Глава 1. Оружие

Сергей Щепетов

Клан Мамонта

Каменный век – 4

Текст предоставлен правообладателем http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=153663

«Сергей Щепетов. Клан Мамонта»: Крылов; СПб; 2006

ISBN 5‑9717‑0353‑6

Аннотация

Бескрайняя степь стала тесной: гибнут мамонты, кроманьонские племена воюют друг с другом и между делом истребляют последних неандертальцев. Семен Васильев научил свое племя запасать пищу, лепить глиняную посуду, строить лодки и ковать клинки из метеоритного железа. Хватит ли этого, чтобы выжить и победить врагов?

Вновь и вновь Семен натыкается на следы чужого вмешательства. Он уже знает, что у представителей высокоразвитой цивилизации есть план ускоренного развития человечества: приледниковые степи должны превратится почти в пустыню – тундру и лесотундру, исчезнут крупные млекопитающие, а уцелевшие туземцы будут вынуждены заняться земледелием. Творцы истории не учли только одного: случайно оказавшийся в каменном веке геолог полюбит этот мир и будет его защищать.

Сергей Щепетов

Клан Мамонта

Глава 1. Оружие

Этим летом Семен Николаевич Васильев постоянно был очень занят: утром и днем работал, тренировался и тренировал других. По вечерам думал и любил свою женщину – так и не растолстевшую Сухую Ветку, а ночью, разумеется, спал. Тем не менее он принял решение взвалить на себя еще одну нагрузку. Маленький Юрик рос в компании своего молочного братика – питекантропа Пита – и охотно общался с кроманьонскими детьми близкого возраста. По представлениям Семена, в такой компании ребенок автоматически должен освоить язык родного племени и даже, наверное, научиться общаться с питекантропами. А вот русский язык, кроме родного папаши, преподать ему некому. Зачем нужен этот язык в мире, где до появления даже не славян, а их далеких предков, должны пройти тысячи лет, Семен не знал, да, собственно говоря, и не задумывался над этим. Впрочем, он совсем не был уверен, что в результате его деятельности славяне здесь вообще когда‑нибудь появятся. Тем не менее почти каждый вечер перед «отбоем» он рассказывал ребенку сказки – исключительно по‑русски. Самой популярной из них была сказка о том, как и почему они – отец и сын – тут оказались.

Для стороннего наблюдателя это, наверное, показалось бы забавным: на окраине мамонтовой тундростепи в коническом жилище из жердей и шкур сидит бывший завлаб, кандидат наук С. Н. Васильев. Он ковыряется прутиком в тлеющем очаге, обложенном камнями, и рассказывает о Москве, об институте, в котором учился, о распределении в престижный НИИ, который находится на другом краю материка, о сдаче кандидатских экзаменов и защите диссертации. А еще – о горных породах, об отпечатках ископаемых моллюсков, о химических анализах, литологических описаниях, о стратиграфии, петрографии, палеонтологии и еще много‑много о чем. В том числе о старом приятеле Юрке, с которым они когда‑то долго были соседями в общежитии молодых специалистов. Семен Николаевич (он же – воин из рода Волка по имени Семхон Длинная Лапа) повествует о том, как в ином мире они с другом в совершенно пьяном виде взялись испытывать загадочный заграничный прибор для исследования слоев горных пород. В итоге все они оказались вот здесь, только Юрка и американец‑наладчик в расчлененном виде, а он целенький, но почти голый – с ножом и зажигалкой в кармане. Семен рассказывал эмоционально – он вновь переживал свои первые впечатления в этом мире (жить незачем, на самоубийство сил не хватает, а кушать хочется все время). А как он – матерый геолог‑полевик – учился ловить рыбу, охотиться, делать одежду и обувь?! Это же, как говорится, и смех и грех!

Впрочем, если бы сторонний наблюдатель действительно имел место быть, если бы он проявил свое присутствие во плоти, то Семен Николаевич, при всей своей интеллигентности, не задумываясь, предпринял бы массу усилий, чтобы немедленно проломить ему череп. Или нанести еще какое‑нибудь летальное повреждение. Однако таковых поблизости не имелось, поэтому бывший завлаб продолжал свой рассказ:

– …А вот что сильно помогло мне тогда, так это то, что после аварии на приборе память у меня обострилась чрезвычайно и к тому же появилась способность к ментальному, то бишь мысленному общению с людьми (без языка если) и животными. Интересно, к тебе по наследству это перейдет? Очень полезный дар, только после трудных сеансов голова сильно болит.

Потом я подобрал и выходил раненого воина из кроманьонского племени лоуринов. Ты его знаешь – Черный Бизон у нас тут теперь вождем работает. Он меня привел в поселок рода Волка и сказал, что я прибыл из Верхнего мира – из будущего то есть. Познакомился я с людьми, со старейшинами, с главным жрецом местного культа. Его все Художником звали, потому что он рисовал в нашей Пещере. Потом меня и самого в род Волка приняли – посвящение проходить пришлось. Правда, не полностью, а только самый главный обряд – интимное знакомство со смертью.

Много тяжелых событий было в то лето: война с неандертальцами‑хьюггами, плен, пытки, возвращение. Но и хорошее было – с мамой твоей будущей познакомился. Сухая Ветка тут единственная была тоненькой и стройной (на мой вкус – в самый раз!), поэтому все ее уродкой считали. А еще по чистой случайности обнаружил я среди местных подростков талантливого мальчишку – Головастика. Для племени это оказалось очень важным, ведь он мог бы заменить старого жреца. Только парень успел крупно провиниться перед всеми, и его должны были казнить. Старейшины решили казнь сделать символической, а потом как бы возродить его, но уже членом другого рода нашего племени – рода Тигра. Пришлось и мне в этом обряде поучаствовать.

Ну, а потом, уже осенью, столкнулся я с инопланетянами. Фантастика, конечно, ненаучная, но факт: они меня выловили и к себе на базу доставили. Как выяснилось, я и попал‑то в этот мир из‑за них. Эти бледные ребята, оказывается, активно вмешиваются в судьбу местного человечества. Цели у них вроде как благие, а вот методы… Взяли, да изменили климат на большей части планеты, сделав его более контрастным по временам года. А через тысячи лет ученые будут гадать, с чего бы это вдруг началось быстрое вымирание крупных млекопитающих в приледниковых степях, а на юге ни с того, ни с сего возникли очаги раннего земледелия. В общем, прогрессоры, блин… К тому же оказалось, что я им тут не нужен в живом виде – мешаюсь, как соринка в глазу. Но по их правилам собственноручно убить меня они не могут – только косвенно поспособствовать. Короче, предложили мне вернуться в родной мир.

Только обманул я их, – рассказывал Семен давно уже спящему младенцу. – Согласился на переброску, а сам тут остался – людей предупредить хотел, ну и… из‑за мамы твоей, конечно. А зима та была – врагу не пожелаешь: бураны, метели, ураганы, землетрясения. От родного племени хорошо если четверть людей осталась. Что уж с другими племенами стало, даже и не знаю. Но, видать, не зря остался – без меня, наверное, еще хуже было бы. Так эти инопланетяне (представляешь?) перед одним ураганом взяли да и утащили твою маму. Дескать, сейчас все загнутся, так что никто и не заметит. Ну, все‑то не загнулись, но народу погибло много… А уцелевшие потом чуть с голоду не перемерли – страшно вспомнить. Но – перезимовали. Весна настала, охота вроде наладилась, а мне без Веточки совсем тоскливо стало. Решил построить лодку и двинуть на юг – эти инопланетяне в основном где‑то там орудуют. Они, как оказалось, ненавязчиво подталкивают народ к оседлой жизни и земледелию. Ну, не то чтобы курсы переквалификации для охотников открывают, а как бы поддерживают всякие обряды и культы, которые с зерном связаны.

Плыл я, значит, плыл и однажды выловил в реке какого‑то звереныша. А это оказался детеныш саблезубого тигра. Саблезубы, конечно, на самом деле не тигры, а особый вид кошек – их ученые смилодонами или махайродами называют. Только приспособился я этого сосунка кормить, чтоб с голодухи не помер, как за ним пришли. Ну, не мама с папой, конечно, а какие‑то другие махайроды – целый прайд. Среди них нашлась и кормящая кошка – у нее собственные детеныши погибли. Пришлось отдать ей котенка – да и, собственно, зачем он мне? А главный саблезубый кот мне за это «справку выписал» – обрызгал вонючей дрянью все мое снаряжение. Я, конечно, сначала плевался и ругался, но потом эта «справка» мне пару раз жизнь спасла.

Простился я с махайродами и двинул вверх по притоку. По дороге наткнулся на Эрека с Мери, или, может быть, это они на меня наткнулись. Хорошие ребята, только я с ними полного взаимопонимания никак не добьюсь. Они‑то меня вроде как понимают, а вот я их не очень: общаются и думают они уже не по‑звериному, но еще и не по‑человечески. Они, конечно, не настоящие питекантропы – это я их так для простоты обозначил. Они, наверное, к какому‑то реликтовому виду Homo относятся: сами большие, волосатые, сильные, но охотиться не умеют, ни на кого не нападают и всех боятся. В основном растениями питаются, но и мясо любят – даже тухлое.

В конце концов плыть дальше стало нельзя – течение сильное, да и пороги с перекатами начались. Тогда отправились мы с Эреком и Мери туда, где они раньше жили. Приходим, а та‑ам…

Как выяснилось, не очень далеко от их жилья (дня три идти) не то поселок при храмовом комплексе, не то наоборот. В общем, бабы там заправляют – служительницы какого‑то культа, с зерном и с плодородием связанного. И эти долбанные амазонки устроили экспедицию… Короче, всех, кто тут жил – питекантроповских детей, стариков и женщин, – постреляли отравленными стрелами, а мужиков повязали и в плен увели. Они там с ними… Ну, тебе еще рано про такие страсти слушать. Меня и самого чуть не поймали, пока я вокруг поселка этих амазонок шарахался – еле ноги унес. И такая меня, знаешь, злоба взяла…

Наделал я кульков с горючей смесью и опять туда отправился. Поля их пшеничные поджег ко всем чертям, а храм со скалы «бомбами» забросал. Они, правда, у меня не взрывались, но горели хорошо. Поиграл я, значит, в террориста‑диверсанта и уже сматываться решил – тут‑то меня и повязали. Правда, не местные бабенки в леопардовых шкурах – а то я бы здесь не сидел. Опять инопланетяне взяли: ты что же это, говорят, нам работать мешаешь?! Мы тут сеем разумное‑доброе‑вечное, а ты в него бомбами бросаешься?! Возвращаться в свой мир не хочешь, помирать тоже не хочешь, тогда, говорят, работай с нами – способности у тебя незаурядные!

Послал я их – вполне конкретно. Так они мне опять выбор предложили. То есть маму твою как бы вернули, но с условием, что в живых из нас только один кто‑то остаться должен. Короче: спрыгнул я в яму к леопардам и решил, что уж теперь‑то мне точно хана – будешь ты, если родишься, сиротой расти. Но опять «справка» от махайрода выручила: леопарды саблезубову метку учуяли и чуть не описались от страха. Вот смеху‑то было!

Вернулись мы с твоей мамой к питекантропам и стали думать, как жить дальше. Думали‑думали, да и решили в родное племя возвращаться. Мы с ней на лодке, а Эрек с Мери пешком по берегу – на лодке они почему‑то плавать боятся.

Когда я еще туда плыл, место одно интересное нашел. В нем сера самородная встречается. Это для пороха – для горючей смеси нужно. Селитру я у питекантропов на помойке набрал, а вот с серой – проблема. Решили мы с Эреком еще раз сходить на это месторождение. Ну, сходили, серы набрали и назад возвращаемся – более короткой дорогой. Только эта короткая дорога нам чуть боком не вышла – неандертальцы на нас напали. Как я потом понял, напали даже не ради наших голов, а ради мяса – оголодали совсем. Кое‑как мы с ними справились, а мальчишку раненого с собой забрали – добивать жалко стало. Так он с тех пор у нас в племени и живет – Хью мы его зовем.

Забрали мы неандертальца и дальше по реке двинулись – уж зима на носу. Доплыли, значит, до устья притока – до нашей Большой реки. Как Эрек с Мери на эту сторону переплывали, вспоминать страшно – чуть не утонули оба. Кое‑как перебрались, лагерь разбили, начали в себя приходить и думать, как до поселка добраться. А наутро нам подарочек судьбы – саблезубы! Те самые! И детеныш, которого я спас, тоже с ними. Пришлось опять общаться. Они, оказывается, на наш берег перебрались – сменили, так сказать, охотничью территорию. Поговорил я с главным котом (понтовитый мужик!): «Мне охотиться надо, а ты мою добычу пугаешь! Хотя, между прочим, обещал не мешать и даже помогать, если вернусь!» Ну, кот мурлыкнул невнятное, дескать, будет тебе добыча. Так и оказалось. Они поблизости мамонтиху раненую добили, а она с детенышем была. Вот этого детеныша саблезубы нам прямо в лагерь и пригнали – ешьте, дескать! Есть Варю мы, сам понимаешь, не стали… Потом, когда попривыкла немного, мы ее в волокушу запрягли и домой отправились. Она тогда, конечно, поменьше была, чем сейчас, но все равно очень сильная. Ох, и ругались же на меня старейшины, когда мы в поселок прибыли! Зачем, говорят, мамонта мучаешь! Сами‑то лоурины уже собачьи упряжки освоили. Впрочем, как сказать…

В зиму катастрофы мы все тут от голода загибались: не только почти всех собак съели, но и… Лучше об этом не вспоминать. Волкам в степи тоже туго пришлось. Нам повезло как‑то раз – наткнулись на стадо овцебыков. Жалко зверей, конечно, но пришлось все стадо выбить – людей кормить надо. А потом – возле бычьих туш – я с волками чуть не поссорился. Степные волки, вообще‑то, на людей не нападают, но тут случай особый: люди Закон жизни нарушили! В том смысле, что всю добычу себе забрали. Ну, подошла стая, точнее, ее остатки, и пришлось мне с вожаком объясняться: я с голодухи еле на ногах стою, он тоже, но волки все‑таки звери… В общем, застрелил я того вожака из арбалета и помирать собрался: перезаряжать сил нет, а посохом драться – тем более. Но оказалось, что в этой стае второй по «крутизне» после вожака мой старый знакомый – я его Волчонком зову, хотя он давно взрослый. Договорились: я вроде как занимаю место убитого волчьего лидера, и, соответственно, получаю право (и обязанность) делиться с ними добычей. Меня это устроило, и собак – две суки у нас всего осталось – я волкам как бы отдал, и они их приняли, не загрызли. Потом – уже летом – эти псины в поселок со щенками вернулись. В общем, у нас тут волкочеловеческая стая образовалась. Правда, чистокровные волки или полукровки, которые волками уродились, ради еды в упряжке ходить не любят – гордые очень.

Вторая зима после катастрофы прошла почти нормально – ты вот родился, и Пит, и еще кое‑кто. А весной случилось такое, о чем я и мечтать не смел – металл нашли. Точнее, железный метеорит. Радость, конечно, большая, но поначалу намучились: как с металлом без металлических инструментов работать?! Головастик мне тогда сильно помог – он и правда вундеркиндом оказался. Теперь он у нас главный по «магии металла». А магия – это дело такое…

Когда я только‑только сюда попал и немного пообвыкся – в самом начале то есть, – освоил я «магию глиняной посуды» – лепить и обжигать научился. Думаешь, кому‑нибудь, кроме твоей мамы, эта посуда понадобилась? Нет, конечно. Это потом уже – много позже – народ распробовал и во вкус вошел. Зато рябиновая самогонка, при помощи керамической посуды сделанная, понравилась сразу! Так и с металлом: не иголки нужны, чтоб одежду шить, не топоры, чтоб дрова рубить, а оружие. Но, с другой стороны, понять наших главных людей можно: чужаки какие‑то в степи объявились. Быть, похоже, войне, а силенок у лоуринов маловато. Когда‑то здесь союз пяти племен жил, но после катастрофы только наше племя и осталось. Кто из других уцелел, к нам сюда прибились. Только это в основном женщины и дети – они самые живучие оказались. В общем, оружие действительно нужно в первую очередь. Тем более что старейшины и женщинам военную подготовку разрешили.

Семен осознал, наконец, что и Юрик, и Сухая Ветка спят – давно и крепко. «Что ж, – вздохнул бывший завлаб, – в моем мире когда‑то был в моде метод обучения во сне».

Выбор оружия начался с интеллектуальных мук: Семен сидел, чесал затылок и думал. Собственно говоря, это было необязательно – выбор уже вроде как сделан. После исторического Совета топор к Семену не вернулся – старейшина Медведь (он же главный тактик, стратег и тренер молодежи) инструмент заграбастал и занялся усиленными тренировками самого себя. Его голубой мечтой стало снести этой штукой голову какому‑нибудь врагу. О том, что топором можно рубить дрова, никто, конечно, не вспомнил. От Семена же требовалось одно: наколдуй еще!

Честно говоря, заниматься оружием Семену не хотелось – он предпочел бы истратить металл на инструменты. Однако он немного знал историю своего родного мира и понимал, что означает появление каких‑то чужаков на границе земли охоты лоуринов: «Условия жизни людей и животных изменились и, скорее всего, началось Великое переселение народов. Само оно не рассосется, а что могут противопоставить чужакам лоурины? Полтора десятка воинов, полдюжины не прошедших посвящения подростков? Так ведь мужчины должны еще и охотиться – им нужно кормить почти сотню детей и женщин. У племени есть, конечно, запасы сушеного мяса, но по нынешней жизни расходовать их страшно. Впору действительно готовить и вооружать „женский батальон“. Впрочем, какой уж там батальон – и роту не набрать.

В общем металлическое оружие действительно нужно, причем такое, которым можно было бы сравнительно легко научиться пользоваться и которое давало бы владельцу значительное преимущество перед противником. Совсем не факт, что топор таковым является. В военном деле другого мира топор применялся против латников и всадников. У него, в отличие от меча, удар более концентрированный – можно и щит прорубить, правда, он в нем застрянет. А колющие удары топором наносить нельзя – усовершенствование требуется. Зато топор можно метать. В некоторых средневековых европейских армиях метательные топоры даже на вооружении были – по 5–6 штук у солдата. А уж томагавки американских индейцев! Прочитал когда‑то тактико‑технические данные этого оружия. Прицельно мечут его метров на 10–15. В полете томагавк вращается и, проходя сквозь кусты и ветки, вроде бы траекторию не меняет. Еще выяснилось, что предназначен томагавк не для боя, а для добивания убегающего противника – запулить ему в затылок. Форма у этих метательных топоров была разная – на наш плотницкий ни одна не похожа. В те времена, когда Аляска была российской, тамошние индейцы в качестве томагавков использовали русские колуны (!). В общем все это очень романтично, но чем томагавк эффективней дротика или метательной палицы?

Родная история показывает, что топор, попав на войну, начал быстро эволюционировать. Сначала, кажется, он удлинился, вытянулся и превратился в бердыш, он же секира. Кроме того, боевой топор вступил в интимную связь с копьем и породил метиса – алебарду. Ею, как и бердышом, можно колоть и рубить. Все бы хорошо, но выковать лезвие бердыша в наших условиях довольно трудно, что уж там говорить про алебарду. Ни приличных инструментов, ни приспособлений для сложной ковки нет, а делать их можно всю оставшуюся жизнь. Кроме того…

Кроме того, есть в бердыше и алебарде какой‑то общий недостаток, который не позволил стать этому оружию в один ряд по популярности с копьем и мечом. Какой? Ну, наверное… Это же древковое оружие, то есть управлять рабочей его частью (лезвием) нужно на расстоянии, а тут получается сразу два угла – между древком и рукой и между древком и лезвием. А вот у копья и меча этот угол только один. То же у палицы или дубины – взялся за рукоятку и бей‑круши во все стороны, не глядя, что там у тебя на конце. С бердышом так не получится – все время координироваться нужно. В общем, сложно все это: и делать сложно, и воевать. А что‑нибудь попроще?

Вообще‑то, по военной науке (так не хочется называть ЭТО наукой!) более продвинутым считается другой гибрид – копья и ножа или меча. По сути, это просто тесак на длинной рукоятке. В Европе такое оружие называлось „глефа“, а в Китае, кажется, дадао – большой меч, значит. На Руси эти штуки тоже применялись. Считались они разновидностью рогатины и назывались „совня“. Правда, у совни лезвие в верхней трети загибалось на манер санных полозьев и немного расширялось. А еще… Был в детстве период увлечения творчеством писателя Федосеева. Один из его главных героев – тунгус по имени Улукиткан – орудовал неким инструментом – оружием под названием „пальма“. В те годы я ножами сильно интересовался, и очень меня эта пальма заинтриговала. Навел я справки, но где ударение ставить, так и не выяснил. Зато узнал, что эта штука была распространеннейшим оружием народов Западной и Центральной Сибири. И еще: клинок‑наконечник иногда делался съемным и мог использоваться как палаш или нож‑мачете. Наверное, это то, что нам нужно, благо основные параметры память хранит.

Значит, так: клинок односторонний с прямой спинкой и слегка выпуклым лезвием длиной, скажем, сантиметров 40–50. Никаких наворотов, типа крючьев или пробойников нам, пожалуй, не нужно. А насаживать как? Тулью, вообще‑то, можно сделать в виде трубки – просто согнуть металл. А еще проще – две полосы типа помочей, только развернутые в плоскости, перпендикулярной клинку. Их можно будет ремешком обматывать. А древко сделаем по желанию трудящихся: длиннее, короче, толще, тоньше. В принципе, можно его вообще с ладонь сделать – тогда получится тесак, которым можно работать как коротким мечом. Но вообще‑то древко должно быть не очень коротким – длиннее, чем дубина или палица противника, – и при этом достаточно толстым и прочным, чтобы им блоки ставить. В общем – типа моего посоха. Да и техника работы с такой штукой будет, наверное, похожа на работу с коротким боевым шестом, только добавятся режущие удары. О, придумал! Первый тесак я на свой посох и насажу – он у меня будет съемный!»

Первый клинок Семен ковал сам – долго и тщательно. Потом, в силу сложившейся уже традиции, состоялось заседание приемной комиссии с фехтованием и разрубанием звериной туши. Надо отдать должное главным людям лоуринов – достоинства нового оружия они оценили с первого раза. Более того, было принято решение о перевооружении – пальмы вместо палиц. Взрослым переучиваться некогда, да и поздно, а вот молодежь… И, кроме того, женщины.

– Давай, колдуй на всех! – сказали старейшины.

– Сейчас, – усмехнулся Семен, – только шнурки поглажу! Эту магию я придумал, чтобы ее передавать, а не для того, чтобы колдовать самому!

Становиться профессиональным кузнецом Семен не собирался – все надежды он возлагал на Головастика. Надежды оправдались, но не полностью: приемы работы с металлом парень осваивал, что называется, с пол‑оборота, но делать «массовку» ему было скучно. Самое большее, на что он оказался способен, это изготовить два одинаковых предмета в соответствии с макетом или собственным замыслом, а потом начинал капризничать и отлынивать. По представлениям же Семена, только клинков для пальм нужно не менее полутора десятков, а спрос на железные ножи – боевые и хозяйственные – просто бездонен. Также еще нужны швейные иглы и рыболовные крючки. В конце концов выход нашелся: каждый из подростков должен выковать себе оружие сам. А для этого, соответственно, пройти все стадии обучения. Желающих освоить новую магию оказалось с избытком. Вот тут‑то Головастик и развернулся – что‑то объяснять и показывать сверстникам он мог до бесконечности. Семену осталось лишь руководить и решать общие вопросы.

Прежде чем запустить оружие в серию, Семен изготовил второй инструмент принципиальной важности – лопату. С ее помощью он мобилизовал народ на раскопки, дабы оценить имеющиеся запасы металла. Изрядно уже растерзанный метеорит был раскопан и оценен на глаз. Получалось, что ни танк, ни даже паровоз из него не построить, но вооружить всех боеспособных хватит, и даже еще немного останется. Следующим действием было сооружение стационарной кузницы. Расположить ее Семен решил примерно там же, где была временная – на берегу реки возле обрыва. Обычный конический вигвам для этой цели не годился, и Семен частично вспомнил, частично изобрел заново несколько иную конструкцию – типа чума или юрты. Основное отличие от классической модели заключалось в том, что стойки вертикальной части стен крепились не распорками, а заколачивались в землю кувалдой.

Дальше дело пошло своим ходом – Семен слушал, как Головастик покрикивает на многочисленных разновозрастных учеников, и тихо радовался: «Человек оказался на своем месте – откуда и голос командный прорезался!» Первое время его сильно тревожило соблюдение молодежью правил техники безопасности на производстве – ждать, когда появится опыт тяжелых ожогов, выбитых глаз и отрубленных пальцев ему не хотелось. Пришлось сочинять инструкцию – в стихах, разумеется, – и требовать ее заучивания в качестве допуска к новой магии. Семен же обзавелся личной пальмой, топором, универсальным (в смысле хозяйственно‑боевым) ножом и решил свое участие в магии металла прекратить. Но не тут‑то было.

Несколько вечеров подряд Семену не давали уснуть крики, доносящиеся с тренировочной площадки. «Что там Медведь – совсем озверел?! Темно почти, спать нужно, а он все еще кого‑то гоняет! И ведь который вечер подряд! Пойти посмотреть?»

Костер Совета тлел, не давая ни тепла, ни света. Спиной к нему на бревне восседал старейшина Медведь и лениво обгладывал оленью лопатку. Перед ним на площадке раз за разом повторялось одно и то же действо: кто‑то из подростков бегал кругами, точнее, эллипсами. Это, как знал Семен, одно из основных упражнений в отработанной системе тренировок юношей‑лоуринов. Для себя Семен его называл «атака дротиками с ходу»: человек разбегается и, достигнув «огневого рубежа», должен метнуть, не останавливаясь, один или несколько дротиков в мишень. Потом добежать до этой самой мишени, забрать дротики и идти на второй заход. Расстояние от мишени – обтянутой мамонтовой шкурой конструкции из палок – до «огневого рубежа» может меняться от 10 до 30 метров. В данном случае дистанция была средней – метров двадцать. Подросток оказался коротконогим и низкорослым. Боевой клич лоуринов он выкрикивал с характерным акцентом. «Так и есть, – расстроился Семен, – опять Хью мучает, садист чертов! Пользуется тем, что парень хорошо в темноте видит».

– Ты чего это?! – изобразил праздное любопытство Семен и уселся на бревно рядом со старейшиной. – Спать пора! И не лень тебе напрягаться?

– Лень, конечно, – вздохнул Медведь и протянул кость с остатками мяса: – Хочешь? Печеное – очень даже ничего.

– Спасибо, ел я уже, – отказался Семен. – Что ты до парня докопался?

– А что делать, Семхон?! – сокрушенно вопросил старейшина. – Думаешь, я нарочно? Спал бы уже давно, а вот приходится мучиться. Из лука он не стреляет – раньше надо было начинать учиться. Да и нет у нас луков‑то. А с дротиками у него ничего не получается.

Да, эта проблема Семену была знакома. В племени лоуринов мастеров по изготовлению луков не осталось. Несколько парней, проходивших обучение в союзных племенах, зимнюю катастрофу не пережили. Таким образом, преемственность магии «соития кости и дерева» оказалась нарушенной. Собственно говоря, изготовить небольшой лук, пригодный для охоты на мелкую дичь, нетрудно, но это совсем не то, что настоящий большой лук. Удачный выстрел из такого оружия способен за сотню метров свалить бизона. Те пять луков, которые остались в племени, почти непрерывно были в работе – с их помощью охотники добывали мясо. В этих условиях руководство племени приняло решение о возрождении «магии дротика».

– Р‑ра! – хрипло вскрикнул на бегу Хью и трижды взмахнул рукой.

– Стоять! – рявкнул Медведь и, поднимаясь с бревна, предложил Семену: – Пошли, посмотрим!

Это были, конечно, не настоящие дротики, а просто палки, размочаленные на толстых концах бесчисленными ударами. Под кожаной мишенью валялась только одна, а две другие – среди камней склона.

– Во, видал? – ткнул Медведь обглоданной костью в мишень. – Мажет и мажет, мерзавец! Ну‑ка, подержи!

Семен взял кость, а старейшина подозвал парня. Хью тяжело дышал, от него исходил непривычно резкий запах пота – обычные люди так не пахнут. Они с Медведем были почти одного роста и примерно одинаковой ширины в плечах, но даже в полутьме было заметно, что неандертальский мальчишка раза в полтора тяжелее и сильнее своего тренера.

– Опять?! – злобно прорычал старейшина и шагнул вперед. – Ты когда человеком станешь?!

Дальше последовало то, чего Семен еще не видел: приняв боксерскую стойку, Медведь провел короткую серию – боковые в голову с правой и с левой. Семен когда‑то сам показал ему несколько боксерских ударов – шутки ради. До настоящего спортсмена старейшине было, конечно, далеко, однако руками он махнул довольно быстро. Тем не менее неандерталец отреагировал еще быстрее – вероятно, ждал чего‑то подобного. Он коротко поднырнул под первый кулак, а второй встретил открытой ладонью, обхватил и сжал.

– А‑а‑а, гад! – с трудом вырвал руку старейшина. – Вот ведь взял манеру – кулаки ловить! У него же каждый палец на лапе как два моих! А ну‑ка, лечь!!! Два раза по две руки отжиманий!!!

Хью послушно опустился на землю. Медведь взгромоздился на него, встав ногами между лопаток и балансируя расставленными руками:

– Начали! Раз! Два! Три!..

Это было новшество, придуманное тренером специально для неандертальца – ни один из подростков‑лоуринов такое упражнение выполнить не мог. Семен смотрел на это издевательство и мучительно пытался вспомнить что‑то давно прочитанное.

– Доволен? – закончил счет старейшина. – Отдохнул? А теперь быстренько: подобрал палки и вперед! Ты у меня их до утра кидать будешь, и завтра целый день, и послезавтра!

Они опять сидели на бревне у потухшего костра. Хью бегал кругами и метал «дротики».

– Прямо не знаю, что с ним делать, – жаловался Медведь. – Сколько уже мучаюсь и все без толку.

– Так оставь его! – предложил Семен и вспомнил про питекантропа, который очень любил коллективные занятия и охотно участвовал в тренировках. – Ты же от Эрека такого не требуешь!

– Ну, ты сравнил! То ж Эрек! В зверя он, наверное, за сто шагов копьем попадет, только ни за что не метнет, потому что пангиры никогда ни на кого не нападают, разве что друг на друга. А зачем нужно в мишень кидаться, они просто не понимают. Точнее, наш Эрек не понимает, зачем нужно куда‑то попадать. А этот урод все понимает, но не может. Или он это специально – чтоб меня позлить, а?

– М‑м‑м… Ты видел когда‑нибудь, чтоб хьюгги копьями бросались?

– Вроде нет, – озадачился старейшина. – Они ж в основном палицами воюют.

– Вот и я не припомню. Кажется, у них вообще нет оружия, которое можно далеко метать. Копья свои они стараются из рук не выпускать, если только на совсем уж близкое расстояние – как со мной тогда. Почему бы это?

– Нелюди, – пожал плечами Медведь. – Что с них взять?

– Ты все еще считаешь хьюггов нелюдями?! – удивился Семен. – Есть у меня одна мысль – давай ее проверим. Позови сюда мальчишку!

Он дождался, когда парень восстановит дыхание, и сочувственно спросил:

– Что, не получается?

– Хью стараться, – тихо прохрипел неандерталец. – Хью злить старейшина нет.

«Ба! – в который раз удивился Семен. – Да он слышал слова Медведя! На таком‑то расстоянии?! На бегу?! Ну, блин, и слух у этих неандертальцев!»

– Верю, – вздохнул Семен. – Ну‑ка, подними руку и сделай вот так!

Семен изобразил круговое движение прямой рукой – сначала одной, потом другой. Парнишка повторил, потом еще раз.

– Ты понял? – обратился Семен к Медведю.

– Что понимать‑то? – удивился старейшина.

– Ну‑у… – Семен спохватился и захотел замять дело, чтоб не говорить при парне. Потом вспомнил, где он находится, и мысленно махнул рукой: «Не барышня кисейная, пусть слушает!» – По‑моему, Хью никогда не научится хорошо метать копье или дротик. Он же родился хьюггом, а у них, как я вспомнил, плечевой сустав по‑другому устроен.

– Кто‑кто устроен?! – оторопел Медведь.

– Это вот здесь, где рука к телу крепится, – пояснил Семен. – Поэтому правильно выполнить движение для прицельного броска он не может. Или ему нужно было начинать тренироваться с совсем уж раннего детства.

– Вот так, слышал?! – напустился Медведь на мальчишку. – Понял, что Семхон говорит?! Не получится из тебя настоящего человека! Так и будешь всю жизнь палицей махать! А я‑то стараюсь! Ночей не сплю!!!

Видимо, будучи в полном расстройстве чувств, старейшина злобно запустил полуобглоданную кость в темноту. Потом сообразил, что, разбрасывая мусор, он подает плохой пример молодым, и злобно буркнул:

– Иди, принеси!

Хью исчез в темноте – там, куда, крутясь, улетел олений мосел. Семен, наблюдавший за его полетом, начал скрести пятерней затылок: «А ведь в этом что‑то есть». Когда парень вернулся с костью в руке, он спросил его:

– А ты так бросить можешь?

– Могу.

– А в мишень попасть?

– Здесь далеко сильно, – спокойно ответил Хью. – Кость легкий очень.

– Ну, подойди поближе…

– Чтоб он так дротики бросал! – проворчал Медведь, когда несчастная кость шлепнулась почти в центр мишени. – Это ж надо быть таким уродом?!

– Не злись ты, – попытался успокоить старейшину Семен. – Просто для такого броска рукой двигать нужно по‑другому, понимаешь? Ему это удобно, а вот копье метать – неудобно! Надо ему другое оружие придумать.

– Что там придумывать?! Все уже придумано!

– Значит, надо что‑то новое изобрести, чего раньше ни у кого не было.

– Специально для хьюгга?! – захлебнулся от возмущения старейшина. – Для мальчишки?! Почему это – ему? А нормальным людям?!

– Кого ты имеешь в виду? – поинтересовался Семен. – Себя, что ли?

– А хотя бы!

– Тебе все мало? – рассмеялся Семен. – До чего же ты кровожадный, Медведь! Я, правда, еще ничего не придумал, но мысль уже есть…

– Так что же ты тут языком молотишь?! – возмутился старейшина. – Давай, думай быстрее, колдуй и неси людям!

– Буду стараться, – пообещал Семен. – Но магия оружия – это такая вещь…

Он сдержал обещание и начал думать. И занимался этим весь следующий день: дело было в том, что вид оленьего мосла, крутящегося в полете, навел Семена на мысль. Прямо скажем: на нестандартную мысль!

Бумеранг.

«Смешно? Да ничего смешного! Это, на самом деле, не детская игрушка, а древний вид боевой метательной палицы. Правда, у всех на слуху легкий возвращающийся бумеранг австралийских аборигенов. Но он‑то как раз игрушкой и является! Или используется для охоты на птиц. А настоящие, боевые бумеранги тех же австралийцев тяжелые. Они после броска никуда не возвращаются, особенно если поражают цель. Бумерангов, на самом деле, много типов, и пользовались ими многие народы, в том числе древние египтяне. Кроме того, подобную штуку, сделанную из бивня, нашли при раскопках одной из стоянок охотников на мамонтов где‑то на юге России. Как там оно по науке? Если на круг и в целом? Форма изогнутая, длина может быть почти до метра, ширина сантиметров шесть, толщина около двух. Работает по принципу пропеллера, разрез лопастей как у самолетного крыла – снизу плоско, сверху горбушка. То есть эта штука как бы сама себя поддерживает в полете. Читал, помнится, что, попав в щит противника, бумеранг меняет траекторию движения (оно и понятно – при такой‑то форме!) и может ударить под щит, в пах или вообще в спину. А если… А если металл? Ну, потоньше, конечно, поизящней – он же тяжелый. Да с острым режущим краем?! А разве бывают металлические бумеранги? Ладно, пусть это будет не бумеранг, а просто метательная пластина. Тем более что настоящий бумеранг при броске держат вертикально, а Хью будет бросать в горизонтальной плоскости. Почему не попробовать?»

Наладившееся было производство ножей и клинков для пальм было приостановлено. Две заготовки Семен безжалостно перековал на плоские длинные загогулины. Потом долго решал, за какое место их держать рукой, если по краю они будут заточены. В результате придумал делать на одном конце прорезь‑захват для пальцев. Эта операция оказалась самой трудоемкой. Что бы там ни говорил Медведь, но Семен изначально исключал возможность поставить производство этого оружия на поток – запас металла ограничен. Неандертальцу нужно метательное оружие – вот пусть и пользуется, если получится, а остальные обойдутся. Поскольку есть опасность, что старейшине понравится, нужно подстраховаться. Семен и подстраховался – не пожалел металла и сделал метательные пластины слишком тяжелыми для человеческой руки – ну, разве что для такого амбала, как Черный Бизон.

Испытывать изделие, конечно, Семену пришлось самому, а потом доводить и доводить форму – снаряд должен быть устойчив в полете. Кое‑как форму он довел и потребовал передать ему Хью – на несколько дней для тренировок. А тренироваться пришлось на арбалетном стрельбище в трех километрах от поселка, где имелся подходящий песчаный обрыв. Когда оружие было заточено (а для настоящей «пристрелки» пришлось это сделать), возникла проблема с мишенью…

Хью старался изо всех сил. Как оказалось, он жестоко страдал из‑за того, что не может быть «как все». Новое оружие ставило его если и не в исключительное положение, то позволяло сравняться со сверстниками – у них дротики, а у него бумеранги.

Он так старался, что дня через три‑четыре после начала тренировок Семен почти пожалел о своей затее. А еще через три дня ему стало страшно. Дальность и точность полета металлической пластины, запущенной рукой неандертальца, почти не уступали таковым у дротика, если его использовать без копьеметалки, а вот поражающая способность… «Площадь поражения» у дротика составляет 2–3 квадратных сантиметра – он делает в мишени дырку. А когда в противника запущено вращающееся, почти невидимое в полете лезвие длиной 80 сантиметров… Семен даже теоретически не мог представить защитных действий того, кто подвергся атаке его изобретением. Отбить эту штуку почти невозможно – не одним, так другим концом достанет. Прикрыться чем‑то трудно, а уходить в сторону от траектории очень рискованно – слишком велика зона поражения в горизонтальной плоскости. Получается, что самое надежное – это уходить вниз, подныривать под снаряд. Правда, если опоздать, то можно остаться без головы.

Так или иначе, но публично демонстрировать новую магию было нужно – никуда не денешься. И такая демонстрация состоялась – все на том же арбалетном стрельбище.

После трех бросков мишень – большой кусок мамонтовой шкуры на деревянной раме – пришла в негодность. Тушу дикой лошади, использованную для показа поражающей способности нового оружия, обратно в поселок пришлось транспортировать по частям.

Немедленно запускать в производство новый вид оружия Семен отказался – придумал сто и одну объективную причину. Бизон и Кижуч с ним согласились, а Медведь обиделся. Пришлось пообещать, что для него лично будет изготовлено два легких бумеранга, как только удастся удовлетворить спрос на остальное оружие. На самом же деле Семен не собирался выполнять свое обещание, поскольку был уже захвачен новой идеей – вооружить Эрека.

Питекантропа Бог не обидел силенкой – скорее, наоборот. Да и вид огромного волосатого детины у противника должен вызывать ужас. Проблема заключалась в том, что «инстинктивная программа» Эрека напрочь исключала агрессию по отношению хоть к кому‑нибудь. Он обожал «обезьянничать» – повторять действия других, но это всегда было лишь имитацией. Присутствуя на тренировках людей, он довольно ловко воспроизводил их приемы защиты и нападения. При этом орудовал он не палкой, а стволом дерева приличной толщины и веса. Сделать же из Эрека спарринг‑партнера ни Семен, ни старейшина Медведь так и не смогли. По‑настоящему пустить в дело свою огромную дубину парень, наверное, мог лишь в случае возникновения прямой угрозы жизни – собственной или своей женщины. Нечто подобное, на памяти Семена, однажды случилось и имело для психики Эрека тяжелые последствия. Во всех остальных ситуациях малейшая угроза реального нападения немедленно обращала его в бегство или хотя бы заставляла «увеличить дистанцию». Нанести, даже шутя, удар человеку для Эрека было совершенно немыслимо. Как спровоцировать парня на атаку (и остаться после нее целым) или хотя бы на активную оборону, придумать Семен не смог и решил, что питекантропу нужно оружие дистанционного действия.

Лук, копье или дротик отпали сразу – требовалось что‑то совсем уж простое и незатейливое. Идея не заставила себя долго ждать – праща!

Дурное дело нехитрое – Семен изготовил ременную пращу и занялся метанием булыжников. Уже через пару дней успехи были налицо – снаряды летели довольно далеко и почти в нужном направлении – в пределах сектора менее 45 градусов! Эрек, как это часто случалось, присутствовал при Семеновых тренировках и старательно пытался повторять его действия. Он даже умудрился отодрать от чего‑то длинную узкую полосу шкуры. Эту полосу он складывал пополам, на сгиб помещал камень и пытался все это раскручивать. Булыжник, естественно, вываливался, даже не успев набрать хоть какую‑то скорость. В чем тут дело, понять питекантроп не мог и чуть не плакал от горя. В конце концов Семен сжалился, вручил ему свою пращу, лично вложил в захват камень и показал, в какой момент нужно отпускать конец ремешка. Парень радостно закивал – всей верхней половиной корпуса. Семен указал направление стрельбы и от греха подальше отошел назад и в сторону. Как оказалось, это было ошибкой: раскрученный и выпущенный с невероятной силой камень просвистел возле самого его уха.

– Мимо, – констатировал инструктор дрогнувшим голосом. – Что‑то здесь не так, а? Думать надо…

«Вообще‑то, праща – это совсем не обязательно ремешок с захватом для снаряда. Это может быть и расщепленная палка, и этакая „ложка“ с длинной ручкой, и еще много чего. Непонятно только, как при использовании всех этих приспособлений можно попадать в цель. Тем не менее Давид завалил Голиафа именно из пращи – снайперским выстрелом. Может быть, конечно, это легенда, но родилась‑то она еще в те времена, когда пращой умели работать, так что вряд ли это фантастика. Кроме того, есть авторитетное мнение, что будущий царь работал не ременной пращой, а пращой‑ложкой. Какая разница? Ну, теоретически… В общем, „ложкой“ вроде бы можно пулять и „прямой наводкой“, а вот „крутилкой“ – только „навесом“. То есть попасть Голиафу в лоб никак не получится, только если уронить каменюку сверху на темечко. Кроме того, ременная праща требует тонкой и точной координации зрительного восприятия и действий мелкой мускулатуры кисти руки. „Ложка“ же представляет собой просто рычаг, удлиняющий руку метателя. Попробовать?»

Ложку Семен вытесал из ствола березы – длиной чуть меньше полутора метров с ручкой толщиной с собственное предплечье. Метать булыжники таким прибором сам он не мог, разве что использовать его в качестве дубины. А вот Эреку агрегат пришелся как раз «по руке». С его помощью он умудрялся кидать на приличное расстояние камни чуть ли не с человеческую голову размером. О точности говорить, конечно, не приходилось, но, по крайней мере, его занятия стали почти безопасны для зрителей. А их первое время было предостаточно – пока не надоело, вся поселковая малышня сбегалась смотреть, как добрый пангир Эрек кидает камни на расстеленную вдалеке шкуру. Довольно обширную территорию вокруг мишени пришлось сделать запретной для посещения.