Волна фрейдизма

Многие новые знания выходят за пределы непосредственных интересов обычного человека. Его не интересует и не впечатляет тот факт, что инертный газ ксенон способен давать соединения, а совсем недавно большинство химиков считали это невозможным. Это знание может произвести впечатление, если найдет воплощение в какой–нибудь новой технологии, но до той поры обычный человек останется к нему равнодушным. Однако многие новые знания связаны с повседневной жизнью обычных людей — работой, политикой, семейными отношениями, даже сексуальной жизнью.

Как пример можно привести сложное положение современных родителей, которое обусловлено радикальными изменениями в образе ребенка и теории воспитания.

В частности, в конце прошлого века доминирующая теория воспитания отражала научные представления о наследственности как определяющем факторе поведения. Матери, никогда в жизни не слышавшие о Дарвине или Спенсере, воспитывали детей в полном соответствии с глобальными идеями этих мыслителей. Вульгаризированные и упрощенные, передававшиеся из уст в уста, эти идеи нашли воплощение в расхожих представлениях миллионов людей типа «плохой ребенок — результат дурной наследственности», «склонность к преступлению — наследственная черта характера» и т. п.

Однако в первых десятилетиях нашего века эти представления отошли в прошлое под натиском энвайронментализма, а вера в то, что личность формируется окружающей средой и что раннее детство — самый важный период, послужила созданию нового образа ребенка. В общественное мнение стали проникать идеи Уотсона и Павлова, и новые поведенческие теории находили отражение в поведении матерей, которые отказывались брать на руки плачущего ребенка, кормить его по первому требованию и сокращали срок кормления грудью, чтобы ребенок быстрее освободился от зависимости к матери.

В исследовании Марты Вольфенштейн сравниваются советы, предлагаемые родителям в семи выпусках «Ухода за младенцем» — справочника, издававшегося Детским бюро США в период 1914—1951 гг. Она обнаружила существенные изменения в отношении к кормлению грудью, сосанию большого пальца, мастурбации, тренировке кишечника и мочевого пузыря. Из этого исследования становится ясно, что к середине 30–х годов сформировался очередной новый образ ребенка[115].

Приходит волна фрейдистских понятий, революционизирующая практику воспитания[116]. Матери вдруг слышат о «правах младенца» и необходимости «орального удовлетворения». Родители становятся снисходительнее и терпимее.

В скобках заметим, что в то же самое время, когда фрейдовский образ ребенка производил глубокие изменения в поведении родителей Дейтона, Дубьюка и Далласа, изменился и сам имидж психоаналитика. Психоаналитик становится культурным героем. Фильмы, телевизионные передачи, романы и журнальные статьи представляют его мудрым и добрым кудесником, способным восстановить разрушенную личность. С появления фильма «Зачарованный» в 1945 г. и до конца 50–х средства массовой информации выставляют образ психоаналитика в исключительно положительном свете.

Однако уже к середине 60–х он превращается в комический персонаж. В фильме «Что нового, кошечка» Питер Селлер сыграл психоаналитика гораздо более сумасшедшего, чем его пациенты, и не только нью–йоркские и калифорнийские умники, но и весь народ стал обмениваться «психоаналитическими» шуточками, их подхватили те же самые средства массовой информации, которые в первую очередь и создавали миф о психоаналитике.

Резкое изменение публичного имиджа психоаналитика (а публичный имидж — не что иное, как сплав образов, присутствующих в сознании членов общества) отражало также изменения, связанные с дальнейшим развитием научных исследований. Накапливалось все больше и больше свидетельств того, что психоаналитическая терапия не оправдывает возлагаемых на нее надежд, а на фоне новых знаний в области наук о поведении, в первую очередь в области психофармакологии, фрейдовские методы стали казаться архаичными. В то же время интенсивно развивались исследования в области теории обучения и соответственно происходил новый поворот в практике воспитания — на сей раз в сторону своего рода необихевиоризма. На всех стадиях этого пути широко распространенные системы представлений и образов вытеснялись новыми. Человек, придерживавшийся одной системы, подвергался воздействию отчетов, статей, советов авторитетов, друзей, родственников и даже случайных знакомых, проповедовавших противоположные взгляды. Одна и та же мать, обращавшаяся к одному и тому же врачу в разные периоды воспитания ребенка, получала разные рекомендации, основанные на разных представлениях о реальности. Если для людей прошлого представление о воспитании ребенка оставалось неизменным на протяжении нескольких веков, то для людей настоящего воспитание детей, как и многие другие сферы реальности, превратилось в поле битвы систем образов, многие из них появились в результате научных исследований.

Таким образом, новые знания видоизменяют старые. Средства массовой информации постоянно и настойчиво создают новые образы, а рядовые обыватели, ищущие помощи в усложняющихся социальных условиях, пытаются за ними угнаться. В то же время события — независимо от научных исследований как таковых — также разрушают старую структуру образов. После восстаний в черных кварталах только ненормальный может продолжать представлять себе негров как «счастливых детей», вполне довольных своей нищетой. А после молниеносной победы Израиля над арабами в 1967 г. вряд ли кто–нибудь станет цепляться за образ еврея–пацифиста, подставляющего для удара другую щеку, или еврея–труса, бегущего с поля боя.

В образовании, политике, теории экономики, медицине, международных отношениях новые образы — волна за волной — разрушают нашу оборону и мысленную модель реальности. Результат этой постоянной бомбардировки новыми образами — ускоренное вытеснение старых образов, увеличение умственной «пропускной способности» и новое глубокое ощущение непостоянства, недолговечности самого знания.