Первый иезуит

Человек, который пытается изменить других, теряет время напрасно, если он не начал с себя.

Игнатий Лойола

Игнатий Лойола родился в 1491 году в Басконии, то есть стране басков, которая расположена на севере Испании. Как и положено настоящему дону, он получил по‑дворянски длинное и звучное имя – Иньиго Лопес де Рекальде де Онас‑и‑де Лойола. Впоследствии биографы‑иезуиты, сводя историю к мифу, рассказывали, что мать его – Марина Соне – удалилась разрешаться от бремени в хлев и положила младенца в ясли. Когда же возник вопрос об имени новорожденного, малыш якобы отчетливо произнес: «Меня зовут Иньиго». Семья Лойолы была одной из знатнейших в Испании того времени. И, пожалуй, если бы он был первым сыном (которому, по обычаю, переходило наследство предков), орден иезуитов не был бы создан, а наш очерк не написан. Однако Лойола оказался самым младшим, тринадцатым ребенком в семье, причем восьмым сыном. Огромное наследство ему «не светило», да и родители были не склонны самостоятельно воспитывать мальчика, и потому Иньиго через какое‑то время отправили жить к крестному в город Аревало. Так, с детских лет, Лойола оказался оторванным от отца и матери, что, впрочем, было не редким случаем в те времена.

Истории известны имена десяти братьев и сестер дона Иньиго. Старший брат дон Хуан – наследник родового замка – был убит в неаполитанской войне. Дон Мартин наследовал замок и имущество после смерти старшего брата. Занятно, что в результате, несколько веков спустя, родовой замок Лойола достался «потомкам» дона Игнасио, то есть иезуитам. Он был выкуплен одной монаршей особой и подарен братству Иисуса. Приумножить славу предков третьему сыну – дону Бертраму – помешала ранняя смерть. Четвертый брат – дон Окоа – умер еще ребенком, как и одна из сестер – донна Мария. Искал славы и приключений пятый брат Иньиго – дон Эрнандо. В своих путешествиях он добрался до самой Индии, где и закончилась его жизнь. Шестой брат – дон Педро – наоборот никогда не покидал родные места и стал священником в церкви святого Себастьяна в Аспетии. Донна Магдалена, донна Марианна и донна Катарина вышли замуж. Улыбнулась ли им удача, были ли они счастливы, общались ли они со своим младшим братом – нам, увы, неизвестно.

Крестного отца, который воспитывал малолетнего Иньиго, звали Хуан Веласкес, он был казначеем кастильского двора. Ребенок воспитывался как положено дворянину того времени: учился читать и писать по‑кастильски, фехтовать, ездить верхом, сочинять вирши, играть на мандолине. Благодаря знатности семьи и родственным связям, у ребенка были покровители, и в 16 лет, то есть в 1507 году, дон Иньиго стал пажом при дворе королевской четы Фердинанда Арагонского и Изабеллы Кастильской. Он поселился в Барселоне – городе, знаменитом своей древней историей, – здесь находилась резиденция двора.

Дон Иньиго тогда был хорош собой и чрезвычайно энергичен. Говорят, что он участвовал в дуэлях и был любимцем дам. Известны его изображения, на которых он выглядит на редкость привлекательным мужчиной, а некоторые его не самые приличные похождения документально описаны. Так известно, что однажды Иньиго с братом устроили засаду и напали на священников из другого, враждебного рода. После этого Лойоле пришлось бежать из города. Но его все же нашли и отдали в руки правосудия. Тогда он объявил, что носит священнический сан, так как в младенчестве ему выбрили тонзуру и посвятили Богу, следовательно, гражданскому суду он‑де не подвластен. Это было более чем странное заявление, но семья Лойола была могущественной – и обвинение с ее младшего отпрыска сняли.

Будущий святой тогда не отличался примерным поведением, и в 1515 году даже предстал перед судом за участие в неких «серьезных и вероломных преступлениях». Однако протекция дона Хуана была сильнее любых обвинений, и молодой человек отделался легким испугом. К церковной жизни дона Иньиго и вовсе не тянуло, и, по признанию соратника, написавшего его биографию, «до 26 лет он был человеком, преданным мирской суете, и прежде всего ему доставляли удовольствие ратные упражнения, ибо им владело огромное и суетное желание стяжать славу». Словом, как и полагалось дворянину, Лойола был гулякой и забиякой, да к тому же еще и неучем, поскольку не знал ни слова по латыни и читал только рыцарские романы, переведенные на испанский язык. Романы эти кружили впечатлительному дону голову, и он с удовольствием предавался мечтам о ратных подвигах и служении даме сердца. Его непомерная амбициозность давала о себе знать уже тогда – в качестве дамы сердца он выбрал себе столь знатную особу, что не смел назвать ее имени своему биографу даже на склоне лет.

Со смертью дона Хуана в 1517 году придворная карьера дона Иньиго не закончилась, его взял к себе на службу вице‑король Наварры, недавно присоединенной к Испании провинции, находившейся неподалеку от родных мест Лойолы. Тут‑то молодому идальго и представился случай стяжать рыцарскую славу. За обладание Наваррой в то время боролись Испания и Франция. На войне Лойола проявил храбрость, энергию и распорядительность. Он стал офицером и к 1520 году имел чин капитана. Затем его назначили военным комендантом столицы Наварры – Памплоны. В мае 1521 года крепость была осаждена французами. Биограф первого иезуита в свое время писал: «Когда все полагали, что нужно сдаться, дабы спасти свои жизни, ибо было ясно видно, что защищаться они не смогут, он привел алькальду (главе местной администрации) столько резонов, что все же сумел убедить его защищаться, хотя это и противоречило мнению всех кабальеро, каковых, впрочем, приободрили его боевой дух и его отвага. Когда же настал день, в который ожидался обстрел, он исповедовался одному из своих товарищей по оружию. И вот, когда обстрел шел уже довольно долго, одна бомбарда угодила ему в ногу, отчего та целиком сломалась; а так как осколок прошел через обе ноги, то и другая была тяжко повреждена.

И вот, когда он упал наземь, защитники крепости тут же сдались французам, которые, овладев ею, весьма хорошо отнеслись к раненому, обращаясь с ним вежливо и дружелюбно…» Так 20 мая 1521 года крепость Памплона была взята штурмом. Французские солдаты, восхищенные храбростью дона Иньиго, вместо того чтобы доставить его в тюрьму и потом требовать выкуп у богатых родственников, отправили его домой, в родовой замок.

По словам биографа, «там он чувствовал себя очень плохо, и, когда созвали всех врачей и хирургов из многих мест, они решили, что ногу нужно снова сломать и сызнова поставить кости на свои места: как они говорили, то ли потому, что кости были дурно составлены прежде, то ли потому, что они разошлись по дороге, но они были не на своих местах, и так излечиться было невозможно. И снова устроили эту резню, в которой он – равно как и во всех прочих, которые ему довелось претерпеть и ранее и впоследствии – не вымолвил ни слова и ничем не выказал своих страданий, разве что крепко сжимал кулаки». С ногой было так плохо, что лекари полагали, что молодой человек умрет. Но 29 июня

1521 года, как раз в день святых Петра и Павла, он почувствовал облегчение. Тогда же ему явился святой Петр и обещал излечить храброго рыцаря. Дон Иньиго сочинил в честь первого апостола гимн.

Несмотря на то, что нога срослась, кость торчала из колена и одна нога оказалась короче другой. Причем «кость там настолько выступала вперед, что это было безобразно. Больной не в силах был это перенести, ибо он «хотел следовать мирскими путями», а этот нарост его уродовал. Это был серьезный удар для красавчика‑кабальеро. Однако Иньиго не только не смирился с собственным «уродством», но и придумал своеобразное решение проблемы: он попросил врача просто отпилить кость. Не в силах отговорить благородного дона, который «решился на мученические страдания по собственному почину», врачи с ужасом провели операцию. Но нога от этого длиннее не стала. Лойола пытался вытягивать вторую ногу и носил ужасные протезы, но и это не дало эффекта. Так до конца дней он хромал. И при этом не раз совершал длительные пешие путешествия по Италии, Франции и Испании!

Выздоравливая в замке, Иньиго Лойола скучал и решил развлечься чтением. Конечно, дон хотел читать романы, особенно ему хотелось перечитать «Амадиса Галльского». Но таковых не оказалось. Зато в домашней библиотеке нашлась книга «Жизнь Иисуса» и некоторые жития святых – «Цветок Святых» – и прежде всего основателей духовных орденов святого Франциска и святого Доминика. Лойола стал читать эти книги. Тогда же он грезил о некоей даме, о которой он говорил, что «она не графиня, не герцогиня, но выше их». Историки последующих веков решили, что речь шла о какой‑то особе королевской крови. Но возможно, что здесь речь идет о романтической любви к Прекрасной Даме, которая для него, Лойолы, естественно, выше и лучше всех на свете. Это было вполне в духе того времени и выглядит более правдоподобно, чем тайная любовь к королеве или принцессе. Лойола мечтал о своей возлюбленной, и это доставляло ему душевные муки, но жития святых людей приносили ему возвышенное успокоение. Заметив разницу, он задумался. Так начались его духовные упражнения. Жития святых и краткий пересказ евангелий стали предметом пристального изучения Лойолы. Со временем воображение стало оперировать новыми образами, он все чаще мечтал не о пирах и охотах, а «о том, чтобы пойти в Иерусалим босиком, питаться одними травами и совершать все прочие подвиги покаяния, которые, как он увидел, совершали святые». Безграничное честолюбие идальго нашло новый объект – он мечтал о том, чтобы мучиться сильнее святых мучеников и в самоотречении оставить позади самых известных аскетов.

По словам биографа, «читая о жизни нашего Господа и святых, он впадал в размышления, рассуждая сам с собой: «А что было бы, если бы я сделал то, что сделал святой Франциск, и то, что сделал святой Доминик?» И так он размышлял о многих предметах, казавшихся ему достойными, всегда ставя перед собой задачи затруднительные и тяжелые; и, когда он ставил себе эти задачи, ему казалось, что он находит в себе способность справиться с ними на деле. А размышления его состояли в том, что он говорил сам себе: «Святой Доминик сделал то‑то – значит, и я должен это сделать; святой Франциск сделал то‑то – значит, и я должен это сделать».

Вскоре воображение больного так распалилось, что он стал грезить наяву, более того, разнообразные видения не покидали его до конца жизни. Когда же в одну из бессонных ночей перед ним возник образ Мадонны с младенцем Иисусом, у Лойолы окончательно развеялись сомнения в своей высокой миссии. Теперь он жил только одной идеей – добраться до Иерусалима и обратить турок в христианство. Никого из домашних дон Иньиго в свой замысел не посвятил, потому что после ранения стал очень скрытным. Худо‑бедно поправившись, Лойола с головой отдался религии, и остановить его уже ничто не могло.

В марте 1522 года он тайно покинул замок. Лойола пошел к горе Монсеррат, где находился монастырь, в котором находилась чудотворная икона Пресвятой Богородицы. 25 марта

1522 года, в день Благовещенья Богородицы, дон Иньиго повесил у иконы свои доспехи и оружие и провел перед ней всю ночь, молясь то стоя, то коленопреклоненным, не выпуская паломнического посоха из рук. Он скинул рыцарское одеяние, в котором пришел, и добыл себе грубую одежду отшельников. После этой ночи дон Иньиго стал называть себя рыцарем Пресвятой Девы и воином Иисуса. Такое романтическое посвящение рыцарем своих доспехов и оружия Деве Марии было описано в любимом романе Лойолы «Амадис Галльский» и было повторено им вплоть до мелочей.