Слитные – раздельные – дефисные написания

Слитность – это обычное, нормальное написание, поэтому можно говорить об отсутствии специального знака слитности, а точнее, в противопоставлении пробелу – знаку положительному, о выражении слитности нулевым знаком[135]. Пробел же – специальный положительный (маркирующий) знак отдельности слова.

Большинство письменностей обходится именно этими двумя знаками, однако восточноевропейские письменности широко использует ещё дефис, который часто называют знаком полуслитности. В действительности, помимо самостоятельного, отдельного знака дефиса переноса, по функции можно различать ещё два или же даже три знака-дефиса.

Первый выполняет разделительную функцию, например, в иноязычных словах, непонятных для русских и поэтому представляющих единое целое, как, например, в Па-де-Кале, Нью-Йорк. Здесь дефис нацеливает на возможное выделение частей и их перевод (в данном случае ‘шаг от Кале’, ‘новый Йорк’). В этом же значении дефис используется и в специальных целях (при делении на морфемы, слоги и т. п.). Это знак отделительный («знак неслитности частей слова»), противопоставленный слитности, заслуживающий наименования знака полуслитности. Своеобразным «помощником» этого знака в заимствованиях выступает апостро́ф, отделяющий стоящие впереди служебные слова: д’Артаньян, О’Коннор, Кот-д’Ивуар. Использование апострофа вместо твёрдого знака, появившееся, по слухам, после принудительного изъятия Ъ из наборных касс в 1918 году, ныне отвергнуто нормой.

Своеобразным графическим дополнительным разделительным знаком является употребление дефиса после приставки перед заглавной буквой (псе­вдо-Толстой; ср. псевдонаука) и части пол- перед йотированными буквами гласных (ср. пол - яблока и полдома). Здесь его функция подобна функции нуле­вой графемы Ъ, разделяющей буквы согласной и следующей гласной для йотированного чтения последней (ср. подъярус), но не отделяющей слова. Это значение является также частью значения пробела (ср.: под яблоко).

Во всех остальных случаях речь идёт о соединении дефисом таких частей, которые обычно являются самостоятельными словами, но в данном случае соединяются в общую смысловую единицу. Например, кисло-сладкий – это кислый и сладкий одновременно. Это основное значение дефиса. Оно просматривается и в соединении частей сокращённого слова (о-ва – острова, д-р – доктор), в том числе и сложного (ж.-д.– железнодорожный, 122-лет­ний, Т-образный), и во многих других соединениях. Этому, третьему дефису более подходит древнейшее название – «знак единительный». Он, подобно пробелу, включает значение разделительного знака Ъ, но, в противопоставлении пробелу, обозначает и несамостоятельность слова по значению, отсутствие его начала или конца. Это знак полураздельности, антипробел[136].

Русский пробел, таким образом, всегда совмещает в себе и функцию знака разделительного, и функцию указания на начало и (или) конец графического слова. Дефис же сложнее и неопределённее: он обозначает то отдельность части слова, то к этому значению присоединяется значение отдель­ности букв, то он противопоставляется пробелу как соединитель слов.

В основе слитных и раздельных написаний лежит представление об отдельности лексико-грамматического слова в языке – лексико-грамматиче­ский принцип. Однако отдельность слова в языке имеет не менее десятка лексико-грамматических и фонетических признаков, которые действуют не всегда параллельно и не всегда одновременно и однонаправленно.

Началось отдельное написание слов с развитием книгопечатания: в 1564 г. в Москве появилась первая русская печатная книга "Апостол", в которой между словами употребляются пробелы. Однако только в конце XVIII в. устанавливается отдельное написание предлогов, а вопрос о принципах правописания сложных прилагательных и до сих пор не решён. Из-за того, что норма зафиксировала много случайных, субъективных написаний, обычно невозможно использовать какой-либо один, важнейший признак отдельности слова, признаки эти часто вступают в противоречие друг с другом. Например, изолируемость (способность-неспособность употребляться отдельно, без другой части) учитывается в не годовать, но не учитывается в таком написании, как с панталык у; непроницаемость слова(невозможность вставки внутрь слова другого слова) учитывается в написании на краю, c краю, но не учитывается у других наречий пространства (пишем слитно наверху, сверху, хотяесть и на самом верху; ср. также никого, хотя есть и ни у кого); в сумасшедший каждая из трёх частей грамматически связана, но важнее этого принципа грамматической оформленности частей оказывается признак целостности (фразеологичности) значения и употребления слова.

Часто письменные нормы вносят свои коррективы, не связанные с общим принципом отдельности слова. Например, слова пишутся по-разному часто просто потому, что отличаются значением (ср. наречие в пору ‘во́вре­мя’ и наречие же впору ‘по мерке, в самый раз’). Это так называемые дифференцирующие написания. Если переносное значение сочетания приобретает наречную функцию, оно часто (но далеко не всегда!) пишется слитно. Почему, например, при тождестве значения вбок пишется слитно, а в сторону – раздельно? Возможно, это обусловлено наличием у слова бок предметного значения(толкнуть в бок), вызвавшего дифференцирующее написание, в отличие от слова сторона, всегда абстрактного по значению. Но, кстати, именно раздельное написание в сторону оказывается исключением к правилу о слитном написании наречий пространственного значения (выделение и определение границ которых, кстати, тоже имеет не совсем ясные основания). Дифференцирующие и традиционные написания обычно не поддаются какой-либо однозначной квалификации, и упорядочение, систематизация этого множества затруднительны без значительных изменений норм.

«Правила русской орфографии и пунктуации» 1956 г., построенные на изучении сравнительно ограниченного материала, ныне явно устарели: появились тысячи новых слов, терминов. Например, именно в течение последнего пятидесятилетия образовалось много сложных прилагательных, которые писались, как выяснилось позже, далеко не всегда в соответствии с «Правилами» 1956 г. Попытки изменить часть написаний в соответствии с новым правилом в 2000 г. были отвергнуты, и ситуация сохранила массу исключений как от старых правил, так и от новых.

Даже разные части речи пишутся совершенно по разным принципам. Правописание сложных существительных, например, распределяется по типу словообразовательных моделей (с соединительной гласной или без неё) и тематическим группам (дефисные написания в названиях единиц измерения, растений, партий, воинских званий). Правописание прилагательных определяется традиционно по синтаксическим отношениям исходных сочетаний (сочинительным – когда «можно вставить и» – или подчинительным), а сейчас и по наличию суффикса в первой части. Сложные наречия пишутся слитно или раздельно в зависимости от того, от какой части речи они образуются, а в качестве дополнительных признаков используются и фонетические, и тематические, и грамматические, и другие, подчас даже случайные семантические различия, создающие дифференцирующие написания. Ведь когда пишущие и даже нормализаторы вступают в область, где известные мотивы уже исчерпаны, они ищут новые «оправдания» тем или иным различиям.

Это создаёт массу перекрещивающихся аналогий, «исключений из исключений», усложняющих применение правил. Кроме того, количество правил значительно увеличивается из-за наличия в русской письменности дефисных написаний. Вместо одной задачи: «где отдельно?» – приходится решать две: «где отдельно?» и «где дефисно?». Поэтому обобщать все правила в несколько регулярных принципов, как в буквенной орфографии, здесь намного труднее.

Кажется, что столь запутанные усложнения правил делают написания непредсказуемыми, непонятными для читающего. Ведь количество правил, их наложений и исключений явно превышает возможности памяти рядового пишущего и читающего. Но логичнее предположить, что читающему нет дела до правил и принципов. Для него, в силу яркости зрительного восприятия отдельного графического слова, важнее, вероятно, опознаваемость, а следовательно, одинаковость написания данного слова.