Реабилитация» ёлки

«Предложение тов. Постышева»

И вдруг на исходе 1935 года в «Правде» появляется небольшая заметка, подписанная кандидатом в члены Политбюро ЦК ВКП(б) П.П. Постышевым: «Давайте организуем к новому году детям хорошую ёлку!» Решительно расправившись с «не иначе как “левыми” загибщиками», которые «ославили» детское развлечение как буржуазную затею, в результате чего ёлка в советской России была запрещена, автор в декларативном тоне предлагает «положить конец» «этому неправильному осуждению ёлки» и призывает комсомольцев и пионер‑работников в срочном порядке устроить под Новый год коллективные ёлки для детей: «В школах, детских домах, в дворцах пионеров… – везде должна быть детская ёлка! Не должно быть ни одного колхоза, где бы правление вместе с комсомольцами не устроило бы накануне нового года ёлку для своих ребятишек. Горсоветы … должны помочь устройству советской ёлки для детей нашей великой социалистической родины» (курсив мой. – Е.Д.) [334, 3 ].

«Предложение тов. Постышева» было принято к сведению молниеносно: уже в том же номере газеты помещена заметка, включающая в себя столь знакомую по старым временам сценку продажи ёлок на рынках Москвы: «Между рядами стройных зелёных деревьев, поставленных прямо в снег, снуют покупатели. Здесь жёны рабочих, служащих, инженеров, командиров Красной Армии. Здесь дети и подростки. Ёлки охотно раскупают. Приближается новый год, наступают школьные каникулы, и ёлка становится желанной гостьей в каждом доме, где есть дети». Здесь же с укоризной говорится о директорах некоторых крупнейших рынков столицы, которые «считают почему‑то (почему бы это? – Е.Д.) продажу ёлок… нарушением каких‑то никому не ведомых правил и “баловством”» [341, 3 ]. Газета также пишет о том, как трудно купить ёлочные игрушки и украшения на ёлку: в магазинах и на рынках их почти нет. Следующий номер «Правды», за 29 декабря, информирует своих читателей о телеграммах, в срочном порядке разосланных районным секретарям комсомола во все концы страны, «в которых рекомендуется под Новый год устраивать для пионеров и школьников ёлки как в школах, так и в детских домах, кинотеатрах и на катках»; предлагается «организовать заготовку ёлок, закупку игрушек и украшений», а также сообщается, что фабрики и заводы готовят для детей подарки к ёлке. Московский облисполком даёт указания райсельхозам о заготовке ёлок, которая будет проходить организованно, под наблюдением лесотехников [285, 8 ]. За подписью секретаря ЦК ВЛКСМ А. Косарева публикуется постановление о проведении 1 января силами комсомольцев и пионеров ёлок в школах, детских клубах и детских домах и о необходимости привлечения к этому делу родителей и школьных шефов [198, 8 ]. 30 декабря «Правда» помещает фотографию, на которой радостные, улыбающиеся мальчик и девочка рассматривают ёлку, установленную в витрине магазина. Подпись к ней гласит: «Магазин “Детский мир” Гормосторга выставил украшенную ёлку, пользующуюся у наших покупателей большим успехом». В том же номере «Правды» с удовлетворением сообщается о «бойкой торговле ёлками» на всех рынках Москвы; о «повышенном спросе на ёлочные украшения», о грандиозных ёлках, которые в новогодний вечер засверкают в московских парках культуры и отдыха; о больших и маленьких ёлочках, расставленных в харьковском Дворце пионеров; о тысяче ёлок, которые пройдут в Киеве; о ёлках, установленных на десятках катков Ленинграда, и т.д. и т.п. [484, 8 ]. 31 декабря на прилавках магазинов, согласно сообщениям в прессе, уже появился «расширенный ассортимент ёлочных украшений», артели и промкооперации предлагают покупателям «специальные ёлочные наборы, фигурные пряники и марципанные фигуры», а кафе, рестораны и крупные заводские столовые готовятся к организации ёлок в своих помещениях. В последний день старого года наконец отреагировала и провинция – корреспондент из Воронежа сообщает: «Многие колхозники сегодня выехали в лес за ёлкой» [76, 8 ].

Так, в течение четырёх дней (включая день опубликования статьи Постышева) в приказном порядке был «положен конец неправильному осуждению ёлки» и возрождён дореволюционный праздничный обычай. Но теперь, как следовало из напечатанного в «Правде» документа, ёлка называлась не рождественской, как прежде, а новогодней или просто – советской: «Итак, давайте устроим хорошую советскую ёлку во всех городах и колхозах».

На первый взгляд, возвращение «старорежимного» обычая в жестокую эпоху 1930‑х годов может показаться удивительным. Но следует учесть, что реабилитация ёлки произошла через месяц с небольшим после того, как 17 ноября 1935 года на I Всесоюзном совещании стахановцев Сталин произнёс знаменательную фразу «Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее». Если помнить об этом, то причина возвращения ёлки становится более понятной. По мнению советских идеологов, ёлка, как и многое другое в дореволюционной культуре, могла послужить укреплению победившего режима, возвращая людям привычные радости жизни. Постановление о ёлке было воспринято с огромной радостью теми, кому были дороги обычаи старой российской жизни. Н.В. Устрялов, который незадолго до опубликования статьи Постышева вернулся из харбинской эмиграции в CCСР «участвовать в жизни страны», 31 декабря 1935 года писал в дневнике:

К Новому году – две радости: одна – бытовая, другая политическая (имеется в виду отмена ограничений для детей‑лишенцев и нетрудящихся при поступлении в вузы и техникумы. – Е.Д.). Разрешена и даже рекомендована ёлка, и везде, повсюду – ёлочный энтузиазм, ёлочная вакханалия. В срочном, срочнейшем порядке мастерятся украшения, в «Детском мире» за ними густые очереди, в магазинных витринах сверкают отлично убранные ёлки, повсюду весёлые разговоры на соответствующие темы – прекрасно!

[395, 28 ]

Известный литературовед В.С. Баевский, которому в 1935 году было шесть лет, рассказывал мне, как обрадовалась разрешению ёлки его мать, детский врач С.И. Кессель, как она сразу же начала вспоминать и рассказывать ему о ёлках своего детства и тут же приступила к изготовлению ёлочных игрушек; как была устроена ёлка в его детском саду и как перед праздником им, детям, никогда не знавшим ёлки, воспитательницы рассказывали об этом обычае.

Ёлка оказалась «востребованной» в качестве одной из иллюстраций к знаменитой формуле: «За детство счастливое наше спасибо, родная страна!» «Старый мир чтил стариков, как своё прошлое, а советская власть чтит и лелеет детей, как своё будущее» [358, 208 ]. Об этом событии в жизни страны помнят многие мемуаристы:

Вероятно, в тот же год была разрешена (вместо «религиозной» рождественской) новогодняя ёлка для трудящихся семей. Кончились рождественские затемнения окон! Обычай зажигать ёлку двинулся от интеллигенции в рабочие семьи – и началось безудержное вырубание молодого елового леса, пока для этого не стали выделять специальные плантации.

[127, 289 ]

А.Л. Войтоловская, работавшая в середине 1930‑х годов в Новгородском пединституте, рассказывает об устройстве ёлки для студентов в начале 1936 года: «На зимние каникулы приехала мама… За несколько дней ей удалось организовать чудесную ёлку и самодеятельность студентов…» [78, 42 ]. Главное управление по контролю за зрелищами и репертуаром разрешило демонстрацию «для всякой аудитории» в течение всего 1936 года киноочерка «С Новым годом», в котором были отражены «важнейшие события минувшего 1935 года», иллюстрировавшие слова «Жить стало лучше, жить стало веселее», в том числе и разрешённая ёлка [351, 9 ].

Следующий, 1937 год советский народ, уже забыв о запрете на ёлку, весело встречал с «зелёной красавицей», не подозревая, что готовит наступающий год многим из веселящихся возле наряжённого и светящегося дерева.

Р.Д. Орлова вспоминает:

У нас встречали Новый, тридцать седьмой год с шуточными стихами, вином, ёлкой, весельем и глубокой убеждённостью: мы живём в прекраснейшем из миров. Новый год олицетворялся самой миниатюрной из наших девочек – Ханкой Ганецкой. Саша (Александр Галич. – Е.Д.) внёс её на руках, завёрнутую в одеяло, к пиршественному столу… кто мог предвидеть, что Ханке предстоит пережить смерть мужа, что её отца и брата расстреляют, мать посадят, а ещё через год она сама пойдёт по этапу…

[295, 326 ]

В эти же предвоенные годы проходили и другие, мало кому известные ёлки. Об одной из них сохранился устный рассказ Агнессы Мироновой‑Король, жены крупного работника НКВД С.Н. Миронова. Накануне 1939 года Миронов удостоился великой чести быть приглашённым с женой на встречу Нового года в Кремль. Рассказчица передаёт подробности этого события (которое, как она полагала, сыграло роковую роль в жизни её мужа) со свойственной ей поразительной непосредственностью:

Большой двухсветный зал Кремлёвского дворца. Сейчас я вам нарисую план – как стояли столы, где была ёлка и где кто сидел.

Среди зала большая пышная ёлка, связанная из трёх елей. Сталин в глубине зала за широким столом. Напротив Сталина за тем же столом – жена Молотова Жемчужина и другие партийные дамы, все в синих костюмах и платьях, только оттенки разные. Слуги обносили нас один икру, другой осетрину, третий горячие шашлыки и ещё что‑то. Блюда были изысканны, разнообразны … Столы уставлены винами....Мы сидели с Серёжей за боковым столом слева; если смотреть на схему так, как я вам начертила, вот тут, у самой ёлки. Место наше – в середине зала и не очень далеко от Сталина – указывало на наше положение: тут тщательно соблюдали субординацию. Если нам определили такое место, значит, мы в фаворе.

В этом драматическом рассказе «связанная из трёх елей ёлка» выполняет роль ориентира: Агнесса с мужем сидели «у самой ёлки»; «вход был за ё лкой»; «и вот Берия поравнялся с ёлкой …» и, увидев Миронова, «индифферентно прошёл мимо». Агнессу, которая встретилась с Берией глазами, в этот момент «как ударило, точнее всё во мне словно сжалось» [495, 126 ]. Этот новогодний инцидент, по её мнению, и решил судьбу её мужа, одного из «людей Ежова», с которыми Берия в это время как раз расправлялся: на шестой день наступившего года, 6 января, Миронов был арестован, а через год расселян [318, 301‑302 ].

Разрешённая властями ёлка как будто бы утрачивала свою легендарную способность охранять и спасать людей.