Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Детство прошло
Говорят, время лечит любые раны. Хоть я и не была с этим согласна, должна признать, что по прошествии месяцев меня все меньше и меньше мучили кошмары, связанные с Аурангзебом. И вот настал день, когда я смогла взглянуть на него без содрогания, не спрашивая себя, почему он хотел, чтобы я утонула. Я ненавидела его за то, что он украл у меня детство, за то, что по его милости за одну ночь я превратилась из девочки в молодую женщину, но эта перемена была неизбежна. В конце концов, я была принцесса, которой с детства внушали, что в жизни все непросто. Сыновья и дочери императоров должны взрослеть рано, и, говоря по чести, до сей поры я увиливала от ответственности. Но после вероломства Аурангзеба я распрощалась со своими детскими привычками, ибо знала, что им нет места в мире взрослых. В последующие месяцы коренным образом изменился весь мой образ жизни. Вместо того чтобы искать развлечений, я усердно занималась. Если прежде я уклонялась от своих обязанностей, то теперь исправно выполняла свой долг. Каждый день я проводила долгие часы в гареме, изучая все предметы – от архитектуры до танцевального искусства и политики. Пока большинство девочек делали друг другу прически и учились готовить экзотические блюда, я осваивала искусство каллиграфии и географию. Мама приносила мне стопки книг, и я штудировала их, не оставляя без внимания ни одну тему, ни один предмет, даже если они казались мне незначительными или ненужными. Следуя ее совету, я стала проявлять бóльшую общительность при дворе Агры. Твой успех, объяснила мама, от твоих друзей зависит почти в той же мере, что и от тебя самой. Эту истину она втолковывала мне с тех самых пор, как я научилась рассуждать, но на вооружение я взяла ее только теперь. Весь следующий год я заводила новых знакомых – либо во время игр в поло, либо на охоте. От имени отца я непринужденно беседовала с представителями низшей знати и торговцами. Господа зачастую поражались моей смелости, но порой я чувствовала, как они глазами жадно ощупывают мое тело. Поначалу такие взгляды меня смущали, но со временем я поняла, что похоть – одна из самых вопиющих мужских слабостей. Мама, по моему настоянию, тайком просвещала меня – рассказывала об особенностях мужского организма, объясняла, какие у мужчин потребности и, самое главное, какие их обуревают желания. Мама ставила меня в жутко неловкое положение, требуя, чтобы я практиковала искусство обольщения в паре с Низамом. Например, она наряжала его как господина и просила, чтобы я подала ему вина. После я должна была завязать с ним светский разговор и выпытать нужные мне сведения. Низам старательно играл свою роль, но мои ошибки и нескладная речь часто вызывали у него улыбку. Однако с каждым занятием он улыбался все реже, потому что я успешно совершенствовалась в своем мастерстве. Я коварством вызывала его на откровенность – задавала такие вопросы, на которые ответит всякий тщеславный мужчина, сколь бы тверд он ни был в своих намерениях. Обретя уверенность в себе, я была готова к общению с вельможами, которых, по утверждению мамы, ко мне влекло. Большинство мужчин считали, что я, в силу своего юного возраста и пола, вполне безвредна – как беззубая кобра. Они сразу становились галантными, когда я притворялась застенчивой и робкой, открывали мне свои секреты, едва я делала вид, что собираюсь удалиться. Будучи императором, отец мог бы заставить этих мужчин делать все, что он пожелает, но он предпочитал улещивать их медом, а не усмирять железным кулаком. Поэтому их обхаживала я. Отец внимательно следил за моими успехами. Хоть Хиндустан и процветал под его правлением, во многом это благоденствие было заслугой мамы. Она ненавидела войны, и, благодаря ее влиянию на отца, мы перестали тратить золото и терять человеческие жизни, пытаясь раздвинуть северные границы страны за счет владений наших врагов – персов. Вместо этого мы укрепляли свои рубежи, строили дороги и мосты. Мы богатели за счет торговли. Разумеется, было немало мужчин, которые по‑прежнему хотели воевать с врагами, и в мои обязанности входило вернуть их на мирный путь. Я часто беседовала с ними, невинными речами льстя их самолюбию или расхваливая их лишенных внимания жен. Без помощи мамы мне бы никогда не постичь эту науку. Она давала мне советы буквально по всем вопросам – относительно наших законов, например, – или объясняла, кто из представителей знати наши друзья, а кто враги. Она могла дать характеристику любому вельможе – терпим ли он к индийцам, предпочитает спать с девушками или юношами. С одинаковым интересом я узнавала об их страхах и об их желаниях. Знание и того, и другого, как я уже уяснила себе, впоследствии могло мне пригодиться. Мои братья тоже изучали все эти премудрости, только другими способами. К моему удивлению, один лишь Аурангзеб серьезно относился к таким урокам. Пока Шах и Мурад гонялись за юбками, а Дара с жадностью поглощал труды философов, Аурангзеб вращался при дворе, завязывая дружеские отношения со многими людьми, имеющими вес, и, прежде всего, с офицерами нашей армии. Они к нему благоволили, так как, становясь более рослым, он все больше говорил о достоинствах войны и о том, что война способствует укреплению нашей империи. Аурангзебу нравилось сводить на нет плоды моих трудов. Если я заручалась поддержкой кого‑то из влиятельных людей, обращала его в опору, на которой мы могли что‑то строить, Аурангзеб действовал как ветер, незаметно раскачивая колонну, выдувая из‑под нее почву. Обычно я лишь по прошествии нескольких месяцев узнавала, что колонна рухнула. К моему неудовольствию, Дара почти не проявлял интереса к государственным делам. Любимый сын отца и, соответственно, его вероятный преемник, он почитал искусство. Отец тоже благоволил к поэтам, художникам, архитекторам и ученым, однако он понимал, что такие люди только улучшают качество нашей жизни, но для империи не являются хлебом насущным. Когда я первый раз в разговоре с Дарой подняла вопрос о его недостатках, он отмахнулся от моих слов – обратил на них не больше внимания, чем на грязь у себя под ногами. День клонился к вечеру, и мы, кончив заниматься и молиться, удалились в один из самых больших садов Красного форта. Лучшие из наших садов были призваны служить нам напоминанием о том, что ждет нас впереди, если мы будем жить в добродетели, что райский сад всегда в цвету и неизменно восхитителен. Убежище, в котором мы сейчас находились, называлось Шалимар‑Багх – Обитель любви. В узких каналах, проложенных между манговыми и гранатовыми деревьями и финиковыми пальмами, струилась вода, стекавшая в квадратные пруды, где били фонтаны. Все в саду имело геометрическую форму. Растения и водоемы образовывали восьмиугольники, кубы и даже треугольники. В дальнем конце сада Исмаил, старый крестьянин, которого спасла мама, подрезал розовые кусты. Сад, и без того прекрасный, с приходом Исмаила заиграл более яркими красками. Он работал здесь с рассвета до наступления темноты, не оставляя своим вниманием ни одно растение. Я сидела рядом с Дарой на покрытом травой квадратном газоне между несколькими каналами. Это был чудесный тенистый уголок, где воздух полнился благоуханием. На Даре были алая туника и белый тюрбан. Он пытался отращивать бороду, и на его подбородке курчавилось несколько темных волосков. Я была в желтой юбке и сорочке, поверх которых накинула длинный халат из полупрозрачного синего шелка. На голове у меня было закреплено бирюзовое покрывало с изысканным рисунком – изображением белых журавлей. Мы носили покрывало не так, как персиянки носят чадру: мое покрывало ниспадало на спину, закрывая волосы, а не лицо. Между мной и братом стояло блюдо с виноградом. Я сорвала с грозди одну ягодку и сказала: – Ты так и не рассказал мне, что произошло между тобой и Ладли. – Что? – Когда она к тебе подошла. – Подошла ко мне? – Тогда, на реке. – Мой начитанный брат порой испытывал мое терпение. В то время как мой разум бежал, его – плелся. – Ты тратишь еще меньше слов, чем мама. Обязательно быть столь прямолинейной? Я пожала плечами и сорвала еще ягодку: – Я могу быть вкрадчива, как кошка. – Разве Ладли тебе не рассказала? – Не все. – Что же она рассказала? – Что ты спрашивал ее об убеждениях, о кастовой системе. Дара хотел отмахнуться, но потом со вздохом уронил руки. На мой взгляд, он был слишком серьезен для своего возраста. Впрочем, мои друзья считали, что я тоже серьезна не по годам. – Хоть мои взгляды и не типичны для мусульман, – наконец сказал он, – я нахожу индуизм чудесной религией. Мне нравятся их боги, их карма. Но я не согласен с убеждениями индусов относительно их кастовой системы. С какой стати человек, у которого более светлая кожа по сравнению с остальными, должен стоять выше них? Или почему торговец достоин большего уважения, чем крестьянин? – Полагаю, кастовая система позволяет им поддерживать в обществе некий порядок. – Порядок в обществе, Джаханара, создают справедливые законы. А не дискриминация. – А у нас разве не то же самое? Ведь ты и юноша, работающий в поле, занимаете в обществе неравное положение. – Знаю, – сказал Дара, медленно кивнув. – И также знаю, что, как бы сильно мне ни нравилась Ладли, я никогда не смогу на ней жениться. – Ты мог бы попросить у отца согласия на ваш брак. В конце концов, он же просил своего отца, чтобы тот разрешил ему жениться на маме. – Да, это так. Но я не могу последовать его примеру, – печально произнес Дара. – Не забывай, что сначала у отца появились другие жены. И мама, будучи мамой, не боялась соперничества с ними. Ладли же на это и вовсе будет плевать. Мы замолчали. Вокруг порхали птицы. В их гомоне тонул шум, который производил Исмаил, чистивший выложенную мрамором дорожку. Я стала крутить на пальце свое рубиновое кольцо, наблюдая, как переливается на солнце камень. – Ты любишь ее, Дара? – Философы говорят, что любовь... – Ты ее любишь? – Любовь тут ни при чем. Люблю я Ладли или нет, я все равно женюсь на женщине, брак с которой будет политически выгоден для нашей страны. И ты тоже выйдешь замуж по расчету. И поверь мне, мы с тобой оба очень скоро вступим в брак. Я уже слышал, как отец говорил о своих планах насчет нас. Я представила упитанного мужчину, которого отец, возможно, выбрал мне в мужья, и выбросила этот образ из головы – отшвырнула как гнилое яблоко. Потом опять все свое внимание обратила на брата, желая поговорить с ним о том, что тревожило меня в последнее время. – Аурангзеб пользуется успехом при дворе. Он не тратит время на чтение и письмо, а все чаще упражняется с мечом или заводит дружбу с нашими военачальниками. – И что с того? – А тебе... не приходило в голову, – прошептала я, – что, когда отец умрет, Аурангзеб попытается взойти на Павлиний трон? Дара выронил виноградинку. – Ну что ты, Джаханара! С каких это пор тебя стали посещать подобные мысли? – Мама хочет, чтобы я... – Несла вздор? – По‑твоему, это вздор, что Аурангзеб захочет претендовать на трон? – спросила я. – Порой, когда отец говорит, что он прочит тебя в преемники, я вижу, как меняется в лице Аурангзеб. Он пытается скрыть свою злость, но ему это плохо удается. Аурангзеб всегда знал, что ты любимчик отца и что, как бы он сам ни отличился, трон все равно тебе достанется. По‑твоему, какие чувства владеют Аурангзебом? Что бы ты сам чувствовал, если б отец любил тебя меньше, чем Аурангзеба, и все бы об этом знали? – Но я не могу... – Это очень обидно, Дара, – сама ответила я на свой вопрос. – И думаю, Аурангзеб так сильно обижен, что ему было все равно, утону я или нет. Он спокойно наблюдал, как я погибаю. Зависть толкнет его на борьбу с тобой за обладание троном. Мой брат вяло отмахнулся от назойливой мухи: – Я никогда не пытался причинить ему боль. И никогда его не обижу. – Дара помолчал, наблюдая, как муха села на ствол растущего рядом гранатового дерева. – Как и ты, я хочу быть ему другом. И потом, он ведь знает, что император вправе выбрать себе преемника. Так было всегда. – Не спорю. Хотя то, что отец намерен сделать тебя своим преемником, еще не значит, что ты взойдешь на трон. – Аурангзеб против меня не пойдет. Дара потянулся за очередной виноградинкой, а я наклонилась к нему: – Мы уже не дети, Дара. И должны вести себя соответственно. – Ты хочешь казаться взрослой не по годам. – Возможно, – в сердцах сказала я, внезапно рассердившись на брата за то, что он упорно не желает видеть дальше своего носа. – Но ведь нашему прадеду было всего тринадцать лет, когда он унаследовал трон. Ты думаешь, он тогда притворялся взрослым? Или ты будешь притворяться взрослым, если отец умрет?.. – Отчасти мое раздражение было вызвано тем, что Дара, я знала, был прав. Я и впрямь была еще слишком юна, чтобы вести подобные разговоры. С другой стороны, мама возлагала на меня большие надежды. Не зря же она весь последний год учила меня разбираться в хитросплетениях придворных интриг. Я не могла ее подвести. И не хотела, чтобы Дара недооценивал Аурангзеба. – Ты столько всего знаешь о философии и богах и абсолютно слеп в том, что касается твоей собственной крови. Тебе известно, сколько войн велось за обладание троном, сколько раз братья убивали братьев? – Несколько войн. Погибло, кажется, десять братьев. – Так неужели тебе так трудно поверить в то, что Аурангзеб может причинить тебе зло, дабы занять место отца? Дара надолго замолчал. Исмаил за это время успел дочистить мраморную дорожку. Я видела, что мой брат испытывает замешательство, так как он часто поднимал глаза к небу, словно ждал наития свыше. – Я по‑прежнему сомневаюсь в том, что ты верно истолковала происшествие на реке, – наконец ответил он. – Но если ты права и Аурангзеб мечтает о троне, что мне делать? Я попыталась представить себя в роли доверенного советника брата. Что бы мама сказала отцу, если б у него был брат‑соперник? – Делай то, что делает он. Начни заводить друзей, союзников. Меньше времени проводи за чтением книг о религии, чаще бывай с отцом. Пусть вельможи видят с ним тебя, а не только маму и меня. Дара снял тюрбан и провел рукой по своим черным как смоль волосам. – Даже если у него нет ко мне добрых чувств, я никогда не смог бы вступить в борьбу против него, – со вздохом сказал он. – Даже думать об этом не хочу. На лице его отразилась внутренняя боль. У меня от жалости защемило сердце. Я знала, что он пытался наладить отношения с Аурангзебом, но все его попытки, как и мои собственные, встречались враждебно. Как так может быть, спрашивала я Аллаха, что мы любим брата всей душой, а он все равно от нас отдаляется? Что я делаю не так? Вновь сестра Дары взяла его за руку, а не его новоявленный советник. – Поверь мне, я предпочла бы лежать в гареме и сплетничать со своими подружками, чем вести с тобой этот разговор. Но мы не такие, как наши друзья. Ты – будущий император, а я... – я запнулась, не зная, как определить свою роль, – а я – твоя сестра. Я тоже не хочу бороться с Аурангзебом. Но он меня страшит. И тебя, думаю, он тоже пугает. Дара едва заметно кивнул, но ничего не сказал. И тогда я поняла, что ему претят подобные мысли, так как по натуре он слишком порядочный человек, и что мне придется его защищать. Но как я, девушка, которой едва исполнилось пятнадцать лет, могу защитить одного брата от другого? А себя как защитить?
|