Fel‑x: Дату пока не скажу. В столицу и, возможно, к вам в городе. Детали скажу позже. Но ты должна знать: я очень хочу с тобой встретиться еще раз. 12 page

‑ Дура она, ‑ пренебрежительно отозвался его друг. ‑ Никто ее не понимает. А мой отец так вообще считает, что она просто разменивает свой талант на мелочевку. ‑ Молодой человек в очках вновь с сожалением посмотрел на играющую самозабвенно Юлию, а потом кинул взгляд на Лешу подозрительный взгляд, вспомнив летнюю травму друга детства, ‑ а твоя нога как?

‑ Не боись, отлично, ‑ хлопнул его по плечу Леша, улыбнувшись. ‑ К началу сезона я буду в форме.

‑ Смотри, мы за тебя болеть будем, приятель.

‑ Постараюсь не подвести, ‑ усмехнулся биатлонист.

‑ Постарайся, приятель, постарайся. А все‑таки она прекрасна. Даже разговаривать не хочется, ‑ произнес хрипловато Крис, наслаждаясь стремительной звенящей мелодией, задевающей за душу. Как бы ни были прекрасны современные звучания, но классика, написанная гениями музыки, заставляла чувствовать в душе что‑то особенное. Кажется, она умела пробуждать глубоко сокрытое, тайное, не доступное даже самому себе.

Молодые люди замолчали, и только когда подруга их детства через полчаса так же бережно закрыла крышку фортепиано, они вновь начали разговор.

Как Крис и обещал, во время следующей встречи со Стасом ‑ кстати говоря, не только с ним, но и с его группой ‑ он попытался выяснить, что связывает нового друга с Мартой Карловой. Получилось это далеко не сразу, но все же получилось, и уже вскоре Юля знала, как обстояли дела. По словам легкомысленного Криса, который перепутал Марту с Никой и не удосужился уточнить у Стаса, о какой именно девушке он его расспрашивает, выходило, что подозрительный тип по имени Александр все же приходится Марте супругом, еще и законным. При этом он якобы недавно сидел, а в момент его славного пребывания в местах не столь отдаленных, Марта ‑ плохая жена ‑ бегала по всему городу в поисках симпатичных парней в компании подозрительной девки‑клофелинщицы, а за ними двоими присматривали люди Александра, которые, собственно, и устраняли объектов страсти негодяйки Марты. Таким вот объектом и стал сам Стас. Об этом он рассказал Крису неохотно, не понимая, почему тот так интересуется такими вещами, поэтому имен не называл, используя местоимения или даже не крепкие ругательства. Парень‑хипстер все это внимательно выслушал и запомнил.

‑ Что за чушь? ‑ спросила Юля, едва этот бред достиг ее ушей по телефону. Было раннее утро, и девушка должна была идти в консерваторию на занятия только ближе к полудню. А Крис в это время только еще ехал домой на такси из очередного ночного клуба, где встречался со Стасом и его командой, состоящей из четырех человек: вокалиста, басиста, барабанщика и буквально пару дней назад найденного клавишника. Сам Стас играл на гитаре, как он это уже говорил.

‑ Никакая это не чушь! ‑ заорал хипстер так, что Крестова даже немного убрала мобильник от уха, чтобы не оглохнуть. ‑ Стас сам рассказал! Сам! "Мы с ней познакомились в клубе, она мне очень понравилась, мы обменялись телефончиками, а тут такой поворот. Она замужем за каким‑то местным авторитетом! А сама говорила, что свободная". Вот что он сказал!

‑ Да бред это. Бред. Марта не ходит по клубам. Не ищет себе парней на ночь. Не общается ни с какими подозрительными девицами. И не может быть замужем за этим отморозком.

‑ Стас что, врать будет?

‑ Не знаю, что он будет, а что нет, но не может Марта быть женой того типа. Девушкой ‑ еще куда бы ни шло, но не женой. Я бы знала.

‑ Знала бы, ага. Не знаешь же, ‑ отозвался Крис ворчливо. ‑ Это точная информация, детка!

‑ Угомонись и не ори мне в трубку, малыш, ‑ велела другу‑тусовщику Юля. Она с ногами сидела на кровати, потирая лоб рукой, и не видела, как в ее комнату заглянул мужчина лет сорока с густыми светлыми чуть вьющимися волосами и тонкими губами, уголки которых изгибались к низу, но не скептически, а скорее как‑то печально: как у поэта‑романтика, познавшего всю горечь мира. Мужчина был очень похож на Юлию: такой же высокий, худощавый, с бледным вытянутым лицом, высоким "юпитерианским" лбом, зелеными, с мягкой поволокой, достаточно близко посаженными глазами и аристократичным, украшенным небольшой горбинкой носом, и только вот волосы по структуре и цвету у них двоих казались совершенно разными. Человеком вошедший в комнату Юли был не, чтобы чересчур красивым, но его можно было без натяжки назвать симпатичным, запоминающимся и очень ярким, как будто бы опутанным исходящим изнутри лунным светом. Женщины, кстати, всегда засматривались на него и находили интеллигентным и крайне привлекательным.

‑ Ладно, давай, при встрече еще раз поговорим. ‑ Выслушав очередную порцию бреда Криса, сказала Юля, так и не замечая этого человека. ‑ Пока.

Девушка распрощалась с другом и встала, чтобы положить мобильник на стол. Естественно, почти тут же она заметила у двери высокого мужчину со столь яркой и благородной внешностью. Видимо, он куда‑то собирался ‑ на изящных запястьях рук высокого мужчины виднелись не застегнутые белоснежные двойные манжеты выглаженной и благоухающей свежестью сорочки, а в ладонях были серебряные запонки с янтарем.

‑ Папа, ‑ удивленно спросила Юля, ‑ что ты хочешь? Я думала, ты уже уехал.

‑ Нет, я сегодня уеду позже, расписание репетиций передвинулось, ‑ отозвался мужчина, не сводя с дочери изумленных, непонимающих орехово‑зеленых глаз. ‑ Прости, но я случайно услышал твой разговор. И...

‑ И? ‑ медленно спросила девушка.

‑ И мне стало... м‑м‑м... интересно. Неужели Марта вышла замуж? ‑ как‑то даже растеряно произнес он, теребя правой рукой манжет левой. ‑ Ты ведь об этом говорила, Юля?

"Вот блин, как не вовремя пришел‑то", ‑ про себя подумала девушка, но вынуждена была кивнуть. Отрицать это она не видела смысла.

‑ Я точно не знаю, папа, но один человек говорит, что да, ‑ сказала она правду, поскольку не любила врать и выкручиваться. Она, как и ее мать, предпочитала все говорить прямо, хотя иногда это получалось резко.

Мужчина побледнел. Было видно, что такого поворота событий он никак не ожидал.

‑ Быть не может, ‑ прошептал он, схватившись рукой за сердце. ‑ Она же еще такая молоденькая! Куда смотрит эта женщина?!

‑ Папа, ‑ попыталась успокоить мужчину Юля, ‑ я ведь не знаю, правда это или нет. Просто об этом мне сказал друг. А он слышал от своего друга, не более. Слухи ‑ это еще не факты.

‑ Какой ужас! Она даже не закончила консерваторию! А я? Почему я, ее родной отец, ничего не знаю? Черта с два! Почему меня не поставили в известность? И кто вообще там у нее муж?

‑ Не драматизируй, ‑ мрачно сказала разволновавшемуся артистичному отцу девушка. ‑ Я же сказала, что это только слух. Из непроверенного источника.

Однако мужчина, которого, кстати говоря, звали Константином Власович, ее уже не слышал. Он, схватившись за голову, быстрым шагом направился в свою комнату и уже через пару минут звонил кому‑то по телефону.

‑ Эльвира, Марта что, вышла замуж? ‑ говорил он громко, с отчетливым негодованием. ‑ Почему я ничего не знаю?! Ты думаешь, это очень смешно? Ты думаешь, это правильно, если отец ничего не знает о своей дочке и, ‑ тут мужчина вдохнул новую порцию воздуха и продолжил дальше, ‑ и даже не присутствует на ее свадьбе?!

‑ Костя‑Костя... Ты знаешь, что с твоим отцом? ‑ уже на кухне посмотрела на Юлю ее мама София Николаевна, женщина тоже высокая и, не смотря на возраст, очень красивая, статная, с прямой осанкой и несколько высокомерно вздернутым подбородком. В юности она была балериной и довольно неплохой, а сейчас обучала студентов в хореографическом колледже, считаясь не только сильным преподавателем, но и очень жестким и требовательным. Характер у этой женщины порою был тяжелым, но она знала себе цену и умела постоять не только за себя, но и за близких.

‑ А что с ним? ‑ переспросила девушка, наливая себе только что сваренный ароматный крепкий кофе. Ей не нравилось, что отец случайно подслушал ее разговор с Крисом, но теперь она была уверена, что от матери Марты он точно узнает правду. Все, что ни делается, все к лучшему.

‑ Слегка, видимо, выжил из ума. Вообразил, что его Марта, ‑ при звуке этого имени София Николаевна скривила губы, ‑ вышла замуж. Боже мой, и кому эта девчонка нужна? У нее на уме только эта ваша музыка. Детское личико, полное отсутствие интереса к противоположному полу, неумение следить за собой. Я что, не видела ее? Какие ей мужчины? Какие?

‑ Мама, ‑ мягко укорила женщину Юля.

‑ Что мама? ‑ вскинула тонкие, красиво и четко прорисованные брови бывшая балерина. ‑ Не так разве?

‑ Всякое бывает же, ‑ спокойно отозвалась девушка. ‑ Успокойся.

Женщина хмыкнула.

‑ Не понимаю, откуда ему вообще в голову пришло, что она вышла замуж, ‑ повела точеными плечиками София.

‑ Мне друг сказал, а он услышал, ‑ не стала лгать и матери Юля. Ту эти слова рассердили, и она, всегда очень аккуратная, даже пролила пару капель зеленого элитного чая из фарфорового заварника на стол.

‑ Ты бы поменьше ею интересовалась, дорогая. Эта девчонка тебя и отца ни во что не ставит, а вы... Ладно. Твой отец, слышу, наговорился. Идет. Ну что, выяснил? ‑ спросила она насмешливо мужа.

‑ Выяснил. Эльвира сказала, что Марта никуда не выходила. В смысле замуж не выходила, ‑ с довольным видом заявил Константин Власовичем, входя на кухню и садясь рядом с супругом и дочерью за круглый стол, накрытый нежно‑зеленой скатертью в тон стильным жалюзи. ‑ Еще и наорала, что звоню с глупостями.

‑ Не звони этой женщине, пожалуйста, ‑ сказала София Николаевна медленно, откладывая остро заточенный нож для бутербродов. ‑ Меня это... расстраивает. Не хочу, чтобы вы с ней общались.

‑ Конечно, милая, я звоню ей только по делу. Она ведь мать моей дочери, ‑ отвечал супруге с улыбкой Константин Власовичем, испытавший после звонка облегчение. ‑ В общем, все в порядке. Юля, твой друг был не прав. Марта даже ни с кем, по словам Эльвиры, не встречается. Все в порядке, ‑ повторил он.

Юля, откусывающая бутерброд, покивала, решив растерзать придурка Криса и его придурковатого дружка Стаса, а София неодобрительно покачала головой, сердито посмотрела на дочь, затем на мужа, но от дальнейшей полемики воздержалась. Она точно знала, что в ту семью ее драгоценный Костя не вернется, поэтому решила лишний раз не устраивать ссору из ничего. В семье должны быть покой и гармония. Это на работе можно устраивать скандалы и плести интриги. София Николаевна, дав поручения приходящей домработнице, покинула квартиру последней, а затем села в строгий, но элегантный автомобиль марки "Ауди", в котором уже на пассажирском сидении находился ее муж, и села за руль. Сначала она отвезла на работу Костю, быстро и властно поцеловала его на прощание, а затем поехала в колледж весьма довольная собой и хорошим октябрьским днем.

А в этот же вечер мама Марты Эльвира Львовна зашла в комнату к разучивающей новый пассаж дочери и сказала сухо, застыв в проходе и скрестив руки на груди:

‑ Твой отец совсем сошел с ума.

‑ Он мне не отец, ‑ было первой реакцией длинноволосой девушки. Она хмуро взглянула на мать, опустив скрипку, и убрала за ухо волнистую прядь ‑ И что он опять хотел?

‑ Что он хотел? Довести меня до белого каления, вот что, ‑ сердито заявила женщина, прислоняясь к стене. ‑ Позвонил мне утром, сразу после того, как ты убежала в консерваторию, и спросил, не вышла ли ты замуж? Нет, ну не идиот ли, а?

‑ Что‑что спросил? ‑ не поняла изумленная Марта.

‑ Интересовался, почему ты его на свадьбу не пригласила. ‑ Объявила Эльвира Львовна с ухмылкой. ‑ Я не знаю, что с бедным Костей: то ли он деградировал, то ли напился, то ли, ‑ тут голос женщины дрогнул в злой усмешке, ‑ его женушка выпилила ему все мозги, но его интересовал именно этот вопрос: "Замужем ли его дочь?".

‑ Я не его дочь, ‑ вновь поморщилась Марта, которая своего биологического отца очень не любила с позднего детства. Вернее, никак не могла простить за то, что он когда‑то давно оставил ее и маму ради другой семьи. И вторую семью Константина Власовича она на дух не переносила: ни его жену Софью, стервозную и злую, ни дочь Юленьку ‑ да‑да, ту самую Юлю Крестову, которая училась вместе с ней в консерватории и делала вид, что заботится.

‑ Нельзя так говорить, Марта, он, как‑никак, твой отец, ‑ с некоторым сомнением в голос сказала Эльвира. ‑ В общем, милая, я тебе на всякий случай тебе это рассказала, чтобы ты в курсе была. А то вдруг Костя совсем рехнется, начнет тебе звонить и нести чушь несусветную.

"Напугает еще ребенка", ‑ подумала про себя Карлова‑старшая.

‑ В таком случае, я не буду с ним разговаривать, мама, ‑ раздражено отозвалась Марта, не понимая, что нашло на этого человека, который как бэ являлся ее отцом. Эльвира Львовна, вздохнув, потрепала дочь по чуть вьющимся волосам и ушла, а девушка продолжила разучивать пассаж дальше, изредка только фыркая, вспоминая отца или сводную сестру, которых терпеть не могла. Нет, они никогда не обращались с ней плохо: напротив, Константин Власович дарил дочери подарки, поздравлял по праздникам, интересовался ее успехами в музыке и звал в гости, но Марта не могла простить его и принять его заботу. Ей казалось, что это не любовь ‑ отец просто заглаживает свою вину, дает ей, оставленной почти что во младенчестве, какие‑то подачки своего внимания, чтобы перед самим собой и, конечно же, перед обществом, очистить совесть. К этому же он приручал и свою вторую и, без сомнения, любимую дочку Юлю. Чтобы она отдувалась за его грехи в прошлом.

Вспомнив сводную сестру, от которой Марта отличалась, как голубое небо от коричневой земли, девушка села на кровать, решив сделать десятиминутный перерыв. И тут же ее, как будто бы невзначай, накрыло прозрачное липкое облако воспоминаний, от которого пахло детством, одуванчиками и запеканкой со сгущенкой, которую безумно вкусно готовили в детском садике.

Раньше, много лет назад, ситуация в ее семье была другая, и Марта любила своего улыбчивого и мягкого папу‑пианиста и с удовольствием общалась с сестрой‑одногодкой: бегала с ней по площадке, строила куличи и играла в куклы. Просто маленькая и очень наивная, как и всякий ребенок, Марта не понимала того, что ее папа живет с другой женщиной ‑ она вообще думала, что так и надо, когда он приходит только раз в неделю со сладкими подарками или с игрушками, иногда приводя с собой сестренку. Марта, поздно пошедшая в садик, и не знала, что бывает как‑то по‑другому. И Эльвира Львовна, при всей своей обиде на бывшего мужа, не хотела лишать дочку общения с отцом, а потому даже и не говорила при ней о Константине плохих слов. Она не запрещала ему видеться с девочкой и даже разрешала приводить свою вторую дочь Юлию, хотя, конечно, видеть этого ребенка ей было неприятно. Как‑никак Юля была живым напоминанием о предательстве, измене и выборе некогда любимого супруга. Чтобы не рассказывать Марте обо всем произошедшем, Эльвира просто говорила скучающей по отцу дочке, что ее папа очень много работает, а потому домой приходит так редко. Когда же Марта спрашивала о Юле, вразумительного ответа она тоже не получала и знала только, что сестренка живет где‑то далеко с другой мамой. Девочке внушили, что ситуация в их семье ‑ нормальная, и Марта верила взрослым. Она любила и маму, и папу, и сводную сестру.

В те времена она была очень счастливой, скучала по папе и Юле, рисовала им открытки и учила для них стихотворения. Это потом уже, позже, когда ей только‑только исполнилось четыре года, добрые люди разъяснили Марте, что на самом деле, если папа живет не с мамой, то это неправильно, а если при этом у него есть другой ребенок и другая жена ‑ это не только неправильно, это еще и постыдно. Началось все с того, что в садике, увлеченно играющая с плюшевым медведем Марта случайно услышала разговор воспитательницы и нянечки, которые, не зная, что малышка слышит их, вовсю осуждали личную жизнь ее мамы. Это была одна из первых недель пребывания девочки в дошкольном учреждении.

‑ Бедная Карлова, одна дочку воспитывает, ‑ сказала воспитательница с таким вздохом, будто бы мама Марты совершала подвиг.

‑ Ну и что? Сейчас многие женщины одни, без мужиков, детей воспитывают, ‑ возразила нянечка.

‑ Так‑то оно так. Только вот у Карловой ситуация особенная. Я слышала, ‑ понизила голос работница детского садика, ‑ что у Карловой муж‑то фактически на две семьи жил и потом к другой ушел, через год после свадьбы. У него в той семье тоже ребенок есть, Марты ровесник. Представляешь? Одновременно с двумя крутил! И Карлова об этом узнала только после рождения дочери. Когда вторая жена тоже родила ему ребенка.

‑ Ничего себе! А я думала, он с матерью Марты просто в разводе, ‑ явно не обладала такой информацией нянечка, не подозревавшая, что сжавшаяся в комочек Марта сидит неподалеку и все слышит. ‑ Жил с двумя женщинами?! И от обеих дети? Вот козел! Многоженец несчастный!

Марта, услышав, что папу обзывают, отложила игрушку.

‑ Во‑во! Настоящий козел! А ты его видела, кстати? Он как‑то Марту приходил из садика забирать.

‑ Нет, не видела. Ну и каков он? ‑ заинтересовалась тут же вторая женщина.

‑ Красивый. Высокий, худой, правда, но вежливый и улыбка милая. Весь такой одухотворенный, грациозный, элегантный, ‑ музыкант же. ‑ Мечтательно вздохнула воспитательница. ‑ Говорят, кстати, ‑ хороший музыкант, всюду с оркестром ездит, по заграницам катается. И мать с отцом у него обеспеченные, из "новых русских". Да толку‑то что от его красоты и таланта, коли мужик он ‑ тьфу какой, ‑ выразила в одном слове все свое брезгливое отношение к Константину Власовичу воспитательница.

‑ Бедный ребенок, ‑ посочувствовала ее коллега Марте. ‑ И как девочка с таким‑то папашей жить будет? Позор какой... Оставил их с матерью ради другой семьи... Хотя он же вроде бы ей и подарки дочке дарит и вот из садика забирал... Любит, видать все же.

‑ Ага, любит! Совесть у него нечиста, вот и откупается от родной дочери подарочками. А уж зайти забрать из садика ребенка ‑ это не отцовский подвиг. Всякий сможет. Любил бы Марту ‑ не бросил бы ее мать. А так выбрал другую женщину и другого ребенка. Видимо, их‑то он и любит.

‑ Ну, ты и новость мне сказала, ‑ осуждающе поцокала языком нянечка. ‑ Не понимаю я этих мужиков... Как можно семью и дите бросить и к другой уйти? Или как на две семьи жить можно, а? Это каким уродом моральным быть нужно? Аж зла не хватает!

‑ Не знаю, ‑ сварливо отозвалась ее коллега. ‑ Ой, у меня, Денис Аллу за волосы тягает! Побежала я их разнимать! Что за непослушный ребенок?! Ни минуты покоя!

И женщина спешно бросилась к детям, на ходу ругая мальчика. Нянечка тоже направилась по своим делам ‑ скоро должен был быть обед. А Марта, глаза которой стали большими‑большими, сидела, не шелохнувшись, и пыталась переварить информацию. Она не все поняла, но отлично осознала, что ее папа совершил что‑то плохое и воспитательница с нянечкой его очень осуждают.

"Любил бы Марту ‑ не бросил бы ее мать", ‑ громким голосом сказала воспитательница в ее голове, и Марте захотелось зарыдать, но она боялась, как бы взрослые не узнали, что она подслушала их разговор. Почему‑то ей стало страшно и стыдно. Из разговора старших она ясно поняла, что папа ее не почему‑то не любит, а только прикидывается. Вот так, в одно мгновение своим детским мозгом Марта осознала, что папа любит только Юлю. И ее маму. И больше никого. А еще она почувствовала себя обиженной и ущербной.

Когда Константин Власович приехал к дочери на следующие выходные, она наотрез отказалась общаться с ним и, испугавшись, спряталась под столом. С Юлей разговаривать девочка тоже не хотела. Более того, когда сестра попыталась подойти к Марте, та укусила ее за руку и забилась под стол еще дальше. С тех пор отношения Марты с отцом и сводной сестрой стали хуже некуда. Обиженная девочка, ревнующая Юлю к папе, буквально возненавидела ее, а когда отец пытался заговорить с ней, начинала рыдать или же убегала к маме. Ничего не понимающий Константин честно пытался найти с дочерью общий язык, потерпел сокрушительное фиаско и стал появляться в ее жизни крайне редко, не забывая все же поддерживать брошенную семью материально. В этом плане ему было довольно легко ‑ его родители, приходящиеся Марте бабушкой и дедушкой, были людьми обеспеченными, правда, к настоящему времени оба они уже покинули этот свет, оставив состояние сыну. Кстати, при жизни они с Мартой и ее мамой почти не общались, как, естественно, и новая супруга Константина Власовича ‑ красивая женщина с гордым именем София, которая очень бы хотела, чтобы ее муж и вовсе забыл о существовании первой жены и дочери. Юля же в этом плане очень отличалась от своей матери ‑ почему‑то к Марте она продолжала относиться по‑прежнему тепло. Юля искренне беспокоилась о сводной сестре, не обижалась на грубости Марты и попытки оттолкнуть ее от себя. Это происходило и по сей день. Хотя девушки и не общались, Юля был уверена, что должна присматривать за своей сводной длинноволосой сестренкой, хотя та была почти на два месяца старше ее. Именно поэтому Крестова беспокоилась о том, с кем же сейчас встречается Марта, ведь этот Саша был совершенно неподходящим приятелем для ее сестры.

Кстати говоря, и Марта, и Юля пошли в своего общего отца ‑ обе они были от рождения наделены музыкальными талантами, и Константин Власович был крайне рад, узнав, что Марта тоже учится музыке, правда не игре на пианино, как Юля, а скрипичной игре. Только вот Юля была более одаренной, и музыка давалась ей легко, а ее сестра оказалась более усердной и упорной, и именно за счет этих качеств она добилась определенных высот. Марта это отлично осознавала и еще больше злилась: видимо, отец, действительно, куда сильнее любил Юлию, нежели ее, раз сестрица родилась куда более талантливой. А еще Карлова точно знала: хоть Юля и способна стать известным виртуозным музыкантом с мировым именем, ей это не нужно ‑ эту девушку интересует кое‑что совершенно другое. Из‑за этого Марта еще больше злилась, ведь ее мечтой как раз было то, к чему Юля так наплевательски относилась. Марта желала стать профи в мире классической музыке, а Юля интересовалась совершенно другой музыкой и хотела играть не в залах консерваторий, а на рок‑концертах. Нет, Марта тоже обожала тяжелую музыку ‑ тех же "Красных Лордов", к примеру, но считала, что с таким талантом, как у Юли, на такое размениваться не стоит. Она не имеет на это никакого права! Она должен постоянно работать над собой и своей техникой, а не ездить по всяческим фестам и концертам, разбазаривая свой чудесный и редкий дар.

Кстати говоря, Юля после школы не хотела поступать в консерваторию ‑ не то, что в Московскую, даже в их, имени С.С. Прокофьева, а возжелала пойти учиться на звукорежиссера. Ошарашенные мать и отец стали уговаривать дочь не совершать такой, как они считали, ошибки, в доме Крестовых бушевала настоящая война, и, казалось, целеустремленную Юлю ничего не могло остановить ‑ доходило до того, что она уже собиралась собрать вещи и покинуть отчий дом. Но потом в их семье случилось несчастье ‑ скончалась бабушка Юли, мать Константина Власовича, которая безмерно обожала эту внучку, и Юля вдруг переменила свое решение. Она все‑таки согласилась выучиться на профессионального музыканта, что, собственно, сейчас и делала, не прикладывая к этому каких‑то особенных усилий, но все равно став одной из самых талантливых и известных пианисток их консерватории, вечно побеждающей на разных конкурсах. Про нее часто говорили, многие восхищались ею, а некоторые, напротив, очень завидовали. Возможно, именно они распускали про Юлю всяческие слухи: то она уличалась в подозрительных связях с преподавателями, например, с тем же Иваном Савельичем (кто‑то видел, как она садилась к нему в машину!), то становилась незаконнорожденной дочерью одного из богатейших людей города, который якобы оплачивал все ее победы, то ее вообще нарекали представительницей сексуальных меньшинств ‑ из‑за независимого внешнего вида и некоторой похожести на парня.

Когда Марта слышала очередные слухи про сводную сестричку, она только фыркала, но, к своей чести, никогда не занималась их дальнейшем распространениям. Она просто на расстоянии продолжала не любить Юлю и Константина Власовича.

Кстати, на следующий день после того, как мама рассказала Марте о странном поведении отца, у нее состоялся странный разговор с Юлей, которая вновь умудрилась рассердить Марту и одновременно вогнать ее в краску.

Карлова поднималась по высоким ступеням к дверям консерватории, когда к ней подошла Юля и остановившись напротив, стоя на одну ступеньку выше, проговорила негромко, засунув руки в карманы простых джинсов:

‑ Привет. Я хотела бы тебе кое‑что сказать.

‑ Что же? ‑ одарила ее хмурым взглядом Марта. Она не выспалась и была не в духе из‑за того, что мама сообщила ей об отце. И с чего он вообще взял, что она вышла замуж?! Ха‑ха‑ха, это очень смешно! У нее‑то и парня даже нет, и тут такое заявление. Увидев сводную сестру, Марта вдруг подумала: а не она ли виновата в том, что их общий ‑ к сожалению ‑ папочка вчера потревожил ее маму таким глупым звонком? Наплела какую‑нибудь ерунду, например про Сашу, ‑ она ведь думает (тут Карлова хмыкнула), что Александр ‑ ее, Марты, молодой человек. Может, из зависти брякнула отцу такую глупость?

‑ Передай своей сестре, чтобы она была осторожна, ‑ негромко сказала Юля.

‑ Что? ‑ не поняла Марта и недовольно скрестила руки на груди. ‑ Слушай, у вас что, это семейное, ‑ выделила она интонацией последнее слово, ‑ нести чушь?

Юля улыбнулась ей, как старой подруге, и около ее орехово‑зеленых глаз появились лучики. Когда произошла вся эта котовасия с сообщением придурка Криса и звонком отца Эльвире Львовне, Юля, желая узнать, что же на самом деле происходит, еще раз напрягла друга детства, который уже приехал домой и собрался предаться праведному сну после веселья в клубе с компанией Стаса. Крестова позвонила Крису, хмуро назвала его не слишком хорошим человеком на букву "м" и веселела перезвонить сейчас же Стасу и еще раз разузнать о Марте. Крис, конечно же, сначала ругался и вопил, что его все это достало, а после все же поняв, что легче Юлькину просьбу исполнить, нежели пытаться отвязаться от нее, перезвонил Стасу. Только тогда парни выяснили, что говорили о разных девушках: Крис ‑ о Марте Карловой, а Стас ‑ о Нике.

‑ Не понимаю, почему тебя так это тревожит, приятель, ‑ с недоумением проговорил сонный Стас, у которого сегодня был выходной, по мобильнику.

‑ Да просто вот одному человеку понадобилось кое‑что узнать, ‑ весьма туманно отозвался Крис, возлежа, как король, на мягкой родительской кровати. ‑ Мы, оказывается, девушек перепутали. Думали, что твоя эта бессовестная Ника ‑ наша Марта. Ну, та длинноволосая, что в магазине скрипку покупала. Короче, сэнкс тебе за помощь!

‑ Не за что, ‑ усмехнулся Стас, который тоже уже валялся на диване с гудящей после громкой музыки, сигаретного дыма и небольшого количества алкоголя головой. ‑ Завтра встретимся, как планировали, обговорим детали? Я почти дописал слова.

‑ Конечно. Не проблема, договорились же.

‑ Слушай, ‑ чуть помолчав, сказал молодой человек, вытянув вперед руку и рассматривая темную татуировку‑надпись на предплечье. ‑ А твоя подруга...

‑ Юля? ‑ перебив, уточнил Крис.

‑ Она самая. Юля не согласиться играть на синтезаторе?

‑ Не‑е‑е, не согласиться.

‑ Для нее есть только мир классической музыки? ‑ вспомнил вдруг Стас выступление странноватой, уверенной, похожей на мальчишку, Юлии в магазине. Она и синтезатор, казалось, были единым целым. Не зря ведь зрители хлопали тогда Юле ‑ ее игра их восхитила.

‑ Не‑а, ‑ откликнулся второй парень. ‑ Напротив. Просто у нашей Юльки табу на все это. Только фортепиано. Ладно, Стас, пока. ‑ И молодые люди распрощались. После Крис вновь перезвонил Юльке и как‑то сконфуженно принялся ей по‑новому объяснять ситуацию. Поняв, что Александр Марте никто, Юля даже как‑то успокоилась. А еще ей было смешно, что сестричка решила ее так вот развести по поводу своей личной жизни, а она попалась на это. Интересно, Марта будет злиться, если узнает, что она, Юля, в курсе всего происходящего? Наверное, да. У нее это еще так смешно получается ‑ прямо как у отца. Оба они как вечные дети порою.