Г-ну Эжену Фромантену по поводу одного зануды, который назвал себя его другом

Он мне твердил, что он богатый,

Что от холеры в страхе он,

Что денежки гребет лопатой

И скуп, но в Оперу влюблен;

Что знал Коро – и от Природы

В восторженный приходит раж;

Что он не отстает от моды

И скоро купит экипаж;

Что он эстет и по натуре

Ценить прекрасное готов;

Что на своей мануфактуре

Он держит лучших мастеров;

Что он владелец акций ценных,

Что тысячи вложил он в «Нор»;

Что рамы у него на стенах

Сработал лично Опенор;

Что он повсюду (хоть в Люзархе!)

Монеты пустит в оборот

И на любой толкучке архи —

Добротных тряпок наберет;

Что женский пол не слишком чтит он,

Но верит в воскрешенье душ,

И, будучи весьма начитан,

Нибуайе читал к тому ж;

Что к плотской он любви стремится,

Что как-то в Риме – вот дела! —

В него влюбясь, одна девица,

Чахоточная, померла…

Так пустобрехом из Турне я

На три часа был взят в полон,

Пока, от этой чуши млея,

Мне голову морочил он.

О мука без конца и края!

Все описать не хватит сил.

И я, досаду усмиряя,

«Кошмарный сон!» – себе твердил.

Я тосковал, я чуть не плакал,

Но болтуна не мог прервать;

На стул насаженный, как на кол,

Я кол в него мечтал вогнать.

Страшась холеры, дал он деру.

Спеша в Париж, он сделал крюк.

Мне утопиться будет впору,

А может, деру дать на юг,

Коль я, избегнув смертной хвори,

Как все, вернусь в Париж – и мне

Опять придется встретить вскоре

Холеру родом из Турне![166]

Веселый кабачок по пути из Брюсселя в Юккль

Вы зачарованы Костлявой

И всяким символом ее;

И угощенье, и питье

Вам слаще под ее приправой, —

О Монселе! Я вспомнил вас

При виде вывески трактирной

«У кладбища»… В тот погреб мирный

Сойти б вам было в самый раз![167]

Стихотворения, не предназначавшиеся для «Цветов зла»,

Но включенные в третье издание