Прекратится.

Серджио начал взбираться по ржавой лестнице. Ветер со снегом хлестал его с нескольких сторон. Он поднимался медленно, с головой, тяжелой от мыслей. За свои двадцать три года он никогда раньше не испытывал неуверенности, нерешительности. У него был долг, и этот долг был для него всем. Все должно было делаться правильно, и был только один правильный способ делать это.

Пока он шел к старой диспетчерской вышке, его душу переполняли эмоции. Шаги сопровождались звуками выстрелов, каждый раз заставлявших чуть вздрагивать на ходу. Каждый выстрел был концом чьей-то жизни. С какой целью? Какой смысл имело убивать в этом и без того умирающем мире? Нужно было спросить об этом раввина. Но в его глазах Самуэль уже стал другим после того, как хладнокровно приговорил к смерти столько невинных.

Потому что они были невинны. Единственная их вина заключалась в том, что они принадлежали к вражескому племени. То, что они делали, было не менее аморально, чем то, что сделали с их народом нацисты.

С другой стороны, он и самого себя не мог назвать невиновным. Если в том, что делали его товарищи на станции, была вина, то часть ее лежала и на нем.

Один выстрел — один шаг.

Когда Серджио дошел до середины пути, выстрелы наконец закончились. Он продолжил идти в тишине, слушая скрип снега под ногами.

Башня, серая и старая, как средневековые руины, высилась над ржавыми поездами и электропроводами, висевшими в воздухе.

Серджио подошел к этой устрашающей башне походкой старика.

А теперь он карабкался по старой металлической лестнице. Холод железа передавался рукам даже сквозь тяжелые защитные перчатки. От металла исходил неприятный запах. Запах крови.

На самом верху лестницы находилась небольшая металлическая платформа и дверь в стене.

Дверь была не заперта.

Серджио толкнул ее, держа ружье наизготовку.

Но, взглянув на пол, он убедился, что бояться нечего. Последние следы на толстом слое пыли были оставлены несколько дней назад.

Комната была просторной. В свете, с трудом проникавшем сквозь грязные стекла, виднелось заброшенное и грязное пространство. Несколько стекол было выбито, и этим воспользовались мыши, устроившие в башне свое маленькое царство. Об этом красноречиво свидетельствовал ряд улик: обгрызенные куски картона, разбросанные повсюду мелкие черные экскременты и характерный животный запах, знакомый всякому обитателю туннелей, — даже родной, как когда-то людям казались родными запах травы и земли.

Свет проникал в помещение неравномерно: некоторые стекла заросли грязью так сильно, что стали почти непрозрачными. Серджио дошел до самого темного угла. Там на деревянной подставке лежала бомба.

Крисмани узнал ее по описанию, которое дал ему отец Дэниэлс.

Но, несмотря на это, он был удивлен тем, насколько обыденный, даже банальный у нее вид.

В его воображении бомбы выглядели по-другому. В том, что такая небольшая и так мало отличающаяся с виду от обычной сумки вещь могла разрушить целый город, было что-то невероятное.

Он подошел поближе и провел пальцами по ее поверхности.

«Мы ведь с тобой, по сути, одинаковые. Ты и я. Мы оба сделаны специально для того, чтобы нести смерть. Мы различаемся только разрушительной силой».

Он отнял пальцы от бомбы и сел рядом с ней.

Снял противогаз. Теперь мышиный запах стал практически невыносимым. Но ему было наплевать. Он уже был по ту сторону подобных вещей. Окончательно по ту сторону.

Он снова задумался о том, как правильно поступить с этой ужасной вещью. С вещью, которая уже принесла смерть слишком большому числу людей. Отдать Дэниэлсу? Позволить отвезти в Рим и взорвать монстров из Нового Ватикана? Не должен ли он оставить ее, сохранить для своего народа? Что лучше, что хуже? Серджио тряхнул головой. Он ни в чем не был уверен. Видение облака Монстров на вершине небоскреба встревожило его. А если Сыны Гнева были правы? Если уничтожение этих адских созданий — благо?

Серджио улыбнулся. Это были уже не его проблемы.

Свой долг он выполнил. Или, по крайней мере, попытался. Ему не удалось спасти детей, но он защитил город от фанатиков.

Это были уже не его проблемы. Уже нет.

Он расстегнул кобуру. Достал пистолет.

Посмотрел сквозь разбитое стекло на падающий снег.

Интересно, снег когда-нибудь прекратится? Настанет ли день, когда небо снова станет голубым, а солнце перестанет быть врагом?

Быть может.

Как знать.

От него это больше не зависело.

Это никогда не зависело от него.

Он прислонился спиной к стене. Закрыл глаза.

Постарался не думать о том, что будет после.

Если вообще существовало какое-то после. Он вполголоса пробормотал молитву, слышанную им в детстве.

Его правая рука поднесла пистолет ко рту.