Репетиция репетиции 4 page

Он верил, что все наладится, — только прояснить что-то, из чего-то вырваться, к чему-то пробиться... То порывал с любовницами (до этой были еще), то ссорился на ровном месте с женой (обычно как раз в периоды таких стоических расстава­ний); то отчуждался от матери и на это время обретал особую решимость заниматься детьми, рьяно воспитывал — но сбли­жение и здесь вело к положению, когда не о чем говорить. Уходил с головой в работу, отличался, перевыполнял планы, изобретал, изматывался до отупения — брался за здоровье и спорт; но здоровье усиливало томление духа, и кончалось чаще всего новым романом. «Люби природу и развивай лич­ность», — внушали разумные. Ходил в горы, рыбачил, занимал­ся фотоохотой, кончил курсы английского, выучился на гита­ре, собрал библиотеку, которую не прочесть до конца жизни. Учился не стервенеть, погружаясь в ремонты, покупки, обме­ны. В машине ковырялся с удовольствием, стал недурным автомехаником, пытался приохотить и сына. Помогал многим, устраивал, пробивал, возил, доставал, выручал, утешал, настав­лял на путь... После скоропостижной смерти друга попытался запить. Не вышло. Ни алкоголь, ни прочие жизненные нарко­тики не забирали до отключения. Сосредоточиваться умел, но ограничиваться — то ли не желал, то ли не смел. Что-то жаждало полноты...

Был момент в разговоре, когда он вдруг весь налился темной кровью, даже волосы почернели. И голос совсем дру­гой, захрипел:

— А у вас побывамши, я вот чего... Не пойму, док, не пойму!.. Ну больные, ну психопаты. Жертвы травм, да? Всяких травм... Я поглядел, интересные есть трагедии. А вот как вы, док, терпите сволочных нытиков, бездарей неблагодарных, которые на себя одеяла тянут? Мировую скорбь разводят на пустоте своей, а?.. Как вас хватает? Помощь им подавай бесплатную да советчиков чутких на все случаи, жить учи, да не только учи, а живи за них, подноси готовенькое, бельишко постирай! Знаю, знаю таких — а сами только жрать, ныть и балдеть! Слизняки ползучие!..

— Кто душу-то натер?

— Да у меня ж распустяй Генка растет, мелочь, балдежник. И Анька... Ни черта не хотят, ни работать, ни учиться, а самомнения, а паразитства...

Отошло — разрядился. Приступы такие бывают после кли­нической смерти. Ему нужно было еще обязательно расска­зать мне о друге.

— Заехал к нему навестить как-то в праздник, движок заодно посмотреть у «москвичишки» его, мне лишь доверял. Издевался: «И что ты, Славей, всех возишь на себе, грузовик, что ли? Чужую судьбу не вывезешь, свою и подавно». — «Не учи ученого, — отвечаю. — А ежели не везет грузовику, зна­чит, не тот водитель». — «Нет, — говорит, — не везет, значит, везет не в ту степь».

Захожу — вижу СОСТОЯНИЕ. Вот если бы знать... Ну что, говорю, Сергуха, давай еще раз оженимся, рискнем, а? Есть у меня для тебя красивая.

У него уже третий брак развалился. После каждого развода капитальный запой. Тридцать пять, а седой, давление скачет. Вешались на него, однако не склеивалось, то одно, то другое, хотя и характер — золото, и трудяга, и из себя видный... Я-то знал, что не склеивалось. Любовь такую давал, которой взять не могли...

Под балдой на ногах уверен, незнакомый и не заметит, глаза только мраморные. Умел культурно организовываться, на работе ни сном, ни духом. «Слышь, — говорю, — началь­ник, ну давай наконец решим основной вопрос. Что в жизни главное?» Всегда так с ним начинал душеспасение. А он одно, как по-писаному: «Главное — красота. Понял, Славче? Глав­ное — кр-расота». — «Согласен, — говорю. — А теперь в зер­кало поглядим, на кого похожи из домашних животных». Подставляю зеркало, заставляю смотреть до тошноты. Пьяные не любят зеркал. Сопротивляется — врежу. И дальше разви­ваем...

А тут вдруг сказал жуть. Как-то поперхнулся, что ли. Смот­рит прямо и говорит: «Главное — ТРАТАТА...» — «Чего-че­го? — спрашиваю. — Ты что, кашу не дожевал?» Он: «Тратата, Славик, главное — тратата...» И замолчал. «Ты что, задымился? Случилось что?» — «Я? Я ни... ни... Чего?» — «Язык заплетает­ся у тебя, вот чего. Что лакал?..» Глаза на бутылки пялит, что и обычно. «Что ты сказал, — спрашиваю, — повтори». — «Что сды-шал, то и сказал. А что ты пди-стал? Я в порядке». — «В порядке? Ладно, — говорю, движок твой сегодня смотреть не будем. За руль- тебе — как покойнику на свадьбу». «Извини, Слав. Я в порядке. Все... О'кей. Я не в настроении, Слав. Тебе со мной... Скучно будет. Один хочу... Сегодня же завяжу. Вот не ве-дишь, а я клянусь мамой. Ничего не случилось, Слав. Только мне одному... Посидеть нужно». — «Ладно, — гово­рю, — я поехал. Смотри спать ложись. Понял?»

Выхожу. Мотор не заводится, не схватывает зажигание. Будто в ухо шепнули: «Не уходи». Выскочил. А он из окна высунулся, рукой машет, уже веселый. «Порядок, Славей, ез­жай. Ну, езжай, езжай. НИЧЕГО НЕ СЛУЧИТСЯ». Погрозил ему кулаком, завелся. Поехал. Утром следующим его не стало. Инсульт.

Он повествовал о связочных узлах своей жизни, о паути­не — чем сильнее рвешься, тем прочней прилипаешь. Концов не найти — не сам делаешь мир. Не сам и себя делаешь, доводка конструкции, в лучшем случае... С детства еще бывали мгновения, похожие на короткие замыкания, когда от случай­ных соединений каких-то проводков вдруг страшная вспышка и все гаснет. Не знал, что так у всех...

Перед посещением гаража ровным счетом ничего не случи­лось. Сидел дома, вышел пройтись, заодно позвонить... В га­раж, в гараж... Проверить уровень масла, кажется, тек бачок.

Зажег свет и увидел паука.

Побежка в теневой уголок. Зашевелился, застыл там, пола­гая себя в безопасности. Всю жизнь терпеть их не мог, но не убивал никогда: кто-то сказал еще маленькому, что убивать пауков нельзя, плохо будет, произойдет что-то. Тварь мелкая, но вот поди ж ты, привилегии. А вдруг... Захотелось не жизни лишить ничтожной, а чужое что-то, в себе засевшее...

Хлоп. Нет паука. Даже мокрого места нет.

Ничего не случилось.

Взгляд на потолок. Шнур... «Нашего бы шнапса, вашего контакса» — бесовская мразь из какого-то сна. Почему сей­час?.. Крюк кривой, крепкий крюк, сам всаживал, крошил штукатурку. Все в пыли, убираться надо. Крыло левое подкра­сить, подрихтовать бампер...

И вдруг — все-все, хватит... Ясно, омерзительно ясно. НИ­ЧЕГО НЕ СЛУЧИТСЯ — вот так, хлоп, и все. Устоит мир, и его не убудет. И утешатся, да-да, все утешатся и обойдутся, и ничего не случится...

— Послушай. (Мы перешли на «ты»). Я не вправе... Я уже не док, вообще... Почему бы не... Имею в виду решительность... Вырваться...

— Развестись? Уйти к этой? С ума еще не сошел. Ленива — раз, деньги любит — два, готовить не умеет — три. Постель — эка невидаль... Да, а как пылинки снимает...

Я разумел не смену подруги, у меня не было конструктив­ной идеи.

Через некоторое время К. сообщил мне, что продал авто­мобиль и собирается в трехгодичную командировку на даль­нюю стройку. Семья осталась в Москве. Любовница тоже.

Обещал писать. Я знал, что писем не будет.

Групповой портрет с мрмем

Океан человековедения. Куда направим паруса, в какие еще края пригласить вас, мой читатель?

Вы не из наивных, догадываюсь; но знаю и по себе, как трудно, раскрыв книгу, тем более если автор внушает хоть крупицу доверия, удержаться от буфетного потребительства, от надежды, хоть с ироническим смешком, все ж урвать рецептик из поваренной книги счастья или хоть полрецепти-ка... Я как раз хотел бы предостеречь вас от таких неосторож­ных надежд, если подсознательных, то тем паче, — именно потому, что волею профессии исполняю роль повара-консуль­танта. И не в том главная загвоздка, что блюдо, лакомое для одного, у другого вызовет тошноту или вовсе угробит, а в самой этой неистребимой нашей установочке на меню, чрева­той язвами разочарования и несварением духа. Нет, вовсе не грех принюхаться к запахам чьей-то кухни, пускай лишь об­щепитовской, обворованной и угорелой, — это может быть даже поучительно, могут побежать слюнки; но вот здесь и следует остановиться и усмирить свой рефлекс.

Упование мое — пробудить ваш самобытный кулинарный талант и энтузиазм самообслуживания.

Почта супружеских проблем так же необозрима, как почта одиночества — добрачного, послебрачного, вокругбрачного. Одиночество в одиночку, одиночество вдвоем или впятером — арифметика эта влияет, конечно, на остроту осознания и окраску переживаний; вариации бесконечны, но корешок сути всюду один.

Письмо из давних.

В. Л.!

Только что закончила читать вашу книгу «Я и Мы» и решила сразу же написать.

Хочу набраться нахальства и ответить на поставленный в книге вопрос: «Почему в Н-ске самый высокий процент разво­дов в Союзе?» Отвечу вашими же словами, по результатам проводимого исследования. «Мужчины ниже, чем полагают женщины, оценивают их деловые и интеллектуальные ка­чества».

Вы тоже относитесь к этому типу мужчин, хотя и не признаетесь в этом. Иначе вы бы решили эту загадку за какие-нибудь полчаса: жизненных наблюдений у вас для этого более чем достаточно.

Ответ второй: «Женщины ниже, чем полагают мужчины, оценивают их физическую привлекательность». И я бы доба­вила: интеллектуальность. Интеллектуальные мужчины сейчас так же редки, как оазисы в Сахаре, а интеллектуальных жен­щин стало гораздо больше.

Теперь примеры из жизни. Я знаю несколько умных и претендующих на это женщин. Они, в основном, одиноки, потому что не смогли найти в жизни спутника, который бы признал их ум, таких храбрецов почти нет. Кроме того, жен­щина, занимающая руководящий пост, хочет она этого или не хочет, приобретает черты мужественности в ущерб женствен­ности. Начальник Н-ского почтамта Т-ва, начальник управле­ния кабельно-релейной магистрали Д-ва, начальник планово-финансового управления К-ва, декан факультета НИИЗПСИ Р-ва — все эти женщины одиноки.

Пример из моей жизни. В 26 лет я стала начальником отдела областного управления связи. По долгу службы часто приходилось ездить в Н-ск. В поезде завязываются обычные знакомства. Внешность у меня довольно привлекательная и своеобразная, я этим иной раз спекулирую из чувства тщесла­вия, но не часто: в основном, когда надо кого-нибудь проучить. Слово за слово, доходим до того, кто кем работает. Я уклончи­во говорю, что в связи. Тут начинаются догадки: телефонист­кой, телеграфисткой... И наконец, все сходятся во мнении — секретаршей. Дальше умственные способности высокопостав­ленных особ мужского пола не идут, и ни одному из них не придет в голову, что посылать в Н-ск секретаршу, при наличии лимита на командировочные расходы, — довольно дорогое удовольствие для предприятия.

С другой стороны, в тех семьях, где мужчина признал интеллект женщины выше своего, все идет прекрасно, на полном взаимопонимании. В М-ском институте связи есть преподаватель, кандидат технических наук, Вероника Г., пре­красно живет со своим мужем, умница и красавица, каких поискать. В том же Н-ске живут Виктор и Ирина Шилковы и не разведутся никогда, потому что Витька признал Иркин авторитет еще со школьной скамьи.

Да и я сама была глубоко несчастливым человеком в своем первом браке по вышеизложенным причинам, а сейчас нашла свое счастье, и только потому, что мой второй муж признал меня. Не думайте, что я его унижаю и как-то подчеркиваю свое превосходство: сказать откровенно, его и нет, оно только в его сознании.

В Н-ске, между прочим, я бываю часто и каждый раз чувствую себя не в своей тарелке, уж слишком эта умность и интеллектуальность прет из его обитателей.

N. N.

Ответить нужно было себе.

Отказавшись от ненаучного понятия «счастливые», поста­рался собрать кое-какие данные о прочных браках. Кри­терий: совместная жизнь более десяти лет с отсутствием признаков угрожающего развода и устрашающих жалоб од­ной стороны на другую.

Данные о психологическом доминировании — кто в семье лидер (по совокупности множества признаков).

Из двухсот стабильных семейств города Н-ска:

А вот соответствующие данные о семьях развалившихся. Из двухсот таких:

Стало быть, в прочных браках единоначалие наблюдаем примерно в два раза чаще. Демократы чаще расходятся. У прочно живущих лидер чаще Она, в этом моя уважаемая корреспондентка права.

Права и в том, что статистический мужчина имеет глупость искать в браке, среди прочего, и признания своего ума. Ищет, храбрец, ищет.

Но и это еще не ответ.

Почему лидеры брачных отношений так часто сами же их и рвут, что их не устраивает?..

Многое. Взять хотя бы пьянство. У лидеров (обоего пола) — крайне редко, практически не бывает, и на то есть весомые причины. А еще такая потребность (ее выявляют психотера­певтические наблюдения): оказывается, лидерам нередко поза­рез нужен свой лидер. Без него им и скучно и грустно. Не сразу, не за год, не за два необходимость эта стукает по мозгам. Иногда приходится дожидаться депрессии, инфаркта, измены, болезни ребенка, да и тогда еще требуется что-то объяснять.

В.Л>

...Не с просьбами, просто поделиться. Работаю в редакции местной газеты. Уже пять лет вдова, и хотя еще не старуха и получила уже несколько предложений, замуж во второй раз никогда не выйду. Одино­чество для меня драгоценно, это не одиночество, а общение с Ним. Свою боль не променяю ни на что.

Этот человек ничем не выделялся. Не красавец, не интел­лектуал, никакими благами семейство не обеспечивал. Был слаб здоровьем. Работал слесарем-наладчиком, потом учите­лем средней школы.

Он стал светочем и вождем моей жизни, вызвал меня из небытия. Да, я могла бы назвать Его и своим родителем. До Него была пустым местом женского пола. Воображала себя привлекательной, умной, способной. Мечтала о принце...

Пришел Он.

Бывали размолвки — иногда снова проваливалась в тот сон... Он бывал раздражителен, беспокоен, нетерпелив Но чего не было никогда, так это споров о главенстве, прямых или косвенных, — или, как это называют теперь, о «лидерстве». Оно несомненно было, я прекрасно его чувствовала, и Он это видел. И в мыслях не было, что может быть как-то иначе, это входило в состав нашего счастья так же естественно, как кавалерство в старинном танце. Мы любили иногда танцевать дома(вдвоем...

Когда же я, как это случается со всякой женщиной, совала нос не в свои дела, Он, улыбаясь, говорил: «Моя королева, позвольте вашему премьер-министру освободить вас от раз­мышлений над этими недостойными пустяками». Но чаще молча...

Те, кто считает меня несчастной, судя по себе, заблуждают­ся. Я счастлива и сейчас.

Не верьте дамам, довольным своим «равноправием», кото­рое выражается в том, что они держат супругов под каблуком. Таких мужей только презирают. Все они несчастны, хоть и не все в этом признаются, и пытаются подменить счастье благо­получием. В глубине души каждая женщина ищет в любимом высшего друга сердца, своего духовного руководителя — это так же неодолимо, как искать в нем своего ребенка.

N. N.

«Стерпится — слюбится» — изречение не из сегодняшних. Оптимизм не розовых тонов.

Нет никаких оснований думать, что браки прежних времен были счастливее. Браки были всего лишь прочнее.

Прочность поддерживалась извне — законами, традиция­ми, религией, всем устройством жизни. А внутри гноились конфликты и дисгармонии, без которых не родилось бы ни «Госпожи Бовари», ни «Анны Карениной»...

«Но я другому отдана и буду век ему верна». В брак вступали, как в бессрочную службу. Мало кто смел заявлять, что создан для счастья, как птица для полета.

Браки были насильственно прочными. Развод был чрезвы­чайным событием, скандалом.

Ныне крылья мечты расправлены, но в полете, увы, облета­ют перья.

Развод сейчас не скандал, а гражданское состояние, доволь­но приличное. Массе людей отпущен такой издревле смертный грех, как супружеская измена, за это больше не побивают камнями. Что последовало за сим, уже не стоит романов. Цена этой свободы известна. Неизвестно лишь, как с нею жить.

Разводы умножила свобода браков, свобода внебрачных связей и свобода разводов. Вскрылся нарыв тысячелетий. А вскорости, как выражаются хирурги, произошло вторичное нагноение.

Включенное наблюдение

Нет, это не ЧП, это запрограммировано: ТЫ БЫ ПОМОЛЧАЛА. — ХВАТИТ МНЕ МОЛЧАТЬ! — А Я ГОВОРЮ, МОЛЧИ! Как же хорошо, думаю, как славно, какая удача, что я все это слышу, не прибегая к приборам, что я могу работать, не выходя из дома. Я родился и вырос как специалист в тонкостенной коммунальной квартире. ТВОИ ПРЕТЕНЗИИ

МНЕ НАДОЕЛИ! — И МНЕ НАДОЕЛИ! Архаическая Воронья Слободка стремительно погружается в позорное небытие, вот-вот навсегда растворится в ячейках благоотдельности, в две­надцатиэтажных и более сотах со всеми удобствами, но ведь содержание так просто не растворяется... Я БЫЛ ЧЕЛОВЕК, ПОНЯТНО ТЕБЕ?! А ТЫ МЕНЯ СДЕЛАЛА ПОДОНКОМ! Со­держание, диалектически видоизменяясь, переходит в новые формы, качество в количество и наоборот, а я, может быть, последний исследователь, имеющий возможность вести уни­кальные наблюдения и эксперименты in situ (на месте), трени­руя одновременно и столь необходимые навыки самооблада­ния. ПОДОНОК ТЫ И ЕСТЬ! — А ТЫ (...)! Кажется, пора стукнуть в стенку гантелей, она у меня всегда наготове, а вторая возле другой стены, но это будет не чистый экспери­мент. Дышать глубже, расслабить мышцы... Так, мы о чем?.. Да, о сопротивлении материалов, то бишь супружеской совмести­мости, все правильно, только не повторяться, солидно и в свежем ракурсе... ИДИОТ! — (...)! Там же ребенок, ребенок там, и он получает модель отношений! Надо ворваться и пристыдить, вмешаться, пока не поздно, но эксперименты по методу включенного наблюдения, то есть соучастия, уже дали отрицательные результаты, ибо нет пророка в своем отечестве и психиатра в своей квартире... НУ И ПОШЛА!! — ПОШЕЛ САМ!! Ну наконец-то, долгожданное хлопанье дверью, побед­ная точка. Овации моей штукатурки и длинная стеклянная дрожь книжных полок возвещают, что между Клеткиными все кончено, все кончено вплоть до завтра. Впрочем, еще не отстрелялись за противоположной стеной Касаткины, но у них не может быть кульминации до получки.

В тишине, поздней ночью, подвожу итоги. Можно со всей ответственностью заявить, что наши Клеткины представляют собой законоутвержденный союз красивых, неглупых и, по современным понятиям, вполне интеллигентных людей. Они всегда первыми здороваются, самопроизвольно не грубят, без надобности не занимаются анализом содержимого чужих чай­ников и кастрюль, в любое время выручат сигареткой и про­чим необходимым. В общем, соседи что надо. Выражаясь медицински, это пара здоровых супругов и полноценных роди­телей. Поэтически говоря, они любят друг друга и, как явству­ет из вышеуслышанного, обладают развитым чувством юмора. Сцены, регулярно ими разыгрываемые, — не результат каких-либо роковых обстоятельств (бюджет и жилплощадь относи­тельно достаточны, тещи-свекрови за линией горизонта) и ни в коей мере не следствие пресловутой несовместимости. Напротив, Клеткины, по всему видать и слыхать, исключительно гармоничны, все у них донельзя нормально, во всех отношени­ях они достойны друг друга и это знают. Короче, процветаю­щая семья, эталон, заслуживающий и дальнейшего всемерного изучения.

Мне очень жаль, что в связи с разъездом по отдельным квартирам исследования пришлось прервать, а вышеописан­ную сцену воспроизвести методом включенного воспомина­ния. Но еще не все потеряно. И отдельные квартиры, слава Богу, не лишены соседних, где происходят сцены аналогичные, слышимые столь же убедительно, и сверх того...

Спасите наши отношения

Сколько в мире несчастья и сколько счастья?

Мы этого не знаем и, наверное, никогда не узна­ем, ни по какой статистике. Я лично подозреваю, что и того и другого несравненно больше, чем видится и чем можно себе представить, особенно счастья. Полярная ночь пессимизма делает его невидимым, но оно есть. Глаз завистливый галлюци­нирует — оно есть, но не там... О счастье рассказывают редко (а уж мне и подавно, всего более — о потерянном). Счастье сокровенно и нехвастливо. Не стоит, как верно замечено, путать его с завиральным благополучием, любящим ставить себя в пример. Несчастье, настоящее несчастье, тоже редко подает голос — и не первому встречному... Громче всех вопит промежуточная нитонисёвина. Если у тебя нет проблемы, создай ее.

В. Л.!

Мне 29 лет, мужу 32. Выходя замуж, была увере­на, что счастливее пары, чем мы с Борисом, не было и не будет. Подруга предупреждала меня (сама она была разведена уже второй раз), что все это ненадолго, что впереди неизбежные ссоры, разочарования, что в чем-нибудь да обнаружится несов­местимость...

Почти четыре года все было хорошо. Но вот сейчас, к отчаянию моему, предупреждения начинают сбываться. Праз­дник кончился. Что-то изменилось и во мне, и в Борисе, отношения как-то незаметно стали напряженными, из счастья превратились в мучение. Никак не могу понять, в чем же дело? Я верна мужу, думаю, что и у него нет других женщин, но даже если бы и были, это меня волновало бы меньше, чем то, что происходит теперь...

Мы подходим друг другу физически и духовно, у нас растет дочка, у обоих интересная работа, непьющие, хорошая квар­тира, ни с его, ни с моей стороны нет давления родственников, кажется, лучше быть не может. И все равно: ссоры по любым поводам, по пустякам, бесконечные выяснения отношений, взаимные обвинения. Уже два раза собирались подавать на развод... Я знаю, что не всегда бываю права, но не всегда и виновата!

Неужели это конец любви? Или мы с самого начала не разглядели друг в друге чего-то важного?!

Спасите наши отношения!

N. N.

N. N!

Спасти отношения иной раз труднее, чем спасти жизнь. Тем более трудно — заочно, не зная вас обоих кон­кретно: характеров, быта, стиля общения — словом, всей «ис­тории болезни».

На выяснение этих подробностей психологи-практики тра­тят месяцы и годы, с весьма скромными результатами. Да, в некоторых случаях посредник бывает нелишним — пусть и не психолог, а просто неглупый человек, друг семьи, одинаково расположенный к обеим сторонам, быть может, не из счастли­вых и сам...

Однако и на посредника надежда невелика, особенно если ему не удается удержаться от роли судьи, к чему каждая из сторон тянет его со всем отчаянием недобросовестности. На­дежнее, если посредником — в собственных отношениях — станет каждый из вас двоих.

Даже в том случае, если изменит позицию только один, шансы есть.

Кончается ли любовь? Всего чаще наблюдаем печальные случаи, когда любовь не умирает, но и не живет, когда стано­вится инвалидной, агонизирует заживо...

Не знаю о чувствах вашего мужа, но ясно, что ваша любовь жива, иначе не было бы письма. Видна и болезнь — он* у всех, в общем, одна, в разных видах: неверие в любовь. Иное имя ему — духовная трусость. Отсюда поспешные смертные при­говоры...

Умеете ли вы выяснять отношения? Только что выскочили из моего кабинета еще двое горяченьких. Все тот же сценарий, прямо тут, при мне: Она обвиняет Его, Он — Ее, возражение за возражением, говорят оба, не слушает ни один. Я пытался вмешаться, намекнуть, что лучший способ испортить отноше­ния — выяснить их именно так. Куда там, они меня в упор не слышали. Остановить их мог разве что выстрел из пистолета...

Умеете ли вы ссориться? Только дети умеют. Они знают, что в тысячу раз лучше устроить свежую, полнокровную ссору, чем вспоминать старые и подсчитывать синяки. И никаких подтекстов — все, все наружу! Никаких балансирований «на грани войны». А у нас?..

— Ты заходила к Пупышкиным?

— Ну, конечно, заходила, («Что за вопрос, не в пример тебе я помню свои обещания. Почему никогда не спросишь, как я себя чувствую, почему не купил мыло»). Ты же видишь, я переоделась. («Ты опять невнимателен и зануден, хоть бы раз приласкал, ночью по-прежнему храпел не на том боку...»).

— Я не слежу за тем, как ты одеваешься. («Мне уже сто лет не нравится запах твоих духов, мне осточертели твои требова­ния. Ну когда же ты наконец поймешь, что я не банальная натура. Ты похожа на свою грымзу-мамашу, будь проклят тот день, когда я...»).

Цепная реакция начинается неуловимо, по сотням причин, с какого-то изменения настроения у одной из сторон, но всегда относимого другой стороной на свой счет. Все еще в подтексте, только напряжено каждое слово, каждое движение, каждая интонация... Все пока в рамках благопристойности, завидная выдержка... Еще немного, еще чуть-чуть...

Начинайте раньше! Опережайте!

— Прости, я сегодня раздражена, плохо собой владею, плохо соображаю. Так было и вчера... Причина во мне самой, знаю. Обычные пустяки... Раздражение заставляет меня ис­кать вину в тебе, поводы, сам знаешь, всегда находятся. Мне кажется, и у тебя что-то в таком же духе. Если хочешь, скажи: чем я тебя раздражаю? В чем не понимаю, чего не вижу? Объясни мои ошибки, они виднее тебе, чем мне. Если оба постараемся, нам удастся чуть-чуть поумнеть...

ПРИСТУПАЙТЕ К МИРНЫМ ПЕРЕГОВОРАМ ДО НАЧАЛА ВОЙНЫ!

В. Л.

«Быть или не быть» — терпеть или расходиться?

Если терпение не строит, оно разрушает, если не осветляет, то лжет.

Знаю несколько случаев, когда люди расходились красиво, сохранив благодарность друг другу, даже любовь и верность.

Да, бывает развод спасает... Хороший развод, во всяком случае, лучше плохого брака; но обычнее, увы, хорошие браки конча­ются плохими разводами.

...А боль потом.

Сначала сизый мрак,

в котором друг не друг и враг не враг,

а только птиц назойливых порханье,

короткое предсмертное дыханье

в наркозе ядовитых сигарет,

начало сна... Сначала просто бред,

а боль потом.

Не боль, а пустота,

бездонная, слепая...

Нет, не та,

что из пространства исторгает прану,

а та, последняя, что обжигает рану

улыбками, вращением колес,

сиянием алмазных полуслез,

крестами, гороскопами, стихами,

отсутствием стекла в оконной раме...

Наглядевшись достаточно, казалось бы изучив, КАК НЕ НАДО жить в семьях, молодые вступают в брачный возраст с двумя установками — бессознательно пессимистической («семья — кошмар, страшный сон») и сознательно оптимисти­ческой («у нас все будет по-другому»).

Обманывает и первое, и второе.

Разводы — только симптом болезни, коренящейся глубоко. Это та же болезнь, из-за которой люди ссорятся в транспорте, хотя быть им вместе не дольше пяти минут; та же, из-за которой они посреди тайн, ужасов и красот вселенских не знают, чем им заняться, если не гонит нужда; та же, из-за которой дети теряют охоту учиться, еще не начав...

Будильник с тремя неизвестными

В. А!

Мне 25 лет, занимаюсь проблемами компьютер­ного управления. Читал ваши произведения...

Но вот я встал перед задачей, которую не могу разрешить. У меня есть жена и годовалый ребенок. Пока мы дружили, все было хорошо, была любовь, были страсти и переживания, было все. После свадьбы все это исчезло. Мы живем у ее родителей. Семья очень большая, ко мне относятся хорошо. Но для жены я стал только одним из членов этой семьи, не больше, а пожалуй, даже и меньше Рождение сына ничего не изменило. Сначала было трудно, не было времени для ласк, развлечений и т д., сейчас сын подрос и родители помогают, однако отношения между нами сделались еще холоднее. И самое страшное, что ей это кажется вполне нормальным. Сперва говорила, что ей надоедает моя излишняя привязан­ность, моя внимательность к ней. А недавно созналась, что охладела ко мне, хотя это и для нее самой страшно. Чтобы возобновить прежнее чувство, влить свежую струю в наши отношения я хотел научить ее играть, заняться ролевым тренингом, надеясь что мы будем лучше понимать друг друга. Но, о ужас, она не поняла меня, как я ни бился Она не смогла одолеть книгу «Искусство быть другим», которую я ей дал Она засыпает, прочитав 2—3 страницы любой книги. Как-то она сказала, что ее мозг постоянно спит и не может проснуться, но она и не хочет ею будить

Теперь нам практически не о чем говорить. Любую тему, не касающуюся ее домашнего хозяйства, она отвергает. Она спит.

Как мне разбудить ее? Помогите'

N N

N N!

«Задача» ваша раскладывается по меньшей мере на три Она, Он, Дитя

Она. Описана Им так поверхностно, нас только с Ею точки зрения, что почти не видна Но в девяноста девяти процентах случаев именно так и пишут, и рассказывают мужья о женах, а жены о мужьях Владельцы автомашин перечисляя механи­кам неисправности своих возлюбленных «Жигулей», несрав­ненно более проникновенны

Можно догадаться лишь что речь идет о довольно обычной в наше время молодой супруге и матери «Помогите1» — взы­вает Он