Стоунхарт груп», Манхэттен. Вертолет приземлился на крыше манхэттенской штаб‑квартиры «Стоунхарт‑груп» – здания из черной стали и стекла в сердце Уолл‑стрит

Вертолет приземлился на крыше манхэттенской штаб‑квартиры «Стоунхарт‑груп» – здания из черной стали и стекла в сердце Уолл‑стрит. Верхние три этажа занимала личная резиденция Элдрича Палмера – королевский пентхаус, где полы были из оникса, на столах стояли скульптуры Брынкуши,[36]а стены оклеены обоями с дизайном Фрэнсиса Бэкона.[37]

Палмер сидел один в телевизионной комнате. Все шторы были опущены. В этом помещении, так же как в его доме в Дарк‑Харбор, и в кабине его личного медицинского вертолета, температура воздуха составляла ровно семнадцать градусов Цельсия. С 72‑дюймового экрана на него пялился раскаленный дочерна зрачок с огненно‑красным ободком в окружении ослепительно‑белых языков света.

Палмер мог бы выйти на улицу. В конце концов, сегодня для него было достаточно прохладно. Он мог бы подняться на крышу, чтобы наблюдать затмение там. Но техника позволяла ему приблизить картинку – не картинку тени, отбрасываемой на землю, но картинку Солнца, подчинившегося Луне, – а это зрелище было для него сладостной прелюдией к полному разорению мира. Палмер знал, что его пребывание на Манхэттене будет кратковременным. Скоро, весьма скоро посещение Нью‑Йорка станет не столь уж приятным времяпрепровождением.

Он сделал несколько звонков, осторожно переговорил кое с кем по линии засекреченной связи. Его груз действительно прибыл, как он и ожидал.

Улыбаясь, Палмер вылез из инвалидного кресла и медленно, но уверенно направился к гигантскому экрану, будто это был и не экран вовсе, а портал, через который он намеревался пройти в другой мир. Подойдя вплотную, дотронулся до жидкокристаллической панели. Провел рукой по изображению злобного черного диска – жидкие пиксели как бактерии извивались под сморщенными подушечками пальцев. Словно бы его ладонь прошла насквозь и коснулась самого глаза смерти.

Это покрытие Солнца Луной было небесным извращением, нарушением естественного хода вещей. Холодный, мертвый камень свергал с престола живую, горящую звезду! Для Элдрича Палмера сей факт служил доказательством, что возможно все – абсолютно все! – даже величайшее предательство законов природы.

Из всех людей, наблюдавших в этот день затмение – вживую, или по телевизору, или на больших уличных экранах по всей планете, – Палмер был, пожалуй, единственным, кто болел за команду Луны.