхо вой­ны! У малолюдных поколений — и внуков соот­ветственно меньше. Да еще наложилось сниже ние рождаемости, для которого есть свои соци­ально-экономические причины.

Если вычесть тех, кому до шестнадцати останутся взрослые. Но взрослые — это и юно­ша, вступающий в жизнь, и человек на склоне лет. Проблемы «поиска себя» у них разные. Поэтому условно обозначим три неравные по численности группы: «дети», «отцы» и «деды». Пенсионерам, казалось бы, остается возить­ся с внучатами, ловить рыбу, поливать цветы, вязать, судачить на лавочке — что еще? Но эта примитивная схема оставляет за скобками лич­ность.

Мудрый Бернард Шоу утверждал: «Нет ста­рости для людей с живой душой и разумом, вбирающих жизнь всеми пятью чувствами. Ста­рым можно быть и в молодости, но можно про­жить долгую жизнь, так и не познав ее... И если молодость — стихия страстей и эмоций, то ста­рость — стихия мысли, творчества, разума». Лишь высокая жизнедеятельность пробуждает биологические механизмы, препятствующие старению, пишут в книге «Пожилой человек в семье и обществе» М. Я. Сонин и М. А. Дыскин.

Когда Гете создал «Фауста»? После восьми­десяти. В восемьдесят пять Павлов опубликовал ряд замечательных работ по высшей нервной деятельности. Микеланджело было уже за де­вяносто, а он создавал шедевры искусства.

В XV веке англичанин Френсис Бэкон пятьдесят лет считал началом глубокой старо­сти. На рубеже ХХ американский медик В. Ослер заявил, что шестьдесят — «предельный воз­раст, после которого старики становятся в тягость самим себе и мешают культурному и политическому прогрессу». Сравните это с современными исследованиями, проведенными в нашей стране: 80 процентов людей, достигших ше­стидесяти лет, могут выполнять свои профессио­нальные обязанности в полном объеме. А. Рубакин выпустил даже книгу с весьма задири­стым названием: «Похвала старости».

Если население стареет, как разъяснили нам демографы, и пожилые представляют самую многочисленную группу, то вопрос о том, на­сколько они будут активны в труде и общест­венной жизни, приобретает особую остроту. Для каждого ветерана он становится вопросом жизни и смерти. Римский философ Сенека знал, что говорил: главное средство продления жиз­ни — это не укорачивать ее.

«Зачем старикам свободное время? Они свое отгуляли!» — недоумевают и даже возмущаются молодые, судя по обширной почте редакций не­скольких центральных газет, изученной специа­листами.— это нам нужно работать и отдыхать, развиваться, жить полнокровной жизнью». Че­го здесь больше: эгоизма, самонадеянности, не­просвещенности? Личность в любом возрасте нуждается в полнокровной жизни. Кому меньше отпущено дней, вправе рассчитывать на пони­мание.

Снимая нагрузку с молодых, пожилые сидят с внуками, жертвуют здоровьем, досугом, обще­нием. Не будь этих жертв, воспитание детей вы­глядело бы не примитивным «сидением» с ни­ми, а мудрой заботой о разуме и доброте их. Да, и самые старшие нуждаются в постоянном вос­полнении пищи духовной, им тоже надо бывать на выставках и в театрах, встречаться с друзья­ми, читать книги, заниматься общественной дея тельностью, работать, если позволяют силы. К сожалению, отмечает социолог Б. А. Грушин происходит борьба за свободное время между возрастными группами. В этой схватке более молодые нередко ведут себя агрессивно.

Если от «дедов» мы спустимся вниз по возрастной лестнице, то обнаружим поколение «отцов», раздираемое собственными противоречия­ми, непростыми взаимоотношениями со старши­ми и младшими. Вот первый парадокс: «отцы» во множестве случаев — сами дедушки. Им нет и тридцати восьми, но у них уже появились внуки.

По данным демографов, женихи и невесты помолодели на несколько лет в сравнении с те­ми, что наблюдались в предыдущих поколениях. Браки заключаются гораздо раньше, разводы происходят чаще, неполноценных семей стало больше. Отсюда грустное заключение о том, что молодая семья «стала конфликтной, непрочной и малодетной».

Дедушки и бабушки, которым нет и соро­ка, еще вчера жаждавшие переложить на соб­ственных родителей тяготы домашних дел, сами оказались под обстрелом более молодых семей. Запутывается вопрос раздела площади — с кем должны оставаться «главные деды»?

Взаимные претензии членов семьи разных поколений становятся источником конфликтов. Их не развязать без содействия государства, которое должно — и намеревается, согласно ре­шениям съезда партии,— намного увеличить уже в ближайшие годы строительство новых квартир и так изменить систему бытового об­служивания, чтобы она всем нам действительно экономила время.

А теперь давайте задумаемся: что практи­чески означает для представителей среднего поколения «искать себя»? Профессии выбраны, интересы определились. Давит груз «психоло­гических накоплений» — привычки, скептицизм, разочарования. Сильнее засасывают семейные заботы, дети, устоявшийся круг друзей. И вроде бы уже не до приключений судьбы. Однако оп­росы в городах показывают, что многие «отцы» далеко не исчерпали надежд на продвижение по службе, более интересную работу, больший за­работок. Они мечтают и о содержательном, раз­нообразном досуге.

Мечтают и оказываются жертвами непреодо­лимых противоречий. С одной стороны, всюду нужны толковые работники, а с другой — спо­собности часто не находят достойного примене­ния... С одной стороны, в стране 138 тысяч клу­бов, домов и дворцов культуры, но с другой — людям средних лет там неуютно, из пятисот с лишним видов досуга (столько насчитали уче­ные) объединения по интересам охватывают мизерную часть... С одной стороны, нужно учиться, обновлять багаж знаний, но с другой — перегрузки на работе, в пути и дома превраща­ют проблему роста квалификации в подвижни­чество самоотверженных одиночек...

«Не подумайте, что демографы против рабо­ты женщин в общественном хозяйстве,— разъ­ясняет В. И. Переведенцев в статье «Демогра­фическая политика».— они только против еже­дневного двойного рабочего дня женщины». Согласно обследованиям, женщины тратят на домашние дела вдвое больше времени.

Женщине, рассказывают демографы, труднее избежать одиночества. Хотя мальчиков всегда рождается больше, чем девочек, к двадцати пяти годам число сверстников обоего пола выравнивается. Но затем женщины быстро обгоняют по численности мужчин: от двадцати до пяти­десяти лет так называемые «повозрастные коэф­фициенты смертности» у «слабого пола» втрое меньше, чем у «сильного». Эти диспропорции порождают женское одиночество. Вот откуда всполошившая многих своей неожиданностью статья профессора Б. Ц. Урланиса «Берегите мужчин!».

Присмотримся теперь к самой младшей из возрастных групп взрослых, которую мы услов­но назовем «дети». Им по 16—18 лет. Главная проблема — выбор: куда пойти, кем быть? Пла­та за ошибки — упущенные годы, психологиче­ские комплексы, а для общества в целом утеря талантов, низкая производительность тру­да тех, кто оказался не на своем месте.

«Экономический человек» просто трудоуст­раивается, готов на любую работу ради куска хлеба, пишут социологи Г. А. Чередниченко и В. Н. Шубкии в книге «молодежь вступает в жизнь», «человек социальный» выбирает про­фессию, «человек духовный» ищет смысл жиз­ни. По их мнению, хотя и нельзя объяснить свои неудачи только внешними условиями, но и иг­норировать последние было бы неправомерно. Свобода выбора профессии, говорят ученые, по­является лишь по мере освобождения от жест­кой экономической необходимости и ограничена структурой общественного разделения труда. Выбор профессии — проблема не только личная. И не только социальная или экономическая. Главное — нравственный выбор, сделанный че­ловеком в соответствии с его идеалами. Он выходит за рамки конкретной профессии, оборачиваясь вечными вопросами о человеческом пред­назначении.

«Источником счастья» называл Василий Александрович Сухомлинский удачу найти свое призвание и утвердиться в нем. В «Письмах к сыну» он вспоминает рассказ Марка Твена: на том свете нет ни ангелов, ни святых, в раю жи­вут и работают люди, отличие от земли одно: там работают по призванию. Безвестный сапож­ник становится после смерти полководцем, без­дарный при жизни генерал довольствуется ро­лью писаря, нудный романист обнаруживает свое призвание в профессии токаря и т. д.

Однако не стоит, наверное, преувеличивать трагичность ошибок выбора. На долгой жизнен­ной дороге человек может не раз сменить про­фессию или может научиться сочетать несколь­ко занятий. В конце концов переход от разде­ления труда к его перемене предсказан еще классиками научного коммунизма. Правда, произойдет это не сегодня, но ведь и следую­щее тысячелетие не за горами.

Не отомрет ли в коммунистическом общест­ве специализация труда? Нет, утверждает со­циолог И. С. Кон: «разные виды труда никогда не будут давать равных возможностей для раз­вития личности»... Всесторонность, целостность личности, по его мнению, не может быть дос­тигнута только в сфере труда и производства. Даже самый продуктивный и творческий работ­ник ограничен своей специальностью, преодо­леть которую он сможет только в качестве граж­данина. Иначе говоря, общественная деятель­ность человека, его активное участие в само­управлении — вот путь к всесторонности.

Хочу добавить, что независимо от профессии, удачен ли выбор ее или нет, мы, взрослые люди, в любом возрасте — в двадцать и в шестьдесят — можем необычайно разнообразить свою жизнь, вносить в нее яркие краски и впечатле­ния. Только для этого, мне кажется, надо, что­бы и душа у нас была «взрослой», точнее, зре­лой. Духовность — это прежде всего нравствен­ность, деятельное добро. Основная профессия нисколько не пострадает. Наоборот, обретенный в общественном служении опыт сделает ее со­держательнее, продуктивнее.

Но что же мы все-таки можем?

Можем, будучи нейрохирургом, как Юрий Михайлович Волобуев из Ашхабада, стать одно­временно художником-иллюстратором «Махабхараты» — великой эпической поэмы Индии.

Можем и больше — перевести бессмертную «Махабхарату» на русский язык, как сделал это — безвозмездно! — другой медик, крупней­ший невропатолог и нейрохирург Туркмении, Борис Леонидович Смирнов. Случайно, еще в пер­вую мировую войну, врач нашел на прифронто­вом вокзале учебник санскритского. Зачем он взялся за такой далекий, такой трудный язык? Зачем полжизни, параллельно с медицинской практикой и огромной научной работой, зани­мался переводом эпоса индии, составившего семь томов? Писатель илья фоняков, собирав­ший о нем материал, говорил мне: «Скорее все­го дала себя знать давняя и прекрасная тради­ция русской трудовой интеллигенции, привычка, вошедшая в плоть и кровь: не оставлять мозг в праздности»...

Можем, будучи сельским механизатором, как Анатолий Васильевич Сиротин из колхоза «Красная Поляна» Псковской области, отыскать на свалке металлолома годные к употреблению узлы, детали, чтобы сотворить из них зерносу­шилку — автомат с роботом, стаскивающим мошки с транспортера. «Импорт?» —уважитель­но спросят гости из Литвы и узнают, что все это Сиротин мастерил сам, человек он местный, здесь родился и вырос — комбайнер, тракто­рист, шофер, плотник, электрик...

Можем, как Владимир Юрьевич Жариков, преподаватель Одесского строительного инсти­тута, кандидат философских наук, организовать общественную школу кинокаскадеров, сняться и пятидесяти популярных приключенческих фильмах, виртуозно демонстрируя умение па­дать, прыгать, гореть в автокатастрофах, драть­ся, и при этом внушать своим ученикам, что ра­бота каскадера отнюдь не сводится к «физиче­ским головоломкам», нужно развивать в себе актерское мастерство, а главное — изучать пси­хофизические возможности человека, способ­ность адаптироваться к различным обстоятель­ствам...

Можем, работая в леспромхозах на Вологодчине, как Станислав Иванович Зайцев, заду­маться однажды: почему в Тотьме, затерянной в далеких от моря лесах, на старинных памятни­ках архитектуры изображены символы водных стихий? Да так крепко задуматься, что доско­нально изучить историю путешествий, прохо­дивших через эти места аж в Новый Свет. Рас­шифровать каменные летописи эпохи русских географических открытий, написать об этом статьи, убедить всех в необходимости туристи­ческого маршрута через Тотьму, вызваться водить экскурсии, выступать с лекциями, собирать экспонаты для созданного по твоей инициативе музея...

Можем, как Зосима Петрович Калашников, которому уже за семьдесят, сделать макеты Соловецкого монастыря или Архангельска двад­цатых годов: 250 миниатюрных зданий (торго­вые и гостиные дворы, жилые дома с крохотны­ми лепными карнизами, барельефами, ограда­ми...).

Можем, подобно инженерам В. Обижаеву, И. Терентьевой, Э. Негашеву, начальнику цеха Л. Каракаю и их друзьям из ДК Московского электролампового завода, под руководством ди­рижера М. Ковшаря поставить оперу А. Греча­нинова «Добрыня Никитич». Когда-то, в 1903 году, она шла в Большом театре в исполнении Шаляпина, Неждановой, Собинова... Но один из четырех томов партитуры оказался утерянным. Любителям с электролампового пришлось искать недостающие ноты в Москве, Ленингра­де, Киеве, Париже, Нью-Йорке, идти по следам гречаниновского архива, оказавшегося за рубе­жом. И отыскали, поставили оперу — впервые на советской сцене!..

Можем собирать по деревням старинные под­дужные колокольцы 1802, 1804, 1805, 1807, 1810 годов и так далее — по датам пушкинской жизни. Колокольцы, помнящие переливчатые звоны удалых троек той поры. («Кто долго жил в глуши печальной, друзья, тот верно, знает сам, как сильно колокольчик дальный порой волнует сердце нам».) Собирать и дарить их музею А. С. Пушкина в Москве. Случится увидеть их там, на Кропоткинской улице, где расположен музей, помяните добром сельского почтальона из Парфеньева Костромской области Степана Ивановича Николенко. Солдата, воевавшего под Сталинградом и расписавшегося в Берлине уг­лем на статуе Бисмарка. («Так получилось, рейхстаг был уже весь исписан»...)

Можем...

Я наугад взял несколько фактов из прессы. Материалов о людях, увлечения которых разносторонни, публикуется немало.

А рядом читаем о «ленивых и нелюбопыт­ных», погрязших в суете сует. О равнодушных, хуже — злобствующих по поводу «чудаков». К стыду своему, и это мы можем.

Егор Яковлев в «Известиях» рассказал, как затравили пенсионера Василия Матвеевича, ук­рашавшего землю у подъезда городского дома. Соседки писали всюду, мол, гвоздики да розы выращивает на продажу, использует «государ­ственную землю в целях наживы». Никто не ви­дел, как он срезает, продает, хотя и по ночам пели наблюдение, дежурили по очереди — тоже «общественная деятельность»! Замучили доно­сами, комиссиями, вытоптали цветы. Василий Матвеевич не перенес. Произошло неожиданное и страшное — он выбросился из окна... На месте сада под окнами теперь помойка, а склочники довольны—«пресекли безобразие». Журналист прав: «когда большую часть времени проводишь оперевшись на подоконник, пример того, кто на­шел себе дело по душе, не вдохновляет». От без­делья, от бездуховности можно и на стену по­лезть, и ближнего затравить. Соседки эти, вы­ражаясь словами из песни Высоцкого, «все че­ловеческое в себе доистребили». Говорю о взрос­лых, а думаю о детях. На глазах у них родители сеяли зло... Что могут дети и кем вырастут — нам еще предстоит о том разговор.