Глава 23. Это было первое утро в Капитолии, которое он встречал без кошмаров

Это было первое утро в Капитолии, которое он встречал без кошмаров.

За высокими окнами гостиной медленно вставало солнце, уверенно разгоняя темноту очередной бесконечной бессонной ночи. Первые нежные солнечные лучи заливали оранжево-розовым светом пышную листву гордости Капитолия - вечнозеленого Центрального парка; осторожными маленькими бликами они подкрадывались по заспанным опустевшим улицам и непривычно тихим столичным проспектам к трансляционной башне телецентра, длинной тонкой иглой возвышавшейся в центре города среди бесчисленных зеркальных небоскребов из стекла, пластика и металла – роскошного элитного комплекса на Семи Холмах, – и этаж за этажом неумолимо подбирались к распахнутому окну в одном из номеров Ройял Сентрал Таун.

У этого самого окна и замер сейчас ментор Двенадцатого дистрикта: в глубокой задумчивости, полной грудью вдыхая свежий утренний воздух, напоенный незнакомыми ароматами, и наслаждаясь непривычной капитолийской тишиной, Хеймитч Эбернети размышлял о жизни.

Каким бы удивительным это ни показалось, но результатом его долгих ночных размышлений стала неожиданная в своей простоте истина: только здесь, на Играх, он жил по-настоящему. Всю его жалкую жизнь после собственной победы четверть века назад можно было свести к этим нескольким неделям в году, когда по утрам он не забывал умыться и надеть чистую рубашку, даже если к вечеру упивался вдрызг, утирая этой же рубашкой следы собственной блевотины на полу. Здесь он общался с людьми - пусть вынужденно, мало и недолго, но дома, в Двенадцатом, он ни с кем не общался вовсе. Здесь он злился, переживал, бранился, радовался, раздражался… только здесь он позволял себе испытывать настоящие, чистые эмоции.

И вспоминал, что все еще жив.

Только здесь он мог ощущать боль, физическую и душевную. И только в Капитолии начинал чувствовать тяжесть слева под ребрами, там, где обычно у нормальных людей должно быть сердце. Его собственное сердце давно умерло – по крайней мере, он так думал. Это случилось в тот день, когда много лет назад он вернулся домой, окрыленный победой. Когда увидел жалкие обожжённые руины на месте родного дома в Шлаке. И три кривых казённых креста на заднем дворе – убогие могилы его близких. Их нарочно оставили здесь… чтобы он никогда не смог вернуться в свой дом, до конца жизни чураясь этого проклятого места. Он смотрел на них остекленевшими глазами, явственно ощущая, как невидимый капитолийский палач безжалостно вырезает из его груди что-то очень важное и очень нужное. Не было страха, не было слез. Там, в Двенадцатом, он еще не мог плакать. Не умел бояться. Не хотел ненавидеть.

Капитолий научил его этому.

Это не он спасал сейчас своих удивительных детей – эти дети спасали его. Своим бесконечным упрямством, своей неистовой верой, своей беспримерной стойкостью. Безрассудством и терпением. Нежеланием беспрекословно склонить голову и покорно принять бесчеловечные условия Капитолия, навязанные всему Панему – ненавидеть ради чьей-то забавы и умирать ради чьего-то развлечения. Бояться поднять глаза и взглянуть в лицо истинному врагу. Убивать тех, кого любишь. Молча притворяться из опасения потерять близких. Смириться и не смотреть, что творится вокруг.

Не жить, но существовать по правилам Капитолия. Просто не замечать.

Он вздрогнул - они заставили его заметить себя.

И впервые за долгие годы этим утром он открыл окно – и внезапно обнаружил мир вокруг себя. Он слушал – и слышал. Он смотрел – и видел. Он думал – и чувствовал. Он поймал себя на мысли, что вообще стал слишком много думать в последнее время. И слишком много чувствовать. Еще месяц назад скудный набор его мыслей ограничивался безнадежными попытками определить приблизительное время суток после прихода в себя от очередной попойки или несложными математическими подсчетами количества полных и пустых бутылок в доме, а набор чувств - вечной головной болью и неутолимой ненавистью к Капитолию. Но теперь он очнулся. И понял, что все еще способен слышать музыку в шуме дождя, испытывать неподдельное умиление от вида рассвета и заката за окнами Цинны, сопереживать чужому горю и радоваться чужой радости, восхищаться неординарными человеческими поступками.

Отличать хорошее от плохого. Настоящее от поддельного. Бесценное от бесполезного.

И, возможно, даже чувствовать что-то кроме извечной ненависти.

Мечтательно прикрыв уставшие и покрасневшие от очередной бессонницы глаза, он вспомнил вчерашний удивительный вечер. Первое заседание Совета накануне закончилось, не успев даже начаться. Едва в прямом эфире на весь Панем прозвучала неслыханная и шокирующая новость, и телеэкраны на стенах пресс-центра, и коммуникаторы всех присутствующих в нем словно взбесились. Безостановочно посыпались звонки и сообщения, взрывая гробовую до этого тишину зала. Телевизионщики, спонсоры, фанаты, даже менторы уже выбывших трибутов… казалось, всему Капитолию не терпелось услышать из уст Главного Распорядителя подтверждение невероятного события - первого прецедента за всю историю проведения Голодных Игр!

Но ничего этого он не слышал, с растерянной улыбкой глядя на зажавшую руками рот темноволосую девушку на экране, а в ушах все еще звучал ее надрывный крик:

- Пи-и-ит!

Он дрогнул - неужели ее не испугало ни явное по силе и по численности преимущество профи, ни серьезное ранение напарника? Хеймитч мягко усмехнулся и потер пальцами переносицу. Маленькая, не по годам мудрая Примроуз Эвердин оказалась абсолютно и сокрушительно права… и неважно, что двигало на Арене этой удивительной девушкой со стальными глазами – пока он тут глупо метался в раздумьях и сомнениях, она там не усомнилась ни на минуту. Нет, она не ринулась через лес в кромешной темноте – но ментор был уверен, что с первыми же лучами солнца Китнисс Эвердин двинется на поиски своего вчерашнего соперника и сегодняшнего союзника.

И где бы он ни оказался – она непременно найдет его. Мальчика, подарившего ей хлеб.

Он не зря не спал сегодняшнюю ночь: на столике в гостиной стояла полупустая бутылка любимого белого ликера, и лежал длинный, подробно расписанный по пунктам план спасения его трибутов. И первым в нем значилось лекарство для Пита Мелларка.

Спустя час после контрастного душа и сеанса самовнушения перед высоким зеркалом в гардеробной он уже повязывал на шею очередной модный платок – сегодня он был винно-красный, в изящных серебряных лилиях. Несчастный менторский коммуникатор, без устали работавший всю ночь, высветил больше тридцати сообщений. Хеймитч просмотрел только несколько из них: немногословное и оттого безмерно удивительное поздравление от Эффи, многозначительную пустоту от Клаудии и десять восклицательных знаков от Порции. Цинна не стал скидывать сообщений - без стука распахнув дверь его номера, Мастер молча прошел внутрь и крепко сжал тонкими, чуть дрожащими пальцами дружески протянутую в приветствии руку Двенадцатого.

Хеймитч понимающе хмыкнул - выражение его зеленых глаз не поддавалось никакому описанию!

- Хочу попасть в телецентр, пока фанаты не обложили его баррикадами, - пошутил ментор в ответ на удивленный взгляд Цинны на его утреннюю боевую готовность. Молодой человек негромко рассмеялся.

- Боюсь тебя огорчить, но ты безнадежно опоздал – баррикады там выросли еще вчера! – он выразительно покачал головой. - Клаудиа посоветовала нам оставаться в отеле или хотя бы не соваться на телевидение – она клятвенно пообещала, что если не сможет найти для нас удобного места для телемоста с Ареной вне стен телецентра, то твои новости обязательно прибудут курьером в самое быстрое после монтажа время.

- И когда только ты успел выяснить все это, мальчишка? – спрятав счастливую улыбку, удивленно пробормотал Хеймитч.

- Думаешь, во всем Капитолии один только ментор Двенадцатого не спал этой ночью? – отозвался в ответ его собеседник.

Нет, он вовсе так не думал - более того, он подозревал, что еще как минимум три человека составляли этой бесконечной ночью свои собственные особые списки.

- Ты ей нравишься, - мягко усмехнулся Хеймитч, заглядывая в удивленные зеленые глаза собеседника. – Поверь старому выпивохе – ни одна разумная женщина в Капитолии не станет рисковать своей головой просто ради спортивного интереса.

- Скорее ей нравишься ты, - с улыбкой парировал Цинна, многозначительно подняв брови, чем заставил его хмыкнуть и снисходительно отмахнуться. - И, насколько мне известно, не только ей…

- И что нам делать? - игнорируя его усмешку, ментор в нетерпении засунул руки в карманы брюк. Бездействие убивало… Мастер легкими шагами прошел к бару и, плеснув в стакан виски, снисходительно протянул ему выпивку. – Нет, не хочу – сегодня мне нужна светлая голова… что? - ментор поймал удивленный внимательный взгляд молодого человека – и беззлобно усмехнулся в ответ: - Ох, Цинна, я ведь не всегда был беспробудным пьяницей…

- Да, теперь я это вижу, - негромко отозвался Цинна – в его глазах светилось искреннее восхищение. Он залпом опрокинул стакан и, закашлявшись, пробормотал: – Тогда, пожалуй, в ожидании новостей нам стоит проветриться и прогуляться по свежему воздуху… а пока возьми, послушай вот это.

Ментор недоуменно сдвинул брови: молодой человек молча протягивал ему знакомый маленький диск и загадочно улыбался. Снова Клаудиа! Хеймитч растерянно покачал головой: эта капитолийская девушка с каждым разом внушала ему все большее и большее уважение.

- Что там? – негромко поинтересовался он, с опаской поглядывая на Цинну.

- Колыбельная для Руты, - этого было более чем достаточно, чтобы заставить старое менторское сердце заколотиться в ускоренном ритме. Осторожно взяв диск двумя пальцами, он растерянно обернулся к телевизору.

- Нет, - остановил его Мастер, - у меня есть идея получше… пойдем.

Почти силком он вытолкал Двенадцатого за дверь его номера и уже в лифте достал из внутреннего кармана неизменного черного пиджака маленький плоский прибор, отдаленно напомнивший ментору его коммуникатор. Потом слегка надавил панель на крышке прибора и вставил в образовавшееся отверстие диск.

- Любую музыку лучше слушать в движении, - негромко пояснил молодой человек, нажимая на единственную кнопку на корпусе. В левом ухе ментора, там, где был микронаушник, раздались первые слова:

Ножки устали. Труден был путь.
Ты у реки приляг отдохнуть.
Солнышко село, звезды горят,
Завтра настанет утро опять…

От волнения он даже затаил дыхание и растерянно вскинул глаза на Цинну - когда-то в юности, после очередной и как ему тогда казалось неудачной для глупого мальчишки Жатвы, шестнадцатилетний Митч Эбернети уже слышал эту песню! Да, тембр того, другого исполнителя был более низким и более уверенным… и гораздо чаще потом он пел совсем другие песни – романтические баллады для любимой девушки в голубом шелковом платье с такими же небесно-голубыми глазами, - но никогда и ни с чем не спутал бы ментор удивительный голос Троя Эвердина.

Цинна тактично умолк, заметив в самом уголке глаза своего собеседника крохотную слезинку - на мгновение задержавшись на выгоревших ресницах, она медленно скатилась по чисто выбритой скуле. Хеймитч дернулся и, пряча от Мастера посеревшее вдруг лицо, словно между делом смахнул со щеки предательскую улику.

- У нее голос отца – когда он пел, даже птицы вокруг умолкали и слушали, - еле слышно шепнул он, отчаянно моргая и пытаясь удержать нахлынувшие ниоткуда слезы.

А где-то в его голове Китнисс Эвердин продолжала петь маленькой умирающей девочке свою любимую колыбельную сдавленным и оттого еще более прекрасным голосом:

Глазки устали. Ты их закрой.
Буду хранить я твой покой.
Все беды и боли ночь унесет.
Растает туман, когда солнце взойдет.
Тут ласковый ветер. Тут травы, как пух.
И шелест ракиты ласкает твой слух.
Пусть снятся тебе расчудесные сны,
Пусть вестником счастья станут они…

***
За пару часов их праздного шатания по центральным улицам столицы Хеймитч успел подписать несколько пестрых рекламных буклетов и даже нарваться на два коротких блиц-интервью особенно шустрым журналистам. Не успел он и рта раскрыть, как тут же, словно из-под земли, выросла куча папарацци с камерами и фотоаппаратами. Отворачиваясь от режущих глаз фотовспышек, ментор предоставил Цинне отдуваться за них обоих. Молодой человек не подвел: он очаровательно улыбался и с видимым удовольствием отвечал на самые каверзные вопросы. Машинально ухмыляясь, кивая по сторонам головой и вполуха слушая его высокопарную, но вполне связную болтовню, Хеймитч вдруг с облегчением подумал: как к месту оказался сейчас его стильный костюм и винно-лилейный платок - Мастер не пережил бы, окажись он на первых полосах всех столичных газет рядом с небритым и заспанным мужиком!

Он саркастически хмыкнул от неожиданной мысли - Брут, наверное, вообще ходил сейчас с распушенным павлиньим хвостом!

Едва мужчины улизнули от приставучих журналистов, как прямо за углом снова пришлось фотографироваться - на этот раз вместе с десятком восторженных поклонников Двенадцатого дистрикта. Краем глаза Хеймитч заметил, как Цинна поспешил спрятать довольную улыбку: шумная компания капитолийской молодежи все время порывалась расцеловать изрядно шокированного таким повышенным вниманием ментора. Еще немного, взмолился про себя Двенадцатый, судорожно вырываясь из жарких фанатских объятий, и он всерьез пожалеет о том, что вообще вышел из номера этим утром!

Словно услышав его молчаливые жалобные стоны, в руках Цинны призывно завибрировал коммуникатор. Молодой человек коротко глянул на экран, и лицо его осветила взволнованная улыбка.

- Это Клаудиа, - буркнул он Хеймитчу и поднес коммуникатор к уху, внимательно прислушиваясь к долгожданным новостям и беззвучно шевеля губами, повторяя для ментора слова девушки: – «Кит ищет парня с самого утра и, судя по радиомаячкам на них обоих, на данный момент она движется в правильном направлении. Так что у вас остается около десяти-пятнадцати минут, чтобы добраться до ресторанчика во Дворце Правосудия - там есть закрытый VIP-доступ к телекоммуникациям. Думаю, вы захотите увидеть это собственными глазами» … о чем она вообще говорит? Что еще за ресторанчик?

Хеймитч рассеянно сдвинул брови… и тотчас припомнил журчащий звук невидимого фонтана, темно-красные скатерти и свисающие к ним роскошные виноградные грозди.

- Терраса Дворца Правосудия! Я знаю, где это! - он метнулся к краю тротуара, наперерез затормозившему перед самым носом такси и, на ходу распахивая обе дверцы, переднюю и заднюю, бросил через плечо едва поспевавшему за ним Цинне: – Я завтракал там однажды с Плутархом Хавенсби – раз там есть доступ к информационным сетям, теперь понятно, почему это его любимый ресторан… садись, поехали!

Таксисту не пришлось повторять дважды – он прекрасно услышал боевой клич Двенадцатого и лишь тактично посоветовал пристегнуться ментору, со всего размаху плюхнувшемуся на переднее сиденье.

- Вам же не нужны сейчас лишние неприятности, мистер Эбернети? – уточнил он, чуть повернув голову. Ментор удивленно усмехнулся, взглянув на Цинну в зеркало заднего вида.

- Да-да, дорогой друг, смирись - сегодня в столице тебя узнает каждый, - пожал плечами Мастер в ответ на его растерянную усмешку. - Не каждый день, знаешь ли, в Капитолии объявляют об изменениях непреложных до сей поры правил!

- Мы должны быть там через пятнадцать минут, - предупредил таксиста Двенадцатый, послушно закрепляя ремень безопасности. Тот снисходительно хмыкнул и до отказа нажал на педаль газа.

Хеймитч понятия не имел, где и как им удастся подключиться к этим самым «закрытым телекоммуникациям», но их с Цинной удивительная знакомая предусмотрела и это: едва мужчины появились на террасе, им навстречу уже бежал администратор с профессиональной белозубой улыбкой на холеном капитолийском лице.

- Меня предупредили о вашем визите… прошу, господа! - он сделал широкий приглашающий жест в сторону тяжелой бархатной портьеры в самом дальнем углу зала. Хеймитч хмыкнул – в первое свое посещение этого волшебного места он даже не обратил внимания на замаскированный вьющимися побегами винограда и совершенно неприметный на первый взгляд небольшой закуток, надежно скрытый от любопытных глаз: маленький столик с небольшим монитором и два высоких кресла. – Все уже готово, трансляция вот-вот начнется!

- Два снифтера и бутылку «Хеннесси»… и можете включить в счет ваши чаевые, – Цинна выразительно поднял брови, и шустрый администратор тотчас исчез за портьерой, оставляя мужчин наедине.

- Извини, конечно, но даже я не ругаюсь так изощренно, - покачал головой ментор, укоризненно взглянув на своего спутника, чем вызвал у последнего озорную усмешку.

- Снифтер, Двенадцатый - это всего лишь твой любимый бокал для коньяка, а не то неприличное, о чем ты сейчас подумал, - молодой человек отодвинул для ментора кресло. Усаживаясь напротив экрана, Хеймитч удивленно крякнул: ну да, куда уж старому поклоннику самогона знать этикетную коньячную терминологию!

Они устроились вовремя. Не прошло и минуты, как на загоревшемся экране высветилась рекламная заставка Голодных Игр, а следом за ней включилась прямая трансляция с Арены. Камера, выбранная оператором, крупным планом показала темноволосую девушку в изрядно пострадавшей трибутской униформе: сурово сдвинутые брови, чуть прищуренные стальные глаза и нервно прокушенная губа - Китнисс Эвердин, босая и растрепанная, медленно и осторожно пробиралась вдоль по течению, выше щиколотки утопая в холодной воде ручья. Ментор удивленно улыбнулся – ну разве она не умница? Конечно, ему легко говорить – он-то в отличие от своей подопечной прекрасно знал о местонахождении на Арене Пита Мелларка, а вот ей, небось, пришлось поломать голову! И, тем не менее, она догадалась искать своего напарника вблизи источника. Хеймитч довольно крякнул: не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что без воды ее неожиданному союзнику попросту не удалось бы продержаться все это время. И Китнисс прекрасно знала об этом - сама ведь едва не умерла от жажды в первые же дни Игр.

Не сводя глаз с экрана, он мысленно похвалил ее за сообразительность.

Тяжелая бархатная портьера бесшумно отодвинулась, пропуская внутрь заказ Цинны – молчаливого официанта в длинном белоснежном фартуке с бутылкой дорогущего коньяка и парочкой пузатых коротконогих бокалов. Снифтер… на мгновение оторвав глаза от экрана, ментор фыркнул - ну и названьице! Официант молча поставил их выпивку на столик, и Мастер благодарно кивнул, незаметно от ментора протягивая ему сложенную в несколько раз банкноту. Хеймитч не успел разглядеть номинал купюры – наверняка, более чем щедрых чаевых! Все его внимание снова привлекла Китнисс: она наклонилась над валуном у берега и что-то пристально рассматривала на нем. Столичные режиссеры тотчас дали на экраны более крупный план, и вместе со всем Капитолием ментор увидел, что так внимательно и беспокойно разглядывала сейчас его подопечная.

Давно высохшая размазанная полоска крови – будто кто-то пытался стереть ее, но так и не смог. Кто-то очень слабый.

Цепляясь за камни дрожащими руками, Китнисс принялась отчаянно карабкаться в направлении ближайшей груды валунов. Вскоре камера показала бурое пятно крови, потом еще и еще. К одному из пятен прилип клочок ткани. Хеймитч глянул в угол монитора на мигающие практически в одной точке маячки и напряженно сжал пальцами подлокотники кресла – горячо, девочка, уже совсем близко! Девушка на экране не выдержала и начала звать приглушенным голосом: «Пит! Пит!» На дереве рядом невидимая ментору сойка-пересмешница дразнящим звонким эхом защебетала – пит-пит-пит! Опасаясь оказаться обнаруженной, Китнисс тотчас умолкла и, растерянно оглядевшись по сторонам, нехотя начала спускаться обратно к ручью.

Хеймитч затаил дыхание – до конца поисков девушке оставалось всего каких-то пару шагов! Едва босая нога Кит коснулась поверхности воды, как ментор услышал слабый, но такой знакомый голос:

- Пришла добить меня, солнышко?

Цинна рядом с ним шумно выдохнул и с облегчением прикрыл глаза. Двенадцатый неслышно перевел дыхание – а ведь то же самое показывали сейчас на весь Панем… Китнисс на экране резко обернулась в самую камеру, и Хеймитч заметил, как в ее прозрачных глазах вспыхнула отчаянная надежда.

- Пит… ты здесь? – еле слышно зашептала она, склоняясь к самой воде и медленно пробираясь вдоль берега. – Пит!

- Эй, не наступи на меня!

Девушка испуганно вздрогнула и шарахнулась в сторону – на этот раз голос прозвучал прямо у нее из-под ног. Камера стремительно приблизилась к месту ее остановки, и Цинна в недоумении сдвинул брови.

- Я не понимаю… где он? Там ведь нет ничего, кроме валунов, ила и стеблей - и всё! – растерянно прошептал молодой человек, бросив непонимающий взгляд на улыбавшегося своим мыслям ментора в соседнем кресле. Двенадцатый в ответ лишь выразительно усмехнулся, молча кивнув на экран. Цинна перевел глаза на монитор и дрогнул: посреди всей этой разноцветной травы и грязи неожиданно появились два голубых огонька!

Цвета весеннего неба глаза Пита Мелларка.

Хеймитч рассмеялся – ай да мальчишка! Он отдал бы на отсечение собственную голову, что никто во всем Панеме не разглядел сейчас его трибута, замаскированного в поросший травою берег ручья. Цинна изумленно открыл рот, в точности повторив движение Китнисс на экране, чем вызвал широкую улыбку ментора - точно такую же, как улыбка Мелларка, прорезавшаяся под слоем импровизированной маскировки.

- Закрой глаза, - негромко скомандовала Китнисс, растерянно разглядывая то место, где предположительно должна была находиться остальная часть ее напарника. Пит закрыл глаза, рот – и исчез, словно его там и не было.

- Охренеть, - еле слышно пробормотал Цинна, изумленно качая головой, а потом, даже не глянув в сторону стоящей рядом бутылки, машинально откупорил ее и плеснул в каждый из бокалов по глотку коньяка. Продолжая улыбаться, Двенадцатый осторожно забрал из его рук бутылку и поставил ее обратно на стол.

- Полностью с тобой согласен. Поздравляю, наша бравая огненная команда снова вместе, - примирительно подмигнул он молодому человеку, залпом опрокидывая свою порцию.

Цинна растерянно взял бокал в руку, покрутил его в тонких пальцах – и поставил обратно. Его зеленые глаза все так же пристально и удивленно смотрели на экран монитора, и он по-прежнему изумленно качал головой.

С большим трудом вырываясь из цепких лап ила и отталкиваясь обоими локтями от серого мшистого камня, служившего парню одновременно и опорой, и маскировочным фоном, Пит попытался сесть - и тут же тихо сдержанно охнул. Ментор заметил гримасу боли, на мгновение исказившую его художественно перепачканное грязью и зеленью лицо. И Китнисс тоже ее заметила - растерянно прикусив и так уже кровоточащую губу, она осторожно ухватила напарника за плечи, пытаясь хоть как-то помочь ему. Отчаянно сжав зубы и сдерживая жалобный стон, Пит натянуто улыбнулся ей в ответ, и Хеймитч почувствовал, как затрепыхалось и заныло его старое менторское сердце, которое много лет он привык считать мертвым: как же рад он был сейчас увидеть и услышать этого удивительного мальчишку!

- Вижу, ты не зря убил кучу времени на разукрашивание пирогов, - пробормотала на экране все еще не пришедшая в себя Кит.

- Да уж, - скривившись от боли, Пит хмыкнул и тотчас закашлялся, - хоть это пригодилось перед смертью…

- Ты не умрешь, - продолжая осторожно поддерживать его, твердо отрезала девушка строгим безапелляционным тоном. Ментор спрятал улыбку: ох, Мелларк, тебе лучше не спорить сейчас с этой барышней! Все равно проиграешь – или ты еще не понял, что Эвердины так просто не сдаются?

- Кто тебе это сказал? – Пит еще пытался возражать своей спасительнице, но с каждым словом его голос становился все более изможденным и хриплым.

- Я тебе говорю. Теперь мы одна команда... слышал новость?

- Слышал. Спасибо, что нашла мои останки.

Хеймитч дрогнул. Как вовремя все случилось! Он был уверен, что еще пара дней, и никто и ничто бы уже не помогло его голубоглазому подопечному. И судя по обреченному тону Пита, парень тоже прекрасно это понимал.

Китнисс вытащила из рюкзака за спиной бутыль с водой, свободной рукой открутила пробку и аккуратно поднесла бутыль к его губам в попытке напоить.

- Катон ударил тебя кинжалом? – это было скорее утверждение, чем вопрос.

- Да, - Пит сделал маленький глоток, - в правую ногу, - и еще глоток, - высоко…

Словно сиделка у постели больного, Китнисс машинально мягко кивала головой, продолжая одновременно одной рукой поить его, а другой поддерживать его светловолосую голову.

- Мы сейчас постараемся спуститься к ручью, - тихий, почти ласковый голос девушки звучал убаюкивающе, - и смоем грязь, чтобы осмотреть твои раны.

- Наклонись ближе, хочу тебе кое-что сказать, - Пит поднял на напарницу небесно-голубые глаза, и Хеймитч узнал в них то самое выражение, которое заметил целую вечность назад - в поезде, везущем их троих в Капитолий. Китнисс дрогнула и, растерянно сдвинув брови, осторожно наклонилась к самому его лицу, подставляя ухо к губам. Телекамера, не отрываясь, следила за каждым движением, и ментор услышал, как сидящий рядом Цинна почти перестал дышать.

Едва заметно шевельнув губами, Пит что-то неслышно шепнул ей, а потом загадочно улыбнулся.

И она неожиданно сердито и звонко рассмеялась ему в ответ.

***
Они пробыли в ресторанчике около двух часов. И все это время режиссеры Голодных Игр транслировали на весь Капитолий и на весь Панем трибутов Двенадцатого дистрикта: и то, как Китнисс тщательно отмывала неподдающуюся воде маскировку своего союзника; и то, как аккуратно, стараясь не потревожить и не причинить лишней боли, обрабатывала его порезы, ожоги и волдыри от укусов ос-убийц; и то, как, пытаясь шутить и отвлекать Китнисс от ужасного зрелища самой опасной своей раны, Пит удивленно и восторженно смотрел на свою спасительницу измученными, но по-прежнему невозможно влюбленными глазами. Она пришла за ним, она спасала его… она запретила ему умирать!

Ну, и где все эти скептики, вопросительно хмыкнул про себя ментор – что теперь они скажут про безответность чувств голубоглазого мальчишки?

Хеймитч коротко глянул на часы на запястье Цинны: далеко за полдень, а значит, его ребятам посвятили аж половину дневного эфира – редкая щедрость для столичных режиссеров! Скосив глаза на молодого человека в соседнем кресле, неожиданно притихшего и мечтательно изменившегося в лице, ментор вдруг отчетливо представил стремительно растущий уровень рейтинга своих ребят: наверняка, в эту минуту стараниями своих многочисленных капитолийских фанатов несчастные влюбленные оставляли далеко позади Катона и Мирту! Он довольно хмыкнул: а Брут пусть катится к чертовой матери со своими профессиональными убийцами – кто, как не Двенадцатый, лучше других чувствовал, что обычный рядовой Капитолий смертельно устал от сражений и убийств.

И что обычным рядовым капитолийцам захотелось от кровожадных Голодных Игр хоть капли настоящих чувств и эмоций.

Лишь когда Пит уснул, обессилено привалившись спиной к валуну у ручья, картинка на экране изменилась – организаторы вспомнили, наконец, и о других оставшихся на Арене трибутах. Хеймитч осторожно тронул за локоть неподвижного и задумчивого спутника.

- Пойдем. Думаю, на ближайшее время они оставят наших ребят в покое.

Цинна тряхнул головой и с готовностью рывком поднялся из кресла.

- Думаю, тебе все-таки стоит поговорить с Порцией. И с Эффи - они ведь тоже заинтересованные лица… - молодой человек запнулся и, сдвинув брови, уставился на практически полную бутылку коньяка. Ментор проследил за его глазами и многозначительно хмыкнул.

- Ну да, не осилил - не до того было, - он снисходительно похлопал своего спутника по плечу. – Не волнуйся, у меня такое добро не пропадет. Пойду, распоряжусь, чтобы ее доставили в твой номер – думаю, наши дамы не откажутся пропустить с нами по рюмочке.

- О, боги, Двенадцатый, - Цинна негромко рассмеялся и закрыл руками лицо, - неужели тебе мало меня в качестве слушателя и собутыльника? Если так и дальше пойдет, ты споишь лучшую нашу половину!

- Ага, - довольно усмехнулся ментор, - а заодно и лучшую часть Капитолия!

До отеля они добрались без приключений – Хеймитч наотрез отказался повторить утренний опыт по незапланированным фотосессиям и раздачам автографов, и поэтому решил снова воспользоваться услугами капитолийских таксистов. По прошлым своим похождениям он знал, что у последних существовал негласный кодекс не совать любопытных носов в настроение, планы и конечные цели своих пассажиров. Особенно таких взрывоопасных, как ментор Двенадцатого дистрикта. Цинна предложил было свой автомобиль, но ментор отчаянно замахал руками: подъехать к обложенному телевизионщиками, журналистами и фанатами отелю на эксклюзивном снежно-белом «хаммере» Мастера, оставшись при этом незамеченными, было бы весьма затруднительно!

По дороге Цинна позвонил Порции, и теперь она ожидала их у служебного входа, куда завернул сообразительный таксист. Еще издалека Хеймитч заметил ее улыбку, которую молодая женщина то и дело безуспешно пыталась скрыть.

Выбравшись из остановившейся машины, он подошел к ней и виновато опустил голову.

- Я, наверное, должен повиниться - за все, что делал и говорил раньше.

- Нет, - она осторожно коснулась его руки и едва заметно покачала головой. - Это вы простите мне мои упреки. Каюсь, с моей стороны было нечестно обвинять вас в предвзятости по отношению к Питу. Теперь я вижу, что вы готовы одинаково сражаться за них обоих.

- Я безмерно рад, что вы, наконец, поладили, – нетерпеливо вмешался Цинна, прерывая их взаимные извинения, - но ты нашла Эффи?

Порция кивнула в сторону лифта.

- Она наверху, в твоей мастерской - и вот уже два или три часа что-то строчит в своем бессменном ежедневнике и без умолку болтает по служебному коммуникатору – наверное, готовит грандиозный сюрприз! - молодая женщина озорно подмигнула ментору. Если бы Хеймитч был более внимательным, то его непременно смутил бы заговорщицкий тон, которым это было сказано… но он лишь охнул и обреченно закатил глаза – ну да, Эффи Бряк просто непревзойденный специалист по части самых разных сюрпризов на его голову!

Они нашли ее в гостиной Цинны: бесцеремонно сдвинув в сторону творческий беспорядок на рабочем столе Мастера, Эффи обложилась глянцевыми журналами и буклетами и, прижав плечом к уху свой ядовито-розовый коммуникатор, оживленно стучала по сенсорной клавиатуре планшета ярко наманикюренными ноготками. Услышав звук открывшейся двери, она на секунду запнулась, коротко и недовольно глянула через плечо на вошедших – и, смешно сморщив нос, с еще большим воодушевлением принялась стучать дальше.

- Да, - защебетала она своему невидимому собеседнику, - вход будет платный… цену мы оговорим позже, но она должна быть не меньше, чем на финал сенаторского турнира по теннису! И непременно в костюмах и гриме… да, наши драгоценные стилисты с радостью предоставят всем желающим подготовительные группы Китнисс Эвердин и Пита Мелларка – так сказать, для полного соответствия!

- О чем это она там? – вопросительно взглянув на Порцию, растерянно буркнул ментор, осторожно обходя подальше место дислокации своей капитолийской помощницы. Молодая женщина выразительно подняла брови и приложила к губам указательный палец:

- Шшш… потерпите минутку – и сами узнаете.

Он плюхнулся рядом с нею и Цинной на свой любимый диван как раз за спиной Эффи и, сурово сдвинув брови, недовольно уставился на розовые локоны парика, оживленно подпрыгивающие в тон бурного лепета их хозяйки:

- И еще будут приниматься ставки… уже принимаются?! И каковы результаты?... Уау, даже так?! – она прекратила печатать и выразительно замахала руками, пытаясь привлечь внимание прибывших. - О, так это просто круто! А кто занимается ставками?... Брут?... Хм… ну да ладно – все равно его инициатива мало ему поможет, но пусть этот болван принесет общему делу хоть какую-то пользу… да, да, пока все! – и добавила совсем другим, елейно-ласковым голоском: - Нежно целую и не прощаюсь! Пока!

Отключив коммуникатор, женщина вздохнула и повернулась к остальным.

- Что? - заметив их удивленные взгляды, она лишь пожала плечами. – Все в Капитолии давно знают, что Брут болван - я не сделала из этого никакого открытия!

- Да причем здесь Брут? Может, расскажешь нам, женщина, что означает вся эта твоя болтовня? – насмешливо хмыкнул ментор, скрещивая руки на груди.

Эффи снисходительно взглянула на него и, многозначительно подняв брови, пропела:

- Итак, готовьтесь падать, хорошие мои – на завтрашнюю ночь в Капитолии запланирована самая крутая вечеринка года… – она сделала эффектную паузу, заставляя сидящих на диване недоуменно переглянуться. – А именно маскарад!

- Маскарад? – в один голос удивились Цинна и Порция. Эффи утвердительно кивнула.

- Да, самый настоящий маскарад на тему семьдесят четвертых Голодных Игр! Все, как положено – костюмы, маски, грим… и, кстати, я только что пообещала своим помощникам, что ваши визажисты с удовольствием разукрасят всех желающих в трибутов Двенадцатого дистрикта!

Хеймитч тихо застонал, закрывая руками лицо – этого еще ему не хватало!

- Ты это сама, придумала, женщина… я говорю о маскараде? – недовольно буркнул он сквозь пальцы.

- Разумеется, нет! Кто я такая, чтобы предлагать Капитолию мероприятия подобного масштаба? – возмущенно вспыхнула Эффи. – Это идея Главного Распорядителя, я лишь взяла на себя часть обязанностей по его проведению, вообще-то положенных ментору трибутов-финалистов. Впрочем, если ты недоволен, я могу и отказаться.

Женщина обиженно поджала тонкие губы и с вызовом посмотрела на Хеймитча. Он дрогнул и растерянно сдвинул брови.

- Ну что ты, Эффи, - поспешил на выручку Цинна: поднявшись с дивана, он со всей возможной галантностью взял капитолийку за руку и, присев перед ней на одно колено, с очаровательной улыбкой заглянул ей в глаза. - Никто лучше тебя не сможет организовать все это на должном уровне! Не слушай этого… гм-гм!... нашего друга – он просто удивлен и говорит глупости… не так ли, Двенадцатый?

Хеймитч нехотя поднял глаза на молодого человека – тот строго смотрел на него, выразительно сдвинув брови. Докатились, мысленно застонал ментор – теперь он должен петь дифирамбы и расточать комплименты для Эффи Бряк!

- Все верно, женщина, - едва разжимая зубы, отчетливо повторил он слова Мастера под его пристальным зеленым взглядом, - я просто удивлен и говорю глупости, - сидящая рядом Порция незаметно ткнула его локтем в бок, и он тут же добавил: – Конечно, ты справишься намного лучше меня – ты же у нас молодец!

Падкая на похвалы, Эффи тотчас смягчилась – сдержанно улыбнулась Цинне, одарив его благодарным вздохом, и уже совершенно другим голосом поинтересовалась:

- Вы видели сегодняшний эфир? Я расплакалась от умиления, мне даже пришлось поправлять макияж! А моя лучшая приятельница тотчас позвонила мне и сказала, что берет обратно все нелестное, что твердила о Китнисс последние несколько дней – после утренних новостей наша девочка так выросла в ее глазах!

Хеймитч удивленно усмехнулся. Так-так, его предположения и прогнозы, наконец-то, начали сбываться? Вот и глупые капитолийские дамочки уже готовы признать, что напрасно сомневались в любовной истории, воодушевленно разыгранной перед Капитолием его подопечным… Он дрогнул и прикусил язык. Нет, он неправ и лукавит, говоря о каком-то там розыгрыше со стороны Пита Мелларка - уж кто-кто, а этот чокнутый мальчишка не притворялся ни единой минуты! Ментора мучило другое: Китнисс Эвердин, вчерашняя разрушительница и убийца – сегодня она была такая уверенная, самоотверженная и заботливая… что двигало ею? Жалость? Благодарность? Или простое притворство?

Или что-то большее – чего не поняла еще она сама?

- Если честно, - прервал его раздумья негромкий голос Порции, - я очень удивлена ее поступком - она ведь неглупая девочка и прекрасно понимает, что осложняет себе и без того непростые условия на Арене.

Ментор перевел глаза на молодую женщину. Порция смотрела куда-то в пустоту перед собой и задумчиво качала головой. Он дрогнул – умолкнув, и Цинна, и Эффи так же, как и он сам, внимательно смотрели на нее.

- Возможно, я скажу не в тему, но хватит уже охать над Китнисс, - решительно кашлянув, неожиданно прервала затянувшееся молчание Эффи. – У нас сейчас есть более насущные проблемы: я тут заметила, что у нашего мальчика совсем не осталось сил, а значит, хорошо бы ему перекусить. Но подумайте сами – чем она сможет сейчас накормить его? Одной из этих маленьких жареных птичек, которых подстрелила накануне? Или сухофруктами да кореньями, от которых может случиться несварение даже у здорового человека? Разумеется, ему нельзя ничего такого - не после трех суток голода! Это же элементарно: Питу нужно сейчас что-то более легкое и более полезное, горячий куриный бульон, например… ну что опять не так?! – запнувшись, возмущенно встрепенулась капитолийка, когда три пары глаз молча уставились на нее, и в каждой из них светилось шокированное недоумение. Женщина вздохнула и картинно закатила глаза: - Да, Эффи Бряк включила свои капитолийские мозги – в этом все дело? Мальчик ранен, потерял много крови, не ел несколько суток и сейчас ему нужен просто бульон – это, что, повод смотреть на меня, как на умалишенную?

- Не думаю, что обыкновенный бульон будет такой уж большой проблемой, - Хеймитч одобрительно хмыкнул - а ведь она была совершенно права! - Я сейчас распоряжусь на этот счет. Вот теперь ты действительно молодец, Эффи…

Ментор встретился одобрительным взглядом со своей помощницей – и вдруг запнулся и растерянно сдвинул брови, заметив ее широко распахнутые удивленные глаза. Вот черт, мысленно выругался он – похоже, ей было чему сейчас удивляться.

Потому что впервые за десять лет он, наконец-то, назвал ее по имени.