Возвращение Отобранного 1 page

ГИБЕЛЬ

I

Что делать, если нужно срочно передать сообщение в обход бдительных солдат, окруживших Амграману настолько плотно, что ни одной лазейки не осталось, и почтовые коробочки тоже перестали действовать, а все попытки отправить послания с голубями мгновенно пресекаются лучниками, бьющими птиц влёт?

По самым потайным, узким и неприступным для солдат тропам из Амгргаманы в Тильецад и обратно засновали курьеры. Эту миссию добровольно взяли на себя кошки. И люди, и дюки с благодарностью приняли их помощь. А что? В Дросвоскре давно подметили, что эти зверьки прекрасно владеют безмолвной речью, находят как минимум две лазейки там, где человек не видит ни одной, а в случае чего могут и сквозь стены проникать. И потом… кому придёт в голову устраивать слежку за всякими там усатыми и хвостатыми, которые шатаются взад-вперёд с непременной мышью или какой-нибудь другой свежеизловленной живностью в зубах? Если добавить к этому некоторое количество сударбских суеверий, то получалось, что коты оказывались почти в полной безопасности и, безусловно, вне всяких подозрений. Случались, правда, иногда и неприятности, когда подвыпившая солдатня начинала в бессмысленном ловчем азарте гоняться с оружием за кем-нибудь из них. Просто смеху ради. Довольно долго мохнатые почтальоны терпели издевательства, ставя превыше всего доверенную им службу. Но когда распоясавшиеся вояки стали использовать кошек как тренировочные мишени, рыцарственные звери объявили когтистую и зубастую вендетту обидчикам. Попадаясь в плен, они задорого продавали свою шкуру и существенно калечили мучителей. Вырываясь же на свободу, они кидались драть солдатскую амуницию, грызть тетивы у луков и активно метили всё, что попадалось на их пути, особенно запасы продовольствия. Так коты вносили посильный вклад в борьбу с насилием вообще и Императорскими войсками в частности.

II

Дюки предполагали, что друзья покинут Тильецад сразу после возвращения Никуцы. Однако люди ни за что не соглашались оставить хозяев замка в одиночестве, собираясь поддержать их хотя бы первое время. Тогда мужчины вознамерились отправить в Амграману хотя бы женщин. Но тут взбунтовались сами дамы. Не в характере Риаталь, а тем более Римэ было оставлять мужей перед боем. Женщины резонно напомнили о том, что самое безопасное в сложившейся ситуации — это держаться вместе. На препирательства не было времени, поэтому кое-как пришли к обоюдному согласию, что в город вернутся двое: брат Мренд, которому необходимо дать возможность избежать прежней судьбы Оделонара, и Сиэл, чтобы находиться рядом со своими мальчиками, особенно с Кайниолом.

Что может быть ужаснее затянувшегося прощания, когда мужчины ходят с многозначительными лицами, а женщины с припухшими глазами?

Наконец, пережив и это, трое котов во главе с Тийнеретом и двое людей пошли кружными, зато безопасными путями. Двигались молча, как заговорщики. Сначала сквозь какие-то, неизвестные даже Хаймеру, галереи в заброшенных глубинах Тильецада. Потом по головоломным узким скальным тропинкам. Затем низкими сводчатыми анфиладами, которые вывели почти к самым воротам "Гладиолуса".

III

— Мы действительно… слишком горды… и упрямы… — Окт то ли винился, то ли жаловался Хаймеру. — Рьох… — мудрый… Он предупреждал… — дюк так разволновался, что и сам не заметил, как сначала перешёл на явную речь, а потом перестал делать свои бесконечные паузы. — Чего было проще — отправиться в Мэнигу, добраться до Императора и просто поговорить… А мы, как всегда, упёрлись: нас сослали в Дросвоскр — и прекрасно, не зовут ко двору — значит, и нечего туда соваться…

Друзья сидели в тильецадском патио. Даже сюда подошли промозглые холода. Вопреки им на клумбе догорали четыре бессменных гладиолоуса. Правда, теперь свет их напоминал тускнеющий осенний закат. Вино давно было допито. За добавкой идти не хотелось. Что-либо объяснять или успокаивать дюка не имело смысла. Первооткрывателю оставалось лишь сидеть и слушать.

— В чём нас только не обвиняли… Даже в том, что мы хотим Императора свергнуть. А зачем… это?.. Нам… хватает… помогать…

Он немного помолчал.

— А вскоре после… как мы пришли в Амграману… из Дросвоскра сбежало несколько десятков разбойников… Кажется… боялись попасть под наше влияние… Они зачем-то говорили… что мы их преследовали… Странные…

Хаймер в общих чертах знал эту историю, но никак не мог вспомнить откуда. Поэтому сейчас жадно ловил каждое слово друга. А тот продолжал свой рассказ, настолько длинный и путаный, что любой другой слушатель давно бы потерял нить. Но Первооткрыватель лишь изредка уточнял детали.

— По слухам… они ушли в Кридон… если и вовсе не за его пределы…

— В Кридон? — переспросил Хаймер. — Вот значит как… — в Кридон.

— Потом к этим… с позволения сказать… беженцам… присоединились несколько мастеровых… Почти все, правда, быстро образумились… и вернулись к своим семьям и ремеслам… по которым стосковались их души и руки… С разбойниками остался только один… кажется, бывший главный амграманский пекарь… Чего уж ему не хватало… теперь никто не скажет… только он бросил всё… связывавшее его с Дросвоскром… Даже жену и детей… Потом возглавил беглую шайку… и окончательно осел… при кридонском дворе…

— Каков он был? — Хаймер вскочил, встревоженный смутным предчувствием.

— Не помню… Высокий… для вашего народа… Грива… ну вроде моей… Грубый… резкий…

— Это всё?

— Что добавить… Вроде кто-то из его потомков… воспитывал кридонского… Наследника… — теперь уже Окт осёкся, поражённый внезапной догадкой.

Друзья переглянулись и одновременно выпалили:

— Цервемза!

— То есть ты хочешь сказать, что нынешний Советник родом из этих мест? — не мог прийти в себя Хаймер.

— Не сам… вот предки — да…

— Хорошо… но даже это не объясняет его ненависти к вам… Хотя в пору нашей дружбы Арнит говорил что-то такое о зверствах дюков, которые чуть ли не беременными женщинами питаются. Я тогда лишь смеялся. Думал, что он из дурных книжек этой ерунды набрался. А он злился и кричал, что один близкий человек изрядно пострадал от длинно…

— Длинномордых?.. Наши враги обычно так нас называют… Что касается… Цервемзы… говорят… всю его амграманскую родню, кроме двоюродного деда-пекаря, уничтожили прорвавшиеся в город разбойники… потом свалили на нас… — дюк печально воззрился на человека. — Ты считаешь, нам надо было… оправдываться?

— Нет. Говорят, что бессмысленно доказывать три вещи: верность, невиновность и то, что ты не бесхвостая лошадь, — помолчав, Хаймер сказал: — Ты ведь не об этом хотел со мной поговорить?

— Ну да… — Окт замялся. — Скажи… ты можешь поверить, что дюку… да ещё главе клана… страшно?

Первооткрывателю странно было это слышать, но он понимающе кивнул.

— Очень страшно… — продолжил дюк. — Я чувствую, что всё идёт не так, как должно было… И предсказание это… ну, которое прекрасная госпожа Вокаявра сделала… И без этих слов было понятно, что кто-то из нас должен будет собой пожертвовать, давая остальным возможность уйти…

Окт замолчал и привычно застыл, снова став похожим на скалу. Хаймер почувствовал, что разговор не окончен. Принёс ещё кувшин. Дюк пошевелился не сразу. Залпом осушил кубок… Ещё помолчал. Наконец, по-видимому, решился и добавил:

— Войны, похоже, уже не избежать?

— Боюсь, что даже не отсрочить… — кивнул Хаймер.

— Самое ужасное, что у нас не осталось сил, чтобы сражаться с помощью магии. Боюсь, что даже задержать противника мы не сможем… Придётся браться за обычное оружие… Не люблю я этого… — Окт сменил тему: — Ладно… Хватит… Пора возвращаться к Никуце… Давно её не видел… Да и дело одно есть…

— Подожди… А почему вы не можете просто уйти? Не из Дросвоскра, а вообще из Сударба… Хотя бы на время.

— Здесь одно из немногих мест, где мы можем быстро восполнять силы. Да и гладиолусы. Они непрерывно цветут с тех пор, как мы сюда пришли. Не бросать же их здесь…

— Бросать, конечно, не стоит… А Мэнигский Садовник? Неужели же он не сумеет их сохранить…

— Да думали мы об этом… Просто не хотелось вас впутывать…

Первооткрыватель вспыхнул:

— А сейчас? Сейчас, стало быть, вы нас не впутываете…

Гривастый гигант махнул рукой, встал и направился к арке, ведущей во внутренние помещения. На полпути он остановился и добавил:

— Хорошо, что вы остались с нами. Сейчас каждый клинок будет на счету… И тебе спасибо, что выслушал… Когда ещё придётся поговорить…

IV

Наместник уже не первый день стоял с войсками в Ларьигозонтской долине. Лагерь был разбит с расчётом на долгую осаду и сражение до победы. По одну руку от Цервемзы пыталась спрятаться в тумане страстно желаемая, но неприступная Амграмана, встречи с которой он ждал всю жизнь. И смертельно боялся сейчас. По другую — высился мрачный враждебный Тильецад. Родина отчего-то упорно не желала знакомиться с человеком, пришедшим надругаться над нею.

Бойцы устали от безделья и с нетерпением жаждали начала битвы. Опоённые или нет, но солдаты оставались солдатами и в отсутствии боя нуждались в каких-нибудь развлечениях. Обычно всё сводилось к пьянкам, дракам да походам к дешёвым девкам. Сейчас же, за неимением последних, вояки налегали на выпивку, отстреливали почтовых голубей да от нечего делать гонялись за кошками.

Императорскому Советнику оставалось отдать последний приказ, чтобы тщательно собранный и подготовленный им военный организм ожил и двинулся в наступление. Один шаг отделял Наместника от воплощения всех его мечтаний и кошмаров. Он вздохнул. Отхлебнул из небольшой фляжки мэнигского вина, тяжёлого, как его вздох. И, наконец, поднял руку…

V

Волны осаждавших разбивались о стены Тильецада, как прибой об утёс. Провианта и воды у дюков хватало с лихвой. Так что особенных поводов для беспокойства у защитников не было. Хаймеру, например, просто доставляло удовольствие любоваться из донжона тем, как тщетно беснуются внизу войска. Другое дело, что рано или поздно морская вода размывает самые стойкие скалы. В принципе, можно было начать обстреливать захватчиков сверху. Или, как в древних историях, начать лить на них кипяток. По крайней мере, так считали люди. Но тут упёрлись дюки. Их вконец допекли бесконечный грохот таранов и солдатские крики, не умолкавшие ни днём ни ночью. Дивный народ признавал лишь два способа ведения войны — с помощью Луча Правды и поединок. Не зная, с чем ещё придётся столкнуться, дюки решили, что не нужно тратить магические силы, а стоит выйти из замка и хотя бы на время отогнать назойливые войска.

Ну что ж, выходить так выходить! Отправляясь навстречу своей судьбе — дюки передали луковицы четырёх главных гладиолусов Рёдофу с наказом сохранить и в дальнейшем высадить. Несмотря на спешку, они надавали столько советов по уходу за гербовыми цветами, что старик просто взорвался:

— Да разберусь я с вашими гладиолусами! Раз-бе-русь… Может быть, хорошие мои, кто-нибудь напомнит бестолковому хозяину гостиницы, кто ваши бесценные цветочки сюда доставил? И кто здесь вообще Мэнигский Садовник? — он ещё долго бурчал, отчаянно напоминая и Рьоха, и тётушку Шалук одновременно.

Потом все защитники Тильецада собрались в главном зале, понимая, что, возможно, последний раз сидят вот так — за общим столом. Говорили мало, шутили ещё меньше. Однако, несмотря на близость боя, или, может быть, именно благодаря этому, ужин был великолепен, а вино придавало сил и возрождало надежду. Окт наполнил последний кубок:

— За возвращение… — прогудел длиннолицый гигант.

— …отобранного! — негромким, но грозным эхом раскатилось по залу.

Вскоре все разбрелись по комнатам. Перед решающим сражением необходимо было хорошенько выспаться. Незадолго до рассвета все были уже на ногах. Дюки взяли парные мечи, по размерам сопоставимые с человеческими двуручными. Дюксы — мечи чуть поменьше. Из доспехов на хозяевах Тильецада были только обереги с гладиолусами. Дивное войско построилось у выхода из замка: впереди дюки, за ними — дюксы, а замыкали шествие люди. Снова зазвучала негромкая, но перекрывающая любые другие звуки мелодия. Глава клана мановением руки открыл ворот…

Расчёт дюков на неожиданность оказался верным. Пока солдаты оцепенело таращили глаза на вышедшую буквально из стены процессию, Окт тем же привычным жестом замкнул проход. В следующую минуту завязался бой.

Дюкам было нечего опасаться. Они сражались на своей земле, которую знали как собственные ладони, и им помогал громадный рост. Фехтовальщиками дюки были превосходными. Более того — непревзойдёнными. Предпочитая нападению оборону, тильецадские гиганты, тем не менее, медленно, но верно оттесняли врагов от своего прекрасного мира.

VI

Цервемза несколько раз посылал самых смышлёных солдат на поиск тайных проходов в тыл к дюкам. Разведчики возвращались ни с чем. Наконец, один из них сообщил, что нашёл какую-то тропку; правда, придётся некоторое время карабкаться по уступам. Наместник был уже далеко не в том возрасте, когда занятия акробатикой доставляют удовольствие, но он вдруг почувствовал запах победы и ощутил в руках золото медальона. Взяв на подмогу некоторое количество бойцов, он двинулся проверять донесение. Полазав некоторое время вверх-вниз по валунам, Цервемза не без труда выбрался на небольшую площадку, как раз между входом в замок и сражающимися. Среди защитников он не без тайного злорадства увидел бывшего Императорского Первооткрывателя, бывшего друга молодого господина Арнита и с нынешних пор — изменника Короны. Советник решил, что его надо брать живым, и уже предвкушал, как скормит лакомый кусочек своему хозяину. Но это попозже, а сейчас, держа меч наготове, он стал подбираться к дюкам…

Буквально через несколько шагов Наместник оказался точно за спиной у одной из длинномордых уродин. Судя по одежде, это была дюковская женщина.

Вода в роднике, бившем из-под тильецадской стены, была холодна и чиста. Лучшей награды, да и помощи, для уставших в бою защитников замка и придумать было невозможно. Никуца набрала самый большой кувшин, чтобы всем хватило, и, прежде чем возвратиться к своим, решила сделать несколько глотков сама.

Затаив дыхание, убийца подкрался к дюксе. Она жадно пила. Ловким движением, достойным горного хищника, Цервемза бросился к ней и всё так же со спины вонзил лезвие туда, где должно было биться сердце… Яркий сполох сверкнул вокруг дамы и сразу погас… В следующее мгновение Наместник уже сдирал со своей жертвы золотой медальон… Второпях убийца не заметил, что зацепил вожделенный оберег за какой-то камень, отчего по сияющему полю щита пошла длинная, хотя и неглубокая трещина. Наместник огляделся и поспешно спрятал медальон поглубже под камзол. Подальше от людских глаз… Отдавать его Императору не хотелось чем дальше, тем больше.

Никуца даже не поняла, отчего ей так больно. Просто упала и умерла. Её талисман был отобран и испорчен. Так, что не оставлял ни малейшей надежды на возвращение. Начинался другой путь… Туда — в Дальний Мир…

Пока убийца возился с дюковским талисманом, подоспели несколько запоздавшие солдаты. Цервемза немного пришёл в себя. Отёр кинжал о край одежды Никуцы. Он ликовал — ещё бы, ему удалось убить существо, считавшееся бессмертным! И вдруг Наместник понял, что ему несдобровать, если сейчас обернётся хотя бы один дюк.

— Отвести войска к лагерю! — шепнул он одному из подошедших солдат. — Эту — охранять! — скользнув взглядом по телу Никуцы, скомандовал он остальным.

Приказы Наместника не обсуждались.

VII

Едва заметный отсвет растворился в каждом из дюков… Тогда долину потряс вопль…. Чудовищный и мучительный. Рвущий сердца и оглушающий, несмотря на расстояние. В нём смешались боль, отчаяние и… ненависть. Не досада или праведный гнев, а глухая ненависть, столь несвойственная светлым душам дивного народа. Это разом закричали десять оставшихся в живых дюков. Затем звук, от которого не было спасения, погнал войска от Тильецада. Некоторое время дюки грозно наступали. Потом остановились.

Звук, казавшийся бесконечным, долетал даже до Амграманы. Жители столицы сразу поняли, что стряслась беда. И судя по всему — непоправимая. Чем они могли поддержать друзей? Только колокольным звоном, который раздался в ответ почти сразу и продолжал звучать долгое время после того, как замолк последний отголосок жуткого вопля.

И вдруг снова стало тихо. Совсем.

VIII

— Вы должны уйти. Мы так решили, — Рьох говорил тихо, как будто боялся потревожить покой дюксы, всё ещё неудобно лежавшей на жёстких холодных камнях. — Помочь вы уже ничем не сможете.

Старик подменил Окта, молча сидевшего над телом жены женой.

— Вы должны уйти, — настойчиво повторил дюк. — Это будет только наша битва. Последняя, судя по всему. Мы просим вас!..

— Но это же безумие! — раздался безмолвный возглас Хаймера. — Это вам нужно уходить, иначе они перебьют вас… Всех!.. Как её…

— Может быть… ты прав… — прогудел Окт. — Но сначала… мы отомстим… Нельзя, чтобы вы присутствовали при этом…

— Мы очень вас любим. И больше всего хотим, чтобы наступили времена радости и спокойствия, — раздался робкий голос юной Илсы. — Конечно же, мы должны лечить. Мужчины — оберегать покой. Но что же делать, если сейчас это невозможно?

— Если выживем — мы действительно уйдём, — добавил Превь. — И постараемся вернуться…

— Нам надо посовещаться… — буркнул Рёдоф севшим голосом.

Люди отошли в сторону. Говорить было не о чем. Похоже, нужно было уходить…

Дюки тоже сбились в тесный кружок. Через некоторое время от их группы отделился Рьох. Старик что-то нёс в руках.

— И вот ещё что… Вам это важнее, — задумчиво изрёк он, протягивая Кинрансту свою ношу. — Здесь наши медальоны. Решите сами, кто их наденет. Храните до нашего возвращения. Два мы оставляем Илсе и Превю. Они должны будут похоронить Никуцу и, по возможности, присоединиться к нам…

Рьох умолчал, что таким образом они надеялись спасти от неминуемого зла хотя бы молодожёнов — пусть уйдут в тайные дюковские убежища, не замарав ни рук, ни совести, ни сердец.

Илса переглянулась с Превем и не по-дюковски порывисто сняла свой оберег:

— Мы будем вдвоём — нам и одного щита хватит! Мой — отдайте Художнику. Спасибо ему… — юная дюкса смутилась и не закончила фразу.

— Ступайте. Правда же… Так нам будет легче… — печально произнёс Окт, на прощание обнимая Первооткрывателя. — Ты оказался первым, последним и, наверное, лучшим учеником, которого только можно желать… Да и меня научил… многому… И она… моя Никуца… очень тебя любила.

— Я всё запомню. И сохраню… — прошептал Хаймер. — До встречи… Учитель!

Римэ тихо плакала, уткнувшись в Кинранста.

Обычно спокойный Мисмак ходил взад и вперёд, как будто порываясь что-то сказать, но всё не решаясь…

Риаталь почтительно поклонилась дюкам и бросилась к дюксам:

— Спасибо вам — всем и за всё. Возвращайтесь! Пожалуйста…

Одна из дюкс ответила:

— Будь счастлива! И храни всех… Ты умеешь…

И вот уже медальоны с гладиолусами засияли на груди у Хаймера и Риаталь, у Кинранста и Римэ, у Рёдофа и Мисмака. Ещё два, предназначавшиеся брату Мренду и Сиэл, были надёжно спрятаны.

Напоследок Рьох с заговорщицким видом отвёл в сторонку Рёдофа. Долго вертел в пальцах свой оберег. Потом решился и пробормотал:

— Передай ей. Женщине своей, то есть. Пусть помнит старого Рьоха… — он протянул Садовнику медальон и с затаённой нежностью печально прибавил: — Жаль, что она не дюкса…

— Это кому как, хороший мой! — невесело засмеялся Рёдоф, пожимая его руку.

IX

Зарядил пакостный дождь, несколько облегчив прощание. Люди, двинувшиеся в сторону Амграманы, быстро пропали в его серой пелене.

Проводив взглядом друзей, уходящих по тайной тропе, дюки вернулись к Никуце. Укрыв жену плащом, как будто та могла простудиться, Окт поднял её и понёс к тильецадским воротам. Положив дюксу на широкую скамью недалеко от входа, дюки оставили с погибшей Илсу и Превя.

Исполнив свой печальный долг, дюки повернулись и ушли. Мстить.

Впервые они выходили молча, сберегая силы до последней минуты. Вероятно, ещё можно было бы переменить решение, но… у самых ворот Тильецада хозяева увидели нескольких пытавшихся укрыться между камнями солдат. Тех самых, которым Цервемза приказал стеречь мёртвую дюксу. Увидев мелькающие за валунами форменные одежды, дюки на мгновение остановились. Каждый, кого настигал взгляд дюка или дюксы, падал замертво, не успев ни защититься, ни попросить о пощаде. Вскоре ни одного из опоённых и запуганных мальчишек не осталось в живых. Никто и никогда не учил дивных существ магии уничтожения. Да и сами они вряд ли знали о ней. До этого дня дюки умели лишь лечить и спасать…

Они вышли почти к самому лагерю своих врагов. И запели. Голоса, обычно мелодичные и слаженные, на этот раз звучали жёстко и надтреснуто. Золотистый свет, почти мгновенно охватывавший их в прошлом, на этот раз был тусклым и разгорался медленно. Упрямые дюки продолжали петь, скрываясь в радужном свечении. Голоса их крепли. И снова по долине понёсся карающий луч. На этот раз он был не чистого серебряного цвета, а отливал суровой синевой стали. Уничтожив все стоявшие в долине войска, он ударил по тем, кто его послал. Потом рассыпался мириадами огней и погас.

Луч Правды всегда уничтожал несправедливость.

X

Увидев оставшиеся открытыми ворота, Цервемза вошёл в замок.

Илса и Превь перенесли Никуцу в пустую пещеру и положили на плоскую плиту, находившуюся точно посередине. Встав с двух сторон от камня, они простёрли над ним ладони, так, что пальцы их почти сомкнулись. На тело Никуцы медленно опустилось светлое облако… Когда оно растаяло, погибшей дюксы на камне не было…

Выходя из грота, Превь и Илса держались за руки. Они расцепили их всего на мгновение. Этого оказалось достаточно, чтобы резкий свет отбросил их друг от друга. Оглядевшись, дюк понял, что жена исчезла. Он не хотел верить, что её забрал Луч, поэтому бродил и бродил по покинутым помещениям Тильецада и звал Илсу… Зайдя за очередной поворот, Превь наткнулся на чей-то меч.

Луч Правды не трогал тех, при ком были дюковские медальоны, поэтому Цервемза уцелел. Обнажив меч, военачальник продолжал обследовать замок, который не нравился ему всё больше. В одном из закоулков Наместник нашёл рисунок, изображавший молодого дюка. Нехорошо ругнув брата Мренда, Цервемза изрубил картину в лоскутки и двинулся дальше. Сделав буквально сто шагов, он столкнулся лицом к лицу с тем самым длинномордым страхолюдом, чьё изображение только что уничтожил. Не раздумывая, Наместник убил это чудовище… Теперь уже наяву.

На ладони у Цервемзы лежал ещё один медальон. Этот надо было отвезти Арниту. Однако Наместник колебался: покорность покорностью, а о своей безопасности стоило позаботиться. Он швырнул медальон на пол и с неимоверным наслаждением растоптал его.

Император мог быть доволен. Дюки больше не существовали. А в качестве компенсации за то, что не смог добыть их медальоны, Наместник задумал доставить ко двору Его Величества другой сувенир…

XI

Последнее время Мренд почти не покидал своей мастерской в "Неудавшемся гладиолусе". Художник, конечно же, слышал траурный амграманский перезвон, и радужную вспышку, пронёсшуюся по долине, тоже видел. Несколько дней провёл он в смятении, ожидая хоть каких-нибудь вестей из Тильецада. Однако котовая почта задерживалась, а те несколько человек, что вернулись из замка, рассказали лишь о гибели жены Окта да о том, что собирались предпринять дюки. Что он мог поделать? Только рисовать, пытаясь всё-таки восстановить портрет Никуцы, всё более ускользавшей от него…

Топая босыми ногами, высокий худенький мальчик вбежал в мастерскую и, слегка задыхаясь, выпалил:

— Коты… Коты пришли! Да идёмте же, господин Художник!

Тот спешно вытер кисти и едва ли не быстрее мальчишки сбежал в обеденный зал.

Прямо на столе возлежали вусмерть замотанный Тийнерет и двое его вассалов, перед каждым из которых стояла большая плошка с водой и тарелка с изрядным куском мяса. Чёрный кошачий предводитель жадно пил, но при этом игнорировал еду. Зверюга то нервно подёргивал хвостом, то начинал подвывать, то застывал ощетинившись. Напротив мохнатого почтальона сидел Хаймер и слушал его безмолвный рассказ. Время от времени он, казалось, задавал какие-то вопросы. И мрачнел… Потом повернулся и тихо сказал:

— Дюки погибли!.. Все до единого!.. Их сожгло Лучом вместе с войсками Императора… В живых не осталось никого… Дюки оставляли Илсу и Превя, чтобы они похоронили Никуцу. Илсу тоже унесло Лучом Правды. А Превя кто-то убил… Похоже на Цервемзу… Хотя как этот гад выжил, непонятно… Тело молодого дюка обезображено, а медальон уничтожен… Ему будет не вернуться…

Все знали, что это правда. Но свыкнуться с мыслью о гибели дюков было невозможно. Вот и сидели наедине с бедой. Молча осознавая происходившее. На этот раз даже дети Сиэл и Мисмака допоздна оставались с родителями. Время замерло…

Тийнерет тихо постанывал.

— Говорит, что дюки были очень интересными собеседниками… — перевёл с безмолвного языка Хаймер. — Он часто приходил к ним помолчать…

И вдруг Кинранст разрыдался:

— Зачем?.. Зачем они это сделали?.. — выкрикивал он.

Что можно было ответитс? Брат Мренд молча присел на корточки около кресла друга и крепко сжал его руку. Так они просидели ещё одну вечность. В конце концов, Волшебник немного утих и продолжил более спокойным тоном:

— Я допускаю, что они решили восстановить справедливость таким чудовищным образом, но… — он просто задохнулся. — Зачем, когда мы уходили, дюки отдали нам свои медальоны?

Художник только теперь заметил, что у друга на груди висит щит с гладиолусами.

Кинранст помолчал, а потом достал из-за пазухи ещё один такой же и сказал:

— Этот для тебя передала Илса. И ещё сказала, что благодарна тебе…

Художник осторожно взял драгоценный дар. Надел оберег на себя. Печально усмехнулся. И пошёл в мастерскую. Смешивать краски.

ПРОБУЖДЕНИЕ

I

Всё было кончено. Несмотря на это, Наместнику чудилось, что стены Тильецада медленно сжимаются вокруг него. В каждом блике зеркал мерещилось нарастающее радужное сияние. В любом отблеске серебряных кубков — убийственный стальной луч. В душе шевелилось раздражение тем, что всё прошло так быстро и легко.

Дюк, даже мёртвый, вызывал у Цервемзы содрогание. Громадное длиннолицее тело, распростёртое на полу, казалось, слегка светилось, а потухшие глаза с удивлением и укором смотрели прямо на склонившегося над ним убийцу. Оставаться в замке дюков, даже покинутом навсегда, было невыносимо жутко и, похоже, небезопасно… Впрочем, миссия была выполнена. Раз длинномордые исчезли — здесь его ничто больше не держало. Пора было возвращаться. Только вот куда? В лагере после атаки дюков никого не осталось. Тогда, наверное, в столицу… Любой нагоняй от Государя отсюда выглядел просто детским лепетом — там, в Мэниге, ничего страшнее смерти не могло ожидать… Кое-как справившись с удручающим кошмаром и тошнотой, Цервемза поспешно вышел на свежий воздух. После томительного и опасного запаха разорённого дюковского гнезда промозглый дух прелой травы и надвигающихся холодов показался Наместнику просто целительным. Он довольно долго стоял неподвижно и просто дышал. Потом постучал пальцем по талисману, вызывая Квадру. Стараясь не показывать, насколько он рад появлению кого-то более или менее живого, Цервемза процедил сквозь зубы:

— Можете брать всё, что понравится. А затем замок должен быть уничтожен. Пусть на его месте останутся только скалы. Отправьте меня прямиком в Мэнигу. Не хочу при этом присутствовать.

Наместник был более чем уверен, что Квадра даже и не подумает грабить Тильецад. Ни к чему им это… Но соблюсти видимость приличий Цервемза считал необходимым.

Убедившись, что подчинённые не только услужливо поклонились, но и всё поняли, он ступил на перемещающий коврик, расстеленный одним из Квадры, и начал отсчитывать шаги: сначала восемь, чтобы уйти из Дросвоскра. За спиной вспыхнуло грязно-бурое зловонное пламя. Гибнущий Тильецад быстро растворился в сгущающемся дымном мареве. Оставалось ещё восемь шагов…

…и вот уже, уставший Цервемза брёл ко дворцу, неся несколько на отлёте довольно объёмистый и тяжёлый тюк. Ноша мешала идти, но, очевидно, в мешке находилось нечто чрезвычайно ценное. Всего несколько секунд назад он был ещё в Тильецаде, а теперь возвратился в столицу и направлялся прямо в личные покои Его Величества. За долгие годы придворной службы сначала в Кридоне, а потом в Мэниге вельможа должен был привыкнуть ко многому. Но каждый раз, когда ему приходилось пересекать сударбские просторы с помощью коврика, царедворцу становилось несколько не по себе. Если путешествуешь по старинке — есть время обдумать жизнь и помудрствовать о её превратностях. Если несешься в экипаже — по крайней мере, успеваешь собраться с мыслями. Но когда от одного конца Империи до другого нужно сделать всего несколько шагов — тут уж не до философии. Неприятное это дело пролетать через всю страну, не понимая, по земле, по воде, по воздуху или сквозь всё это двигаешься. Но до удобств ли, если речь идёт о том, как объяснить Арниту, почему его повеление выполнено не полностью?

Несмотря на связанные ветки и действие подчиняющего зелья, Цервемза оставался Цервемзой. Разве что на прямой бунт и попытку свержения Йокеща он теперь не был способен. Но досадить своему господину мог. Теперь царедворцу нужно было выдать свои промахи за дальние стратегические планы, спастись да ещё выторговать новые полномочия в анклаве. Он и сам не знал, чего хочет, но понимал, что требовать будет намного больше, чем сможет получить.