Допроектное тело

Подобно географии планеты, человеческое тело до последнего времени представлялось неизменной основой человеческого знания, «данностью». Однако мы быстро приближаемся к тому дню, когда тело перестанет быть данностью. Человечество в довольно короткие сроки получит возможность изменить не только человеческое тело, но и всю человеческую расу.

В 1962 г. д–р Дж. Д. Уотсон и д–р Ф. X. С. Крик получили Нобелевскую премию за описание молекулы ДНК. С тех пор периодически сообщается о все новых и новых достижениях генетики. Молекулярная биология неудержимо врывается в мир. Новые генетические знания позволяют нам уже сегодня работать с человеческой наследственностью и манипулировать генами для создания совершенно новой «версии» человека.

Одна из наиболее фантастических возможностей заключается в том, что человек сможет сделать биологическую углеродную копию самого себя. С помощью процесса, известного как «клонирование», из ядер взрослых клеток будет можно выращивать новые организмы с теми же генетическими характеристиками человека, которые присутствуют в клеточных ядрах.

Получившаяся «копия» человека начнет жизнь с генетическими способностями, идентичными способностям донора, хотя другая культурная среда может изменить не только личностное, но и физическое развитие клона.

Клонирование изменит отношение людей к своему собственному рождению и даст почувствовать, как мир скручивается вокруг нас. Клонирование, среди прочего, обеспечит нам неопровержимое эмпирическое доказательство, которое поможет разрешить раз и навсегда древние противоречия: «природа против природы» или «наследственность против окружающей среды». Решение этой проблемы и определение ценности каждого человека стало бы одним из наиболее ключевых моментов человеческого интеллектуального развития.

Целые библиотеки философских спекуляций могут быть в одно мгновение выброшены на свалку. Ответ на этот вопрос открыл бы пути для быстрого, квалифицированного развития психологии, философии, морали и дюжины других областей.

Но клонирование может создать и невиданные сложности для человеческой расы.

Привлекательна идея сохранить копию Альберта Эйнштейна для будущих поколений. Но как быть с Адольфом Гитлером? Должен ли существовать закон, регулирующий клонирование?

Нобелевский лауреат Джошуа Ледерберг, ученый с очень высокой социальной ответственностью, вполне допускает такой вариант: если человек самовлюблен, то его клон будет также самовлюбленным и т. п.

Даже если нарциссизм скорее культурная, чем биологическая проблема, существуют другие неразрешимые трудности. Ледерберг поднял такой вопрос: может ли человеческое клонирование, если оно разрешено, «идти бесконтрольно»? «Я использую эту фразу, — говорил он мне однажды, — почти в том же смысле, что и по отношению к ядерной энергии.

Оно будет находиться под контролем, если будет достаточно позитивных причин сделать это… Эти причины могут быть следующие: увеличение взаимопонимания, особенно в области образования, между одинаковыми генотипами. Подобие неврологического и физического строения может сделать более легким передачу идентичным копиям технических и других знаний от одного поколения к другому».

Когда клонирование станет возможным? «Мы уже можем клонировать земноводных, — говорит Ледерберг, — и в принципе можем и млекопитающих. Для меня не будет сюрпризом, если сообщение о таком клонировании появится в один из ближайших дней. Когда же точно кто–нибудь возьмет на себя смелость сделать клон человека, я не берусь сказать, однако предполагаю, что это произойдет в пределах 15 лет».

В пределах тех же 15 лет ученые научатся выращивать различные органы тела, и они, без сомнения, начнут эксперименты с различными средствами их модификации. Как говорит Ледерберг: «Вещи, подобные размеру мозга и определенным чувствительным качествам мозга, скоро будут находиться под прямым эволюционным контролем… Я думаю, что это вскоре произойдет»[141].

Для неспециалистов важно понимать, что в научном обществе Ледерберг не один мучается сомнениями относительно перспектив развития науки. Опасность биологической революции видят многие его коллеги. Новая биология подняла этические, моральные и политические вопросы, а также вызвала сомнения, колебания и страх. Кто будет жить, а кто умрет? Кто будет управлять исследованиями в этих областях? Кто такой человек? Как применять новые открытия? Сможем ли мы избежать чувства отвращения и ужаса по отношению к тому, к чему человек еще не подготовлен? Многие лидеры мировой науки думают о часах, отсчитывающих время до «биологической Хиросимы».

Давайте представим, например, применение биологических открытий в такой отрасли, которую можно определить как «технологию рождения». Д–р Е. С. Е. Хафез, всемирно известный биолог из Вашингтонского государственного университета, публично высказался — на основании своих удивительных работ по репродукции — о том, что «через каких–нибудь 10—15 лет женщина будет способна купить небольшой замороженный эмбрион, вручить его своему доктору, вживить в свою матку, выносить девять месяцев и после этого родить его, как если бы он был зачат в ее собственном теле. Эмбрион, как и было задумано, родится с гарантией, что он будет свободен от генетических дефектов. Покупательница может также оговорить цвет глаз и волос ребенка, его пол, его вероятные размеры в зрелости и его вероятное IQ».

Через какое–то время можно будет вырастить человека и вне женской матки. Нет принципиальных препятствий для появления детей вне человеческого тела. Результаты работ, начатых д–ром Даниэлем Петруччи в Болонье и других ученых в США и СССР, говорят о том, что это вопрос всего лишь нескольких лет. Женщины, которые хотят иметь детей без дискомфорта беременности, получат такую возможность[142].

Потенциальные применения таких открытий заставляют вспомнить роман «О, дивный новый мир» Олдоса Хаксли и поразительную научную фантастику. Тот же д–р Хафез предположил, что внеутробное оплодотворение может быть очень полезным при колонизации планет. Мы могли бы послать на Марс не взрослых, а обувную коробку, наполненную такими клетками, и вырастить их, получив население большого города уже на Марсе. «Посмотрите, сколько нужно потратить топлива, чтобы поднять каждый фунт со стартового стола, — проповедует д–р Хафез, — для чего же посылать взрослых мужчин и женщин на борту космического корабля? Почему бы не отправить крошечные эмбрионы под присмотром одного опытного биолога… Чем не пассажиры?»

Задолго до того, как в отношении внешнего космоса произойдут все эти изменения, наш дом на Земле испытает на себе воздействие новейших технологий, разбивающих наши представления о сексуальности, материнстве, любви, деторождении и образовании. Пока идут дискуссии о будущем семьи, в лабораториях варится «ведьмино варево». Моральный и эмоциональный выбор, который нам предстоит в ближайшее десятилетие, поистине может свести с ума.

Среди биологов уже бушуют бешеные дискуссии об этических проблемах евгеники. Должны ли мы задумываться о разведении расы «лучших» людей? И что при этом означает «лучших»? Кто сможет это решить? Вопросы не новы. Те методы, которые вскоре будут доступны, сломают традиционные ограничения в аргументации. Мы же можем себе позволить представить замечательную человеческую расу, состоящую не из фермеров, трудолюбиво разводящих скот, а из художников, использующих для этого разведения широкий диапазон новых ярких и необычных цветов, силуэтов и форм.

Недалеко от дороги № 80, вблизи небольшого городка Хазарда, штат Кентукки, есть место, хорошо известное как Долина беспокойного ручья. Там в небольшом сообществе жителей лесной глуши есть семья, у членов которой голубая кожа. Если верить д–ру Мэдисону Кевину из Медицинского колледжа Университета штата Кентукки, который нашел эту семью и проследил ее историю, люди с голубой кожей абсолютно нормальны во всех других отношениях. Их необычный цвет — следствие редкого дефицита фермента, и этот дефицит передается из поколения в поколение[143]. Учитывая быстрое развитие генетики, можно считать, что мы способны создать совершенно новую расу голубых, зеленых, пурпурных или оранжевых людей. В мире, все еще страдающем от моральных уроков нацизма, это сродни мыслям о колдовстве. Должны ли мы стремиться к миру, в котором все люди имеют одинаковый цвет кожи? Если мы захотим этого, то, вне всякого сомнения, найдем технические средства для осуществления этого. Или мы, наоборот, должны стремиться к еще большему увеличению разнообразия? Что тогда произойдет с самим понятием расы? Со стандартами физической красоты? Со стандартами полноценности и неполноценности?

Мы со всей стремительностью приближаемся к тому времени, когда станем способны создавать высшие расы и низшие расы. Как определил в работе «Будущее» Теодор Дж. Гордон: «Получив возможность делать на заказ расу, я удивился бы, если бы мы попытались «сделать всех людей одинаковыми», или мы все–таки выберем апартеид шаблонов? Эти расы будущего могут быть: расой руководителей, контролеров ДНК, расой смиренных слуг, расой специально выращенных атлетов для разных игр или расой ученых с 200% IQ и с небольшими телами…»[144]Мы получим возможность создавать расы идиотов и математических гениев. Мы также получим возможность рожать детей с необычными зрением и слухом, с тончайшим обонянием, необычайно сильных или музыкально одаренных. Мы будем способны создавать сексуальных гигантов, девочек с супергрудью (и, вероятно, со стандартной грудью) и другими бесчисленными изменениями в ранее более однородном человечестве.

В конечном счете проблемы лежат не в научной или технической сфере, а скорее в политической и этической. Выбор и критерии выбора будут определяющими. Автор знаменитых научно–фантастических произведений Уильям Тенн размышлял однажды о возможностях генетических манипуляций и трудности выбора. «Предполагаю, что в этот момент будет не диктатура, а вполне добродетельный планирующий комитет или всемогущий черный ящик, который собирается проделать генетическую селекцию для будущих поколений, тогда кто или что это? Определенно, не родители…» Далее он говорит, что «они направятся с этой своей проблемой к своему доброму соседу, Сертифицированному Генному Архитектору.

Мне кажется неизбежным, что появятся специальные конкурсные школы генной архитектуры… Функционеры будут убеждать родителей делать детей приспособленными для насущных нужд общества; прогнозисты будут планировать создание детей, которые будут занимать свободные ниши в обществе к 20 годам, романтики будут настаивать, чтобы каждый ребенок создавался по крайней мере с одним выдающимся талантом, наконец, натуралисты будут рекомендовать творить индивидуумов, настолько генетически сбалансированных, чтобы быть почти идеально уравновешенными во всех жизненных ситуациях… Стили человеческого тела, подобно стилям одежды, станут соответствовать моде так же, как генетические кутюрье, которые будут их придумывать, будут входить и выходить из моды»[145]. Спрятанная за этими словами неискренность является серьезным источником разногласий, причем они делаются более глубокими из–за необъятных возможностей — некоторые из них настолько гротескны, что кажутся сошедшими с холстов Иеронима Босха. Одна из них была упомянута ранее, когда говорилось об идее размножения людей с жабрами или с вживленными жабрами для жизни под водой. На встрече именитых биологов в Лондоне Дж. Б. С. Холдейн начал разглагольствовать о возможности создания новых, оторванных от повседневной жизни, но приспособленных для космических исследований форм человека.

«Вполне очевидны ненормальные условия жизни в космическом пространстве, — заметил Холдейн, — обусловленные различием в гравитации, температуре, давлении воздуха, его составе и радиации… Очевидно, что гиббон лучше, чем человек, приспособлен для жизни в слабом гравитационном поле, таком, которое может существовать на космическом корабле, астероиде или Луне. Плоскостопый, с цепким хвостом, он как раз подходит для таких условий. Генетические манипуляции могут сделать возможным объединение таких особенностей с человеческим телом».

В то же время ученые на этой встрече уделили много внимания моральным последствиям и опасностям биологической революции. При этом никто не оставил без внимания заявление Холдейна о том, что мы можем, если захотим, однажды создать человека с хвостом. Ледерберг просто упомянул о негенетических, более легких способах достигнуть тех же результатов. «Мы собираемся модифицировать человека экспериментально через физиологические и эмбриологические изменения, а также замещая неживыми механизмами некоторые его части, — объявил Ледерберг. — Если мы захотим сделать человека без ног, нам не нужно выводить его, мы можем их просто отрубить; если же мы захотим создать человека с хвостом, мы найдем способ привить его»[146].

На другой встрече ученых и студентов д–р Роберт Синсгеймер, биофизик из Калтеха, поставил проблему прямо: «Какое мы выберем вмешательство в древнюю природу человека? Хочется ли вам управлять сексом ваших отпрысков? Будет так, как вы захотите. Вам хочется иметь сына шести футов роста? Нет никаких проблем. Повышенная чувствительность, тучность, подагра? Все эти проблемы будут легко регулироваться. Для больных раком, диабетом и др. будут существовать специальные генетические терапии. Необходимые ДНК будут вырабатываться в нужных количествах. Вирусные и микробные болезни будут легко обнаруживаться и устраняться. Да, древние образцы этапов жизни — рост, зрелость, старение — будут объектами нашего планирования. Мы не знаем внутренних ограничений продолжительности человеческой жизни. Как долго мы хотим жить?»

И чтобы слушатели поняли его правильно, Синсгеймер спросил: «Не звучат ли эти проекты подобно ЛСД–фантазиям, не выглядят ли они любованием в кривом зеркале? Не переступайте границ нашего сегодняшнего знания. Эти возможности не могут развиваться предлагаемым нам путем, но если они правдоподобны, если они могут реализоваться, то это произойдет, и скорее раньше, а не позже»[147].

Такие удивительные вещи не только могут быть воплощены в действительности, но и будут. Несмотря на глубокие этические вопросы о том, нужны ли они вообще, реальность такова: научная любознательность сама является мощнейшей движущей силой нашего общества. Д–р Роллин Д. Хотчкис из Рокфеллеровского института говорит: «Многие из нас испытывают инстинктивное отвращение к опасности вмешательства в тонко сбалансированную и насыщенную систему, которое может произвести какой–либо одиночка. Однако я уверен, что это, несомненно, будет происходить или во всяком случае будут попытки сделать это. Здесь столкнутся альтруизм, личная выгода и невежество». К этому списку он мог бы добавить еще политические конфликты и вежливое безразличие. Так, д–р А. Нейфах, глава исследовательской лаборатории Института эволюционной биологии советской Академии наук, с пугающим спокойствием предсказывает, что мир вскоре станет свидетелем генетического эквивалента гонки вооружений. Его аргументация: капиталистические правительства заняты «борьбой за мозги». Для того чтобы выжать из них все, то или иное «реакционное правительство» будет «вынуждено» использовать генную инженерию для увеличения гениальности и одаренности своих ученых. Поскольку это происходит «безотносительно к их намерениям», международная генетическая гонка неизбежна. И поскольку ситуация именно такова, продолжает он, СССР должен быть готов «осуществить прыжок к оружию».

Критикуемый советским философом А. Петропавловским за его кажущуюся готовность и даже энтузиазм участвовать в такой гонке, Нейфах спокойно пожимает плечами[148]. Его, видимо, не страшит поспешное применение новой биологии. Он рассуждает просто: развитие науки невозможно остановить. Если же отбросить политическую логику Нейфаха, его заявления о страстях «холодной» войны как подходящем стимуле для развития генетического ремесла звучат пугающе.

Короче говоря, можно утверждать, что если не сделано специальных опровержений, если что–то может быть сделано кем–то и где–то, то это будет сделано. Однако природа того, что может и должно быть сделано, сильно превышает нашу готовность принять новое.