Глава первая

ИЩИ СЕБЯ, ПОКА НЕ ВСТРЕТИШЬ

Москва

Издательство политической литературы

СОДЕРЖАНИЕ

ВСТУПИТЕЛЬНОЕ СЛОВО АВТОРА, в котором он обращается к читателям с вопросами, возникшими в собственной жизни

Глава первая. ЗАВЕЩАНИЕ СТАРОГО ОРЛА Физик — переводчик — полиглот: познание воли и воля к познанию

Круги приближения к истине. МЫСЛИТЕЛИ

Глава вторая. ПРОШЕЛЕСТИТ СЕРЕБРЯНО КРЫЛО

Механик — математик — искусствовед: психология покорения пространства

Круги приближения к истине. ПРАКТИКИ

Глава третья. ТОРЕАДОРЫ, СМЕЛЕЕ В БОЙ! Химик — композитор, инженер — верхолаз, то­карь — журналист, директор — скульптор: жизнь замечательных и жизнь обыкновенных людей

Круги приближения к истине. ИССЛЕДОВАТЕЛИ

Глава четвертая. ФОРМУЛА МИЛОСЕРДИЯ Писатель — врач: мост над временем между медициной и обществом

Круги приближения к истине. ХУДОЖНИКИ

Глава пятая. ЧТО КРАДУТ ПОХИТИТЕЛИ ВРЕ­МЕНИ? Неумехи — подпевалы — рвачи: ситуация, достойная сожаления

Круги приближения к истине. ВЗРОСЛЫЕ

Глава шестая. НУЖНА ЛИ КРАСОТАРЕА­ЛИСТУ? Работники — мечтатели — экспериментаторы: резервы производства и ресурсы личности

Круги приближения к истине. ДЕТИ

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ СЛОВО АВТОРА, в котором он просит читателей задавать ему вопросы, возникшие в их жизни

ВСТУПИТЕЛЬНОЕ СЛОВО АВТОРА,

в котором он обращается к читателям с вопросами, возникшими в собственной жизни

Почему я пишу книги? Почему езжу в твор­ческие командировки, ношу рукописи в редак­ции?

Но я литератор, публицист. Чем же мне еще заниматься? Мне нравится моя профессия. И всегда нравилась — с первых пеших блужда­ний по деревенским проселкам корреспондентом районной газеты, где у нас не было даже вело­сипеда; с первых толковищ за железной дверью многотиражки строительного института, на ко­торой мы повесили табличку: «Без мыслей не входить!» — дверь под лестницей бывшего особ­няка графа Мусина-Пушкина на Разгуляв по­чему-то была обита металлом, видимо, у хозяй­ственной части еще не вполне прошел испуг по­сле московского пожара 1812 года, когда в граф­ском доме сгорел единственный из известных рукописных списков «Слова о полку Игореве»; с первых ночных дежурств в большой — ежед­невной! — газете областного масштаба; с пер­вых долгих странствий по Сибири спецкором «Литературки»; с первой тоненькой синей кни­жечки очерков...

Моя работа... О, нет, она доставляла мне не только радости! Я верю статистике ЮНЕСКО, Утверждающей, что по смертности журналисты стоят на втором месте после подземных рабочих. Верю в эту тоскливую статистику в страш­ные часы, когда нервы взвинчены до предела, а сон не приходит до утра. Верю в нее, когда ко­мок сжимает горло у свежей могилы: сколько товарищей своих, павших за ночной машинкой, не вернувшихся из полета, не успевших завер­шить начатое, сколько товарищей своих я по­терял! И когда в новогоднюю морозную ночь провожали одного из них, на снег под березами вместе со слезами пролилась у меня песня о нем; «Как судьба не права — птицу влет, что так радостно пела... Гранка жизни мала, и еще со­кращаться велят...»

И все же я люблю свою горькую, сладкую, не единожды проклятую, много раз воспетую е благодарственных молитвах судьбе профессию И был совершенно искренен в «Песне журнали­стов», которую мы сочинили вместе с Вано Му­радели: «Если снова начать, я бы выбрал опять бесконечные хлопоты эти...»

Искренен, но не точен.

Разве я выбирал свою профессию? Может, выбирала она? Или все-таки я сам — не раз­мышляя, интуитивно, очертя голову, — как пры­гают в неизведанное, когда позовет любовь?

Были лекции в юридическом, сумасшедший коктейль из римского права и медицины, исто­рии и криминалистики, логики и психиатрии, гражданского кодекса и латыни, азартные игры следственной практики, поклонение великим судебным ораторам; разве не эту дорогу предпочел я любой другой — технике, педагогике, геологии, журналистике? Да, и журналистике!

Так почему же я не выступаю в суде, не распутываю, подобно «знатокам», злонамеренные хитросплетения, а пишу книги?

Почему человек становится летчиком, а не токарем? Шофером, а не учителем? Историком, а не бухгалтером? Пожарным, а не моряком? Служителем зоопарка, а не верхолазом? Конст­руктором, а не садовником? Шахтером, а не вра­чом? Возможно, причиной тому было призва­ние. Но вполне вероятно — случай.

Уверены ли мы, что родились на свет ради того дела, которому посвящаем всю жизнь? И что мешает нам попробовать силы одновре­менно в нескольких областях — отсутствие вре­мени? непонимание себя? лень? фанатизм одно­люба? отсутствие подходящих условий? несо­вершенство общественных установлений?..

«Ищи себя, пока не встретишь».

Я воспринимаю это как мудрость, рожден­ную в гуще опыта народного. Но знаю, что мо­жно посчитать лишь словесным бубенчиком, спо­собным развлечь, однако не дающим ответа на естественные вопросы. Например, уместно ли в зрелом возрасте все еще искать себя? Как долго может продолжиться такой поиск — годы, де­вятилетия? Как оценить шансы на «встречу с собой» в конце пути? Не окажется ли поиск на­прасным?

Я думаю, что в самом процессе искания за­ключается смысл.

Перечитывая недавно Михаила Булгакова, обратил внимание на фразу, которая прежде ускользала от моего сознания:

«Целых лет двадцать человек занимается каким-нибудь делом, например, читает римское право, а на двадцать первом — вдруг оказыва­ется, что римское право ни при чем, что он даже не понимает его и не любит, а на самом деле - тонкий садовод и горит любовью к цветам.

Происходит это, надо полагать, от несовершенства нашего социального строя, при котором лю­ди сплошь и рядом попадают на свое место толь­ко к концу жизни».

Альберт Швейцер, философ и музыкант, выступавший с концертами органной музыки в лучших залах Европы, действительно, в расцвет те жизненного и творческого успеха неожиданно обнаружил призвание в миссионерстве и враче­вании, поступил студентом на медицинский фа­культет того же университета, где был профес­сором, и уехал лечить людей в африканские джунгли. Однако Моцарт, в четыре года сочинявший музыку, «попал на свое место» с рож­дения, как и наш Пушкин. А химик Бородин, найдя свое место в «могучей кучке» композито­ров, не потерял его и в среде естествоиспытате­лей, продолжая обе профессии параллельно Примеров — сколько угодно.

Значит, Михаил Булгаков не прав? Я так думаю. В контексте «Белой гвардии», датированной 1923 годом, замечание автора носит саркастический характер, ибо обращено к человеку оставившему учительство ради служения жестокости и насилию. Но булгаковская мысль значительнее повода, ее вызвавшего. Почему он привел именно такой пример: обращение от «римского права» к «цветам»? Для меня это символы: от занятия, не связанного с соками жизни, — к полюсу противоположному, олицетворяющему гуманное, естественно-природное начало деятельности человека. От выбранного по воле обстоятельств, исполняемого в силу привычки — к работе по велению сердца.

Как часто бываем мы глухи к голосу собственного «я»! Не чувствуем зов, не следуем вектору души. А в итоге «попадаем на свое место» лишь к концу пути.

Однако и влияние общественных причин на выбор профессии, последующие перемены тру­да, конечно, недооценивать мы не вправе. Многие теряются, оказываясь на перекрестке силь­ных ветров: влечет образование, соблазняет ин­терес, вынуждает заработок, влияют семья, сверстники, волнуют воспринятые с экрана те­левизора или вычитанные в книгах иллюзорные представления о жизни, давит пресс профори­ентации, подчиняют традиции среды...

«Поиск себя» — не только личная забота, как иной раз думают. Тут всенародный интерес. Твои способности, рассуждая по-хозяйски, при­ращивают или, наоборот, обедняют национальную сокровищницу. Об интеллектуальном потен­циале государства идет речь. Программа пар­тии, принятая в новой редакции XXVII съездом предусматривает всестороннее развитие людей, когда «способности каждого будут при­меняться с наибольшей пользой для народа», определяет задачу формирования «гармонично развитой, общественно активной личности, сочетающей в себе духовное богатство, моральную чистоту и физическое совершенство».

Задуманный разговор не ограничишь рамками самовоспитания, выбора места в жизни. Неизбежно обращение и к другим актуальным проблемам, связанным с глубокой перестройкой общественного сознания. Все очевиднее становится вред утилитарного подхода к человеку, как к работнику, осуществляющему ту или иную функцию в системе разделения труда. Страна сейчас остро нуждается в мобилизации духов­ых и нравственных ресурсов личности.

Глава первая