ЛУЧ ПРАВДЫ 7 page

Он никогда не рассказывал об этом, хотя и во сне и наяву упрямо продолжал звать и звать Несбывшуюся. Помочь тут никто не мог… Временами Кутербу казалось, что дюкса, так нелепо ушедшая из его жизни, очень похожа на вдову Превя. Наверное, поэтому глава горного клана всегда смотрел на Илсу со всей силой несбывшейся и несбыточной любви.

II

Рано или поздно все, даже дюки, стареют. Волосы их постепенно седеют, да ясный свет, льющийся из глаз, сменяется спокойным пламенем опыта и покоя. Да и сама их смерть совершенно не похожа на то, что происходит с людьми: даже кладбищ у них нет. Погребальный обряд существует только для тех, кто погиб в сражениях. Просто, когда однажды истекает срок жизни — старики уходят из мест, где живёт их клан, и отправляются в Замок — так длиннолицый народ называет тот предел Дальнего Мира, где проводит остальную часть вечности, став Хранителями. Дюковские легенды гласят, что попавшие туда снова обретают молодость и силу и живут в счастье и достатке.

К смерти дюки относятся с философским почтением, как к факту жизни. Неизбежному, значимому, печальному и даже торжественному, но… всего лишь факту… Умирают они несуетно — без болезней и страданий, точно зная время своего, как они говорят, Ухода. Завещания в их народе не приняты — всё, чем они владели при жизни — посмертно переходит в распоряжение клана. А наиболее дорогие вещи — так сказать, вещи с историей — раздают самым близким друзьям. Потом находят место, откуда хотели бы начать Путь.

Дюксы, со временем становятся настолько единым целым с мужьями, что и в Замок они отправляются вместе. Крепко взявшись за руки, как в самый первый день, когда их ручьи слились в один.

Закончив свои дела, дюки собирают клан, из которого вышли, и отдают ему свою последнюю дань — созданный ещё во младенчестве Круг Справедливости, оставляя себе Имя, Речь и Щит. Имя — чтобы сохранить часть себя в истории народа. Речь — чтобы иметь возможность приходить к живущим в пророческих снах. Щит — чтобы хранить границы обоих миров от вторжений из Тёмных Пределов.

И ещё один самый последний дар оставляют старики соплеменникам — прощальную песню, становящуюся частью Великого Гимна, с помощью которого дюксы возвращают отобранное, а дюки — восстанавливают разрушенное. Постепенно эта песня превращается в сияние, в котором теряются Уходящие. И лишь пара гладиолусных луковиц остаётся на месте, откуда они начали Путь.

III

В конце лета пришёл срок главы речного клана. И он, и его жена давно чувствовали приближение своего последнего дня, хотя и ни разу не сказали об этом ни слова. Даже друг другу. Да и к чему тут разговоры, когда и так всё ясно — эти двое прожили едва ли не самую долгую и счастливую жизнь из всех нынешних дюков. Поговаривали даже, что они были одними из тех, кто участвовал в сражениях Изначальных Времён. Если это было так, то старики никогда об этом не распространялись. В любом случае жизнь этой пары была столь длинна, что не только Пкар потерял счёт прожитым столетиям, но и Льемкар забыла, когда пришла в этот мир. Внешне старики были так же бодры и прекрасны, но души их уже искали выхода.

Поначалу жители Цагрины не обратили внимания, на странность в поведении стариков. Мало ли почему они стали более задумчивы. Однако вскоре всем стало ясно, что это неспроста. Постоянно держась за руки, Пкар и Льемкар подолгу бродили по окрестностям Речного города и прощались с ним. Часто уходили в Мерцающие Проходы и вели там бесконечные беседы не то между собой, не то, обсуждая что-то с лежбиками. Казалось, старые дюки хотят напоследок налюбоваться дорогими для себя местами, чтобы хотя бы частичку их унести с собой. В каждом доме, где они появлялись, дюки оставляли какую-нибудь славную вещь в подарок. Долго молчали с хозяевами. И незаметно уходили.

Так продолжалось около двух недель. Однажды Пкар пришёл к Рьоху. Один. Время было настолько раннее, что старик, боясь разбудить Яхалуг, не стал заходить в дом, а просто вызвал друга. Когда тот собрался, они пошли, куда глаза глядят. Один не задавал вопросов. Другой — молчал. Так молча, они и брели, и лишь, когда вышли за стены города, Пкар наконец заговорил:

— Знаешь, зачем я пригласил тебя? — промолчал он, глядя куда-то вдаль.

— Догадываюсь… — на явном наречии тихо произнёс Рьох и уставился в ту же сторону, втайне надеясь, что друг, как это уже не раз бывало, вызвал его просто прогуляться. — Место ищешь?

Пкар кивнул:

— Поможешь?

— Помогу… Уверен, что это именно твой срок? — Рьох перешёл на безмолвную речь.

— Кто-нибудь ошибался? — Пкар пристально посмотрел в глаза друга.

— Вроде бы нет… Но хотелось бы…

— Мало ли чего! Мне, вон, может быть, хочется быть не собой, а кем-нибудь другим! — рассмеялся старик, потом добавил совершенно серьёзно. — Мы с Льемкар уходим…

Теперь уже Рьох кивнул:

— Пошли…

Место Ухода должно было быть просторным, чтобы без давки разместились все, кто придёт провожать. Да ещё располагаться, чтобы был виден Город, Река и впереди открывался простор. Бесцельно пробродив по окрестностям Цагрины добрых полдня, старики уже решили посмотреть нельзя ли начать Путь из Мерцающих Проходов — и красиво и прямая дорога в Дальний Мир где-то рядом… Однако Рьоху эта идея не понравилась:

— Именно, что где-то… забредёте куда-нибудь, откуда выхода не будет… — молча проворчал он. — Не те у вас сейчас силы, чтобы во всякие передряги попадать… Нет… — уходить вам надо не с границы миров, а из самых ближних окрестностей.

Он надолго задумался, глядя под ноги, а потом нерешительно предложил:

— Единственное разумное место, какое я могу себе представить — то, где юные дюки получали Великие Дары.

Пкар воззрился на своего друга с нескрываемым восхищением:

— Я же знал, что ты найдёшь! Непонятно только зачем было столько времени таскать по горам и долам старого дюка, который уже почти не видит этого мира, — буркнул он.

Однако Рьох прекрасно понял, что ворчит Пкар лишь для виду, поэтому ответил в том же тоне:

— Ну да… если бы я тебя сюда сразу привёл, то ты разбрюзжался бы ещё пуще. Я тебя, хитреца знаю — если прожил ты мудро и степенно, то помирать будешь непременно с капризами!

Отсмеявшись вволю, Пкар снова стал серьёзен. И даже печален:

— Передай всем, что завтра мы с Льемкар придём именно сюда, — увидев, что Рьох собирается уходить, старик слегка задержал его и задумчиво промолчал. — Место ты нашёл идеальное! И ещё… — он помедлил. — У меня к тебе странная просьба…

Рьох поднял на него удивлённый взгляд.

— Давай, всё-таки сходим в Мерцающие Проходы. Просто так… Посидим напоследок… Как бывало… — как-то робко попросил старик.

Тильецадец кивнул, и они потихоньку побрели к гроту. Там всё было почти по-прежнему: и светящиеся гладиолусы, и умиротворённо подрёмывающие лежбики, и ровный рокот обратного водопада, тёкшего привычным путём. Только струи его были несколько темнее, чем обычно. В другое время это насторожило бы обоих, сейчас, когда мысли дюков были заняты совсем другим, просто удивило. Они машинально следили за потоком и не произносили ни слова. Наконец глава речного клана задумчиво промолчал:

— Помнишь старый разговор, о том, куда девается память нашего народа?

— Помню.

— Так вот… Примерно в то же время ты или Яхалуг сказали, что мы все, словно засыпаем и просыпаемся, как луковицы гладиолусов. Тогда мне это показалось престранной фантазией…

— А сейчас?

— Сейчас уже нет… Но если это так, то прорастать нам нужно… И чем скорее, тем лучше!

— Это как же? — Рьох удивлялся всё больше.

— Может быть, я просто уже стою слишком близко к Дальнему Миру, но полагаю, что если дюки смогут выйти в Сударб — настоящая память вернётся и к тем и к другим… Поэтому прошу тебя — помоги объединить наши миры. Твои ученики нашли дорогу. Дело за малым — открыть проходы…

— Попробую… — еле слышно промолчал Рьох. — Это только сказать легко, а проход в другой мир — не дверь шкафа и просто так не открывается. Хотя, наверное, ты прав… Я давно говорю, что там — у людей Сударба происходит что-то ужасное. Может быть, и эти потемневшие воды тоже знак для нас. Только, даже правильно прочитав его, мы пока не можем вмешаться в события, происходящие в Империи…

— Тем более… Я действительно чувствую нарастающую угрозу, — Пкар неожиданно перешёл на явную речь. — Вот что я тебе скажу… Похоже, наши миры совсем сблизились. Если вы не найдёте выход, то его найдёт такой Ужас, что Лоз ночной бабочкой покажется! А пока вы думаете, как выбираться, поставьте стражу где-нибудь здесь — на границе миров… Да и лежбики вам охотно помогут. Мы с Льемкар рассказали о своих опасениях вон тому синему коту и его кошке. Они подтвердили наши подозрения…

— Никогда не знал, что ты владеешь языком лежбиков! — очередной раз изумился Рьох. — Остальные-то кошки говорят на безмолвном наречии, правда несколько странном, а эти… Даже не знаю, как сказать. Я всю жизнь думал, что они или мяукают или мурлычут, а с нами объясняются только знаками… Впрочем, большинство людей примерно то же самое думают об обычных кошках… Так что, всё может быть…

— Я и сам не знал, что смогу с ними разговаривать, а вот получилось… — несколько смутился Пкар. — У Льемкар тоже.

…Незаметно спустились сумерки. Пора было прощаться. Глава Речного клана и тильецадец стояли, глядя вдаль.

— Ты был хорошим другом! — наконец, пробормотал Пкар.

— Ты — тоже! — не глядя на него, торопливо буркнул Рьох и широко зашагал к дому.

IV

Тем же вечером Пкар и Льемкар пришли попрощаться с Текой, Фельор и Сьолосом.

— Ну, вот и всё… — со странным облегчением выдохнул Пкар, глядя прямо в глаза сыну. — Завтра утром мы уходим.

— Знаю, — почти спокойным тоном промолчал молодой дюк, не отводя взгляда. — Лёгкой вам дороги и спокойной жизни в Замке!

Разговор предстоял серьёзный. Младшим не полагалось участвовать в таких беседах, поэтому Сьолос собирался потихоньку ретироваться, но дед остановил его:

— Не всем дюкам достаётся такая счастливая жизнь, как мне. Иные не дожидаются прихода своей дюксы, — он улыбнулся жене. — Другие так и не узнают, каково это быть отцом. И уж совсем немногие доживают до рождения внуков. А уж, чтобы внук при живом деде смог создать Луч Правды, такого, насколько я понимаю, и вовсе не бывало… Ты вырастешь замечательным дюком. Сохрани Льемкар и меня в памяти.

— Обязательно! — с жаром промолчал Сьолос. — Вы будете помогать мне в трудный час?

— Если позовёшь! И пусть тебе приснится самая прекрасная дюкса, — обняла внука Льемкар. — А теперь, ступай. Приходи завтра прямо на Место.

Когда мальчик вышел, Пкар подошёл к Теке:

— Осталась самая малость — передать главенство.

— Ты решил, кому?

— Тебе, сын, если согласишься взять на себя эту обязанность.

— Справлюсь ли?

— Ты честен и мужественен — это главное.

— И всё-таки… Почему — я?

— Ты — наше продолжение, — мягко опередила мужа Льемкар. — Отец первого дюка, родившегося в нашем роду за последние триста лет, да ещё сумевшего управиться с Лучом Правды. Тебе и продолжать начатую нами дорогу.

Тека несколько ссутулился…

Опустил взгляд…

Потом долго молчал и думал…

Думал и молчал…

Затем снова распрямился:

— Я принимаю твой последний дар, отец! Надеюсь с честью пронести его через жизнь и в свой срок передать достойнейшему в клане.

— Тогда… Если тебе когда-нибудь предстоит бой, будь смел и мудр! Если на твою долю выпадет мир — мудр и смел!

Пкар удовлетворённо улыбнулся. Затем положил руки на широченные плечи сына. Громадные ладони Теки осторожно легли на отцовы плечи. Дюки долго стояли, неотрывно глядя друг другу в глаза. Сила, мудрость и опыт светлыми волнами перетекали от старика к молодому. Потом оба дюка одновременно разомкнули связывавшее их кольцо. Пкар в этот момент казался едва ли не моложе сына, зато выражение глаз Теки говорило о том, что за время посвящения он принял и пережил все долгие века, через которые лежала дорога отца.

После этого Льемкар подошла к Фельор:

— Тебе, как жене главы клана, я передаю свой последний дар: силу исцеления и возвращения. Присоедини её к той, что есть у тебя с момента прихода к моему сыну. Когда же придёт твой срок, передай эту силу той, которая будет женой Сьолоса!

На этот раз дюксы — старая и молодая замкнули круг. И снова волна знания потекла из глаз в глаза. Когда дамы одновременно опустили руки, изменившийся взгляд Фельор, казалось, вобрал в себя всю вековую мудрость. Льемкар же, напротив, смотрела на присутствующих с наивным любопытством юности.

V

Потом настала их последняя ночь… Когда же она миновала, Уходящие окончательно собрались в Путь.

Как в тот незапамятный день, когда юная Льемкар вышла к нему из сна, Пкар протянул своей старой подруге ладонь:

— Пора! — решительно, хотя и несколько волнуясь, промолчал муж.

— Идём! — светло и спокойно ответила жена, легко, как в молодости опираясь на такую родную и надёжную руку.

Они вышли на пустынную улицу Цагрины, освещённую мягким светом последних летних дней. Ночью прошёл дождь, поэтому казалось, что город прощается с ними, улыбаясь сквозь слёзы.

Под крепостной стеной собрались три клана. Все хотели проститься с Пкаром и Льемкар. И вот они показались из ворот. Вышли на небольшой помост, возвышавшийся на том же месте, где всего несколько месяцев назад ожидали посвящения юные дюки. Сейчас Тайронгост, Сьолос, Колв и Девьедм встали по его сторонам, как некогда старшие обступали место их первого посвящения. К старикам подошли главы кланов.

Тека, самый младший из вождей, заметно волновался — слишком многое в его жизни происходило впервые. Меньше суток он отвечал за свой клан. Никогда ещё ему не приходилось провожать старших в Путь. Тем более что это были его родители…

Пкар и Льемкар стояли друг напротив друга на некотором расстоянии. От них исходило лёгкое сияние. Или так их освещало солнце?

— Почти как в тот день, когда я объявил клану о твоём приходе! — безмолвно шепнул муж.

— И так же как тогда, у нас впереди дорога… — усмехнулась жена.

Супруги одновременно подняли ладони, почти соприкоснувшись пальцами. Теперь туманное сияние, окутывавшее стариков стало заметно всем. Потом над Уходящими затеплились радужные лучи их Кругов Справедливости. Медленно, как первые струйки талой воды, эти лучи потекли ко всем, стоявшим вокруг помоста. Так же плавно они растворились в едва заметных отсветах, окружавших в этот час каждого дюка.

— Во имя Творящих и Хранящих! — произнесли Уходящие.

— Обретённого не отнять! — ответствовали остающиеся.

Затем, Пкар и Льемкар взялись за руки. Запели, превращая свою заканчивающуюся жизнь в память. Сделали первый шаг с помоста. И двинулись сквозь расступившуюся толпу в сторону моста через Реку. Сияние почти полностью скрыло Уходящих. Остающиеся некоторое время следовали за ними. Потом остановились, чтобы не мешать идти.

Песня становилась всё тише. Свет же разгорался и разгорался. Наконец, он вспыхнул столь ослепительно, что все на несколько мгновений отвернулись…

…Старики исчезли. На месте, где они только что стояли, лежали две гладиолусных луковицы. Лиловая и золотая…

VI

Отдав свои Круги Справедливости, они взялись за руки, запели и налегке шагнули вперёд. Свет, отделявший Пкара и Льемкар от остальных разгорался и разгорался. Они почувствовали, как меняются их тела, растворяясь в сиянии. Потом яркая вспышка легко подняла их и заботливо, как двух птенцов перенесла куда-то совсем далеко от Цагрины. Так же осторожно поставила на землю и рассыпалась мириадами сверкающих росинок…

…Они стояли на лесной опушке и вдыхали пьяный аромат утренней хвои. Под ногами заманчиво вилась тропинка…

— Всё кончилось? — удивлённо промолчала дюкса. — Неужели так быстро?

— Похоже, это только начало… — задумчиво ответил дюк. — Внимательно посмотри на дорогу.

Вглядевшись, Льемкар заметила, что, сколько бы они ни делали шагов, тропа, как золотистый ковёр разворачивалась перед ними, и сразу исчезала сзади.

— Это наш путь. Добрый знак! — сказал Пкар. — Редко, но бывает, что Уходящих выносит на чужую дорогу и они долго и мучительно плутают в поисках своей. Ну, что постоим ещё или пойдём?

— Не знаю… Как хочешь… — улыбнулась жена. Помолчала несколько мгновений и добавила. — Здесь так красиво, что танцевать хочется!..

— Чудесно! — весело ответил ей муж. — Значит, так и поступим.

И прежде, чем Льемкар успела что-либо ответить, Пкар отвесил изящный поклон, запел и повёл её в причудливом танце. Дорожка быстро приноровилась к ним и ложилась как раз под ноги.

Незаметно для себя они пересекли почти весь лес. Тропка давно превратилась в широкую дорогу. Устав танцевать, дюки пошли медленно, как привыкли в последнее время. Шли, всё больше удаляясь от Немыслимых Пределов и пытаясь разглядеть тот мир, где им предстояло теперь жить…

VII

Всё ещё держась за руки, Пкар и Льемкар вышли на прекрасный луг, сплошь усеянный диковинными цветами, а за ним увидели высокий Замок. Оставалось сделать ещё сотни полторы шагов. Подойдя почти к самым воротам, они увидели совсем молоденькую дюксу, сидевшую на большом валуне и растерянно озиравшуюся вокруг.

— Нам по пути? — промолчал старый дюк.

— Наверное, нет… — несколько отрешённо ответила незнакомка. — Я ещё не была… Дюк, к которому я шла, не назвал моё имя. Я ждала очень долго, а потом, сама не знаю почему, повернулась и куда-то пошла. Очнулась я здесь. В Замок меня не пускают, но и в сон мне теперь не вернуться…

— И давно ты здесь? — Пкар отчего-то смутился.

— Похоже, несколько часов… И что теперь делать — совершенно не знаю. Иногда мне кажется, что я слышу голос, который меня окликает… Но ведь этого не может быть, правда?

В поисках поддержки старик обернулся к своей спутнице. Льемкар долго стояла, глядя в далёкое прошлое. Молчала, теребя в пальцах травинку. Потом повернулась к безымянной дюксе:

— Я знаю, каково это… Мой муж, с которым я прожила долгую и прекрасную жизнь, когда-то испугался, что назовёт меня не тем именем. Он молчал, а я не могла ему ничего подсказать. Мы долго смотрели друг на друга, а потом я повернулась и пошла обратно в сон, надеясь, что ещё вернусь. И оказалась на этом лугу. Даже на камне том же сидела, — она немного подумала и продолжила. — Так продолжалось, наверное, несколько — часов. Мне казалось — прошло два столетия. Потом мне почудилось, что кто-то зовёт меня. Я с трудом поднялась и пошла туда, откуда доносился невнятный призыв. Куда идти, я не знала. Просто шла по какой-то странной дороге. Она вывела на границу яви и сна. Вокруг было совсем темно. Но мой будущий муж звал меня по имени. Опираясь на его зов, я шла всё дальше и дальше… Так вот и вышла к нему… — закончила Льемкар.

— Ты полагаешь, почтеннейшая госпожа, тот дюк тоже меня зовёт? — с надеждой подняла взгляд юная дюкса.

— Уверена! — промолчала старая, отчего-то вспомнив всегда печальное лицо Кутерба. — Бывает ведь так, что дюки замешкавшись, спохватываются… Я думаю, что есть кто-то зовущий тебя годы, а может быть и века…

— А если я ошибаюсь?

— Он тоже боялся ошибиться… Сама видишь, что из этого вышло… — мягко, но настойчиво произнесла Льемкар. — Что бы ни случилось — ты должна быть! Иди к границе. Я знаю, что ты боишься… Там ты или услышишь своё имя, или останешься навсегда сном. Тогда ты просто сделаешься одной из тех, кто помогает дюксам прийти в Ближний Мир. Это ведь тоже важно, правда?

Безымянная рассеянно кивнула и прислушалась.

Некоторое время все трое молчали. Наконец, молодая дюкса решительно встала:

— Кажется, он называет меня Асгуптель… — загадочно улыбаясь, сказала она. — Спасибо вам, Уходящие! Радости и покоя в Неведомом Городе!

Не дожидаясь ответа, она быстрой и лёгкой походкой двинулась туда, откуда держали путь старики. На мгновение замедлила свой шаг и обернулась:

— Мы тоже когда-нибудь придём сюда…

— Прощай, Приходящая! Светлой тебе дороги! — промолчала ей вслед Льемкар.

Затем она снова взяла Пкара за руку, и они двинулись к Замку, медленно распахивавшему свои ворота.

VIII

— Асгуптель! — безмолвно кричал Кутерб, задыхаясь от безнадёжности. — Тебя… зовут… — Асгуптель!

Всю ночь дюк метался как в бреду. Ему снова снилась дюкса. Та и единственная. Снилась так же отчётливо, как и в последний раз, много и много лет назад, когда нелепость разлучила их, казалось, навсегда. Она стояла и смотрела на него прекрасными и таинственными глазами. И, кажется, улыбалась. Кутерб, как заворожённый вглядывался в такой любимый и недосягаемый облик, и беззвучно шептал:

— Вернись, Асгуптель…

Со всех сторон навалилась темнота и снова скрыла дюксу. Дюк слышал какие-то неясные звуки совсем рядом. Пытался разогнать мглу. И всё глубже тонул в ней. Тонул… Тонул…

И вдруг почувствовал, как на его лоб ласково легла тёплая и лёгкая ладонь.

— Успокойся, Кутерб — всё позади! Я пришла к тебе. Навсегда… — замирающим пульсом зазвенели в его сердце слова.

Он проснулся. В комнате было светло. У изголовья сидела Асгуптель. Кажется, настоящая… Боясь в это поверить, дюк некоторое время лежал неподвижно. Потом сел:

— Откуда ты здесь?

Вопрос был явно нелеп.

— Ты всё-таки назвал моё имя, — улыбнулась дюкса.

— Где ты была так долго?

— Далеко отсюда. Я дошла почти до Замка. По счастью, войти туда не смогла. Вот и сидела возле него на камне и не знала, что делать дальше. Иногда мне даже казалось, что ты зовёшь меня.

— Я звал.

Дюкса кивнула:

— Знаю. Но тогда — не решалась поверить. — Она задумалась, а потом продолжила. — В результате я потеряла свой путь. Потом ко мне подошли двое стариков, шедших из Ближнего Мира. Дюкса долго говорила со мной… О себе рассказывала. Не знаю уж как, но она помогла услышать тебя. Ты называл моё имя. Я ухватилась за твой зов, как за верёвочку и пошла по нему. Когда я оказалась в этой комнате, здесь было очень темно. Я зажгла свет и увидела тебя…

— Спасибо тебе, премудрая Льемкар за последний подарок! — беззвучно прошептал Кутерб. — Жаль, что уже не смогу сказать того же, глядя тебе в глаза.

— Мы успеем… Я хочу сказать, что когда-нибудь мы обязательно сделаем это… Когда придём в Замок вдвоём, — Асгуптель несколько осеклась, внимательно разглядывая Кутерба. — Странно… Я всё такая же, как в тот злополучный день, а у тебя уже волосы начали седеть… Сколько же времени меня не было?

— Немногим более трёхсот лет…

— Мне показалось, что несколько часов. Как же ты жил?

— Днём — как все. По ночам — звал и ждал отклика. И снова звал. А ты всё не приходила…

— Теперь всё закончилось! — попыталась успокоить его Асгуптель.

— Теперь-то всё и начинается… — едва различимо промолчал Кутерб.

Он неотрывно смотрел на Пришедшую. Она, действительно, была немного похожа на Илсу. То ли цветом глаз. То ли рыжеватым отблеском тёмных волос. Но Асгуптель была лучше. Потому что она была. Настоящей!

И она была его женой.

ВОДЫ БЕЗ ПЛЕСКА

I

— Она разрушена… Все погибли… Даже маленькие дети… Птицы задыхаются и падают… Деревья горят… Плоды сыплются прямо в огонь… Цветы кричат… Всё… всё уничтожено… Совсем…

— Очнись, Римэ! Это всего лишь сон…

Уже несколько минут Кинранст пытался привести жену в чувство. Наконец, она с трудом открыла глаза. Некоторое время всматривалась в предутренний полумрак. Потом теснее прижалась к Волшебнику, как будто только стук его сердца мог защитить её от пережитого ужаса, и по-детски разрыдалась:

— Там… было… такое… — пыталась объяснить она между всхлипами.

— Что ты видела? — спросил он почти равнодушным голосом, даже не надеясь, что жене примерещился обычный ночной кошмар.

— Амграману, — как бы нехотя ответила Римэ. И снова умолкла.

— Дальше! — повелительно потребовал Волшебник.

— Бурый огонь. Он жёг всё и вся без разбора. Ему невозможно было противостоять. Что-то вроде огненного зелья… Даже сбежать не удавалось.

— Это была стихия? — на всякий случай спросил Кинранст, хотя прекрасно знал ответ.

— Нет. Это сделали какие-то люди в одинаковых одеждах. По-моему их послал нынешний Правитель. Там, где они проходили, занимался огонь. Он был настолько страшен, что больно было даже камням…

— Ясно… Это уже случилось? — вопрос холодными каплями замер на губах Волшебника.

Римэ задумалась и отрицательно покачала головой:

— Произойдёт. Довольно скоро. Но не завтра и не послезавтра. Наверное, около недели у горожан есть. Их необходимо предупредить… — она некоторое время молчала, потом спросила. — Ты же умеешь проходить сквозь времена… Может быть, и людей так выведешь?

— Я не мог взять с собой даже тебя… — тихо произнёс он.

— Что же делать с амграманцами?

— Как что? Уводить из города, конечно! Мест, где можно укрыться хотя бы на время, хватит на пол-Сударба. А и нам необходимо перебираться поближе друг к другу. Не то выследят нас поодиночке… Тогда все погорим…

II

Волшебник сделал всё возможное, чтобы отвести глаза шпионам Его отнюдь не законного Величества. Амграмана спешно переезжала. Это было печально, но всё-таки намного веселее, чем терпеть издевательства императорских прихлебателей. Нервная суматоха постоянно разряжалась вспышками хохота, к которому местные жители привыкли гораздо больше, чем к ссорам. Уже несколько дней горожане, паковали имущество и покидали родные места. Одни предпочитали присоединяться к торговым караванам и разбредались кто куда. Другие выходили по тайным тропам, проложенным дюками, и бесследно растворялись на просторах Сударба. Третьих, по перемещающим коврикам бывших Квадр доставляли в места, считавшиеся относительно безопасными.

— Дожили! "Гладиолус" закрывать приходится… Ну, что за люди? Вечно им кто-то мешает — то дюки, то мы! Ну, раз так, уходя, повешу старую вывеску… Пусть бесятся! Жаль я этого не увижу, а то вволю бы посмеялся!

Судя по всему, Рёдоф давно был готов к такому повороту, поскольку вывеска была тщательно покрашена, а каждая буква обведена таким ярким цветом, чтобы издали бросаться в глаза. Название гостиницы, всегда казавшееся несколько издевательским или, по крайней мере, шутливым, сейчас смотрелось, как гордое имя большого корабля.

— Интересно, где они теперь нормальную-то еду найдут? Ну и поделом — пускай всякой пакостью питаются! — ворчал Хозяин гостиницы себе под нос, пакуя объёмистый узел. — Даже занятно, давненько мне не приходилось спасаться бегством. Лет этак… Да не помню я сколько…

Он присел на готовый тюк и задумался, вспоминая события последних пятидесяти лет. И как-то незаметно задремал. Из полусонного состояния его вывела тётушка Шалук, стоявшая в дверях руки в боки и что-то пытавшаяся ему объяснить:

— … а ещё, хороший мой, обязательно прихвати с собой эти два мешочка!

— Зачем? Можно подумать, что во всём Сударбе не найдётся для неё ни луковицы ни тряпки. Ты бы, хорошая моя, лучше винные подвалы покрепче заперла! А то, не ровен час, разграбят ещё… Чем, когда вернёмся, постояльцев угощать будем?

— Так ведь тряпьё много места не займёт, а в хозяйстве всегда пригодится. Мало ли кого по кухне гонять придётся. И потом, хороший мой, здесь и твои четыре луковицы! — расхохоталась женщина.

Шалук подошла к Хозяину, хитро улыбаясь, посмотрела снизу вверх и тихонько шепнула:

— А за вино, хороший мой, не волнуйся. Я не просто заперла подвалы — заколдовала их так, что никто, кроме своих, даже и найти не сможет.

— Что-что? — совершенно опешил Рёдоф — Заколдовала?

— Надеюсь, хороший мой, ты не думаешь, что я умею только готовить да с детишками возиться? Кстати портрет из большого зала спрятан в том же подвале….

Что тут можно было ответить? Вот и Садовник промолчал… Потом подхватил свою верную спутницу на руки и закружил с ней по непривычно пустой комнатке…

III

На следующий же день после ухода Пкара и Льемкар Рьох рассказал всем об угрозе, которую чувствовали старые дюки в последние дни своей жизни. Дважды объяснять не пришлось. В тот же день выставили первый дозор в Мерцающих Проходах. Поначалу всё вроде бы шло как обычно. Разве что вода в потоке иногда как будто подёргивалась пеплом. Потом дюки стали замечать, что клан лежбиков, обитавший рядом с водопадом, начал быстро расти. Невесть откуда стали прибывать всё новые семьи. Многие звери были насмерть напуганы, а некоторым даже требовалась помощь дюкс.

Пора было возвращать Тильецад. Однако экспедицию пришлось отложить, потому что сначала принимали в клан Асгуптель. Потом на дюков свалились обычные хлопоты конца лета. А затем, неожиданно для большинства, Харомоса ушла к Светящимся Водам. Радостным было возвращение дюксы, но и тревожным. Молодая мать рассказывала, что почти придя к родовому источнику, увидела нескольких лежбиков, отправлявшихся умирать. Правда, в самом гроте всё пока оставалось по-прежнему.

Маленький дюк назвался Падгером и принял Дары. Теперь ничто не мешало предпринять вылазку в Тильецад. Решено было, что туда отправятся четверо юных первопроходцев, а также Окт с братьями, Рьох, Тека и Кутерб. Взрослые хотели обойтись без мальчиков, дабы не подвергать их лишней опасности. Однако, своенравные юнцы заявили, что в таком случае они или не покажут дорогу, или сбегут и станут пробираться через руины Тильецада сами. Решив выбрать меньшее из двух зол, мужчины согласились, взять парней с собой, но только в качестве провожатых. Младшие хитро переглянулась и, прикинувшись невероятно послушными, подозрительно быстро приняли это условие.