Два подхода

Обнаружилось радикально важное обстоятельство: в сентябре 2001 г. общая угроза проявилась как для Запада, так и для страны, «сдерживать» которую и был создан Североатлантический союз – для России. Общность противника потребовала, как минимум, общего для Брюсселя и Москвы планирования – хотя бы в самых общих чертах. Все это создавало предпосылки нереальной прежде перспективы сближения Москвы с военным блоком Запада.

Посетив зимой 2001 г. штаб‑квартиру НАТО в Брюсселе, президент Путин заметил, что видит в НАТО перемены, в свете которых эта организация не смотрится более старым военным альянсом, направленным против России. «Говорят, что НАТО становится скорее политической, чем военной организацией. Мы наблюдаем за этим процессом. Если дело пойдет таким образом, то все изменится значительно… Мы верим, что происходящее ведет к качественной перемене в отношениях России и Запада». Для демонстрации своей благорасположенности Россия сделала несколько недвусмысленных жестов – объявила о своем уходе с баз Камрань (Вьетнам) и Лурдес (Куба).

В результате этой эволюции Запад предпринял попытки коррекции своей союзнической стратегии. Исторически это не ново: ведь была же России важнейшим союзником Запада в двух его главных испытаниях ХХ века – в двух мировых войнах? Начиная с ноября 2001 г., речь зашла о возможности весьма радикальной трансформации НАТО из организации, противостоявшей Советскому Союзу‑России, в организацию новой европейской безопасности – и даже с глобальными функциями. Трудно представить себе сближение России с направленной, собственно, против нее военной организацией; но России, при определенном повороте событий, могло бы быть выгодно войти в новый – «наднатовский» альянс, хотя бы частично гарантирующий ее внутреннюю целостность и протяженные границы, хотя бы несколько страхующей опасности жизни рядом с переменчивыми и потенциально опасными соседями.

Лидером поисков более адекватного ответа на современные угрозы традиционно выступила Британия, гибкость дипломатии которой стала эталонной. (Представляется, что Лондон ищет гарантии от экономического и политического доминирования в Европе Германии. Напомним, что именно ради избежания этой угрозы Лондон выступил в 1914 и 1939 годах). Складывается впечатление, что современная британская дипломатия, надеясь сохранить свободу маневра в Европе, стремится, с одной стороны, быть наиболее лояльным союзником Вашингтона, с другой – искать новые пути приобщения к европейскому балансу сил России.

Витающие в воздухе новые идеи выразил в середине ноября 2001 г. премьер Тони Блэр. «План Блэра» предполагал трансформацию взаимоотношений России и НАТО из системы 19 плюс 1 в «систему двадцати участников», где Россия могла бы даже подписать Вашингтонский договор (возможно, без параграфа 5 – о том, что нападение на одного члена альянса равнозначно нападению на всех членов союза). В условиях глобального смещения угроз для Запада Россия могла бы войти в Североатлантическую организацию не как некая периодически консультируемая величина, а как интегральная часть новой системы безопасности в Европе. Как писала американская газета «Крисчен сайенс монитор», «вступление России в НАТО завершит процесс создания такой структуры взаимоотношений европейских государств, которая в конечном итоге принесет постоянный мир. Неопределенность же с принятием России в альянс не только будет большой прорехой в мозаике, но также может возродить традиционную российскую ксенофобию… У Запада есть второй шанс навсегда закончить „холодную войну“, покончить с разделением Европы и сделать Россию полноценным партнером НАТО в борьбе с терроризмом и в деятельности по предотвращению распространения оружия массового поражения».

Речь зашла о геополитическом сдвиге впечатляющих пропорций: Россия входит в обновленный западный союз, приобретает новых союзников и представляет собой фактор его фактической глобализации в стратегически важных по времени и месту основных событий обстоятельствах. В Москве заговорили о важнейшем после 1989‑1991 гг. повороте во внешнеполитической ориентации России. Вхождение в западный военный союз России могло бы иметь главное для нее позитивное значение – блок НАТО потерял бы свою антироссийскую направленность. И это была бы уже новая НАТО, потенциально полезный партнер в реализации российских интересов.

Выдвижение инициативы Блэра вызвало на Западе борьбу двух политических проектов.

Первый, олицетворяемый британским руководством и поддерживаемый такими лидерами Запада как канцлер Шредер и президент Ширак, ориентировался на идею вовлечения Российской Федерации в стан Запада: у Москвы ослабнет соблазн воссоздавать некий «третий мир» на оси Пекин‑Нью‑Дели‑Москва; Россия встанет лагерь защитников столь выгодного Западу статус кво в мире; пути распространения российского оружия массового поражения (биологического, химического, ядерного) будут заблокированы; североевразийская нефть и газ станут подлинной альтернативой энергетическому сырью бунтующего против Запада Ближнего Востока; проблема потенциальной реинтеграции постсоветского пространства на антизападной основе будет если не решена, то минимизирована. (В русле этого подхода генеральный секретарь НАТО лорд Робертсон высказался весьма оптимистично: «Я знаю, где место России. Оно между Испанией и Португалией»).

Второй проект представили противники введения Москвы в круг Запада. Он исходит из того, что огромная неуправляемая Россия, чреватая внутренними конфликтами, способна дестабилизировать пространство западного ядра; по своим экономическим показателям (2,4 тыс. долл. в год на душу населения) Россия никак не соответствует общему уровню в 30 тыс. долл. в год на душу «золотого миллиарда»; Запад лишится благоприятной для него «прокладки» между североатлантическим миром и колоссальным Китаем и миллиардной мусульманской цивилизацией; НАТО возьмет на себя опасную функцию гаранта границы России с Китаем в необозримой Сибири; поток наркотиков, нелегальных иммигрантов и российского криминала захлестнет (через неуправляемую Россию) благополучный Запад.

Типично мнение Г. Киссинджера: «С принятием России в НАТО Североатлантический Союз превратится в мини‑Организацию Объединенных наций, либо в антиазиатский – особенно антикитайский союз западных индустриальных демократий. Русское членство в Европейском Союзе, с другой стороны, разъединило бы два берега Атлантики. Такой шаг неизбежно подтолкнет Европу к поиску различной от американской позиции… Более тесные отношения России с Европой, чем у Европы с США (или просто сравнимые) вызовут кризис в межатлантических отношениях – вот почему Путин так обхаживает некоторых из американских союзников».

Идея трансформации НАТО, предусматривающая непосредственное членство России, рассматривалась на главном форуме Североатлантического Союза 7 декабря 2001 г. Запад не был единодушным. Великобритания, Италия, Испания в общем и целом показали свое желание видеть Россию в рядах НАТО. Франция и Германия не спешат, боясь, что традиционные дипломатические отношения, основывающиеся на столкновении‑согласии между США и Евросоюзом (в котором Париж и Берлин играют первую роль) будут сотрясены вхождением неудобной России. Наибольшими противниками введения Москвы в круг НАТО стали ее недавние союзники по Организации Варшавского договора – принятие России, с их точки зрения, обесценивало их недавно приобретенное членство в главной организации Запада, девальвировало их новую идентичность. В этой ситуации критически важное значение приобретала позиция единственной оставшейся сверхдержавы – Америки. Решающим было мнение американского руководство и оно не поддержало британскую идею.

Вашингтон в конечном счете посчитал, что двум военно‑стратегическим гигантам «не место в одной берлоге», что полнокровное принятие РФ в Североатлантический Союз грозит подорвать фактическое единоначалие, создаст фактор нежелательной напряженности, в определенной степени свяжет руки Вашингтону в проведении его глобальной политики. В результате идеи России как полнокровного двадцатого члена НАТО оказались похороненными.

Администрация Буша – не поддержала инициативу Блэра, сведя радикальные предложения о России как полноправном члене, к банальным благоглупостям о необходимости расширять дискуссионное сотрудничество. Британский научный журнал: «Администрация Буша, находясь под давлением сторонников жесткого курса в США, давления со стороны Пентагона Рамсфелда, со стороны восточноевропейских и балтийских государств и их лобби в Соединенных Штатах, резко отвергли предложение Тони Блэра, направленное на укрепление связей НАТО с Россией». Вопреки ожиданиям российских западников, прорыва в отношении новой, дружественной России сделано не было.

Паллиатив был найден в формировании совещательного органа «НАТО‑РФ», параллельного уже имеющемуся (с 1997 г.) Комитету Россия – Североатлантический союз. Получила развитие идея «бокового приставного стула» в виде приглашения Москвы в сугубо совещательный «Совет двадцати», в рамках которого Москва могла бы обсуждать острые международные вопросы вместе с девятнадцатью членами Североатлантического союза. Вместо выражений признательности России США подтвердили дату «ноябрь 2002 г.» как время принятия решения относительно очередного расширения НАТО в восточном направлении, включая Прибалтику.

Заметим, что ничего подобного не говорилось в ноябре 2001 г., когда американские и британские специальные войска отчаянно нуждались в Афганистане в боевой поддержке. Пыл тех, кто приветствовал новое отношение к России в момент, когда стояла задача взятия Кабула и Кандагара вооруженным русским оружием Северным Альянсом, значительно остыл. Мавр сделал свое дело, он больше не был нужен.

Нейтральные страны Западной Европы охарактеризовали ситуацию так: «В определенных вопросах НАТО хотела бы иметь Россию в качестве союзника: в борьбе против терроризма, в решении проблем нераспространения оружия массового уничтожения, в вопросах противоракетной системы тактического назначения, а также при проведении поисковых и спасательных работ на море. Предоставить России право соучастия в принятии решений, предусматриваемых статьей 5 Североатлантического договора о нападении на одного из союзников по НАТО Америка не решилась. В основополагающих вопросах, имеющих стратегическое военное значение, таких как прием в Союз трех стран Балтии, НАТО решительно внес оговорку, обеспечивающую ее тыл. Так, если кто‑то из членов альянса будет возражать против решения, принятого в рамках двадцатки, Россия должна будет выходить за дверь, а решение утверждают уже только представители 19 стран. Альянс не желает ни в коем случае предоставлять России право вето.

Обходится официальным молчанием тот факт, что в 2004 г., по меньшей мере, восемь из пятнадцати советских республик – нынешних ближайших соседей России – либо вступили в НАТО (как балтийские государства), либо допустили присутствие американских войск на своей территории (Грузия, Узбекистан, Азербайджан, Киргизия, Таджикистан).

В России впервые стало расти понимание того, что она не столь уж важна и привлекательна для Запада. Общая тенденция к созданию ресурсосберегающих технологических процессов может ослабить прежнюю значимость российского энергетического сырья для Запада. Пик запоздалого отрезвления – это появление точки зрения, что Россия – одна из развивающихся стран. До сих пор Запад не показал своей заинтересованности в возникновении экономически сильной России. Опыт должен продиктовать и то, что страна, способная на величайшее самоотвержение и жертвы, едва ли согласится на положение сырьевого придатка Запада. Россия скорее предпочтет любую форму самоотвержения, найдет связи с экономически отставшим миром, может выбрать изоляцию, но никогда не согласится с судьбой второсортного экономического партнера. Наверное в интересах Запада иметь спокойную, экономически стабильную и умиротворенную Россию, восхищающуюся достижениями западной цивилизации и дружественную североатлантическому миру.

Реальность быстрого обесценения казавшегося в России в октябре‑ноябре 2001 г. столь важным союза, преподала ей, как минимум, четыре урока.

1. В русле декоративной политики 28 мая 2002 г. на натовской военно‑воздушной базе Пратика ди Маре (неподалеку от Рима) политическими лидерами Североатлантического союза и России было подписано соглашение, отразившее опасения Вашингтона предоставить Москве полноправное членство в Североатлантическом Союзе. Созданный новый «Совет двадцати» никоим образом не отменяет главенства в жизнедеятельности НАТО Североатлантического Совета, на котором страны НАТО обсуждают и принимают совместные решения. Россия не стала членом альянса и на нее не распространяется договор о коллективной безопасности, согласно которому все члены НАТО обязуются приходить на защиту друг друга в случае необходимости. В новом российско‑натовском документе нет никаких взаимосдерживающих обязательств. Там не сказано, что НАТО должна уважать волю Москвы, или что Россия должна ограничить свободу своих решений, а значит, в зависимости от ситуации каждая сторона поведет себя согласно собственным критериям: НАТО не будет обращать внимания на Россию, и наоборот. Орган, о котором идет речь – совещательный. Если в новом совете из 20 стран не удастся достичь консенсуса в обсуждении конкретных вопросов, тогда 19 участниц НАТО оставляют за собой право убрать спорную тему с обсуждения.

Вот как оценил созданный орган известный специалист по России Дж. Кьеза: «Слишком рано говорить о том, что Россия стоит одной ногой в НАТО. На самом деле, не было решено практически ничего. Постоянный Совет уже существовал однажды, но, несмотря на название, он практически не функционировал. Документ остается очень неопределенным и не привязывает НАТО к России, особенно в случае возникновения трений». Идея полного членства РФ в ЕС также вызвала в Брюсселе «лишь удивление… Полное членство в Европейском Союзе вещь нереальная». Хотя отмечается, что вскоре у России будет граница с расширенным ЕС в 2 тыс. км.

Решение, принятое 28 мая 2002 г. в Пратика ди Маре представляет собой поверхностный паллиатив – западный военный союз не открыл двери к полномасштабному членству Российской Федерации. Созданный новый орган («двадцатка») должен пройти проверку, подобную той, который не прошел Постоянный совет Россия‑НАТО весной 1999 г. Если и этот орган окажется лишенным черт эффективного обсуждения проблем и подлинного согласования позиций между Россией и Западом, то дело сближения между ними получит суровый удар. Сближение с военным блоком Запада будет в России дискредитировано на долгое время.

2. Выйдя в мае 2002 г. из Договора 1972 г. о запрете на создание национальной системы противоракетной обороны, Вашингтон нанес удар по системе стратегической стабильности в мире. Самое поразительное в решении администрации Дж. Буша был его тайминг – время, когда решение оказалось принятым: не теряя ни дня после того, как фактические союзники России в Афганистане – бойцы Северного альянса – выполнили (за американцев) грязную и опасную работу. Когда еще не были похоронены трупы на улицах Кандагара и шли бои в афганских горах. Очевидно и стремление Америки прекратить процесс консультаций и руководствоваться собственным, односторонним подходом.

Америка ограничилась поверхностными явлениями, словесной риторикой. Президент Буш сказал, что «два бывших противника объединились как партнеры, преодолев 50 лет вражды и десятилетие неопределенности». Два вопроса интересовали американского президента в Москве в мае 2002 г.: 1) Договор о сокращении стратегических наступательных потенциалов. Упор американской стороной делался на последнем, остаточном элементе, оставшемся у Москвы от недавнего статуса сверхдержавы. Главный аргумент сторонников подписания ССНП: это единственный способ заставить американский ядерно‑ракетный арсенал сокращаться параллельно со стареющим российским. Американская стороны открыто заявляет, что не собирается уничтожать ни носители, ни боезаряды, она желает не уничтожать снимаемые с боевого дежурства ракетные ядерные боеголовки, а складировать их. В этом смысле Московский договор 2002 г. потерял значительную долю своего смысла – ведь фактического сокращения стратегических арсеналов двух лидирующих держав не происходит. Американцы даже не скрывали снисходительного тона. Скажем, известный исследователь Ч. Краутхаммер писал, что Майский Договор о сокращении стратегических потенциалов является «уступкой русской чувствительности. Он нам ничего не стоит… ничего не стоящее великодушие. Мы имеем дело со страной, пережившей самую катастрофическую утрату могущества, произошедшую не на полях сражений».

3. В марте 2002 г. своего рода момент истины наступил на форуме стран НАТО и государств‑претендентов на вступление в североатлантический союз, имевший место в Бухаресте. В условиях деятельного участия России в Антитеррористической коалиции России западный блок без особого вреда для своих интересов мог объявить мораторий на приближение военного союза к границам России. Ничего подобного не последовало. Присутствовавший заместитель государственного секретаря США Р. Армитэдж с благосклонностью высказался за вступление трех прибалтийских государств – и даже ранее не планировавшихся ранее Болгарии и Румынии.

Как писал французский журнал «Нувель обсерватер», «Вашингтон не сделал ни малейшей уступки, требуя вступления стран Балтии в НАТО, и проникая на задний двор России – в Грузию. Эксперты Пентагона убеждены в том, что все российские уступки в регионах, прежде считавшимися жизненно важными для Москвы, имеют лишь одно объяснение: необходимость. По их мнению, русские поняли, что не в состоянии защититься от возможной угрозы с Юга и поэтому нуждаются в американском заслоне». Говорить о некоей «деликатности» в отношении России как‑то даже нелепо. «Посматривая на Россию, – писала итальянская „Стампа“, – стратеги из Пентагона создают восточноевропейскую подстраховку, – именно на Черном море – для того достаточно реалистичного случая, если исламские союзники в этом регионе (Саудовская Аравия, Турция и др.) окажутся ненадежными или бесполезными во время более широкого кризиса, спровоцированного нападением на Багдад, что удвоило бы, к тому же, остроту израильско‑палестинского конфликта… Грузия – четвертая по счету бывшая советская республика, которая была буквально оторвана от российского влияния в течение всего одного года после Киргизии, Узбекистана и Таджикистана. Азербайджан был потерян для России еще в предыдущие годы. Если прибавит к ним и три прибалтийские республики, то всего получится восемь».

4. Ситуация с главным союзником по Антитеррористической коалиции оказалась еще хуже в свете ядерного планирования администрации Буша. В пик союзнических действий эта администрация предписала своему министерству обороны разработать планы применения ядерного оружия «на случай непредвиденных обстоятельств» против семи государств, одним из которых была названа Россия. Секретный доклад Пентагона от 8 января 2002 г. попал в прессу благодаря особым связям газеты «Лос Анджелес Таймс». Он предусматривает готовность США к нанесению ядерного удара по России, Китаю, Ираку, Северной Корее, Ливии и Сирии. Для этого вооруженные силы США должны располагать «всем спектром средств сдерживания». В 56‑страничном докладе говорится, что Россия не является более официальным «врагом», но указывалось, что американское ядерное оружие должно быть применено в ситуациях трех типов: против целей, неуязвимых для атак с применением неядерного оружия; в ответ на атаку с использованием ядерного, биологического и химического оружия; «в случае внезапных военных акций».

В докладе указывается опасность: Россия располагает 6 тысячами единиц оружия стратегического назначения и общим арсеналом в 10 тысяч единиц ядерного оружия; от Москвы в настоящее время ждать угрозы не следует, но «нельзя исключить», что дружественные отношения могут ухудшиться. В докладе нет детализации того, как Россия могла бы использовать свое ядерное оружие против США, но в нем есть недвусмысленное указание на то, что этот арсенал может стать недружественным и опасным для Америки. Многолетнюю ситуацию «взаимного гарантированного уничтожения» сменяет период, когда американская сверхдержава берет на вооружение принцип одностороннего гарантированного уничтожения. Секретный доклад Пентагона предусматривает возвращение США к прежней стратегии в области военного противостояния и к старому, более чем десятилетней давности определению России как потенциального противника. Хороший итог курса, начатого в 1989 г., впечатляющая благодарность за помощь в афганских ущельях 2001 г.

Этот доклад был подписан министром обороны США Рамсфелдом и в настоящее время используется Стратегическим командованием США для практических разработок. Идеологическое основание выдержано в лучших традициях времен ядерного противостояния.

Нельзя отказать американцам в понимании того, что означает подобное отношение к своим только что названным союзникам посреди крестового антитеррористического похода. Представляющий Фонд Карнеги за международный мир (Вашингтон) Дж. Циринционе: «Это как динамит. Могу себе представить, что эти страны будут говорить в ООН». Представляющий А Р. Норрис из Совета защиты природных ресурсов назвал доклад «ясным предупреждением, способным спровоцировать разработку ядерного оружия, а не отвратить от него». Анализируют немцы: «Москва неожиданно оказалась в числе государств, составляющих „ось зла"… Американские планы опасны для Путина, пошедшего прозападным курсом, который не приносит никаких положительных для него результатов. Он все больше ослабляет свои позиции по отношению к русским элитам. Так американцы все глубже продвигаются в постсоветском пространстве. Американские солдаты уже находятся в Средней Азии и на Кавказе“. Как признают западные аналитические центры, „взятые вместе, эти созданные американцами препятствия сделали Путина и его твердо прозападную риторику в высшей степени уязвимой перед критикой антиамериканского характера. Риск для Запада заключается в том, что не только представители элит, но м простые русские стали видеть в его деятельности повторение опыта Горбачева и Ельцина, которые оказывали Западу уступку за уступкой, но в ответ получили мизерно мало“.

Итак, суровая действительность оказалась холодным душем, во многом загасившим эйфорию поздней осени 2001 г.: в 2002 г. она нашла себя в списке официально обозначенных целей американского ракетно‑ядерного потенциала среди таких целей Америки как Ирак, Иран, Сирия, Ливия. Эйфория октября‑ноября 2001 г. иссякла очевидным образом.