Этот день победы

Последний раз мы сидели в «Калинке» три дня назад, но казалось, что мы не были здесь целую вечность.

Мы с Жилой и Ростиком взяли пиво и сухарики, а Даша – сок. Не было обсуждений правительства и планов Ростика. Да и разговора как такового не получалось. Курили много. А поскольку в «Калинке» всего одна официантка, пепельница не раз набивалась до краев. Я молчал больше всех. Потому что всякий раз, как только я пытался что‑то сказать или спросить, Ростик обрывал меня. Дошло до того, что даже Жила с Дашей сказали ему о том, что он зря на мне отрывается. После этого Ростик унялся, но и я решил поменьше говорить.

В принципе, его можно было понять. Он не только потерял машину, но и в моральном плане тоже пострадал больше всех. Шутка ли – двух человек пришлось убить. Пусть даже и в целях самозащиты.

А начиналось все с того, что я позвонил ему позавчера утром и попросил съездить в Маковск. Ну конечно, кто‑то же должен быть виноват. Я поэтому и не спорил. Ждал, что Ростик отойдет, успокоится, но он никак не отходил.

Вроде уже и закончилось все, а с другой стороны…

– Как думаете, если нас все‑таки вычислят, эти олигархи отмажут нас? – спросил Жила.

– Думаю, нас уже отмазали, – сказала Даша. – Иначе арестовали бы.

– Схожу еще за пивом, – буркнул Ростик, поднялся из‑за стола и пошел к барной стойке.

Мы переглянулись. Жила развел руками: мол, что тут поделаешь, Ростик не в духе.

– В городе перестреляли кучу людей, – сказал я. – Причем не просто людей, а заметных. Луза, Армян… Шум поднимется, точнее, уже поднялся.

– Те, кто смог устроить такую игру, смогут и шум унять, – сказала Даша.

– И нас тоже смогут унять, – пробурчал Жила. И чтобы продемонстрировать, что он имеет в виду, провел ребром ладони по горлу.

– Уже бы уняли, если бы хотели. – Фраза моя прозвучала неуверенно и повисла в воздухе.

В наш двадцать первый век, когда людей убивают уже городами, жизнь четверых маленьких и бесполезных юнитов вряд ли покажется кому‑то ценной. Хотя, с другой стороны, кто мы такие, чтобы тратить на нас силы? Так что где‑то шестьдесят на сорок в нашу пользу выходило. А с моим оптимизмом – и все восемьдесят на двадцать.

Вернулся Ростик. Поставил пиво на стол, но садиться не спешил.

– Ладно, – сказал он после довольно продолжительной паузы. – Главное, что живы остались. А машина… да и хер с ней!

И улыбнулся. А потом сел, поднял бокал и посмотрел на меня. Это была мировая. Мы чокнулись – даже Даша соком, – выпили, и только потом Ростик сказал, что собирается сваливать из города.

– Не сейчас. Дела тут улажу кое‑какие… Наверное, через неделю.

– Куда? – спросил Жила.

– В Москву. – Помявшись, Ростик добавил: – Корешок там у меня есть, темы какие‑то крутит, звал…

Я едва сдержался, чтобы не улыбнуться, и спросил:

– А что за темы?

– Да фиг знает. Съезжу, посмотрю, что почем.

Ответ был в духе прежнего Ростика, что не могло не вызвать облегчения, во всяком случае у меня.

– Вы как? – спросил Ростик.

– Я не хочу уезжать, – признался Жила. – Это мой город, я тут вырос… Куда я поеду?

– Если захотят найти, найдут и в Москве, и в Лондоне, – сказал я. – Я тоже не хочу никуда сваливать.

Ростик пожал плечами:

– Я бы в любом случае уехал. Давно собирался. Надоел мне этот онанизм, когда на заправке на полтинник заправляешься, чтобы на сигареты хватило. – Он отхлебнул пива и заговорил более торопливо. – Здесь нам не дадут дела проворачивать. Мы засветились везде, хотим мы того или нет. Менты не тронут – братва найдет. Братва забьет – будут журналисты. Слухи пойдут – их даже олигархи не остановят. Надо либо на дно ложиться, либо сваливать. Серьезный бизнес не сделать.

– Это тоже правильно! – сказал Жила.

Я удивленно посмотрел на него. Жила, который не любил лишнего шага сделать без особой на то причины. Жила, который больше всех из нас не любил менять обстановку.

– Куда? – спросил я. – В Москву? И что там такого?

– Раскрутиться там. Здесь пока все поутихнет. А потом вернуться и начинать здесь что‑то серьезное мутить.

– Никто из тех, кто уезжал в Москву, не вернулся, – неожиданно сказала Даша. – По крайней мере я таких не знаю.

– Я в Москве жить не хочу, – сказал Жила. – Там экология такая, что скоро будут мутанты рождаться вместо детей. А я троих хочу. Или трех, как там правильно?

– Из Москвы можно в Англию свалить, – сказал Ростик.

– В Великобританию, – поправил я. – Оттуда, кстати, тоже не возвращаются. Лучше на Кубу. Экология хорошая, и наших там любят.

– Раскрутимся – рванем на Кубу, – сказал Ростик. – Даш, ты на Кубу поедешь?

– Я в Москву поеду. Поступать в театральное буду, – сказала Даша. – А на каникулах можно и на Кубу.

Наступило тягостное молчание. Все, типа, думали. Я сделал глоток пива, поморщился:

– Блин, теплое. Я не поеду, наверное.

– Ты же теперь безработный, – удивленно сказал Ростик. – Тебе чего здесь ловить?

Да я и сам понимал, что ловить здесь нечего. Но ехать куда‑то в другой город… Я и раньше подумывал над этим, но каждый раз меня охватывала легкая паника от надвигающейся неизвестности.

– Ну не знаю, подумаю… – сказал я, уже решив про себя, что никуда не поеду.

Мы выпили еще пива. Потом взяли водки. Даша начала с вина, но потом тоже переключилась на водку.

Жила нашел в своем кармане косяк. Мы скурили прямо в зале, осторожно отворачиваясь или ныряя под стол. Нам уже все было по фигу. Потом поесть… Еще водки…

– Сань… – говорил мне Ростик, пытаясь облапать Дашу, – три дня назад я думал, что мне двадцать пять и у меня вся жизнь впереди. А сегодня я отдуплился и понял, что в любом возрасте времени нет. Его вообще нет, и те, кто говорит: мол, вся жизнь впереди… Говно это всё. Времени не существует, понимаешь? Давай, братка, наливай по одной за все хорошее.

Я наливал и что‑то говорил про то, что он спас мне жизнь. Мы пили каждый за свое и за сказанное другим.

Жила хлюпал носом и говорил, что хочет трех или троих детей. И домик с мангалом. И чтобы рядом рынок, на котором все свежее и дешевое. При этом тоже наливал и советовал всем хорошо закусывать.

– Пацаны‑ы‑ы‑ы‑ы… Китайцы рулят… Нам с Китаем надо дружить… Стопудняк…

Он наконец‑то перешел на политику и говорил про то, что китайская и русская культуры имеют много общего. Потом почему‑то перешел на корейцев, которые, впрочем, тоже рулили. Жила долго цитировал Цоя и порывался найти гитару, но потом увлекся едой и умолк.

Даша периодически спорила с официанткой по поводу обслуживания. Возможно, из‑за этого официантка и не пошла нам навстречу, когда выяснилось, что вкупе с разбитыми тарелками наш счет превышает нашу наличность.

В Жиле разыгралась широкая русская душа: жестом барина он протянул вышибале телефон, посоветовал проверить счет и сказал, что платит за всех в кабаке и без сдачи.

Когда он сплевывал кровь на асфальт, этот телефон валялся рядом, разбитый в дрова. Симка, к счастью, уцелела. Ростик пообещал дать Жиле на время свою старую, но очень офигенную трубку. Это было последнее, что я запомнил из той ночи.

Как я попал домой – до сих пор для меня осталось загадкой. Я не просто попал домой, но еще и дополз до кровати, после чего мой автопилот отключился.

Кажется, мне снились деньги, которые я мог бы получить за свой телефонный номер. Сколько – не помню. Но их было очень много.