Орки Мордора

― Я погашу свечу, — прошептал Вагант.

― Пожалуйста, — ответил ему Джон, — для меня это не проблема. Можно мне сесть?

― Только не на этот диван. Садись на другой.

Послюнявив большой и указательный пальцы правой руки, Вагант погасил пламя свечи и поэтому не увидел улыбку, появившуюся на устах священника.

― Так значит, в нем ты хранишь свою личную библиотеку? — спросил Джон, когда вокруг стало темно.

Вагант вздрогнул.

― Я не понимаю, о чем ты говоришь.

― Они в этом диване. Но я все-таки не понимаю, зачем. Кроме тебя сюда ведь все равно никто не ходит. Ни друзья, ни девушки.

― Ты обо мне ничего не знаешь.

― Быть может. Вижу, ты, кроме комиксов, читаешь и книги по истории.

― Твои фокусы меня не пугают.

― Но я вовсе не хочу пугать тебя. Я хочу поговорить с тобой. Ты не против?

― Думаешь, я могу бояться разговора с тобой?

― Ты все говоришь об испуге, о страхе. С чего тебе меня бояться? Я всего лишь слепой раненый старик...

Вагант плюхнулся на диван напротив священника.

― Послушай меня внимательно. Я не знаю ни твои способности, ни откуда они взялись. Магия не производит на меня впечатления. Там, снаружи, я видел невероятные вещи. Невозможные вещи. Я видел создания куда более странные, чем ты. И я все еще здесь. И знаешь, что я тебе скажу? С тех пор, как ты появился среди нас, твоя жизнь висит на волоске, и этот волосок — то, как ты ведешь себя. Не стоит недооценивать Управляющего. Достаточно одного его слова, даже просто жеста, и твоя жизнь кончена.

― И покончишь с ней ты?

Вагант пожал плечами. Этот жест стал самым распространенным в мире после катастрофы.

― Я или любой другой. Какая тебе разница? Можешь быть уверен только в одном: назад дороги уже не будет. Ты никогда не видел Приношение.

― Зато ты видел. Расскажи мне, как это происходит. Мне любопытно.

Юноша усмехнулся. Кивнул головой.

― Тело разрезается на куски, в ванне или на полиэтиленовой пленке, так, чтобы не потерять ни одной капли крови. Потом эти куски режутся на куски помельче. Мясо идет на корм животным. Мышам, червям. Черви очень важны. Кости дробятся на удобрения. Мы храним только черепа. Но и их сначала обгладывают животные. Черепов у нас полная комната.

Вагант говорил механическим, безучастным, как будто бы не своим голосом. Создавалось впечатление, что он зачитывает какой-то скучный список. Когда он поднял голову, его голос изменился. Стал глубже, эмоциональней.

― Приношению нас научила Мама. Поначалу оно было не таким. Поначалу у нас не было ни животных, ни растений. Приношение...

Джон прочел в мыслях Ваганта то, что тот силился выразить словами.

Да, поначалу Приношение было совсем не таким.

Джон увидел это, как и многие другие вещи, в воспоминаниях молодого человека.

Он испытал смесь жалости и восхищения той хрупкой девушкой, которая взяла на себя тяжелую ответственность за жизнь заброшенного убежища, за вверенных ей малышей и нескольких детей постарше, в последовавшие за катастрофой дни волею случая оказавшихся здесь, как потерпевшие кораблекрушение путешественники. Здание начальной школы, находившейся в соседнем квартале, рухнуло. Выжило всего несколько человек. Среди них были только дети.

Ни один из учителей не выжил. Неспособные отыскать дорогу домой, часто в вызванном шоком кататоническом состоянии, эти дети как зомби бродили по улицам и в конце концов неизбежно оказывались у дверей единственного уцелевшего здания. После падения бомб, разгромивших оба аэропорта города, восемьдесят процентов зданий Милана было разрушено взрывной волной. Чуть меньший процент его населения умер в тот же день и в последующие недели, когда с неба начал падать грязный снег, который нес в себе невидимую смерть. Возможно, их детский сад устоял благодаря тому, что был построен с соблюдением самых передовых технических норм. Или, что более вероятно, по чистой случайности.

В день, когда разразилось Страдание, Франческе Витали было двадцать лет. Она работала ассистентом преподавателя в детском саду. Занималась несколькими трудными детьми. Остальные четыре преподавательницы ушли из сада в первый день катастрофы, чтобы попробовать попасть домой, к своим семьям. Больше об их судьбе ничего не было известно.

Даже в нормальных условиях взять на себя заботу о тридцати детях было полным безрассудством.

Делать это среди царившего тогда хаоса было попросту нелепо.

Имевшиеся в детском саду запасы еды закончились в первый день. И хотя они и не могли знать этого, то же самое произошлои во всем остальном городе. Съестные припасы были ограничены и часто погребены под обломками того, что только недавно было крупными супермаркетами. Устоявшие магазины опустошены мародерами.

На второй день из крана окончательно перестала течь вода. Двое детей умерли, харкая кровью. Это были дети, которые дольше всех пробродили по улицам под смертоносным дождем.

На третий день вместо долгожданной помощи пришли пятеро мужчин, вооруженных ножами и битами.

Из памяти Ваганта и Управляющего, свернувшегося в темноте калачиком прямо у выхода из комнаты, мозг отца Дэниэлса впитывал историю девушки, которая спасла Город.

Пятеро мужчин завладели детским садом. И Франческой.

Они насиловали ее по очереди. Овладевали ей немыслимыми способами. Она едва выжила. Но даже среди боли и унижений все ее мысли были только о ее детях. Особенно о самых слабых.

Никто из них не ожидал подобной жестокости. Взрослые всегда были для них источником заботы и помощи.

Те пятеро, что захватили детский сад, были сильными мужчинами. Они не ели три дня.

На четвертый день из столовой потянулся запах жареного мяса.

И на пятый.

И на шестой.

И каждый день повторялось надругание над телом девушки, связанной на полу, лежавшей в грязи и мерзости, которую оставляли эти мужчины, которые лизали и кусали ее своими вымазанными жиром губами.

На седьмой день, когда выжившие дети были уже на грани смерти от истощения, поскольку никто из них не стал есть кидавшиеся им на пол объедки и кости, один из плохих дядь вернулся в детский сад с ящиком виски в руках.

В тот вечер пятеро орков напились до беспамятства и дурноты и блевали человеческим мясом и алкоголем. Их главарь заснул прямо на Франческе.

Они допустили ошибку.

Всего одну.

Они выбрали неправильного ребенка на ужин. Вот уже несколько дней как Вагант обдумывал план побега.

В отличие от других детей, он так и не смирился со своей участью. В свои десять он был самым старшим из них и самым высоким. Когда детей выводили из кухонного шкафа, как Вагант называл про себя комнату, где их держали, он старался выглядеть слабее и ошеломленнее, чем на самом деле, и горбился, чтобы казаться ниже.

Никому бы и в голову не пришло обыскивать ребенка. А уж тем более такого безобидного, почти мертвого от голода ребенка.

От пришедшего за ним человека разило алкоголем. Он взвалил Ваганта на плечо и понес, как ягненка на бойню.

Вагант, в то время носивший другое имя, тайком достал из кармана перочинный ножик.

Этот ножик он отнял у одного хулигана, который был старше него и задавал ему в школе перцу.

Это был его трофей, предмет его гордости.

Он раскрыл его и без колебаний вонзил лезвие в ляжку несшего его на кухню мужчины. Мужчина выругался и упал на колени. Еще до того, как он успел упасть на пол, Вагант вонзил лезвие ему в глаз. Это был удачный удар.

Мальчику, который и вправду был очень истощен, повезло и во второй раз: оказалось, что «повар» стоит к нему спиной. Бейсбольной битой, взятой у только что убитого им мужчины, Вагант нанес второму орку безжалостный удар в висок. А когда тот упал, он ударил его еще раз — и еще, и еще, пока его голова не превратилась в месиво, а тело не перестало дергаться, словно от электрических разрядов.

Думал ли Вагант о том, что творит, пока делал это? Нет. Он просто делал это и все.

Еще двоих он обнаружил в соседней комнате.

Это было комичное зрелище. Они оба сидели на детских стульчиках, положив головы на парты. Пьяные в хлам. Замахиваясь битой, Вагант подумал об Орках Мордора.

Гнусные создания, каннибалы.

Нелюди.

Их головы лежали на парте, как на пне палача.

Первый из двух разбойников даже не заметил, как его сон сменился смертью. У второго было достаточно времени для того, чтобы открыть глаза и увидеть перед собой сосредоточенный взгляд ребенка. Уже в следующую секунду бита опустилась, и все погрузилось в залитую красной болью темноту.

Оставался последний. Вагант знал, где его найти.

Изнуренный и в то же время окрепший после четырех убийств, он молча приближался к комнате, из которой доносились стоны и хрип.

Войдя, он притворил за собой дверь.

Главарь разбойников лежал на воспитательнице.

Его штаны были спущены до середины бедер. Он толчками двигался вверх-вниз. Ребенок не мог этого знать, но поглощенный им алкоголь ослаблял эрекцию.

Вагант подошел к ним мелкими шажками, ступая аккуратно, чтобы не шуметь.

Его выдала Франческа.

Открыв заплывшие от ударов глаза, девушка увидела ребенка, приближавшегося к ним с окровавленной битой в руках. Ее тело непроизвольно дернулось, и это инстинктивное движение не ускользнуло от внимания навалившегося на нее мужчины.

Вагант увидел, как орк оборачивается и смотрит на него с любопытной и хищной усмешкой.

Любой другой ребенок на его месте застыл бы в замешательстве.

Но вместо этого Вагант нанес орку боковой удар, пришедшийся ему прямо в лицо и отшвырнувший его к стене. А потом бил его снова и снова, пока тот не перестал шевелиться.

Он мог бы убить его, но не сделал этого.

На него у Ваганта были другие планы.

Не имея не только ни малейшего представления о том, как правильно вязать узлы, но и ни метра веревки, он сделал кое-что поумнее: бейсбольной битой он перебил орку руки, а потом и ноги — на уровне колен. Если бы каннибал в какой-то момент и очнулся, то только для того, чтобы снова потерять сознание.

Покончив с этим, ребенок, который впоследствии получит имя Вагант, наклонился к воспитательнице. При виде ее состояния он расплакался. Расплакался и покраснел, потому что воспитательница была голой, а между ног у нее было грязно и запачкано кровью. Он расплакался, и его слезы, упавшие на замаранную слюной щеку девушки, разбудили ее.

Франческа Витали раскрыла, насколько это было возможно, один опухший глаз. Увидев склонившегося над ней ребенка, она сделала вещь, от которой его сердце растаяло.

Она улыбнулась.

Она ничего не сказала. Она была слишком слаба, чтобы говорить. Затем она повернула голову и увидела, что сделал ребенок с главарем этих монстров. Кивнула. Ее разбитые и опухшие губы произнесли чуть слышно: «Убей остальных».

― Я уже убил их, — ответил Вагант.

― Еще кто-нибудь из детей жив?

― Да.

― Хорошо, — ответила девушка и потеряла сознание.

Когда она снова пришла в себя, она лежала на кровати, составленной из трех раскладушек, на которых воспитанники детского сада обычно спали после обеда. Вагант сидел у ее изголовья.

― Сколько времени я проспала? — спросила воспитательница.

― Двое суток.

― Двое суток... — повторила еще не до конца пришедшая в себя Франческа. — Что случилось?

― Я освободил остальных детей.

― Как они?

― Нормально. Мы даже поели, — добавил он.

Он поднял стоявшую у его ног тарелку. На ней лежало несколько костей, обглоданных до белоснежной чистоты.

Франческа поднесла руку к лицу. Ее запястья были до мяса стерты веревками, которыми она была связана все эти дни. Щека перевязана. На разбитом носу приклеены пластыри.

― Я тебя продезинфицировал, — сказал ребенок, — я хотел вымыть тебя, но у нас нет воды. Зато было дезинфицирующее средство.

«Так вот что это за запах», — подумала Франческа. А потом ее как громом поразила одна мысль.

― А как Клаудиа? А Джакомо?

За эти два дня ребенок, который однажды получит имя Вагант, выучил имена всех детей.

Он покачал головой.

― Их больше нет.

― Что значит «их больше нет»?

― Орки взяли их первыми.

Франческа все поняла. Насилуя ее, свиньи хвастали съеденным. Было логично, что Клаудиа и Джакомо, самые слабые, были убиты первыми. Они были так беззащитны.

Как агнцы.

― Помоги мне подняться, — сказала она Ваганту.

― Ты еще слишком слаба. Тебе нужно поесть.

― Позже.

Завернувшись в одеяло с картинками из «Винни-Пуха», опираясь на спасшего ее ребенка, Франческа с трудом встала на ноги и прошла, хромая, по темному коридору до комнаты, в которой дети держали своего пленника.

Там было холодно. Холодно, как в холодильнике. Через разбитые окна в помещение проникал ледяной воздух.

На полу лежало пять голых трупов. Кожа на них была свинцового, местами почти ярко-синего цвета. Внезапно лежавший посередине захрипел. Это был самый изуродованный из пяти мужчин, лежавших в комнате.

Ему оказали первую помощь, но вовсе не для того, чтобы вылечить. Лишь для того, чтобы продлить его мучения.

― Прими это приношение, Мама, — пробормотал Вагант, не зная что этими словами он только что создал разом и религию, и систему управления Города. В его руке перочинный ножик казался настоящим оружием.

Франческа взяла нож. Он показался ей тяжелым, как из свинца. Она подошла к главарю орков. Наклонилась над ним.

Перочинный ножик выпал из ее руки.

У мужчины не было глаз. На их месте находились два кратера глазниц, покрытые коркой запекшейся крови. Раны, прижженные огнем.

Вся поверхность его кожи была разодрана, покрыта порезами. Лицо и череп покрывал орнамент, составленный из канцелярских кнопок с разноцветными шляпками. Дети использовали его голову для жестокой игры в мозаику.

У орка не было ни ног, ни рук.

Из бедер и плеч вырезаны длинные тонкие полоски плоти.

Франческа опустила взгляд на красневший лобок мужчины. От увиденного она лишилась чувств.

― Никогда больше так не делай, — сказала она Ваганту, когда они снова остались одни.

― Это делал не только я. И мы сделали это для тебя.

― Больше не делай этого. Ты ребенок.

― Уже нет, — возразил он с гордостью.

Франческа посмотрела ему в глаза.

Они были холодны, как сталь. Как алмаз — драгоценный камень, на котором ничто не способно оставить ни царапины.

― Я сама разберусь с ним, — сказала она.

Ребенок покачал головой.

― Все уже сделано.

Эти пятеро стали первым Приношением.

Дети никогда не задавали вопросов о том, откуда бралось мясо, которое они ели. Они привыкли есть гамбургеры. Мысль о том, что эти сочные котлетки были мясом какого-то животного, никогда не приходила им в голову.

Когда Франческа набралась сил, она начала организовывать экспедиции в соседние дома, постепенно расширяя радиус поисков. Они ни разу не столкнулись с другими выжившими. В этом районе города шла реконструкция в связи с приближающейся Выставкой, и поблизости было больше строек, чем жилых домов.

Скверик по соседству выжгло. От деревьев остались только почерневшие огарки, напоминавшие использованные зубочистки. Игрушки на детской площадке сломаны. Под когда-то разноцветным домиком лежал труп собаки, слишком тухлый, чтобы быть полезным. Все покрывал слой жирного пепла.

Франческа была отнюдь не глупа. Она сразу же поняла, что произошло. Из клеенок, служивших скатертями в столовой, она сделала комбинезоны для улицы. Пластиковые пакеты, надевавшиеся на обувь, оставлялись у входа в убежище после каждой экспедиции.

Важнее всего была вода.

Они обнаружили ее в доме неподалеку. Дверь в нем уже вышибли, но вода не показалась мародерам ценной. Там было три упаковки по шесть бутылок. Франческа, Вагант и еще двое детей, вышедших с ними в эту экспедицию, разделили груз между собой. При разумном использовании воды должно было хватить на два дня.

Хрупкая раненая девушка, которую все теперь называли Мамой, поняла, что вода была первой проблемой, требовавшей разрешения.

Только первой.

Но в новом мире, в котором они внезапно очутились, проблемы следовало решать именно так.

По одной.

Это Вагант нашел дом, который впоследствии стал их Городом. К тому времени от запасов уже почти ничего не осталось.

Дом находился в нескольких кварталах от школы. Это было впечатляющее здание, игла из зеркального стекла, средняя в группе из трех небоскребов. Новехонькая. Здесь никто никогда не жил. Открытие должно было произойти спустя двое суток после конца света, который им пришлось пережить.

Входная дверь была заперта, но им удалось пробраться внутрь через подвал.

Гараж поразил их. Гигантский, в три этажа. В нем стояло несколько машин. Они принадлежали сторожам и рабочим, которые заканчивали последние работы перед открытием: электрикам, малярам. В остальном это было огромное пустое пространство, в котором малейший шум сопровождало гулкое эхо. А самое главное — здесь было электричество.

Эту башню, как и две другие по бокам, строили с соблюдением экологических стандартов. Тепловые насосы, соединенные с подземными водозаборными сооружениями, обеспечивали отопление и кондиционирование помещений. Теплоизоляция была практически идеальной. Имелись и запасы минеральной воды, хотя и не достаточные на долгий период. По счастью, у этого прекрасного сооружения было и несколько дефектов. Просачивание подземных вод, которое в нормальных условиях было бы устранено застройщиком, оказалось большим плюсом. Как и мыши, которые появились позже.

И грибы.

Джон Дэниэлс бесконечно жалел сидевшего перед ним мужчину, который на самом деле был ребенком, выросшим посреди насилия и вынужденным брать на себя слишком много взрослых обязанностей.

В глазах Ваганта стояли слезы.

Несмотря на темноту, Джон видел их как две полосы расплавленного серебра. Вагант шмыгнул носом.

― Это было нелегко. Особенно поначалу.

― Я знаю, — пробормотал Джон.

― Не всегда есть возможность выбирать между добром и злом. Иногда нам приходилось выбирать между злом и еще большим злом.

Некоторое время они сидели молча.

Потом в темноте раздался голос Джона Дэниэлса, такой ясный и близкий, как будто он звучал прямо у Ваганта в голове:

― Ты научился чему-нибудь из своих книг?

Молодой человек горько усмехнулся:

― Чему-нибудь полезному, имеешь в виду? Нет. Ничему. Прежние люди ничего не знали о том, что делать, когда сталкиваешься с подобными вещами.

― А ты никогда не задумывался, что, может быть, это не так? Что проблема, может быть, только в том, что ты еще не нашел правильных книг?

Вагант покачал головой.

― Я считаю, что в прежних книгах для нас ничего нет. Книги, которые нам нужны, стоило бы написать сейчас. Но этим больше никто не занимается. Книг больше нет.

Из темноты послышался вздох. Но в потемках он прозвучал, как шипение змеи.

В окна застучал град. Вагант вздрогнул. Затем снова взял себя в руки. Его голос звучал твердо и уверенно:

― Скажи мне, чего ты хочешь от нас, священник. Чего ты хочешь от Города.

― Я пришел, чтобы завербовать вас.

― Завербовать для чего? Мы не солдаты.

― Для выполнения миссии, важность которой ты даже не можешь вообразить. Завербовать в крестовый поход.

― Ах вот как.

― Ты знаешь, что такое крестовый поход?

― Конечно, знаю. Горстка аристократов, ведущих кучу оборванцев в Палестину. Они бьются с арабами и завоевывают всякие штуки типа Гроба Господня и Иерусалима. Потом тусуются там немного, и их выгоняют обратно.

― Значит, ты читаешь не только комиксы.

― Конечно нет. В это ты нас хочешь втянуть? В крестовый поход? Отправляемся в Палестину?

Джон прочел в сознании юноши, что «Палестина» и «Иерусалим» были для него всего лишь названиями. Вагант ни за что не смог бы показать их на карте.

― Нет. Так далеко мы не пойдем. Цель крестового похода находится прямо здесь, в городе.

Джон встал и снова подошел к окну. Глаза Ваганта уже привыкли к темноте. Может быть, дело было в том, что в эту ночь за укутавшей Землю пеленой облаков в небе стояла полная Луна. А может быть, человечество постепенно привыкало к своему новому миру тьмы. Внизу — и оба знали это — в темноте двигалась неправильная, непостижимая жизнь. Среди вещей, которые узнал Вагант из своего бессистемного чтения о прошлом, была одна вещь, которая поразила его сильнее всего: в мире, который разрушил ядерный апокалипсис, жили семь миллиардов человек.

Невообразимая цифра.

Он смотрел со смесью восхищения и робости на старика — таким он его видел, — стоявшего перед окном. Необычный человек, который жил в мире, населенном семью миллиардами людей. Людей, которые летали в небе, которые могли разговаривать с собеседниками, находящимися на другом конце планеты. Которые совершили путешествие на Луну.

Джон Дэниэлс улыбнулся, поймав эту мысль.

― Мне лично куда более необычным кажется тот факт, что ты живешь в таком мире, как этот.

Вагант вздрогнул, как от удара. Посмотрел на стоявшего спиной священника.

― Не читай мои мысли.

― Я ничего не могу с этим поделать. Но если хочешь, я могу научить тебя, как сделать, чтобы никто не мог читать твои мысли.

Вагант посмотрел на него с подозрением.

― Никто? И даже ты?

― И даже я.

― А с чего бы тебе учить меня подобным вещам?

Джон вздохнул.

― Потому что ты мне нужен. Мне нужно, чтобы ты был вместе со мной в крестовом походе

― Снова ты об этом походе. И против кого мы должны выступить? Против мусульман? Против Монстров?

― Против Сынов Гнева.

Вагант был поражен.

― Ты чокнутый, — выпалил он.

― Почему?

― С сынами Гнева невозможно бороться.

― Но я-то смог.

Молодой человек усмехнулся, услышав эту глупость.

― Они тебя чуть не убили.

― Да, но остального-то ты не видел.

Вагант не понял его шутки.

― Я просто шучу, — сказал Дэниэлс, — это как хвастаться после драки тем, что ты ударил врага лицом по ногам.

Недоумение на лице Ваганта стало еще сильнее.

― Ладно, проехали, — сказал священник со вздохом, — скажи мне лучше, что ты думаешь о моем плане.

― О каком плане?

Джон обернулся. На мгновение перед Вагантом возникло странное видение: на фигуру священника наложилась другая полупрозрачная фигура. От тела Дэниэлса как будто отделялась душа молодой женщины. Даже за то краткое время — меньше секунды, — что длилось видение, Вагант увидел, что девушка была очень красива.

― О плане, который я собираюсь тебе изложить. Слушай меня внимательно...