Глава 15. Раса, римское самосознание и итальянская история

Как мы уже сказали, чтобы перейти в сфере расизма от теории к практике, одно из первых условий - это ясно понимать смысл человеческого идеала, соответствующего наиболее выдающейся расе среди тех, что составляют данную нацию. Поскольку совокупность народов представляет собой расовую смесь, необходимо выработать четкую позицию в отношении различных ее элементов: эта позиция должна быть как внутренней и индивидуальной, так и политической и коллективной. С этой точки зрения раса представляется по существу как объект выбора, объект решения.

Мы уже приводили слова Муссолини, который обозначил римский элемент как центральное ядро вечно живого "сердца" итальянской расы. Так что можно без обиняков сказать, что итальянское фашистское самосознание идентифицирует себя с римским самосознанием. Остается только раскрыть, на основе четкого арийского расистского сознания, смысл такой формулировки.

К несчастью, римское самосознание часто сводится у нас к простой риторике, к выражению, имеющему слишком переменчивое содержание. Беда в том, что оно используется слишком часто, в то время как приходится констатировать отсутствие всякого серьезного изучения, направленного на то, чтобы придать "римскому самосознанию" подлинно живой смысл, который оставил бы далеко позади пыльные археологические, биологические и бесплодные исторические труды, выходящие из-под пера университетских профессоров - узких специалистов. По иронии судьбы, самый ценный вклад в действительно живое изучение "римского самосознания" принадлежат не итальянцам, а иностранцам: швейцарцу Бахофену (Bachofen), немцам В. Отто (W. Otto), Ф. Альтгейму (F. Altheim) и Гюнтеру (Gunther), венгру Кесенфи (Kesenfi), норвежцу Этрейну (Etrein). К ним можно добавить Маккиоро (Macchioro), который, хотя и является гражданином Италии, тем не менее по происхождению не "ариец".

Здесь мы скажем лишь, что выбор надо делать не только в отношении итальянских традиций, но также и традиций римских. Римское самосознание - понятие очень многогранное. Есть собственно арийское римское самосознание, которое характеризуется символами топора, орла, волка и т.д., которые являются в конечном итоге частью гиперборейского наследия, и есть составное римское самосознание, которое складывается из разнородных влияний - либо влияния до-арийских италийских слоев, либо влияния выродившихся арийских цивилизаций. Что касается расового воспитания, представляется чрезвычайно важным установить такие расхождения, проявляющиеся в обычаях, культах, обрядах и обусловленные даже самой структурой древнего Рима. Также очень важно понять смысл борьбы, в ходе которой на определенном этапе победил римский арийский элемент, освободившись таким образом от инородных влияний (в основном этрусских) либо адаптировав их согласно своему высшему идеалу цивилизации. Мы опять сталкиваемся с тайной историей, которая по большей части еще не описана. Если кто-то захочет получить более глубокие познания в этой области, то может найти необходимые сведения в нашей книге "Восстание против современного мира", в которой разрабатывается тема нордического римского самосознания; в работе Бахофена "Die Sage von Tanaquil" ("Предания Танакила") и в других работах вышеуказанных авторов.

В имперскую эпоху арийское римское самосознание покачнулось; если из азиатских провинций в него привносились элементы древней "солнечной" духовности (такие как митраизм, или "божественная" концепция царственности), которые придавали ему энергию, то поступали также и крайне вредные ферменты этнического и духовного распада, учитывая этический, демографический и расовый упадок древней арийско-римской ветви. Для Фашистской Италии, которая с недавних пор выполняет свою собственную имперскую миссию, расовые соображения по поводу судеб древней римской империи, а также имперского символа Средних Веков, особенно поучительны.

Величие Рима создано элитой (ее мужественный и арийский "стиль", а также изначальная эксклюзивность хорошо известны). Так вот, казалось бы логичным, если бы, по мере того, как Рим собирал под свое крыло все более сложную и разнообразную совокупность народов, это параллельно приводило бы к консолидации, защите и приумножению первоначального господствующего арийско-римского ядра. Однако происходит прямо противоположное: чем более расширяется древняя империя, тем более ослабляется "римская раса"; она безответственным образом открывается всяческим посторонним влияниям, а также подчиненным классам; поднимает этнически сомнительные элементы до высокого звания римских граждан; воспринимает культы и обычаи, полная противоположность которых первоначальному римскому менталитету делала их, как указывал Тит Ливий, совершенно несовместимыми.

Со своей стороны, императоры зачастую создавали вокруг себя вакуум вместо того, чтобы опираться на элиту, окружать себя людьми, верными древнему римскому самосознанию и еще способными "проявлять твердость" как в расовом, так и этическом плане; напротив, они сделали своим символом абсолютизм, ослепленные магической силой своей обожествленной, но ставшей абстрактной, изолированной и лишенной корней функции. Нелепо думать, что, опустившись так низко, Империя смогла бы продолжать сколько-нибудь длительное время навязывать свою волю различным расам, которые политически находились на ее орбите. Чистые случайности вместе с первыми серьезными столкновениями на границах не могли не вызвать разрушения этого огромного организма, лишившегося станового хребта.

Что касается Средних Веков, мы знаем, что Церковь прилагала усилия, чтобы возродить наднациональный символ Рима, добавляя идеалы католицизма к новой концепции идеи Империи, идеи Sacrum Imperium (Священной Империи). К сожалению, итальянский народ, так сказать, остался в стороне от разработки этого нового символа; вовсе не ставилась задача выявить в среде нашей расы элиту, которая с расовой и духовной точки зрения была бы на высоте такого символа. Напротив, возобладал средиземноморский компонент (склонный к анархизму, индивидуализму и обособленности, источник нескончаемых споров и противостояния), не говоря уже о падении общего уровня в этическом плане. Отсюда знаменитая фраза Барбарроссы, который с презрением указывал на этих людей, которые похвалялись тем, что являются номинально римлянами. Следствием всего этого явилось то, что средневековая имперская функция, хотя и провозглашалась священной, в основном присваивалась представителями других рас, особенно германских, в которых лучше сохранилось определенное число качеств расы. В результате Италия играла лишь второстепенную роль в построении средневековой римско-германской имперской цивилизации.

Таковы два ярких примера опасности, с которой сталкивается всякое строительство или идея имперского типа, когда они не покоятся на прочной расовой основе. Что касается "выбора традиций", который заставляет сделать арийское расовое сознание в свете современной итальянской истории, необходимо привыкнуть к радикальным изменениям перспективы. Мы лишь отметим, что неуместно считать истинно нашей - в противоположность тому, чему учит так называемая "история отечества" масонского толка - Италию общин (коммун), открытых против имперской власти: здесь имеет место не простая борьба против иностранного, а борьба между носителями двух противоположных типов цивилизации - именно на стороне императора (и против коммун, за что боролись также князья Савойя и Монферрат) выступает феодально-аристократическая цивилизация, сохраняя еще в значительной степени арийский и северо-арийский образ жизни. Новая Италия - это Италия "гибеллинов" и Данте, а не "гвельфов" и коммун.

Равным образом, даже не взирая на опасность прослыть еретиками, мы считаем, что надо воздерживаться от чрезмерного восхваления вклада Италии в гуманистическую цивилизацию и вообще в так называемое Возрождение. Несмотря на свое внешнее великолепие, эта гуманистическая и "афродистская" цивилизация литературы и искусства означает прежде всего снижение уровня и отказ от более глубокой и ценной традиции. Не считая индивидуалистической стороны, которая наблюдается в "стиле", характерном для сеньоров, и в постоянной борьбе между городами и их condotiteli, именно в лоне этой цивилизации развиваются зародыши, которые затем приведут к "философии света" и другим явлениям, характерным для современного упадка. С другой стороны, претенциозная преемственность между древним классицизмом и Гуманизмом основывается на одном коренном заблуждении: были воссозданы всего лишь наиболее внешние аспекты древнего мира (а не самые древние, собственно арийские, то есть героические, священные, традиционные).

Такой подход приводит и к необходимости пересмотра "итальянских" ценностей, в частности в отношении Risorgimento (эпоха воссоединения Италии) и даже Первой мировой войны. Несомненно и общепризнанно, что, оставляя за скобками чистоту намерений многочисленных патриотов, течения, которые играли главенствующую роль в Risorgimento, относятся либо к франко-масонству, либо к французскому якобинству и, в общем плане, к идеологиям, которые, как например либерализм и либеральная демократия, являются в основном антирасистскими и антиарийскими. То же самое можно сказать и в отношении нашего вступления в войну в 1915 году: мы выбрали сторону для борьбы за национальные интересы, несомненно, под влиянием демократически-масонской идеологии союзников, которые приложили все усилия, чтобы покончить раз и навсегда с государствами, сохранявшими иерархически-аристократическую структуру вместе с расовым и традиционалистским чувством. Тем не менее, вступление в войну имело для нас также и смысл героического испытания: оно позволило восстановить те силы, которые впоследствии, благодаря радикальным переменам, привели к возникновению фашистской и римской Италии.

То, о чем мы здесь говорили, это лишь общие контуры темы, которую необходимо развивать в адекватной и обобщающей форме. Эта новая форма рассмотрения итальянской истории должна стать точным выражением нашего расового и арийского самосознания.

Глава 16. Архетип нашей "идеальной расы"

Каковы характеристики нашего архетипа? Внешне он выше среднего роста, у мужчин широкие плечи; конечности строго пропорциональны; он строен, энергичен, форма головы - долихоцефалическая (по крайней мере у собственно нордического типа). Волосы темные; в отличие от некоторых средиземноморских менее чистых типов, волосы не кудрявые, а волнистые; губы тонкие, брови не густые. Нос тонкий и удлиненный, прямой или слегка орлиный. Нижняя челюсть довольно большая, хотя и менее выступающая, чем у нордического типа, она выражает активный тип, готовый к нападению.

Глаза могут быть карими, голубыми или серыми. В то время как у итало-средиземноморских типов менее благородного происхождения взгляд часто блуждающий, потухший или меланхоличный, у нашего прототипа он прямой и решительный (как говорят, "смотрит в лицо", прямо перед собой; взгляд проницательный, не мигающий, совершенно отличный от косого или полного злонамеренности взгляда средиземноморских типов, смешавшихся с ближневосточными элементами). Привычка жестикулировать (которая, как многие считают, характерна для итальянцев) ему не свойственна; конечно, его жесты выразительны, но в них нет ничего импульсивного или беспорядочного; это жесты, которые отнюдь не указывают на преобладание инстинктивной стороны его характера, а, напротив, являются продолжением сознательной мысли. Его способность реакции острее, чем у нордического типа того же происхождения, как и его динамизм (который, тем не менее, всегда остается спокойным и контролируемым, не имеющим ничего общего с лихорадочностью или вульгарным выражением избытка чувств).

Таковы, согласно некоторым расистским авторам, основные черты древнего римского типа северо-арийской расы: сознательная отвага, самообладание, четкие и скупые жесты, спокойная и продуманная решительность, чувство смелого принятия решений за других. Он ведет простой, "добродетельный" образ жизни (но не в обычном, избитом смысле этого слова, который придают ему моралисты, а в смысле бесстрашной мужественности и силы); его характеризуют стойкость и настойчивость, то есть сила духа; мудрость, то есть способность к спокойному, глубокому размышлению; человечность и дисциплина, то есть строгий самоконтроль, он умеет ценить внутреннее богатство других; достоинство и внутреннее спокойствие, которые у аристократии достигают уровня величавой торжественности. Арийская верность также является по преимуществу римской добродетелью. Настолько римской, насколько такими были сами римляне: у них был вкус к четким, без выставления напоказ действиям; реализм, который, как справедливо отмечалось, не имел ничего общего с материализмом. Идеал ясности, который даже при снижении стандартов не опускается ниже рационализма - это эхо так называемого "латинского" менталитета, эхо, остающееся в этой сфере более верным первоначальной сущности, чем романтическая душа определенных типов людей, физически более "нордических". В древнеримском арийском человеке набожность и религия имели мало общего с большинством последующих форм религиозности: это было чувство уважения и союза с божественными и, в более общем плане, сверх-чувственными силами, в отношении которых они интуитивно чувствовали, что они являются составной частью их индивидуальной или коллективной жизни. Римский арийский тип всегда с подозрением относился к заброшенности души и путанному мистицизму, но также и отрицал всякое раболепие перед божественностью. Он чувствовал себя, не одиноким, как индивид, растерзанный и запятнанный чувством греха и плоти, который должен отправлять культ, достойный божественности, но цельным человеком (умиротворенная душа, способная предчувствовать направления, по которым сознательная и определяющая деятельность могла бы стать продолжением самой божественной воли).

Что касается мира и общества (res publica), древний арийский и римско-арийский человек представлял их как ценз (census), то есть как общность отличных друг от друга сущностей, объединенных не смешиванием, а высшим законом, как это происходило также с идеалом иерархии, в котором чувство личности и свободы примиряется с идеалом высшего единства. Ни либерализм, ни, следовательно, социализм или коллективизм: каждому свое. Положение женщина в обществе - не очень низкое (как в некоторых азиатских обществах), не очень высокое (как в других обществах, в которых преобладают "лунные" и "деметрийские" расы). Тем не менее существует определенная дистанция, как от женщины, так и от пристрастия к сексуальной сфере, и ясное утверждение отцовского права, мужского авторитета главы семьи или рода - почти "феодального" чувства ответственности и верности Государству.

Таковы элементы, характерные для римского и арийско-римского "стиля" души и духа; тем не менее, речь идет о том, чтобы постепенно увидеть, как они органически соотносятся с физической формой высшего арийско-итальянского типа, описанного выше, чтобы воплотить эти элементы в живой идеал нашей "идеальной расы".

Чем больше такой тип будет становиться осязаемой реальностью, тем больше будет расширяться особая коллективная духовная сфера. По мере того как расовые типы становятся гибридными и, следовательно, внутри индивидов действуют различные расовые компоненты, роль, которую играет среда, становится все более важной - не в смысле искусственного создания извне того, чего не существует, а в смысле создания благоприятных условий для проявления и преобладания одного или даже нескольких из этих компонентов. Представим себе цивилизацию, в которой господствуют концепции ближневосточного и антирасистского типа; неизбежно наступит час, когда даже среди народов, у которых преобладает арийская и нордическая кровь (за исключением случаев реакции, вызванных резким пробуждением), на поверхность поднимется и возобладает то, что (в каждом человеке и у каждого народа в общем плане) соответствует антирасе и накипи, оставленных низшей и загрязненной кровью. Равным образом, там, где тон всей цивилизации задали афродитизм, дионисизм или другой тип "расы духа", в силу закона, который гласит "подобное притягивается к подобному", можно будет констатировать несомненную эволюцию в расовом плане: соответствующая наследственность вновь станет "доминантной", в то время как, напротив, станет "рецессивной" и потеряет всякую потенцию также присутствующая наследственность арийской расы (например, "расы Солнца" и "расы Героев").

Поэтому необходимо совершенно ясно понимать, что именно в среде, насыщенной духовными силами и героическими призваниями, создается климат, которого требует наша "идеальная раса", чтобы подняться и играть решающую роль в будущем нашей нации.