VII. Приложение

Сухая река" и "пустой челнок"

(К описанию фрагмента шизотипического дискурса)

86. Строка "В сухой реке пустой челнок плывет" из стихотворения Мандельштама "Я слово позабыл, что я хотел сказать", пожалуй, одна из самых характерных в шизотипических стихах замечательного русского поэта. Творчество Мандельштама изучалось очень интенсивно и чрезвычайно плодотворно в 1970-1980-е годы, и сейчас мы хотим показать его патографическую подоплеку.

87. Первым эту строку анализировал Г.С. Померанц в статье с характерным названием "Басе и Мандельштам". Вот что он писал о ней, анализируя стихи Мандельштама как заведомо алогичные в духе дзенского коана:

"Мандельштам описывает абсолютное слово негативно, отрицая все возможные предикаты, не давая о нем никакой

В настоящем разделе я использую результаты своей статьи [Руднев 1990], где это стихотворение достаточно подробно исследовалось. Тогда автор даже не знал слова "шизотипический", однако не случайно в этом раннем разборе проводились постоянные паралелли между поэзией Мандельштама и философией Витгенштейна — двух главных шизотипистов XX века.

информации или сталкивая их в алогичных нелепых сочетаниях. <...> В этом стихе мы ощущаем не столько чувственно осязаемые образы, сколько разрыв между ними, паузы между словами, ритмические интервалы, в которых всплывает дух целого, невыразимого никакими нагромождениями частностей. То, что описывается, только поплавки, колебания, которые намекают на какое-то скрытое незримое течение. Прямой переклички с Басе здесь нет, но можно говорить о русском эквиваленте того, что японцы называют "югэн" (простого по форме намека на непостижимую тайну)" [Померанц 1970: 200].

Возможно, такая интерпретация имеет право на существование, но она делает этот текст сильно похожим на поэтическое шизоидное высказывание, а это, конечно, не так. Это полное боли и отчаяния стихотворение о смерти и поэтическом бесплодии. К тому же Померанц не отметил, что "пустота" очень важное слово в дзенско-даосской традиции. Она исходная основа всего. В "Дао де дзине" говорится: "Дао пусто, поэтому его и можно наполнить, поэтому оно и есть все".

88. Итак, это стихотворение о смерти - "чертог теней", "стигийская нежность", "стигийское воспоминание". Здесь появлется тема Стикса -реки мертвых, на которой переправляются души умерших в царство Аида. На это впервые обратил вниание Омри Ронен [Ronen 1976]. Пустой челнок - это лодка Харона, которая перевозит по пустой мертвой реке души умерших. Вот еще одна интепретация.

89. Из этой интерпретации следует, что челнок движется не вдоль, а поперек реки. Это подключает другое значение слова "челнок" - ткацкое:

На перламутровый челнок

Натягивая шелка нити,

О пальцы гибкие, начните

Очаровательный урок.

И я люблю обыкновенье пряжи:

Снует челнок, веретено жужжит.

Челнок - это инструмент, при помощи которого подается поперечная нить (уток) на продольную основу станка, что и создает ткань. Челнок, рождающий ткань, ассоциируется у Мандельштама с идеей языковой ткани, что, как мы увидим, чрезвычайно важно для этого текста. Другие тексты Мандельштама подтверждают это понимание. В предисловии к "Разговору о Данте" сказано:

Надо перебежать через всю ширину реки, загроможденную подвижными и разноустремленными китайскими джонками, - так создается смысл поэтической речи, его, как марштрут, нельзя восстановить при помощи опроса лодочников.

Они не расскажут, как и почему мы перепрыгиваем с джонки на джонку.

Поэтическая речь есть ковровая ткань, имеющая множество текстильных основ. <...>

Она прочнейший ковер, сотканный из влаги, - ковер, в котором струи Ганга, взятые как текстильная основа, не смешиваются с пробами Нила и Евфрата.

Поэтическая речь, - говорит Мандельштам в самом начале "Разговора о Данте", - есть скрещенный процес, и складывается он из двух звучаний. Первое из этих звучаний - это слышимое и ощущаемое нами изменение орудий поэтической речи <...>.

Поэтическая речь, или мысль, лишь чрезвычайно условно может быть названа звучащей, потому что мы слышим в ней скрещивание двух линий, из которых одна, взятая сама по себе, абсолютно немая, а другая, взятая вне орудийной метаморфозы, лишена всякой значительности и всякого интереса и поддается пересказу [Мандельштам 1991: 2, 363].

89. Получается, что в контексте размышлений Мандельштама о
поэзии пустой челнок, двигающийся по сухой реке, это как бы
сломавшийся ткацкий станок поэзии, работающей вхолостую - основная
тема стихотворения. Вспомним: "Я слово позабыл, Что я хотел сказать".
Что ж это за слово, кстати? Возможно, это слово "смерть". Но я думаю, что
это просто "слово". В смысле "вначале было Слово". И вот это как если бы
Бог забыл Слово, которое было в начале, из которого он творил мир.
Слово - это в каком-то смысле и есть наш челнок. Поэт описывает то, как
он не может разродиться языковым высказыванием, то есть все это
стихотворение - прежде всего о языке.

90. Нас поэтому не должно удивлять и напрашивающаяся
психоаналитическая ассоциация: пустой челнок - это фаллос, который
"снует" по вагине, тема оплодотворения-бесплодия продолжается и на
этом уровне, причем оплодотворения мнимого, мертвого - забвение слова
соотносится с сексуальной несостоятельностью.

91. Итого пять смыслов пустого челнока, плывущего в сухой реке.
Шизоидный дзенский, "в стиле коана", депрессивно-танатологический:
челнок - это лодка Харона, перевозящая души умерших. "Циклоидный",
"реалистический" - ткацкий: челнок - это инструмент, оплодотворящий

основу. Уже специфически шизотипический: челнок - символ забытого слова - не могущей родиться поэтической речи. Наконец, истерический - в смысле навязываемого недостижимого желания: фаллос, не опло­дотворяющий женщину.

92. Шизотитичность пространства этого текста сказывается в том, что оно как бы смешанное, такое же многослойное, как сам образ челнока. С одной стороны, пустота - это возможность быть наполненным. Это позитивная сторона. Во-вторых, символ смертности - это негативная сторона. В третьих, все вместе парадоксально: как может плыть пустой или не пустой челнок по сухой реке? Это напоминает картину сюрреалистов. В четвертых, образ ткацкого ченока создает перекрестную ассоциацию. В пятых, фаллос, движущийся по вагине. И наконец, и самое главное, это пустое пространство, как свидетельствует сам поэт, есть пространство языка как скрещивающегося процесса. (Кстати, слова "текст" и "ткань" произошли от одного корня.) Трудно представить себе это все одновременно, но в этом и состоит прелесть шизотипической поэзии.

Литература

Бейтсон Г. Экология разума. М., 2000.

Бинсвангер Л. Бытие-в-мире. М., 1999.

Винни Пух и философия обыденного языка / Пер. с англ и аналитич ст. В.П. Руднева, М., 1994.

Гаспаров Б.М. Из лекций по синтаксису современного русского языка: Простое предложение. Тарту, 1971.

Лакан Ж. Инстанция буквы в бессознательном, или Судьба разума после Фрейда. М., 1997.

Лакан Ж. Семинары. Т. 2. М., 2000.

МакВильямс Н. Психоаналитическая диагностика. М., 1998.

Мандельштам О.М. Собр. соч. Т. 2. М., 1991.

Перлз Ф. Любовь, голод и агрессия. М., 2000.

Померанц Г.С. Басе и Мандельштам // Теоретические проблемы изучения литератур Дальнего Востока. М., 1970.

Руднев В. Мандельштам и Витгенштейн // Третья модернизация, № 11, Рига, 1990.

Руднев В. Шизофренический дискурс // Логос, 4 (14), 1999.

Руднев В. Характеры и расстройства личности: Патография и метапсихология. М., 2002.

Сокал А.-Брикмон Ж. Интеллектуальные уловки. М., 2002.

Сосланд А. И. Фундаментальная структура психотерапевтического метода. М., 1999.

Сосланд А.И. Что годится для бреда // Московский психотерапевтический журнал., № 2, 2001.

Тарт Ч. Пробуждение. М., 1998.

Терентьев Е.И. Бред ревности. М., 1991.

Фрейд 3. Скорбь и меланхолия // Фрейд 3. Художник и фантазирование. М., 1994.

Шапиро Д. Невротические стили. М., 2000.

Шпиц Р. Психоанализ раннего возраста. М., 2001.

Crow Т. J. Is schizophrenia the price that Homo sapiens pais for language? // Schizophrenia Research, 28, 1997.

Freud S. Inhibitions, symptom and enxiety // Freud S. On Psychopathology. N-Y., 1981.

Freud S. Psychoanalytic notes on an autobiographical account of a case of paranoia (dementia paranoides) // Freud S. Case Histories. II. N.-Y., 1981b.

Ronen O. The dry river and the black ice: Anamnesis and amnezia in Mandelstam's poem "Ja slovo pozabyl, cto ja hotel skazat // Slavica Hierosolumitana, v. 1, 1976.

Szasz Th. The Myth of mental illness. N.-Y., 1971.