Возвращение Отобранного 14 page

— Одеваться! И скажи Императору Арниту, что я встал!

Вот так! Первый шаг был сделан вчера. Второй — сейчас. Сколько же их ещё на пути к тому, чтобы стать настоящим Императором?

III

Неловкая тишина воцарилась в зале, где собрались все, кроме августейших особ — слишком уж велики были горе и неизвестность. Странно смотрелись друзья в почти одинаковых траурных одеяниях, в тёмных и тусклых оттенках которых, как в опустившейся грозовой туче без остатка тонул дневной свет. Переговаривались мало и тихо. В основном, переглядывались.

Наконец, дверь распахнулась. Вошли Император и его Наследник. Лица их были спокойны настолько, что лишь друг мог заметить скорбь, затаившуюся в самых глубинах таких похожих глаз Соправителей. Арнит некоторое время молчал, по очереди смотря в лицо каждого из своих друзей и вассалов. Ему пришлось выдержать горячий шквал их ответных взглядов. Потом Государь тяжело вздохнул и глухо произнёс:

— Я не знаю, что пристало говорить в подобных случаях… Извинения — бессмысленны. Соболезнования — нелепы. Поэтому давайте сразу о главном…

— Мисмак! Ты и… — Император осёкся. — … она воспитали прекрасного сына. Я понимаю, что никакие благодарности и награды не восполнят тебе потерю Сиэл. Но, может быть, тебе станет несколько легче, если Кайниол станет Наместником Дросвоскра?

Тёплый отсвет на краткий миг озарил неживые глаза Мисмака. Он слегка неуклюже поклонился. Арнит тем временем продолжал:

— Мой Наследник отправится туда не один. В помощь ему даю Отэпа и Таситра — двух самых мужественных людей, каких только можно себе представить.

— Очень надеюсь на вашу поддержку, защиту и дружбу! — едва заметно улыбнулся им Кайниол.

Император перевёл дух и продолжал:

— При дворе осталось ещё одно свободное место — пост Личного Императорского Советника. Хаймер! Задолго до нынешней встречи я понял, что если бы на месте Цервемзы был ты — я не допустил бы доброй половины своих ошибок. Возьмёшься ли ты мне помогать?

— С радостью бы, сир… — Первооткрыватель поклонился и задумчиво промолвил. — Если вы прикажете, я, безусловно, приму предлагаемую должность, но… Осмелюсь заметить, что мы: оба воина, Мисмак и я — этой ночью обсудили предполагавшиеся назначения… — он несколько замешкался.

— Ты хочешь предложить кого-то другого? — настороженно спросил Император, задумчиво постукивая пальцами по подлокотнику.

— Да, сир! Полагаю, что Отэп справится с должностью Советника не хуже, чем сделал бы это я.

— Продолжай… — произнёс Арнит.

— Он человек военный, а стало быть, в большей мере, чем я сможет обеспечить личную безопасность Вашего Величества. А вот Его Высочеству ещё долго будет нужен совет… — Хаймер позволил себе подмигнуть Кайниолу.

Император молчал долго… Потом сказал:

— Пожалуй ты прав…

Обычно государственные назначения в Сударбе проходили намного торжественнее. Но не до того сейчас было — предстояло решить самый трудный вопрос…

— Что касается… моей супруги… Ревидан будет похоронена, как и подобает. С почестями. Пусть напоследок порадуется моему вниманию! Я это заслужил в полной мере, — саркастически изрёк Император. — Мисмак и Кайниол, как и где должна упокоиться… Сиэл?

— Сир, дозвольте мне самому доставить жену в Дросвоскр. Причём, на экипаже. Нам нужно проститься без свидетелей. Пусть ждёт своего Корабля там, где была счастлива…

— Будет так! — не сговариваясь и даже не переглядываясь ответили Соправители.

— И вот что… — Арнит не знал, как начать, потом решился. — У меня есть ещё один долг. Кайниол, Хаймер и Отэп, очень прошу, останьтесь на полдня. Нам с вами предстоят ещё одни похороны… Как звали того благородного дюка?

— Превь, — подсказал Кайниол.

— Полагаю, что мне известно место, где он должен быть погребён… Поможете?

Они кивнули.

— Хорошо… Секретарь разошлёт соответственные документы по Сударбу…

IV

По лестнице, ведущей из жилых комнат в общий зал, торопливо шлёпали чьи-то босые ноги. Тётушка Шалук разогнулась от работы, думая, что это кто-то из мальчиков, однако в дверь вбежала Римэ. По тому, насколько она была небрежно одета и растрёпана, пожилая женщина испугалась, не вернулось ли к Прорицательнице с таким трудом изгнанное безумие. Однако, даже беглый взгляд успокоил хозяйку — глаза у Римэ были вполне здравы.

— Что ж ты, хорошая моя, босиком-то ходишь? Не маленькая уже, — уютно, как кастрюлька с молоком заворчала Шалук, и осеклась. — Что-то случилось?

Некоторое время Римэ молчала, собираясь с духом. Потом села. Усадила рядом хозяйку и тихо сказала:

— Беда у нас! Сиэл погибла…

— Что ты! Что ты, хорошая моя… — недоверчиво замахала на неё рукой Шалук, с ужасом понимая, что та говорит правду. — Не может быть! Там же Мисмак и Хаймер, и Отэп и этот мальчик. Как же его? Таситр! Да и Кайниол наш никогда маму в обиду не даст… Нет! — говорила она бессмысленные успокаивающие слова, чувствуя, как сами собою набегают слёзы. — Да как же это, хорошая моя? Совершенно того не может быть…

— Я видела… — с нажимом произнесла Прорицательница, - У неё был танцевальный поединок с женой Императора. Они несколько часов кряду сражались. Наша Сиэл победила и совсем уже собралась уходить. А потом упала и умерла… Завтра Мисмак привезёт её домой.

Тётушка Шалук тихо и горько плакала. О том, чем заканчиваются танцевальные поединки, она знала не понаслышке.

Римэ била крупная дрожь. На пороге появились брат Мренд и Кинранст.

— Ты уверена? — спросил Волшебник, укутывая хрупкие плечи жены пледом.

Она только прижалась пылающей щекой к его руке.

— Я тоже это видел, — ответил за неё Художник.

Он достал из своей неизменной папки листок. Поначалу на нём не было видно практически ничего. Потом стал заметен клубящийся огненно-дымный вихрь. Наконец, через него проступили два женских лица. Одно из них было искажено ненавистью, страхом и смертным сожалением. Другое, нарисованное вполоборота, спокойно и торжествующе смотрело, как будто из другого мира. Казалось, Сиэл прощается со всеми, кого любила.

— Мальчики! — всполошилась Шалук.

В зал вбежали два хохочущих тоненьких, похожих на Мисмака паренька, тащивших по громадной охапке цветов. Следом размашисто шагал Рёдоф. Замыкала шествие, слегка притомившаяся от долгой прогулки, Риаталь.

Брат Мренд попытался поспешно спрятать листок, но младший из мальчиков радостно крикнул:

— Там мама нарисована! Какая красивая! А куда она уходит?

— Дай сюда! — всмотрелся в рисунок старший и тихо спросил. — Дед! Она не вернётся?

Старик, очевидно объяснивший детям, что мама отправилась помогать Кайниолу, тяжко вздохнул и, потрепав паренька по дымчатым вьющимся волосам, глянул в заплаканное лицо Шалук и пробурчал:

— Похоже, что так…

Риаталь охнула, села и прикрыла руками живот. Она изнывала от неизвестности, но так и не решилась спросить, что с Хаймером.

В зале воцарилась такая тишина, какой там не было с момента исчезновения дюков.

— Да, и вот ещё что… — совершенно потерянным тоном добавила Римэ. — Арнит признал Кайниола своим Наследником и Соправителем…

V

Воспользовавшись первой же возможностью, тётушка Шалук покинула зал и отправилась в один из самых дальних подвалов…

Давным-давно, когда она жила в других краях далеко от Дросвоскра, ей тоже пришлось пройти через танцевальную дуэль с ведьмой, погубившей всю её родню. Та хотела заполучить в ученицы маленькую дочь, тогда ещё совсем молодой Шалук. Обещала сделать из девочки великую волшебницу, научить обходить Квадру… Только цену заломила уж слишком высокую — доброе и певучее детское сердечко должно было навсегда остыть… Могла ли такое допустить мать? Отказала она злой колдунье. Та ушла, но в покое девочку не оставила — видно всё надеялась улестить.

Тогда муж Шалук, парень честный и добрый, прогнал злодейку прочь из города. Казалось, всё улеглось… Но через неделю он заболел и несколько дней мучительно умирал. Тогда молодая вдова не связала его гибель с именем ведьмы — слишком уж больно ей было.

Потом, когда горе стало слегка утихать, на Шалук обрушился просто шквал смертей. Чем-то отравился отец. Споткнувшись едва ли не на ровном полу, зашиблась насмерть мать. Погиб на охоте брат. Даже по дальним родственникам и друзьям прошлось проклятье злой колдуньи.

В конце концов, из всего рода остались только Шалук, да её дочь. Пришлось им бежать из дому и долго скрываться. Но нашла их злодейка и потребовала девочку себе. И снова отказала Шалук. Не успела она произнести своё "Нет!", как малышка упала замертво.

Хотела сбежать колдунья, но не пустила её обезумевшая от горя мать — вызвала на бой, от которого нельзя было отказаться. Трое суток без перерыва танцевали волшебницы — откуда только силы брались? Нечего было терять Шалук, сражавшейся за всех своих безвинно погибших, за тех, чьи души навсегда остудила злая ведьма. Сильна и коварна была колдунья, но боль и память оказались сильнее — Шалук победила. Потом похоронила дочь и навсегда ушла из родного города.

Долго скиталась она по Сударбу, пока не оказалась в Дросвоскре. А дальше всё было просто — она поселилась неподалёку от "Неудавшегося гладиолуса". Стала помогать хозяину гостиницы. Однажды навсегда осталась в его доме. Сколько раз потом Рёдоф предлагал пожениться — она лишь отшучивалась. На самом же деле она всегда боялась, не прокляла ли чародейка и её — второй раз терять любимых людей Шалук не могла… Никому и никогда не рассказывала она о себе. Да и сейчас собиралась промолчать. Зачем добавлять воспоминания о своём горе к чужой боли? И помочь никому не поможешь, и себя растравишь.

Поэтому она сидела на перевёрнутом бочонке и безутешно плакала обо всех сразу…

Рёдоф нашёл её лишь через час. Увёл совершенно закоченевшую в дом. Как маленькую уложил в постель. Сгрёб в свои могучие объятья и долго не отпускал, как будто боялся потерять. Он никогда не задавал своей женщине вопросов о прошлом — знал лишь, что разных бед она хлебнула с лихвой. На этот раз старик почувствовал, что ей необходимо выговориться. И тогда он тихонько попросил: "Расскажи!"

VI

Тело Сиэл было доставлено в Амграману на самом лучшем экипаже, какой только находился в распоряжении Императора. Сопровождали его всего двое: Мисмак и Тийнерет. Когда бы не внезапное горе, сын Мэнигского Садовника, никогда ещё так далеко не выезжавший из Амграманы, наслаждался бы неожиданным отдыхом и непривычным комфортом. Ехал бы и неспешно любовался диковинными видами, которые проплывали перед волшебными окнами… Сейчас же он сидел на мягких подушках и невидящими глазами глядел на лицо жены — уже такое далёкое, и одновременно такое живое и о чём-то думал…

То ли о том, сколько не успел или не сумел сказать ласковых слов этой женщине, подарившей ему четырнадцать с лишним лет счастья. То ли о том, как объяснит младшим сыновьям, почему мамы больше нет. И никогда не будет.

То ли о том, что странным образом повторяет судьбу отца. Только Рёдоф, когда умерла его жена, был ещё весьма молод, а сам Мисмак — малышом. Поэтому, когда в жизнь хозяина "Неудавшегося гладиолуса" вошла улыбчивая Шалук, это оказалось настолько естественно, как будто по-иному и сложиться-то не могло.

Сиэл… Она была лучше всех… Никогда не найдётся та, что сможет её заменить. Теперь Мисмака ждало бесконечное одиночество. Наверное, ко вдовству можно будет привыкнуть. Возможно, когда-нибудь боль притупится. Даже утерянная любовь покажется чьей-то чужой и несбыточной сказкой.

А, может, Мисмак думал о той судьбе, которая уготована его старшему сыну. Кайниол ещё не понимает, что прежних отношений между ними не будет. Арнит может говорить и даже думать что угодно, быть убеждённым в правильности выбранного пути, строить любые светлые планы на совместное правление. Но потом натешится да и бросит… Как и всё, за что брался в своё время. Император, вероятно даже не понял, что Сиэл погибла, защищая и его тоже… Да! Поиграет Арнит с новой игрушкой, а потом Кайниола ждёт жестокое разочарование.

Скорее же всего — Мисмак вообще ни о чём не думал, а лишь полулежал на мягких валиках, обняв Тийнерета, и смотрел на становившееся всё более незнакомым лицо Сиэл. Кот прижался к хозяину, завёл уши и утробно подвывал. Так он оплакивал единственную женщину, которая умела его понимать без слов.

Погружённые в свои мысли они не заметили, что экипаж давным-давно остановился у дверей "Гладиолуса". Дверца с силой распахнулась и внутрь кареты сунулась слегка растрёпанная голова Рёдофа:

— Значит правда? Брат Мренд и Римэ кое-что видели… — как-то виновато протянул он, едва скользнув взглядом по носилкам.

— Как видишь… — поднял на него потухшие глаза сын.

— Что ещё? — Рёдоф старался говорить резко и отрывисто.

— Арнит признал Кайниола Наследником и назначил Наместником Дросвоскра. Отэп — теперь Советник. Цервемза, по-видимому, бежал… — Мисмак говорил, как будто читал официальный отчёт… Потом попытался встать и снова бессильно опустился на сидения. — Помоги, отец, я смертельно устал!

Дальнейшее поплыло перед его глазами, как дурной сон…

Подошли Волшебник с Художником… Помогли выйти. Римэ протянула кружку чего-то пряного и горячего… Кот бросился к детям, испуганно жавшимся к зарёванной Риаталь… Выбежала Шалук с опухшими от слёз глазами… Рёдоф, как будто не доверяя никому, бережно поднял на руки хрупкое тело невестки, отчего-то ставшее таким тяжёлым.

Очнулся он лишь от отчаянных рыданий мальчиков. Подошёл. Присел на корточки. Положил большие ладони на их дымчатые кудри. И наконец, расплакался так сильно, как не позволял себе с детства.

VII

Арнит старался ни секунды не сидеть без дела, чтобы не оставаться наедине с собой, а уж тем более — с Кайниолом. То, что Император и Наследник рассказали о себе прошлым вечером — лишь объяснило их друг другу. Объяснило, но так и не сблизило…

Ближе к вечеру Арнит, Кайниол, Хаймер и Отэп отправились на то место в саду, где в первые дни после воцарения, Император безуспешно пытался бороться с гладиолусами. Хаймер вспомнил, что об этом же месте в своё время рассказывал брат Мренд.

Никто, включая Первооткрывателя, толком не знал, как дюки погребают своих умерших. Поэтому было решено по древнему обычаю предать земле голову убиенного. В ту же могилу должно было положить и медальон славной Никуцы.

Копать взялся Кайниол, который сейчас снова ощущал себя не столько Наследником, сколько простым мальчишкой из Дросвоскра, который потерял в жизни гораздо больше, чем обрёл. Он прощался со своим старым другом, а потому никому не доверял обустройство места его последнего упокоения.

— Я помогу? — спросил Арнит, не позволявший себе думать о том, насколько он виноват перед сыном, Сиэл, дюками, и оттого думавший только об этом.

Кайниол неопределённо хмыкнул, но подвинулся.

Арнит кивнул, скинул камзол и остался в одной рубахе. Они работали молча — такие похожие от взгляда и до жеста. Рыхлая на вид земля отчего-то никак не хотела поддаваться. Она вязла на заступах и смыкалась как вода, едва Император и Наследник хотя бы на мгновение прерывали работу. Наконец, она вдруг раздалась, открыв нечто вроде небольшого каменного склепа. Отчего-то никто не удивился, увидев его. Словно так и должно было быть! Спустившись внутрь, друзья обнаружили там валун, похожий на погребальную скамью. Голову благородного Превя положили на камень. Рядом лёг медальон Никуцы. Речей говорить не стали — и так всё было ясно. Мужчины встали с четырёх сторон от камня и простёрли над ним руки в прощальном приветствии. Почти сразу их окутало мягкое облако, постепенно сгустившееся над погребальным ложем. Когда оно рассеялось — камень опустел…

— Кажется, мы всё сделали правильно! — сказал Хаймер, выбираясь из склепа.

Остальные двинулись за Первооткрывателем. Вход пещеры замкнулся сам собою, едва не прищемив пятку шедшего последним Императора. Отэп в последний момент успел оттолкнуть друга…

Когда обряд был завершён, полянка приобрела почти прежний вид, если не считать того, что из самого её центра стремительно проросли четыре упругих стебля в окружении острых листьев. Потом развернулись бархатные цветы, подобные тем, которые Хаймер видел в Тильецадском патио. Арнит впервые увидел, насколько прекрасны гордые цветы, и в который раз его накрыло ощущение упущенного и безвозвратно потерянного…

Он задумчиво побрёл к своей любимой беседке. Свита двинулась за ним. И вот уже все четверо стояли над берегом Песонельта и смотрели на ленивую речную воду.

— Смотрите! — воскликнул вдруг Кайниол, указывая куда-то вверх по течению. — Гладиолусы плывут!

— И сколько… — потрясённо охнул не слишком склонный к сантиментам Отэп.

Хаймер, ещё помнивший те цветы, которые росли в саду у родителей, знакомый с амграманскими и тильецадскими чудесами, лишь восхищённо промолчал.

У Арнита скользнуло какое-то смутное воспоминание, которое, впрочем, тут же и развеялось…

VIII

— Откуда это у тебя, мама? — как всегда одновременно спросили Колв и Девьедм, внимательно глядя на новый светящийся медальон появившийся на груди у Илсы.

Она задумчиво обняла сыновей и промолчала:

— Не знаю… кажется, прах вашего отца наконец-то обрёл покой.

В другом доме Тайронгост спрашивал у Окта:

— Ты всё-таки вернул себе оберег?

Тот не сразу понял, о чём, собственно, речь. Потом медленно опустил взгляд. Недоверчиво ощупал массивный пятиугольник. Пожал плечами и задумался, как будто вглядываясь в другой мир:

— Наверное… Кто-то похоронил Превя… По всем правилам. И ещё… — там же погребли медальон Никуцы…

Примерно то же происходило во всех жилищах равнинного клана. Золотые щиты появились и у остальных. К середине дня все тильецадские дюки, не сговариваясь, собрались в доме Окта.

— Что сказать… Вы сами знаете… — честь наших погибших восстановлена. Теперь ничто не омрачит их жизни в Дальнем Мире. Я не знаю… но, наверное — это добрый знак? — глава клана поискал глазами Рьоха.

— Добрый! — на удивление немногословно подтвердил старик. — Пкар говорит, что со вчерашнего вечера по реке плывут гладиолусы.

— Наверное, надо посмотреть, что делается в Мерцающих Проходах? — отчего-то испуганно покосившись на Сбара, предложила Харомоса.

Вскоре равнинный клан, к которому присоединялись дюки горного и речного направились к пещерам.

Река, мимо которой они держали путь, казалась сплошным ковром из цветов: больших и маленьких, ярких и не очень. Примерно то же зрелище ожидало их и в гротах. Лежбики встретили пришедших прямо у входа и проводили к водопаду. Вертикальный поток поднимался ввысь, унося с собою всё новые и новые цветы, летевшие к его струям подобно изящным птицам.

Даже привычные к чудесам, дюки были потрясены. Они стояли, любуясь невиданным зрелищем. Рьох вглядывался в поток цветов пристальнее всех, а потом промолчал:

— У наших друзей там — большие перемены. Есть непоправимые потери. Похоже Сударб ждут тяжёлые времена. Очень скоро людям понадобится наша помощь… Осталось лишь выход отсюда найти.

XIX

Арнит не представлял себе, что на свете бывает такое одиночество. До сего момента он вообще никогда не задумывался, зачем ему другие люди, кроме тех, кто может ему что-нибудь дать. Неважно кто это — друзья, слуги, любовницы. Так повелось с самого его воцарения, а то и раньше. Теперь как никогда он нуждался если не в любви, то хотя бы в понимании и поддержке. Порыв, заставивший Императора резко изменить взгляд на мир, прошёл, но отступать уже было некуда — прежняя, да и вообще жизнь, похоже, кончилась безвозвратно. Осталась лишь неправедно добытая, хотя и законная власть. Да ещё судьба страны, которой глубоко наплевать на то счастлив или нет её Правитель.

Таситр, Кайниол и Хаймер соскочили с коврика неподалёку от площади Великого Совета. Наследник решил пройтись по городу, чтобы прийти в себя перед тем, как возглавить погребальную церемонию. Меньше чем за неделю мальчик повзрослел на дни и годы. Ему просто было необходимо побыть одному. Поэтому, отправив друзей в "Гладиолус" Кайниол побрёл по самым любимым своим закоулкам, не узнавая знакомых с детства домов. Никто не обращал внимания на богато одетого приезжего юношу — мало ли кому захотелось полюбоваться прекрасной Амграманой. И уж тем паче, никому не пришло бы в голову, что так новый Наместник осматривает свои будущие владения, за которые расплатился уже не только своей жизнью и, похоже, заплатил далеко не полную цену.

Арнит стоял над погребальными носилками Ревидан и нёс какую-то несусветно-проникновенную чушь о своей признательности покойной супруге. Единственными присутствовавшими на похоронах были несколько старых царедворцев, да некоторое количество случайных мэнигских зевак, не пропускающих ни одного мало-мальски значимого события, будь то пожар, похороны или свадьба. Не всё ли равно, какие слова пролетали над кладбищем и улетали в сторону Песонельта? Придворным, стоявшим с выражением крайней скорби на лице, было абсолютно безразлично, о чём шушукаться. Собственно говоря, их даже не сильно волновало, отчего такая цветущая и вполне здоровая женщина, как Ревидан вдруг оставила Императора вдовцом.

Протокол есть протокол, и согласно ему Арнит должен был подробно описать все заслуги и достоинства покойной. Каждый раз, когда он произносил имя Ревидан, сердце рвалось от безнадёжного крика: "Сиэл!"

С самого утра на берегу Песонельта собрались жители Амграманы — город прощался с Лекаркой. А, кроме того, хоть и неподходящий это был повод — нужно было убедиться в том, что сын Сиэл назначен Наместником Дросвоскра и вообще оказался законным Наследником Император. Эту весть никто пока не воспринимал всерьёз. Ну, право же, какой Правитель может получиться из подростка. Траур — не траур, а люди всегда и везде остаются людьми. Многим было просто интересно, как будут себя вести Мисмак и Рёдоф. Короче говоря, посудачить и поплакать было и о чём и о ком. Впрочем, ближе к полудню болтовня прекратилась.

Когда из городских ворот появилась траурная процессия — в воздухе повисла тяжкая тишина. Душным грозовым облаком она накрыла не только амграманцев, но и солдат в бывшей ставке Цервемзы. Ни одного смешка не раздалось со стороны лагеря… Наоборот многие солдаты, до которых тоже дошёл слух о случившемся в Мэниге, почтительно склоняли головы перед погребальными носилками.

Воды Песонельта текли ровно и спокойно — ни одного цветка, листочка или даже щепочки не плыло по его задумчивым волнам. Как будто не было вчерашнего потока гладиолусов… Душа Императора находилась совсем не здесь… До Дросвоскра было всего шестнадцать шагов. Непреодолимых и таких желанных.

Тоскливый церемониал наконец-то подошёл к концу. Император, как и полагалось запер дверь склепа. Повесил колокольчик… Осмотрелся, привычно ища Цервемзу. И вдруг встретился взглядом с Отэпом, к чьему присутствию рядом пока ещё не привык. Обычно отливавшие стальным холодом глаза смотрели понимающе и поддерживающе.

Когда прибыли на погребальный остров и носилки были поставлены рядом со склепом-кораблём, Кайниол удивился разом наступившей тишине. Он ждал, кто же начнёт траурную церемонию. Когда-то давно официальные мероприятия начинал старик-пекарь, который погиб прошлым летом. Иногда — его племянник. Или Рёдоф. Даже Цервемза пытался… И вдруг парень с ужасом осознал, что все, не скрывая откровенного любопытства, смотрят на него. Да ещё на стоявших за спиною Таситра и Хаймера. Особенно на Таситра… Что сулит появление в свите нового Наместника солдата Квадры, пусть даже бывшего и очень мужественного?

А еще, несмотря на горе и растерянность, Наследнику показалось, что в некоторых взглядах сквозит насмешливое ожидание его провала. Правда в глазах Рёдофа и Мисмака, всех друзей из "Гладиолуса", Кайниол прочёл поддержку и одобрение. Он инстинктивно расправил плечи. Подошёл к носилкам. На спокойное и уже потустороннее лицо матери он старался не смотреть…

— Я не знаю, как дóлжно мне обращаться к своим подданным… Слишком уж странный у меня чин… — Кайниол попытался улыбнуться. — Надеюсь, что проститься с мамой пришли только её друзья. Так я и стану к вам обращаться. В вашей совершенной преданности Короне, я не сомневаюсь. Что до того присягать ли на верность Наместнику, Наследнику и Соправителю, или как там ещё меня будут называть… — вспомните, что мама погибла, спасая и меня и Императора… Я же навсегда остаюсь, прежде всего, уроженцем Дросвоскра, сыном Сиэл и Мисмака, и лишь потом — вашим сюзереном.

Вчера мы с Императором, а так же господами Хаймером и Отэпом, более известным вам, как Алчап похоронили останки погибшего при защите Тильецада дюка Превя, а так же медальон благородной дюксы Никуцы…

— Мы поняли, что происходило нечто подобное! — раздался звонкий голосок бабушки Дьевмы. — По Песонельту столько гладиолусов несло!

— В Мэниге было то же самое… — Кайниол помолчал, как будто пытаясь разглядеть те, другие похороны, а потом продолжил. — Хотя по правилам нужно упомянуть все заслуги Сиэл из Кридона… я не стану этого делать… — те, кто знал и любил её, будут долго с добром вспоминать… Я же скажу только, что сейчас в столице Сударба похоронили императорскую супругу Ревидан, пытавшуюся погубить и Государя и меня… Мама вызвала её на поединок и победила…

Дальнейшее Кайниол запомнил плохо. Кажется, он ещё что-то говорил. Потом носилки с телом Сиэл занесли в склеп. Сын запер за матерью дверь. Повесил колокольчик. Обернулся на воды Песонельта. По реке снова плыли гладиолусы.

Так мир дюков прощался с Сиэл.

X

Арнит и Отэп сидели в любимой беседке Императора и смотрели на вечерние воды Песонельта, в которых тонули последние солнечные лучи. В закатном свете они не сразу заметили, что вода полна цветов. Поток гладиолусов шёл откуда-то издалека… Друзья сидели и молчали. Долго. Давно уже стемнело, но они сидели впотьмах. Оба знали, что думают об одном и том же…

— Арнит! — наконец, решился Отэп. — Летать я, конечно, тебя не научу — сам не умею. Но кое-что сделать для тебя могу. Идём-ка! — сказал он, одновременно открывая свою сумку.

Император не сразу понял, к чему клонит друг. Как во сне протянул Отэпу руку. Шагнул, на расстелившийся перед ними коврик. И пришёл в себя только на погребальном острове в Дросвоскре. Воин зажёг предусмотрительно прихваченный светильник. Немножко подумал. Сориентировался и повёл друга к месту, где покоилась Сиэл.

— Я подожду на берегу, — тихо сказал Отэп.

— Спасибо! — ответил Император.

Он осторожно подошёл к склепу. И вдруг вспомнил, как давным-давно, он поссорился с Сиэл из-за какого-то пустяка. Так же, как сейчас он стоял, прислонившись щекой к двери, и звал любимую по имени, робея постучать… Тогда Арниту понадобился час, чтобы засов всё-таки отодвинулся. Теперь всё было по-другому…

Он заплакал. Осторожно провёл по крепким доскам рукой, как будто мог передать свою последнюю ласку той, что спала за этой дверью.

Арнит говорил и говорил. Самые сокровенные слова, которым никогда даже наедине с собой не позволял выйти из глубин души… Всё, что мог сказать пятнадцать лет назад, и какими мог будить каждое утро… Все сожаления, извинения и обещания, всю несбывшуюся радость высказал в ту ночь Император.

Дверь так и не открылась — видно обида была слишком крепка…

— Прощай! — еле слышно произнёс Арнит. — Наш сын не повторит моих ошибок…