Личная жизнь министра

По воспоминаниям очевидцев, Виктор Семенович на служебной машине ездить не любил, предпочитал ходить пешком, а на улицах приказывал сопровождающим давать по сто рублей нищим, преимущественно старухам. Ему нравилось, когда старухи крестились, благодаря за подаяние. И все же любовь к немецким машинам не обошла Виктора Семеновича. Его подчиненные рассказывали Евгению Жирнову, как их рослый шеф носился по Москве на крошечном спортивном кабриолете BMW 327. А после капитуляции Германии подчиненные преподнесли ему подарок – Mercedes‑Benz 540К, по легендам, принадлежавший рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру. Именно на нем министр госбезопасности ездил на доклады к Сталину в Кремль. До этого, после назначения заместителем наркома внутренних дел, за Виктором Семеновичем были закреплены два служебных автомобиля: Lincoln Zephir и Plymouth.

Охрана привозила Абакумову шашлыки из «Арагви» – к хорошим шашлыкам он был неравнодушен. Более того, в «Арагви» круглые сутки работали три кабинета. В своей книге «Тайны уставшего города» Э. Хруцкий напишет, как там принимали нужных иностранцев и там же большие чины из КГБ встречались с не менее именитыми осведомителями. Туда же ночью заезжали отдохнуть от забот чиновники высокого ранга.

По этим причинам, а возможно и не только, на кухне этого ресторана работала бригада ударников труда и повара высшего класса. За полчаса официанты накрывали роскошный стол. Ну а шашлыки, которые, кроме Абакумова, заказывал себе Василий Сталин, были лучшими во всей Москве.

Не изменял Виктор Семенович и другим своим привычкам. По‑прежнему он обожал фокстрот и с целью милых развлечений, то бишь потанцевать с красивой девочкой, захаживал в знаменитый ресторан «Спорт».

«Гроза шпионов и врагов народа больше всего любил «сбацать» запрещенный, идеологически чуждый танец, – вспоминал Э. Хруцкий. – В ресторан «Спорт» он приходил инкогнито, как король из сказок, пожелавший узнать, как живут его подданные.

Виктор Абакумов, несмотря на свой высокий рост, любил танцы, выпивки, женщин. Вот из‑за них‑то и случилась драка в ресторане, и министру прилично накостыляли. Расправа с обидчиками была немедленной, но, как мне говорили знающие люди, никого не посадили, просто ребята Абакумова весьма прилично отметелили виновных».

И все же главной страстью Виктора Семеновича был футбол. Его заместитель вспоминал: «Ни один интересный матч он не пропускал. Команду «Динамо» считал своей собственностью. Все время подчеркивал: «Помогайте динамовцам, найдите на матч хорошего судью, чтобы судил честно. Сделайте им хорошую экипировку».

Одну из ответственных игр динамовцы продули. Министр собрал команду в своем кабинете. Он и в обычное время бывал грубым, но до такой степени разнузданности он на моей памяти дошел только в этот единственный раз.

Начал из души в душу хаять их всех. «Сволочи» и «мерзавцы» было самым мягким из того, что он сказал. Особенно досталось Косте Бескову.

«Играть надо, а не, мать‑перемать, книжки художественные читать! Я ждал от вас только победы! Продуть этой военной конюшне!» По‑моему, проиграли команде Центрального дома Красной Армии.

Я сидел на краешке, у дальнего конца стола, но брызги гнева долетали и до меня как до зампреда общества «Динамо», ответственного за футбол: «А ты какого хрена там делаешь? Наша команда должна только выигрывать, а ты должен им помогать!»».

Сотрудник Следчасти по особо важным делам И. И. Елисеев однажды рассказывал о своих встречах с Абакумовым, красная нить которых – футбол.

Было это так:»… Елисеев с приятелем, опаздывая на футбол и не дождавшись лифта, сбегали вниз по центральной лестнице. Очутившись уже в вестибюле, они чуть было не столкнулись с входившим в здание высоким, подтянутым, со спортивной фигурой человеком…

Вошедший с интересом посмотрел на молодых запыхавшихся людей.

– Никак на футбол?

– Так точно.

Он посмотрел на часы.

– Тогда спешите, у вас времени в обрез.

Проходя мимо часовых, Иван Иванович и его друг поинтересовались:

– Кто это?

– Министр госбезопасности Абакумов, – объяснил несведущим человек с ружьем.

Год спустя Елисеев вновь натолкнулся на Абакумова, но уже в коридоре Лефортовской тюрьмы. Министр остановился и посмотрел на него внимательно.

– А ну‑ка, зайди ко мне.

Они прошли в кабинет, специально оборудованный для министра в конце коридора. Все достаточно скромно. Стол, стулья, небольшой жесткий диван, сейф, несколько телефонных аппаратов, в том числе кремлевский с гербом.

– Ну, как тогда, на футбол успели?

– Едва.

– А счет помнишь?

– Нет.

– Значит наши проиграли…»

Еще одним увлечением министра было кино. Каждый день в 4 утра он приглашал все руководство госбезопасности в свой кинозал, и часов до 7 утра все смотрели трофейные и отечественные фильмы…

Когда Абакумова арестуют и бросят в одиночную камеру, одна из очередных групп следователей заново проделает экскурс в прошлое бывшего министра, вплоть до тридцатых годов. Будут полностью выявлены все знавшие его женщины и даже те, с кем он когда‑то случайно перебросился парой слов. Например, в их числе окажутся три студентки, с которыми Абакумов познакомился летом 1945 года у будки телефона‑автомата на улице Горького…

А была еще одна, с продолжением. Людмила Кафанова в 2005 году написала об этом и опубликовала в журнале «Чайка». Рассказ этой женщины мне показался безумно интересным и поэтому я решил привести его на страницах своей книги.

«В одном со мной классе училась Валя Б. – белокурая сероглазая с нежным румянцем на тонких щеках – дочь начальника Главгастронома Министерства торговли СССР. Обаятельная, смешливая, она не была прилежной ученицей, а будучи в классе старше нас всех (из‑за войны запоздала с ученьем), больше думала о нарядах и романах. Я ее полюбила, и мы часто, вместо того, чтобы оттачивать мозги за решением алгебраических и геометрических задач или оттачивать наши перья, корпя над сочинением «Онегин и революционное движение в России», вышагивали километры по московским улицам, с целью на людей посмотреть и себя показать. В один из таких походов, теплым весенним днем на углу Неглинной и Кузнецкого мы столкнулись с высоким, несколько даже грузным мужчиной. Валя дернула меня за руку и зашептала: «Смотри на него, не пропусти ничего… Это – мой «красавчик». Уже несколько раз я встречала его на улице и… влюбилась». Я посмотрела внимательнее: моложавое, но уже одутловатое, чуть бульдожье лицо. Серые пепельные волосы, зачесанные назад. Цепкий и, я бы сказала, странно‑любопытный взгляд холодных, ничего не выражающих голубых глаз… Интересный мужчина, во всяком случае, в Валином вкусе – чем‑то похож на ее отца и на ее любимого актера МХАТ Владимира Львовича Ершова. «Ничего», – сказала я.

Не буду утомлять читателя длинным, хотя и увлекательным, рассказом о том, как произошло знакомство с этим мужчиной. Уличное знакомство, от которого нас предостерегали обе мамы. Мы понятия не имели, с кем мы познакомились, нам было названо только имя‑отчество: Виктор Семенович. Мы уже несколько раз с ним встречались, гуляли по Неглинной, Петровке, когда наткнулись на Валиного соседа Юрку. Увидев нас троих, он как‑то нахально присвистнул и сделал рукой малоприличный жест. Вскоре мы распрощались с Виктором Семеновичем и пошли к Валиному дому. У подъезда стоял Юрка, без сомнения, поджидавший нас. «Ну, девочки, – сказал он. – Ничего себе нашли кавалера!» Мы удивленно на него уставились, а он продолжал: «Это же замминистра Госбезопасности Виктор Семенович Абакумов!» Мы с Валей просто застыли, как каменные. «А вы что, не знали? Мой отец с ним работал до войны. Он был майором. Отец говорил, барахло работник, все больше насчет выпить и по бабам. В войну почему‑то возглавил СМЕРШ. Знаете, что это такое? А теперь – генерал армии, замминистра! Во, карьера!» Информация не во всем верная, но об этом ниже. Вскоре Абакумов стал министром Госбезопасности.

Не долго, а коротко, между Валей и Абакумовым установились близкие отношения, и на положении ее любимой подруги я оказалась втянутой в эту любовную историю. Вместе с Валей я много раз встречалась с Абакумовым. Была у него дома…

Сейчас, вспоминая то, что происходило, я могу сказать, что Абакумов был личностью неординарной, отличавшейся от советской номенклатуры, хотя бы внешне. Он, например, любил ходить по Москве пешком, без охраны (!). Редко ездил в автомобиле, а если ездил, то почти всегда правил сам. Его можно было увидеть на катке на Петровке 28, где он иногда катался, но чаще стоял среди «нормальных» людей на террасе и смотрел на катающихся. На стадионе, куда ездил «болеть» за «Динамо», он также сидел среди простых смертных. Кроме спорта, еще интересовался театром – ходил на премьеры и спектакли в Большой, МХАТ, Малый, Вахтангова. Никогда не усаживался в правительственной ложе, сидел на хороших местах в партере, во время антрактов гулял в фойе. Люди вокруг даже не догадывались, какой страшный министр находится с ними рядом. Он никогда ни с кем не заговаривал, не играл в демократичность, не снижал своего вельможного статуса. Что интересно, он любил серьезную музыку, постоянно посещал симфонические и инструментальные концерты в Большом зале Консерватории, в зале Чайковского.

Однажды произошел случай, который, по‑моему, в некотором смысле, характерен для Абакумова. Мой сосед, крупный работник Министерства авиационной промышленности Анатолий Петрович Новиков не достал хороших билетов на какой‑то интересный концерт в зале Чайковского. «Ну, ладно, – решил он. – Дождусь, когда погасят свет и сяду на свободное место в партере». Подумано – осуществлено. Свет пригасили, концертмейстер дал ноту, музыканты подстроились и затихли. Анатолий Петрович, увидев два хороших свободных места в партере, занял одно из них. Через мгновение около него вырос высокий мужчина с дамой. «Извините, – сказал мужчина, – это наши места». «Нет, – раздалось в ответ, – это мои места». Мужчина удивленно пожал плечами и быстро удалился. В антракте мой сосед вышел в фойе и увидел пару, места которой занял. Приятель шепнул ему, указывая на мужчину: «Министр госбезопасности Абакумов». Анатолия Петровича словно ветром выдуло из концертного зала. Он приехал домой и тут же бросился ко мне, рассказал все и спросил: «Что теперь будет? Ты же его знаешь…» – «По‑моему, ничего не будет». Ответ не удовлетворил соседа, и он три дня ждал ареста…

Естественно, ни с Валей, ни, тем более, со мной Абакумов никаких серьезных тем не затрагивал и, когда гуляли втроем, говорили о сущих пустяках. Вале, очевидно, было важно, чтобы я принимала участие в этих прогулках. Она сильно заикалась, и по этой причине не могла поддерживать беседу и переводила все на меня. Ко мне Абакумов относился с насмешливым любопытством. Его занимало, что я в пятнадцать лет имею свое суждение, проявляю интерес к истории, политике, международным делам, задаю вопросы и строю предположения. Часто по поводу моих высказываний он говорил: «У вас, барышня (он всегда говорил мне «вы»), слишком длинный язык. Он вас до добра не доведет». А однажды, выслушав какое‑то мое соображение, вспыхнул и резко сказал: «Вы думайте, что говорите. Я бы вам посоветовал ни при ком не повторять того, что вы мне сейчас сказали!..»

А был еще и такой случай: как‑то он рассказывал мне и Вале про Германию, куда он вошел вместе с советскими войсками, а не исключено, что бывал там и раньше. О немцах, об их быте, жизни, обо всем, что он видел в той стране, он говорил с восторгом. Все его там удивляло, умиляло, восхищало: машины, техника, дома, города, вещи и, особенно, почему‑то немецкие крестьянские кафельные кухни. «Как же при этом получилось, что мы их победили?» – с искренним удивлением воскликнула я. Абакумов вдруг замолк, пристально посмотрел на меня и с какой‑то злобной ехидностью проговорил: «Разве вам не известно, что наша страна самая сильная, самая передовая и самая прекрасная в мире? Разве вы не знаете о морально‑политическом единстве советского народа? О его беззаветной преданности партии и нашему вождю Иосифу Виссарионовичу Сталину? Я прошу вас запомнить все это и постараться не задавать больше глупых вопросов». Я помню, что этот его выпад меня тогда здорово напугал. Я подумала: «Больше рта не открою». Но потом как‑то все забылось и прогулки продолжались.

А мы с Валей воспринимали министра ГБ в полном отрыве от поста, который он занимал, и не объединяли его с тем ужасом, который, мы знали, царил вокруг. Причиной тому были наша молодость и глупость. И еще, возможно, была ответственна за это неистовая преданная любовь Вали. Она утопала в этих отношениях и, я убеждена, что они затянулись почти на год только потому, что Абакумов не мог отвергнуть такой искренности и преданности. Он не был женат, свои отношения с Валей не скрывал, и она в этом видела возможность определенного их развития.

Настал день, по‑моему, это были Октябрьские праздники 45‑го года, когда Валя сказала: «Виктор Семенович приглашает нас завтра в гости, к себе домой». Он жил в Телеграфном переулке около Чистых прудов в особняке, где занимал целый этаж. Мы пришли первыми. Вслед за нами стали собираться другие гости. Меня удивило, что среди приглашенных не было «высокопоставленных» мужчин и женщин, номенклатурных мордатых толстых и пожилых бонз. Все гости были молоды: какие‑то девушки, молодые женщины и молодые люди. Мы с Валей никогда никого из них не встречали и понятия не имели, кто они такие, откуда их всех набрал Виктор Семенович. Позднее мне Валя говорила, что на всех вечеринках у Абакумова, на которых она бывала, была именно вот такая молодая публика.

Я не думаю, что Абакумов был по‑настоящему образованным человеком…

Как мне казалось, у него был какой‑то напряженный интерес к Америке. В доме повсюду валялись американские журналы «Life», «Look». У него я их впервые и увидела. По ним Абакумов одевался (а одевался он изысканно модно, в прекрасно сшитые костюмы, заграничные рубашки и вообще во все заграничное). По американским же журналам обставлял свои многочисленные комнаты. Сервировал стол. Он говорил, что любит смотреть американские фильмы потому, что его интересует всякая информация «оттуда»: как там люди живут, что носят, что едят, на каких машинах ездят… По‑моему, ему очень хотелось походить на «западного» человека. Он даже говорил Вале, что три дня в неделю занимается с преподавателем английским.

Судя по тому, что находилось в его квартире, он вывез «полГермании». Картины, посуда, хрусталь, мебель, ковры, люстры – все было трофейное. Хозяин, что было заметно, старался разобраться в этом великолепии и привести его в соответствие с последней картинкой рекламного проспекта, прибывшего из‑за рубежа.

Вспоминая Абакумова, могу сказать, что он начисто был лишен того, что называют «приятностью», «харизмой». Более того, он был неуютным в личном общении – холодно высокомерным, презрительно насмешливым. Безоговорочно принимая «западную» жизнь, в том виде, в каком она доходила до него в виде фильмов и журналов, он презирал советскую действительность. Все советские – газеты, книги, кино, автомобили – вызывали у него неприятие и брезгливость. Такие же чувства испытывал он к своим коллегам из МГБ и номенклатурным работникам. Валя мне говорила под огромным секретом, что Сталина – своего благодетеля, вознесшего его так высоко, он ненавидел настолько, что не мог (или не хотел?) этого скрыть. Однажды она была у него, когда раздался телефонный звонок – его вызывали к Сталину. Отойдя от телефона с перекошенным злобой и отвращением лицом, он грязно выругался и сказал: «Должен явиться»» […].

Роман Вали с Абакумовым закончился так же неожиданно, как и начался. Однажды Абакумов объявил Вале, что он женится на своей бывшей секретарше Тоне. Женится якобы потому, что означенная секретарша слишком много знает. Я в эту версию не верила: разве он не мог «убрать» эту слишком сведущую даму, как было принято в СССР, и не только с секретаршами? Но я молчала. Как говорится, не мое собачье дело. Валя страшно переживала этот разрыв: поблекла, подурнела и считала, что ее жизнь кончилась. Однако через недолгое время она поступила в Плехановский институт, вышла замуж за сына маршала Г. Жизненные обстоятельства разнесли нас в разных направлениях. Мы почти не виделись, редко перезванивались. Последнее, что я слышала от Вали об Абакумове, был ее рассказ о том, что она с мужем была приглашена на грандиозное празднование…летия ее «красавчика», как она выразилась. Было это не то в конце 50‑го, не то в начале 51 – го года. И вдруг, летом 51 – го поползли слухи, что Абакумов арестован».

Антонина Николаевна Смирнова, вторая жена Абакумова, была младше мужа на двенадцать лет. Они познакомились, когда она работала в отделе военно‑морской разведки МГБ.

В самую красивую женщину своего ведомства министр влюбился с первого взгляда. А потом закрутился бурный роман взаимной и зрелой любви.

«Тоня была ему жена или не жена, но ее все знали, хотя в кабинет к нему она никогда не ходила, – вспоминает Зинаида Павловна Алексеева. – Она в секретариате работала, в морской контрразведке, на другом этаже. В столовую мы все вместе ходили. Такая же девочка, как мы были, моя ровесница, по‑моему, никакой одеждой она не отличалась. Только если я в гимнастерке ходила, то она в обычном платье… Хотя нет, точно не скажу, – Абакумов на ней женился, потому как потом я встретила ее в Московском управлении. Мужу и жене вместе работать было не положено, вот ее туда и перевели».

В мае 1951 г. Антонина родила Виктору сына.

Первая жена Виктора Семеновича – Татьяна Андреевна (кстати сказать, тоже Смирнова), тяжело переживала, как она думала, очередной роман своего мужа. Но все оказалось гораздо серьезнее.

Молодой министр ушел от нее, оставив все, в том числе и квартиру по Телеграфному переулку. Благо, им не надо было разводиться, так как они прожили вместе долгую жизнь без регистрации брака.

Обиженная Татьяна Андреевна еще в период первых встреч Абакумова с Антониной написала на него письмо, в котором «жаловалась на то, что Виктор Семенович изменяет ей, иногда поколачивает ее, просила, да нет, просто информировала о том, что Абакумов имеет любовную связь со Смирновой А. Н., сотрудницей своего ведомства».

Свою новую «квартиру» – особняк в центре Москвы в тихом Колпачном переулке – Виктор Семенович приглядел случайно. Как‑то прогуливаясь в свободное время с адъютантом, следовавшим позади, он увидел дом, который, несмотря на свою запущенность и невзыскательность, ему очень и очень приглянулся. На тот момент в нем ютились целых 16 семей, насчитывающих 50 человек. Известно, что все они вскоре получили отдельные квартиры, что по тем временам (конец сороковых) было истинным чудом!

Капитальный ремонт дома велся под личным присмотром молодого министра. Говорят, он частенько появлялся на тщательно охраняемом объекте и лично давал указания группе архитекторов и отдельно прорабу. Строил‑то для себя.

Как пишет Леонид Репин, Абакумов «все продумал: на первом этаже размещается только охрана, а весь второй этаж – просторный кабинет, обширная спальня, необъятная столовая и прочие помещения общей площадью более 300 квадратных метров – это уже личные покои, куда можно было подняться исключительно по долгу службы или по приглашению.

Люди видевшие в только что освобожденной Европе дворцы королевских вельмож и побывавшие в доме министра госбезопасности, шепотком признавали, что московская цитадель Абакумова по своему роскошеству ничем не уступала этим дворцам. Хотя внешне особняк и выглядел значительно скромнее. Абакумов понимал: роскошь не должна бить по глазам.

За фасадом же, каких в Москве множество, все светилось, сверкало. Хрустальные люстры, вывезенные из Европы, низвергали потоки света на светлый, идеально полированный мрамор, на зеркала, обрамленные затейливой резьбой, на мраморные же лестницы и все прочее, от чего у простых смертных широко раскрываются рты и глаза. Вероятно, излишне напоминать, что все это делалось не за личные деньги министра, а исключительно за государственный счет».

Впоследствии в представительском особняке на Колпачном переулке будут проходить различные переговоры с руководителями разведок социалистических стран.

Кстати сказать, отцом второй жены Абакумова был некто Смирнов Николай Андреевич, 1883 года рождения. Врач, артист оригинального жанра, специализировавшийся на ментальной магии и сеансах гипноза, в том числе массового, имел псевдоним Орнальдо.

По мнению литературоведов, именно сеансы Орнальдо подтолкнули Михаила Булгакова к мысли ввести в роман «Мастер и Маргарита» эффектную сцену представления Воланда в московском варьете. Сам Николай Андреевич достаточно активно гастролировал по стране в 20‑е годы двадцатого столетия. В 1935 году совместно с женой Дорой Петровной Орнальдо создал иллюзионный театр, в котором были показаны две эксцентрические феерии «Человек‑невидимка» (по одноименной книге Герберта Уэллса) и «Тысяча вторая ночь Шехерезады». Утверждают, что, несмотря на содержательную слабость пьес, с точки зрения построения иллюзионного представления эти постановки были новаторскими, поскольку трюки, преимущественно основанные на принципе «черного кабинета», были объединены единой сюжетной линией. Николай Андреевич, по мнению очевидцев, был очень сильным гипнотизером, впоследствии он стал заниматься лечебным гипнозом: усыплял больных, подлежащих операции, и те не чувствовали никакой боли.

Также существует мнение, что Орнальдо в тридцатые годы находился на секретной работе в НКВД…

Единственный сын Виктора Семеновича Игорь Викторович Смирнов, несмотря на пережитое после отца и матери, все же сумел получить хорошее образование и стать выдающимся ученым.

В 80‑е годы прошлого века он совершил величайшее открытие в области исследования подсознания. Используя психосемантический анализ, он разработал компьютерную методику и специальный прибор для психозондирования. Получив международное признание, Игорь Викторович отказался возглавить научно‑исследовательский институт в Германии…