ДЕВЯТНАДЦАТЬ. В плену

Медведи провели Лайру через ущелье в утесах, где туман лежал даже плотнее, чем на берегу. Вопли скальных трупоедов и бьющихся о берег волн слабели по мере того, как они поднимались, и теперь единственным звуком был непрерывный крик морских птиц. Они пробирались в тишине через камни и сугробы, и, хотя Лайра вглядывалась изо всех сил в окутывавшую их серость, и напрягала слух в надежде услышать своих друзей, с тем же успехом она могла бы быть единственным человеком на Свельбарде, а Йорек вполне мог быть мертв.

Медведь-сержант не сказал ей ни слова, пока они не выбрались на ровную поверхность. Там они остановились. Прислушавшись к звуку волн, Лайра пришла к выводу, что они достигли вершины утесов, и теперь она не осмелилась бы убежать, опасаясь свалиться с их края.

– Посмотри вверх, – сказал медведь, когда тяжелый занавес тумана был сдут в сторону донёсшимся порывом бриза.

Дневного света было немного, но Лайра посмотрела, и увидела, что стоит перед огромным каменным зданием. Оно было таким же высоким, как самая высокая башня Джорданского Колледжа, но оно было гораздо более массивным, и на его стенах были вырезаны картины, демонстрировавшие войну, победоносных медведей и капитулирующих Скраелингов, закованных в цепи татар, работавших в огненных шахтах, дирижаблей, летевших со всех концов мира и несущих подарки и дань королю медведей, Йофару Ракнисону.

По крайней мере, так сказал ей медведь-сержант. Ей пришлось поверить ему на слово, потому что каждый выступ на фигурном фасаде был занят крачками и поморниками, которые каркали, вопили и постоянно кружили над головой, и покрыли каждую часть здания толстым слоем грязно-белого помёта.

Однако медведи, похоже, не обращали на это внимания, и они проследовали через огромную арку по ледяной, загаженной птицами земле. Они прошли внутренний двор, и высокие ступеньки, и ворота, и везде их встречали медведи в броне, и требовали пароль. Их броня была отполирована и ярко блестела, и все они носили перья в шлемах. Лайра не могла не сравнить их с Йореком Барнисоном, и неизменно сравнение было в его пользу: он был сильнее, изящнее, а его броня была настоящей боевой бронёй – ржавого цвета, запачканной кровью, помятой во многих боях, а не изящной эмалированной декоративной игрушкой вроде тех, что она видела вокруг себя.

После того, как они вошли внутрь, стало теплее, но добавилось и кое-что еще. Во дворце Йофара стоял ужасающий запах: протухший тюлений жир, экскременты, кровь и отходы всех видов. Лайра откинула капюшон, чтобы было попрохладней, но не могла не сморщить нос. Ей оставалось лишь надеяться, что медведи не могли читать выражение человеческого лица. Через каждые несколько метров в стенах торчали железные скобы, в которых были булькающие лампы, и в мерцающих тенях не всегда было видно, куда она ступала.

Наконец, они остановились перед тяжелой железной дверью. Медведь-стражник отодвинул массивную задвижку, и сержант внезапно толкнул Лайру лапой, швырнув её кувырком через проем. Не успела она подняться, как дверь была за ней заперта.

Было совершенно темно, но Пантелеймон стал светлячком, и обеспечил слабое освещение. Они были в узкой камере, где стены были покрыты каплями воды, а из мебели была одна-единственная каменная скамья. В самом дальнем углу лежала куча тряпья, которую она тут же мысленно предназначила себе на постель, и это было всё, что она смогла разглядеть.

Лайра села, с Пантелеймоном на плече, и нащупала в своей одежде алетиометр.

– Он, конечно, много сегодня испытал, Пан, – прошептала она. – Но я надеюсь, что он все еще работает.

Пантелеймон слетел ей на запястье, и уселся там, освещая алетиометр, в то время как Лайра фокусировала свой разум. Она с удовольствием отметила, что, несмотря на то, что она была в смертельной опасности, она без особого труда соскользнула в то спокойное состояние, которое требовалось для чтения алетиометра – всё это уже было её неотделимой частью, и даже самые сложные вопросы превращались её разумом в символы алетиометра так же естественно, как её мускулы управляли её конечностями: её едва приходилось думать об этом.

Она установила стрелки и мысленно задала вопрос: «Где Йорек?»

Немедленно появился ответ: «В дне пути отсюда, его унесло воздушным шаром после вашего крушения; но он спешит сюда.»

«А Роджер?»

«С Йореком».

«Что Йорек собирается делать?»

«Он собирается ворваться в дворец и спасти тебя, не взирая на трудности.»

Она спрятала алетиометр, ещё более обеспокоенная, чем раньше.

– Они не пропустят его, так ведь? – сказала она Пантелеймону. – Их слишком много. Жаль, что я не ведьма, Пан, тогда ты смог бы улететь, найти его, и носить сообщения, и всё такое, и мы смогли бы придумать план...

И тут она перепугалась так, как никогда в жизни.

Потому что буквально в паре метров от неё в темноте раздался человеческий голос:

«Кто вы?»

Она с криком подскочила и отскочила к стене. Пантелеймон немедленно стал летучей мышью и с писком облетел вокруг ее головы.

– А? А? – снова сказал человек. – Кто это? Говорите! Говорите!

– Превратись снова в светлячка, Пан, – трясущимся голосом сказала она. – Но не подлетай слишком близко.

Небольшая дрожащая точка света пролетела через комнату и затрепетал вокруг головы говорившего. Как оказалось, это куча в углу не была тряпьём – это оказался седобородый человек, прикованный к стене. Его глаза блестели в свете Пантелеймона, а лохматые волосы свисали на его плечи. Его демон – устало выглядевшая змея, лежала у него на коленях, высовывая свой язык, когда Пантелеймон пролетал рядом.

– Как вас зовут? – спросила она.

– Джотем Сантелья, – ответил он. – Его Королевского Величества профессор космологии в университете Глостера. А кто вы?

– Лайра Белакуа. Почему они вас заперли?

– Из злобы и ревности... А вы откуда? А?

– Из Джорданского Колледжа, – сказала она.

– Джордан? Оксфорд?

– Да.

– Тот негодяй Трелони – все еще там? А?

– Профессор пальмерологии? Да, – сказала она.

– Профессор пальмерологии, боже мой! Неужели? Да они должны были уволить его давным-давно! Двуличный плагиатор! Шут гороховый!

Лайра издала нейтральный звук.

– Он уже опубликовал свою работу о гамма-лучевых фотонах? – спросил профессор, резко повернувшись к Лайре.

Она отодвинулась.

– Я не знаю, – сказала она, а затем, исключительно по привычке, начала импровизировать. – Нет, – продолжила она. – Я вспомнила. Он сказал, что ему все ещё надо проверить некоторые числа. И... Он сказал, что собирается написать ещё и о Пыли. Точно.

– Негодяй! Вор! Подлец! Жулик! – завопил старик, и при этом он так сильно трясся от ярости, что Лайра испугалась, что у него начался припадок. Его демон меланхолично соскользнул с его коленей, так как профессор начал молотить по ним кулаками. Капли слюны вылетали у него изо рта.

– Точно, – сказала Лайра, – я всегда считала, что он вор. И жулик и всё такое.

Несмотря на всю невероятность того, что в его камере появилась растрепанная маленькая девочка, лично знавшая того человека, который был его навязчивой идеей, Его Королевского Величества профессор не обращал на это внимания. Он был безумен, и неудивительно, бедный старик; но у него могли оказаться какие-то крохи информации, которые могли пригодиться Лайре.

Она аккуратно уселась около него, недостаточно для того, чтобы он мог к ней прикоснуться, но достаточно близко для того, чтобы тусклый света Пантелеймона ясно осветил его лицо.

– А ещё профессор Трелони любил хвастаться, – сказала она, – как хорошо он знает короля медведей...

– Хвастается, а? Ха! Я всегда говорил, что он хвастун! Он – всего лишь болтун! И пират! Ни одного собственного исследования! Все украдено у людей куда лучше его!

– Да, верно, – искренне сказала Лайра. – А когда он пытается делать что-то самостоятельно, то вечно ошибается.

– Да! Да! Абсолютно верно! Никакого таланта, никакого воображения, одно сплошное мошенничество!

– Я, например, имею в виду, – сказала Лайра, – я готова держать пари, что вы знаете о медведях гораздо больше, чем он.

– Медведи, – сказал старик, – Ха! Я бы мог написать о них целый трактат! Именно поэтому они меня и заперли, знаете ли.

– Почему?

– Я знаю о них слишком много, а они боятся меня убить. Они не осмелятся, хотя очень хотели бы это сделать. Я много знаю, сами понимаете. И у меня есть друзья. Да! Влиятельные друзья.

– Да, – сказала Лайра. – И я держу пари, вы бы могли быть замечательным учителем. Учитывая, сколько у вас знаний и опыта.

Несмотря на то, что старик был глубоко безумен, некоторая толика здравого смысла ещё мерцала в его мозгу, и он вдруг посмотрел на нее так резко, как будто заподозрил её в сарказме. Но она имела дело с подозрительными и нервными Мудрецами всю свою жизнь, и её взгляд выражал такое неподдельное восхищение, что он растаял.

– Учитель, – сказал он, – учитель... Да, я мог бы учить. Дайте мне подходящего ученика, и я зажгу искру понимания в его разуме!

– Ведь ваши знания не должны просто исчезнуть, – ободряюще сказала Лайра. – Они должны быть переданы другим, чтобы люди помнили вас и продолжали ваше дело.

– Правильно, – сказал он, серьёзно кавая головой. – Очень верно замечено, дорогая. Как тебя зовут?

– Лайра, – снова сказала она ему. – Вы могли бы рассказать мне о медведях?

– О медведях... – сказал он с сомнением.

– Я действительно хотела бы узнать про космологию, и про Пыль, и про всё остальное, но я думаю, я недостаточно умна для такого. Для этого вам нужны действительно умные студенты. Но я могла бы выучить всё о медведях. Вы могли бы меня очень хорошо обучить. И мы могли бы ну вроде как попрактиковаться на этом, а затем, возможно, перейти к Пыли.

Он закивал снова.

– Да, – сказал он, – да, я полагаю, что вы правы. Есть связь между микромиром и макромиром! Звезды живы, дитя моё. Вы знаете это? Все существующее живёт, и у всего на свете есть цель! Во Вселенной полно целей, знаете ли. Всё происходит с какой-то целью. И цель вышего существования состояла в том, чтобы напомнить мне об этом. Хорошо, хорошо, а то в моём отчаянии я забыл об этом. Хорошо! Превосходно, дитя моё!

– Так вы видели короля? Йофара Ракнисона?

– Да. О, да. Я прибыл сюда по его приглашению, знаете ли. Он хотел основать университет, и собирался сделать меня вице-канцлером. Это было бы хорошим бельмом на глазу для Королевского Арктического Института, ха! И для этого негодяя Трелони! Ха!

– А что случилось?

– Я был предан мелкими людишками. Трелони в их числе, вне всякого сомнения. Он был здесь, знаете ли. На Свельбарде. Распространял ложь и клевету о моей квалификации. Клевета! Сплошная клевета! Кто обнаружил окончательное доказательство гипотезы Барнарда-Стоукса? А? Сантелья, вот кто! Трелони никогда бы этого не смог. Но врал напропалую. Йофар Ракнисон бросил меня сюда. Я выйду отсюда однажды, сами увидите. Я буду вице-канцлером, о да. Тогда посмотрим, как Трелони будет просить у меня прощения! Пусть тогда Комитет Публикаций Королевского Арктического Института посмеет отвергнуть мои доклады! Ха! Я их всех выведу на чистую воду!

– Я думаю, что Йорек Барнисон поверит вам, когда вернётся, – сказала Лайра.

– Йорек Барнисон? Нет смысла ждать его. Он никогда не вернётся.

– Он на пути сюда.

– Тогда они убьют его. Он – не медведь, видите ли. Он изгой. Подобно мне. Деградировал. Не имеет права на какие бы то ни было медвежьи привилегии.

– Тем не менее, предположим, что Йорек Барнисон вернётся, – сказала Лайра. – Предположим, он бросит вызов Йофару Ракнисону...

– О, они не позволят ему сделать это, – уверенно сказал профессор. – Йофар никогда не унизится настолько, чтобы признать право Йорека Барнисона драться с ним. У того нет такого права. Йорек с тем же успехом мог бы быть теперь тюленем или моржом. Или ещё хуже: татарином или скраелингом. Они не будут сражаться с ним благородно, как с медведем, они убьют его из огнеметателей прежде, чем он доберётся досюда. Никакой надежды. Никакого милосердия.

– О, – сказала Лайра, с тяжёлым отчаянием в груди. – А что насчёт других пленников? Вы знаете, где медведи их держат?

– Другие пленники?

– Вроде... Лорда Азраэля.

Внезапно поведение профессора полностью изменилось. Он съёжился и прижался к стене, и предостерегающе замахал головой.

– Тсс! Тихо! Они вас услышат! – прошептал он.

– Почему мы не должны упоминать лорда Азраэля?

– Запрещенно! Очень опасно! Йофар Ракнисон запретил упоминать его!

– Почему? – сказала Лайра, наклоняясь ближе и переходя на шёпот, чтобы не встревожить его.

– Содержание в заключении лорда Азриэля – это специальная задача, возложенная на Йофара Главной Коллегией Жертвенников, – прошептал старик в ответ. – Сама госпожа Коултер прибыла сюда, чтобы повидать Йофара, и предложила ему всё на свете, если он только будет держать Лорда Азраэля подальше. Я знаю об этом, видите ли, потому что в то время я сам пользовался благосклонностью Йофара. Я встречал госпожу Коултер! Да, имел с ней длинную беседу. Йофар был просто одурманен ею. Не прекращал говорить о ней. Сделал бы для неё что угодно. Если она хочет, чтобы лорд Азраэль сидел под замком за сотню миль отсюда, он это сделает. Что угодно для госпожи Коултер, что угодно. Он собирается назвать свою столицу в её честь, вы знаете?

– Так что, он не позволил бы кому попало навещать лорда Азраэля?

– Нет! Никогда! Но он боится и лорда Азраэля, знаете ли, Йофар играет в очень трудную игру. Но он умен. Он сделал всё, что они хотели оба. Он охранял пленного лорда Азраэля, как и хотела госпожа Коултер, и он позволил лорду Азраэлю получить всё оборудование, которое тот хотел. Но это равновесие не может длиться долго. Оно неустойчиво. Пытается угодить обеим сторонам, а? Если эту ситуацию выразить волновой функцией, то очень скоро произойдёт бифуркация. В этом вопросе можете положиться на моё слово.

– Правда? – сказала Лайра, размышляя совершенно о другом, о том, что он сказал раньше.

– Безусловно. Язык моего демона может измерять вероятность, знаете ли.

– Да. Моего тоже. Когда они нас кормят, профессор?

– Кормят нас?

– Они должны приносить сюда еду время от времени, иначе мы умрём от голода. И на полу есть кости. Я думаю, что это тюленьи, верно?

– Тюленьи... не знаю. Возможно.

Лайра встала и нащупала дорогу к двери. Разумеется, там не было никакой ручки, и никакой замочной скважины, а сама дверь так плотно прилегала к косяку, что ни один луч света не проникал внутрь. Она прижалась к двери ухом, но ничего не услышала. Позади неё старик бормотал что-то себе под нос. Она услышала, как его цепь заскрежетала, когда он устало перевернулся и улёгся на другой бок, а затем он захрапел.

Она нащупала дорогу назад к скамье. Пантелеймон, который устал светиться, снова стал летучей мышью, и это было для него очень удобно; теперь он с тихим писком летал по камере, в то время как Лайра сидела и жевала ноготь.

Внезапно, без какого бы то ни было предупреждения, она вспомнила то, что она слышала от профессора пальмерологии, то, что он тогда сказал в Комнате Отдыха.

Что-то вертелось у неё в голове с того самого момента, как Йорек Барнисон впервые упомянул имя Йофар, и теперь она вспомнила: чего Йофар Ракнисон хочет больше всего на свете, сказал профессор Трелони, так это иметь демона.

Разумеется, тогда она не поняла то, что он сказал; он говорил о Йофаре, как о панцербьёрне, вместо того, чтобы использовать английский термин, так что она не поняла, что он говорил о медведе, а она тогда понятия не имела, что Йофар Ракнисон не был человеком. А человек в любом случае имел бы демона, так что это просто не имело смысла.

Но теперь всё было ясно. Всё, что она когда-либо слышала о короле медведей, внезапно сложилось вместе: могущественный Йофар Ракнисон больше всего на свете хотел быть человеком, со своим собственным демоном.

И, когда она поняла это, у неё появился план: способ заставить Йофара Ракнисона сделать то, что он никогда в жизни не сделал бы в других обстоятельствах; способ вернуть Йорека Барнисона на трон; и, наконец, способ добраться до лорда Азраэля и вернуть ему алетиометр.

Идея парила и изящно мерцала в её голове, подобно мыльному пузырю, и она не осмеливалась даже пристально рассмотреть эту идею, чтобы та случайно не лопнула. Она была знакома с тем, как рождаются идеи, и она позволила ей мерцать, глядя в сторону и думая о другом.

Она почти спала, когда задвижки загремели, и дверь открылась. Свет проник в камеру, и в следующее мгновение она была уже на ногах, а Пантелеймон стремительно спрятался в ее кармане.

Как только медведь-охранник нагнулся, чтобы поднять тюлений окорок и зашвырнуть его внутрь, она была уже рядом с ним и заговорила:

– Отведите меня к Йофару Ракнисону. У вас будут неприятности, если вы этого не делаете. Это очень срочно.

Он выпустил мясо изо рта и поднял взгляд. Выражение его морды было трудно понять, но он выглядел сердитым.

– Это про Йорека Барнисона, – быстро сказала она. – Я знаю кое-что про него, и король тоже должен это знать.

– Скажи мне, и я передам сообщение, – сказал медведь.

– Это будет неправильно, что кто-то будет знать это раньше, чем король, – сказала она. – Мне очень жаль, и я не хочу быть грубой, но, видите ли, по закону король должен знать всё первым.

Возможно, он был туповат. Во всяком случае, он задумался на какое-то время, а затем бросил мясо в камеру и сказал:

– Хорошо. Пойдёшь со мной.

Он вывел ее на открытый воздух, чему она была рада. Туман поднялся, и звёзды мерцали в небе над внутренним двором, окружённом высокой стеной. Охранник посовещался с другим медведем, который прибыл, чтобы поговорить с нею.

– Ты не можешь видеть Йофара Ракнисона, когда пожелаешь, – сказал он. – Ты должна ждать, пока он не захочет увидеть тебя.

– Но то, что я должна ему сообщить, это очень срочно, – сказала она. – Это про Йорека Барнисона. Я уверена, что Его Величество хотели бы знать это, но я не могу сообщить это кому-либо еще, разве вы не понимаете? Это было бы невежливо. Он бы чрезвычайно разозлился, если бы узнал, что мы не были вежливы.

Похоже, то, что сказала она, либо имело какой-то смысл, либо запутало медведя достаточно, чтобы тот задумался. Лайра была уверена, что ее понимание ситуации было верным: Йофар Ракнисон ввёл так много новых обычаев, что ни один медведь не был уверен, как вести себя, и она могла использовать эту неуверенность для того, чтобы добраться до Йофара.

Так что этот медведь ушёл, чтобы проконсультироваться с медведем выше рангом, и вскоре Лайра была препровождена снова внутрь дворца, но на этот раз в правительственную его часть. Здесь не было никаких уборщиков, и, фактически, воздух был даже хуже для дыхания, чем в камере, потому что кроме естественной вони, во дворце расстилался тяжёлый запахом каких-то духов. Ей пришлось ждать в коридоре, затем в приемной, затем около большой двери, в то время как медведи обсуждали, спорили, и носились взад-вперёд, так что у неё было достаточно времени, чтобы рассмотреть нелепые украшения вокруг: стены были богато покрыты позолоченными барельефами, некоторые из которых уже начали осыпаться или трескаться от влажности, а пышные ковры были заляпаны грязью.

Наконец, большая дверь была открыта изнутри. Яркий свет от полудюжины люстр, темно-красный ковёр, и ещё большее количество этих омерзительных духов; и морды дюжины или около того медведей, пристально глядящих на нее, и ни один из них не был в броне, но на каждом было какое-то украшение: золотое ожерелье, головной убор из фиолетовых перьев, темно-красный пояс. К её удивлению, в комнате было также множество птиц: крачки и поморники гнездились на лепном карнизе и на люстрах, периодически пикируя к полу, чтобы подхватить кусок рыбы, выпавший из чужого гнезда.

А на возвышении в дальнем конце комнаты стоял огромный трон. Чтобы произвести впечатление мощи и массивности, он был сделан из гранита, но, подобно многим другим вещам во дворце Йофара, он был украшен трофеями, золотом и лепниной, и в результате был похож на покрытую мишурой гору.

На троне сидел самый большой медведь, которого она когда-либо видела. Йофар Ракнисон был даже выше и массивнее, чем Йорек, и его морда была гораздо более подвижной и выразительной, и в её выражении была своего рода человечность, которой она никогда не видела у Йореке. Когда Йофар смотрел на нее, она, казалось, видела человека, выглядывающего из его глаз, человека, похожего на тех людей, что она встречала у госпожи Коултер, тонкого политического деятеля, привыкшего к власти. На шее он носил тяжелую золотую цепь, с безвкусным драгоценным камнем, висящим на ней, а его когти – добрых шести дюймов длиной – были покрыты золотыми пластинками. В итоге он производил впечатление огромной силы, энергии и мастерства; он был слишком большой, чтобы все эти украшения выглядели абсурдно – на нём это не выглядело нелепым, это выглядело варварским и великолепным.

Она испугалась. Внезапно ее идея не показалась её такой уж гениальной.

Но она подошла поближе, потому что должна была, и тогда она увидела, что Йофар держал что-то на колене, как человек мог бы держать кота – или демона.

Это была большая мягкая кукла, манекен с ничего не выражающим глупым человеческим лицом. Она была одета, как одевалась госпожа Коултер, и эта кукла была своего рода грубым её подобием. Он притворялся, что у него был демон. И теперь Лайра знала, что она в безопасности.

Она подошла близко к трону и очень низко поклонилась, с Пантелеймоном, тихо лежащим в её кармане.

– Наши поздравления вам, великий король, – сказала она спокойно. – О, я имею в виду, мои поздравления, не его.

– Не чьи? – сказал он, и его голос был тоньше, чем она ожидала, но полным выразительных тонов. Когда он говорил, он махал лапой перед ртом, чтобы отогнать мух, которые там роились.

– Йорека Барнисона, Ваше Величество, – сказала она. – У меня есть для вас очень важное и секретное сообщение, и я думаю, что я должна сообщить вам его наедине.

– Что-то о Йореке Барнисоне?

Она подошла близко к нему, тщательно ступая по загаженному птицами полу, и отогнала мух, гудящих у её лица.

– Кое-что о демонах, – сказала она так, чтобы только он мог её услышать.

Выражение его морды изменилось. Она не могла понять, что оно теперь выражало, но вне всякого сомнения, он был крайне заинтересован. Внезапно он слез с трона, заставив её отскочить в сторону, и проревел приказ остальным медведям. Они все склонили голову и вышли через дверь. Птицы, потревоженные его рёвом, некоторое время кричали и суетились над головой, прежде чем снова усесться на свои гнёзда.

Когда в тронной комнате не осталось никого, кроме Йофара Ракнисона и Лайры, он нетерпеливо повернулся к ней.

– Ну? – сказал он. – Говори мне, кто ты. И что там насчёт демонов?

– Я демон, Ваше Величество, – сказала она.

Он замер.

– Чей? – спросил он.

– Йорека Барнисона, – ответила она.

Это были самые опасные слова, которые она когда-либо говорила. Ей было совершенно ясно, что только удивление удержало его от того, чтобы убить её на месте. Она продолжила:

– Пожалуйста, Ваше Величество, позвольте мне рассказать вам всё, прежде, чем вы повредите меня. Я прибыла сюда на свой страх и риск, как вы сами знаете, и у меня нет ничего, что могло бы повредить вам. Фактически, я хочу помочь вам, и именно поэтому я и пришла. Йорек Барнисон был первым медведем, получившим демона, но это должны были быть вы. Я бы предпочла быть вашим демон, а не его, и именно поэтому я и прибыла.

– Как? – Сказал он, затаив дыхание. – Как медведь получил демона? И почему он? И как ты можешь быть так далеко от него? – Мухи вылетали из его рта подобно маленьким чёрным словам.

– Это легко. Я могу быть далеко от него, потому что я похожа на демонов ведьм. Вы ведь знаете, как их демоны могут улетать за сотни миль? Тут всё точно так же.

А что касается того, как он получил меня, то это было в Болвангаре. Вы, наверное, слышали про Болвангар, потому что госпожа Коултер, должно быть, говорила вам об этом, но она, вероятно, не рассказала вам про всё, что они там делали.

– Усечение... – сказал он.

– Да, усечение, но это только часть целого, Вмешательства. Но они там делают всякие другие вещи, вроде создания искусственных демонов. И экспериментов на животных. Когда Йорек Барнисон услышал об этом, он предложил себя для эксперимента, чтобы узнать, смогут ли они сделать для него демона, и они сделали. Это была я. Мое имя – Лайра. И, так как человеческие демоны принимают форму животных, то медвежьи демоны принимают форму человека. И я – его демон. Я могу читать в его разуме, и я всегда точно знаю, что он делает, и где он находится, и...

– Где он теперь?

– На Свельбарде. Он двигается сюда со всей возможной скоростью.

– Почему? Что он хочет? Он, должно быть, безумен! Мы его на клочки разорвем!

– Он хочет меня. Он идёт сюда, чтобы вернуть меня. Но я не хочу быть его демоном, Йофар Ракнисон, я хочу быть вашим. Потому что, когда эти люди в Болвангаре увидели, на что способен медведь с демоном, они решили никогда больше не повторять этот эксперимент. Йорек Барнисон хочет быть единственным медведем, имеющим демона. И, вместе со мной, он смог бы поднять всех медведей против вас. Это – то, для чего он прибыл на Свельбард.

Король-медведь взревел в ярости. Он ревел настолько громко, что хрусталь в люстрах зазвенел, все птицы в комнате завопили, а Лайра почти оглохла. Но она не обратила на это внимания.

– Именно за это я вас и люблю, – сказала она Йофару Ракнисону, – потому что вы страстный и сильный, а не только умный. И я просто должна была покинуть его, и прибыть и сообщить Вам это, потому что я не хочу, чтобы он правил медведями. Это должны быть вы. И есть способ забрать меня от него и превратить меня в вашего демона, но вы бы не знали этого, если бы я вам не сказала, и вы бы поступили с ним, как с любым изгоем; я хочу сказать, не сражались бы с ним должным образом, а убили его из огнеметателей или ещё из чего-нибудь. И, если бы вы сделали это, я бы просто потухла, как свечка, и умерла вместе с ним.

– Но ты – как ты можешь...

– Я могу стать вашим демоном, – сказала она, – но только, если вы одержите победу над Йореком Барнисоном в бою лицом к лицу. Тогда его сила перетечёт в вас, и мой разум перетечёт в ваш, и мы будем едины, и будем знать мысли друг друга, и вы можете посылать меня далеко-далеко, чтобы шпионить для вас, или держать меня при себе, как вам больше понравится. И я помогла бы вам править медведями, и захватить Болвангар, если захотите, и тогда вы сможете заставить их создать много демонов для ваших фаворитов, или, если вы захотите быть единственными медведем с демоном, то мы могли бы уничтожить Болвангар навсегда. Мы могли бы сделать что-угодно, Йофар Ракнисон, вы и я, вместе!

Всё это время она придерживала Пантелеймона в кармане дрожащей рукой, и он сидел там так тихо, как только мог, в форме самой маленькой мыши, которой он когда-либо становился.

Йофар Ракнисон мерял шагами комнату в сильнейшем волнении.

– Бой лицом к лицу? – сказал он. – Я? Я должен сражаться с Йореком Барнисоном? Невозможно! Он – изгой! Как это может быть? Как я могу бороться с ним? Это единственный путь?

– Это единственный путь, – сказала Лайра, желая, чтобы это было не так, потому что Йофар Ракнисон казался ей всё более сильным и яростным с каждой минутой. Как бы нежно она ни любила Йорека, и как бы сильно она в него ни верила, она не могла представить себе, как он может справиться с этим гигантом среди гигантских медведей. Но это была единственная надежда, которая у них была. А в том, чтобы быть убитым из огнеметателей, не было вообще никакой надежды. Внезапно Йофар Ракнисон повернулся к ней. – Докажи! – сказал он. – Докажи, что ты демон!

– Хорошо, – сказала она. – Я легко могу сделать это. Я могу узнать что-нибудь, что знаете только вы, и никто больше, что-то такое, что мог бы узнать только демон.

– Тогда скажи мне, кто был моей первой жертвой.

– Я должна быть в одиночестве, чтобы сделать это, – сказала она. – Когда я стану вашим демоном, вы сможете видеть, как я делаю это, но до тех пор это должно быть

наедине.

– Позади зала есть приёмная. Иди туда, и возвращайся, когда узнаешь ответ.

Лайра открыла дверь и оказалась в комнате, освещённой одним факелом, и пустой, кроме кабинета красного дерева, в котором лежало несколько запачканных чем-то серебряных украшений. Она достала алетиометр и спросила: «Где Йорек?»

«В четырёх часах пути, и спешит изо всех сил.»

«Как я могу сообщить ему, что я сделала?»

«Ты должна довериться ему.»

Она подумала с тревогой о том, насколько он устанет, пока доберётся досюда. Но тут она поняла, что не делает именно то, что алетиометр только что велел ей делать: она не доверяла ему.

Она отложила эту мысль в сторону и задала вопрос Йофара Ракнисона: "Кто был его первой жертвой? Ответ был: «Собственный отец Йофара.»

Она расспросила подробнее, и выяснила, что, когда Йофар, будучи ещё молодым медведем, был один на льдах в своей первой охотничьей экспедиции, он натолкнулся на одинокого медведя. Они поссорились и подрались, и Йофар убил его. Это само по себе было преступлением, но это было хуже, чем простое убийство, потому что, как Йофар узнал позже, другой медведь был его собственным отцом. Медведи воспитывались матерями, и редко видели своих отцов. Естественно, Йофар скрыл правду о том, что он сделал, и никто не знал об этом, кроме самого Йофара, а теперь ещё и Лайры.

Она спрятала алетиометр поглубже, и задумалась над тем, как сообщить ему об этом.

– Льстить ему! – прошептал Пантелеймон. – Это всё, чего он хочет.

Так что Лайра открыла дверь, и увидела ожидающего её Йофара Ракнисона, на морде которого смешались выражения триумфа, хитрости, предчувствия, и жадности.

– Ну?

Она упала перед ним на колени и поклонилась так, что её голова коснулась его левой передней лапы, более сильной, так как медведи были левшами.

– Я прошу вашего прощения, Йофар Ракнисон! – Сказала она. – Я не знала, что вы настолько сильны и могущественны!

– Что это значит? Отвечай на мой вопрос!

– Вашей первой жертвой был ваш собственный отец. Я думаю, что вы – новый бог, Йофар Ракнисон. Вы просто должны им быть. Только бог смог бы сделать такое.

– Ты знаешь! Ты можешь видеть!

– Да, потому что я – демон, как я вам и сказала.

– Скажи мне ещё одну вещь. Что леди Коултер обещала мне, когда она была здесь?

Ещё раз Лайра вошла в пустую комнату и проконсультировалась с алетиометром.

– Она обещала вам, что она заставит Магистрат в Женеве признать, что вы можете креститься, как христианин, даже несмотря на то, что у вас тогда не было демона. Но, я боюсь, что она не сделала это, Йофар Ракнисон, и, честно говоря, я не думаю, что они согласились бы на это, пока у вас не появился бы демон. И я думаю, что она знала об этом, но не сказала вам правду. Но, в любом случае, когда у вас буду я, то вы сможете креститься, если захотите, потому что тогда никто не сможет оспорить ваше право. Вы сможете требовать этого, и они не смогут вам отказать.

– Да... правда. Это именно то, что она сказала. Правда, каждое слово. И она обманула меня? Я доверял ей, а она обманула меня?

– Да, именно это она и сделала. Но она больше не играет роли. Извините меня, Йофар Ракнисон, я надеюсь, что вы не станете возражать, если я напомню вам, что Йорека Барнисон всего лишь в четырёх часах пути отсюда, и, может быть, было бы лучше, если бы вы сообщили вашим стражникам, что они не должны его убивать, как они должны были бы. Если вы собираетесь сражаться с ним за меня, то надо разрешить ему прибыть в дворец.

– Да...

– И, возможно, когда он прибудет, лучше будет, если я притворюсь, что я всё еще принадлежу ему, и скажу, что я потерялась или ещё что. Он не будет знать. Я обману его. Вы собираетесь объявить остальным медведям, что я – демон Йорека, и что когда вы победите его, я буду принадлежать вам?

– Я не знаю... Что я должен делать?

– Я не думаю, что стоит упоминать об этом. Когда мы будем вместе, вы и я, мы сможем придумать, что лучше делать, и решим тогда. А что вы должны сделать теперь, так это объяснить всем медведям, почему вы собираетесь позволить Йореку сражаться как настоящему медведю, несмотря на то, что он изгой. Потому что они не поймут, и нам надо найти объяснение для этого. Я хочу сказать, что они так или иначе будут делать то, что вы прикажете, но, если они будут знать причину, то они будут восхищаться вами ещё больше.

– Да. Что мы должны сообщить им?

– Сообщите им.. Скажите им, что для того, чтобы полностью обезопасить ваше королевство, вы вызвали Йорека Барнисона непосредственно сюда, чтобы сразиться с ним, и тогда победитель будет править всеми медведями. Понимаете, если вы сделаете вид, что это всё ваша идея, что он прибывает, а не его, то это всех действительно впечатлит. Они будут думать, что вы способны вызвать его прямо отсюда, где бы он ни был. Они будут думать, что вы можете сделать что угодно.

– Да...

Гигантский медведь был совершенно беспомощен. Её власть над ним была почти опьяняющей, и, если бы Пантелеймон не укусил её руку, чтобы напомнить об опасности, в которой они находились, она могла бы потерять чувство меры.

Но она пришла в себя, и скромно отступила назад, чтобы наблюдать и ждать, пока медведи, под возбужденным руководством Йофара, подготавливали площадку для боя с Йореком Барнисоном; и больше всего на свете она жалела о том, что не может сообщить Йореку, что он изо всех сил спешит к тому, что должно было стать схваткой за его жизнь.