Шизотипическая логика

(Патографический комментарий к "Логико-философскому трактату" Людвига Витгенштейна)

Пересмотрел все очень строго,

Противоречий очень много.

Но их исправить не хочу.

А.С. Пушкин

"Логико-философский трактат" Витгенштейна принадлежит к числу самых известных философских сочинений XX века, он интерпретировался и комментировался десятки, если не сотни раз. При этом, поскольку произведение во многом оставалось загадочным, то все комментарии и интерпретации, как можно предположить, исходили из неверной или, скорее, однобокой установки, а именно: все противоречия и темные места "Трактата" во что бы то ни стало стремились как бы то ни было объяснить, сделать логичными, придать им законченность и стройность. Между тем сам философ по прошествии нескольких десятилетий полностью отказался от идей своего знаменитого философского опуса и не раз называл эти идеи абсурдными.

В этой главе мы предлагаем посмотреть на "Трактат" Витгенштейна с патографической точки зрения, то есть как на произведение психически нездорового человека. Такой взгляд не должен оскорбить память великого философа, однако он многое может расставить по своим местам. Я думаю, нельзя адекватно понять ни Юнга, ни Лакана, ни Перлза, ни тем более Кафку, Платонова, Булгакова, Сальвадора Дали, Рене Магритта, Луиса Бунюэля, М.М. Бахтина, Н.Я. Марра, не признав у них шизотипического расстройства (или той или иной формы шизофрении), расстройства, которым в каком-то смысле страдал весь XX век.

Неизвестно, обращался ли Витгенштейн на протяжении своей жизни к психиатру, и практически точно известно, что не обращался к психоаналитику. Тем не менее, на протяжении многих лет, да практически всей жизни, он страдал тяжелой эндогенной депрессией, которая особенно мучила его в первый период жизни, то есть в период продумывания идей "Трактата". Об этих депрессивных состояниях с суицидальным оттенком сохранилось много свидетельств друзей Витгенштейна периода его обучения в Кембридже, прежде всего Бертрана Рассела и Дэвида Пинсента (см. [McGuinnes 1988, Monk 1990, Руднев 2002]). О проблеме

самоубийства в связи с личностью Витгенштейна и его братьев, покончивших с собой, см. первую главу нашей книги [Руднев 2002].

Эндогенная депрессия - частый спутник шизотипического расстройства. В соответствии с этим весь "Трактат" носит характер мрачный, в нем нет ни одной светлой жизнеутверждающей нотки. По свидетельству того же Рассела, Витгенштейн не рассматривал логику как нечто отдельное от своей жизни, но как часть своей депрессивной судьбы, как часть своих "грехов", то есть депрессивного чувства вины.

Помимо депрессии в состав его шизотипического склада вошли еще много ингредиентов. Подробно об этом см. нашу статью "Случай Витгенштейна" - попытку патографического рассмотрения жизни философа [Руднев 2001]. Здесь же мы перечислим эти психопатологические черты лишь в той степени, в какой это поможет подтвердить шизотипическое расстройство личности.

Прежде всего это обсессивно-компульсивный комплекс. Витгенштейн был болезненно педантичным. В структуре "Трактата" это отразилось самым непосредственным образом. Здесь господствует огромное количество чисел - каждому предложению предоставлен свой порядковый номер, показывающий иерархию этого предложения по отношению к предыдущим и последующим. (О роли числа в обсессивно-компульсивной картине мира см. главу "Поэтика навязчивости" нашей книги [Руднев 2002а].)

Не менее характерным для Витгенштейна было построение сверхценных идей - паранойяльный комплекс. Прежде всего эти идеи были связаны с его творческим наследием, он часто боялся плагиата и затевал ссоры с коллегами по поводу этого. Паранойяльная мономания, утверждение одной и той же идеи по многу раз - также очень характерная черта "Трактата". Витгенштейн с паранойяльным упорством добивался опубликования "Трактата", но потом, когда наконец добился своей цели, совершенно охладел к публикации.

По своей сексуальной идентичности Витгенштейн скорее всего был латентным гомосексуалистом, то есть, по-видимому, так называемым эндокринным типом личности, что также накладывает отпечаток на мозаичность, осколочность характера (см. [Бурно 1996, Волков 2000].

Тем не менее, по всей видимости, главным радикалом в характере Витгенштейн являлся шизоидный, о чем говорит его мощный и оригинальный ум. Однако при сравнении Витгенштейна с другими выдающимися умами его времени - Фрейдом, Эйнштейном, Гуссерлем, Расселом, Хайдеггером, Геделем, Гейзенбергом - нельзя не отметить важного отличия. Это были чистые шизоиды - системы, построенные ими, отражали схематически стройный и гармоничный характер их конституции. В них нет той некоей зловещести, таинственности,

причудливости, экстравагантности, загадочности, которая есть в личности и трудах Витгенштейна и которая считается характерной для шизотипической личности. В этом смысле Витгенштейн не имел себе союзников в современной ему философии. Скорее, его можно сравнить с теми загадочными персонажами культуры XX века, которых мы уже перечисляли - Юнг, Лакан, Платонов, Бахтин, Марр, Дали, Булгаков.

Пожалуй, один из верных индикаторов шизотипической личности, резко отличающим ее от шизоидной, является активная биография. В отличие от шизоида, шизотипическая личность не может быть спокойным кабинетным человеком, ее раздирают противоречия, обусловленные многорадикальностью ее психики. И здесь Витгеншетейн не знает себе равных: его жизнь, многократно описанная, чрезвычайно богата противоречивыми событиями и перипетиями, можно сказать, приключениями. Но сейчас наша задача сложнее. Мы собираемся показать, что "Логико-философский трактат" написан шизотипической личностью и что шизотипичность, то есть малая доза шизофрении - схизис прежде всего - отразилась в самой структуре и содержании этого удивительного, безусловно великого и гениального произведения, полного неожиданных интеллектуальных ходов и удивительных интуитивных прозрений.

Уже первая фраза "Трактата" (после предисловия) поражает своей экстравагантностью. Мы употребляем это слово в том значении, которое внес в его семантику Людвиг Бинсвангер. Поскольку этот термин очень подходит к "Трактату" в целом, поясним подробнее, что имел в виду Бинсвангер. Он понимал под экстравагантностью (Verstiegenheit) "структурное смещение антропологических пропорций". Бинсвангер, говоря об экстравагантности, подчеркивает преобладание в этом экзистенциале шизоидной и шизофренической личности высоты над шириной: "Она коренится в чрезмерных высотах решения, которые превосходят ширину "опыта" [Бинсвангер 1999: 295-297]. Это высказывание очень точно подходит к "Трактату", который "решает все проблемы", как утверждает сам Витгенштейн в предисловии, а в конце он говорит о лестнице, которую необходимо отбросить, поднявшись на нее, лишь тогда человек увидит мир правильно.

Итак, первая фраза: 1 Die Welt ist alles, was der Fall ist. ("Мир - это все, чему случается быть".

В семантике первого утверждения "Трактата" я вижу три аспекта: тавтологический, парадоксальный и информативный. Тавтологический заключается в том, что, на первый взгляд, этот тезис утверждает то, что и так ясно. Именно этот тавтологический аспект громче всего услышали переводчики книги - "Мир есть все то, что имеет место" [Витгенштейн

Мир есть все, что есть Случай (дословный перевод), т.е. все, что имеет место благодаря случаю, все, что случается. Здесь и далее в не оговоренных особо случаях я пользуюсь своим переводом "Трактата", частично опубликованным в журнале "Логос" за 1999 год, № 1, 3, 5, 8 [Руднев 1999]).

1958]. "Мир есть все то, что имеет место" - почти то же самое, что "Мир есть все то, что есть". И этот аспект действительно важен (и соответственно, этот последний, чисто тавтологический, вернее, квазитавтологический перевод возможен). По мысли Витгенштейна, ничто логическое не несет никакой информации, и он, возможно, намекает на это уже в первой строке - Мир есть все то, что есть (по воле случая).

Парадоксальность тезиса 1 состоит в том, что утверждаемое в нем противоречит устоявшимся представлениям о мире как о чем-то существующем по необходимости и стабильно, таком, как его создал Бог. Витгенштейн подчеркивает отсутствие стабильности и необходимости в Мире. Это противоположная сторона семантического поля данного высказывания. Мир не необходим и не стабилен потому, что, как говорится ниже, хотя в его основе (субстанции) лежат простые неизменные Предметы, реально они встречаются в изменчивых и не связанных друг с другом конфигурациях, Положениях Вещей (Sachverhalten). Отсутствие связей между явлениями в их изначальном виде и позволяет говорить об отсутствии причинной связи между ними во времени. Связь может быть только логической, то есть тавтологической, неинформативной.

Еще парадоксальность проявляется в сочетании слова "все" (alles), которое употребляется в "Трактате" как универсальный квантор, с выражением was der Fall ist. Надо ли это понимать так, что все, что случается, противоположно тому, что может случиться, или оно противоположно тому, что не случается и не может случиться? Отметим еще, что слово "все" тянет это высказывание к тавтологии - Мир есть все, что есть, a was der Fall ist к противоречию: получается, что Мир - это то, что может быть не миром, стоит ему не случиться быть, что он может стать из всего ничем.

Информативное ("естественнонаучное") значение этого тезиса можно реконструировать так: мое первоначальное знание о Мире сводится к тому, что он кажется чем-то, чему случается быть. В целом значение этой фразы является эспозитивным. Она представляет интенции автора, говоря: "Тех, кто думает, что я буду исследовать Мир как нечто необходимое и законченное, просят не беспокоиться".

* Мир - это все, что происходит.

Итак, тавтология, парадокс и позитивное утверждение в одной и той же фразе. Здесь кажется, что фразу произносит не логик, дело которого -логическое описание мира, а креатор, который занят тем, что творит мир. Отсюда и многоканальность, многофазовость этого предложения. Он создал какой-то свой мир, выдал его за реально существующий и произнес, "изрек", что это именно то, "чему случается быть". Что же это, по мнению Витгенштейна, - То чему случается быть?

1.1 Мир - совокупность Фактов, но не Вещей

В этом афоризме Витгенштейн также противоречит здравому смыслу, в соответствии с которым мир, скорее, как раз совокупность вещей (см., например, [Stenius 1960: 32]). Логически 1.1 вытекает из 1: если Мир - все то, чему случается быть, то это, скорее, Факты, а не Вещи. По Витгенштейну, реально существуют не вещи, а Вещи в их соединении с другими вещами: это и есть факты. Он, по всей видимости, рассуждает здесь так: разве существует это дерево просто как дерево? Не правильнее ли сказать, что существует то, что это дерево растет возле моего дома, что это дерево очень старое, что это дерево - дуб и т.д.? Именно в совокупности этих фактов и существует дерево. Как слово (имя) реально функционирует не в словаре, а в предложении (и это тоже один из ключевых тезисов "Трактата"), так и вещь, денотат имени, реально существует не в семантическом инвентаре мира, а в живом факте. Но и в словаре имя существует не просто, а именно в словаре, и, перечисляя, какие вещи существуют в мире - деревья, столы, ложки, планеты и т.д., -мы задаем этот список в самом факте его задания.

Что же патологического в таком взгляде на вещи? По нашему мнению, то, что попирается основа здравого смысла, в соответствии с которой мир - это именно совокупность вещей. Факт есть что-то невидимое, сугубо логическое, вещь - зримое. Мир, который строит, творит Витгенштейн, странный, экстравагантный мир. На то, что бросается в глаза, не обращается никакого внимания. То, что никому не придет больше в голову, высказывается как нечто очевидное без всяких доказательств.

1.11 Мир определен посредством Фактов и благодаря тому, что
все они являются Фактами.

1.12 Ибо именно совокупность Фактов определяет то, чему
случается, а чему не случается быть.

Мир определен как мир тем, что все Факты являются Фактами именно потому, что именно Факты определяют то, чему случается быть, а это и есть мир. То есть мир определен тем, чему случается быть, -фактами. Если мы рассмотрим не реальный мир, а некий небольшой условный возможный мир, то, понаблюдав за тем, чему в нем случается быть, мы сможем дать описание фактов, которое и будет описанием мира. Допустим, что Мир есть все то, чему случается быть внутри спичечного коробка. Заглянув туда, мы увидим, что там лежат, допустим, 12 хороших спичек и три обгорелых. Именно факт того, что в спичечном коробке лежат 12 хорошие и три обгорелые спички, и будет описанием Мира спичечного коробка. Это описание будет исчерпываться этими фактами и тем, что это все факты. То, что в коробке лежат три обгорелые спички, не в меньшей степени является фактом, чем то, что там находится 12 хороших спичек.