Из пятницы в субботу

Вот я провёл два дня с богатыми.

И сам не беден.

Но моё не в счёт.

Порядок цифр совсем…

Короче.

Длинно погуляли.

Два выходных ушли в тёмное небо.

Мне нельзя.

Им можно.

Мне всё нельзя.

Им можно.

Я слушал.

Я не говорил.

Им тридцать – сорок – сорок три.

Самый разгар.

Они все прилетели на штурм Одессы.

Три чартера.

Их было пятьдесят три – здоровых, молодых, богатых, штурмовых.

Из города в поддержку – два автобуса одесских террористок образца 86‑го.

Сорок пять моделей.

И еще сорок пять.

Как объяснила мне хозяйка: сорок пять «туда» и сорок пять «туда‑сюда».

Свет столбом.

Столы.

Бассейны.

Динамики лицом.

Звук бьёт в грудную клеть.

Красивые – в воде.

Похуже – в танце.

Все нервничают.

Звёздный штурм.

Три самолёта денежных мешков на два автобуса красивых тел.

Расправа близится.

Но спешки нет.

Все опытны.

У половины это было.

У половины это есть.

Уже все знают, главное – не торопиться.

Оттягиваем.

Мы прилетели оттянуться.

Хоть террористки сдельно.

Но тут либо по мелочи разами, либо по‑крупному за раз.

Танцуем.

Пьём.

Мурлычем.

Ожидаем.

Как самый главный у них – я. И два автобуса красивых тел Одессы.

Практически контрольный пакет города.

Пятьдесят один процент – у них на танцах.

Красиво.

Большевики не знали.

Три чартера плюс два автобуса.

Пятьдесят три на девяносто.

Красиво.

Шумно.

Какая водка лучше…

Браслетик на запястье – и в Ибицу…

Извините за название.

Там на сцене – томный изгибается Эльдар в зелёной шляпке, юбке, на платформах.

Как интересно.

Мужчины развлекают.

Дамы трудятся.

Я вдруг обиделся на слово «хитрый». И «вас любила моя мама».

– Чем же хитрый? Умный, – поправил я.

– Нет, хитрый, – гундосила ребёнок‑девочка.

Мне бы согласиться.

Но я упёрся.

Ну не нуждался, видимо.

Пошарил внутри себя – не нужно ни черта.

– Так что, ты утверждаешь, что я хитрый? Ну, давай доказывай.

Шло дело к драке.

Она хоть крошка, но силы равные.

– Я утверждаю, что я умный, – и я хлебнул свой фифти‑фифти.

– Нет, хитрый, – озлобился ребёнок и перевернул стакан с томатным соком на себя.

Моя взяла!

Я отбыл в танце, пока там три молодых штурмовика оттирали юбку, напоминающую брючный пояс…

Вихрь подхватил меня.

Я танцевал в хорошем ритме, но не в такт.

Просил оркестр подстроиться, но это был оркестр из Вашингтона, он по трансляции на хлорвиниле, хотя диджей рукой мне притормаживал.

Я чувствовал себя великим динамистом.

Нет, девочка, флирт и динамо – вещи разные: флирт ведёт, динамо лишь уводит.

Флирт для кого‑то лично, динамо – всем подряд.

Динамо – ничего не надо.

Пополоскать и смыться.

Флирт – звонит.

Динамо – никогда.

Флирт – жизнь.

Флирт – водка.

Динамо – каша из вранья.

Я был динамо.

Я прекратил.

Когда меня вели две девочки домой – я плакал.

Я динамистка, бабоньки.

Я записался на приём в женконсультацию.

Я напился.

Я отдал в стирку кофту с телефонами в карманах и замер на диване.

Мне только жаль ребят однообразных.

Работа, виски, перелёт, закуски, стол, куплеты, децибелы, террористки, виски, лёд, концерт, бассейн и перелёт. И децибелы, децибелы, Всё видно, но не слышно.

– А тот, с которым я была, сказал про вас…

Аркадия… жара… не слышно слов, и это всех спасает.

* * *

И пробивается глухое счастье. Сквозь солнце, море, ложь, туман.

Счастье. Оно сейчас глухое. Когда здесь, в Одессе, хорошо, но уже хочется улетать в Москву, и ты как раз завтра улетаешь. И хочешь, и рассчитываешь улететь обязательно…

А здесь очень хорошо, но нельзя остаться. И ты не хочешь остаться.

Тебе пора.

Ты летишь завтра.

Но сегодня.

Сегодня здесь очень хорошо.

И хорошо всё.

Даже то, что тебе нужно завтра отсюда улетать. Это входит в сегодняшнее хорошо.

Поэтому это счастье.

Счастье возможно на грани возможного.

Счастье, когда здесь хорошо, и ты почти бы остался, но ты улетаешь, потому что уже хочешь. Вот такая это смесь настоящего и будущего.