Глава 42. Особняк Альберты Доррин был предметом восхищения всей округи

Особняк Альберты Доррин был предметом восхищения всей округи. Его строительство заняло несколько лет, и вдовствующая герцогиня не переезжала в Кент, пока дом не был окончательно отделан и обставлен. О первом бале, который она дала, став местной жительницей, толковали несколько месяцев, до того самого дня, когда состоялся второй бал. Даже Маргарет, которая в те времена была слишком мала, много о них слышала.

Герцогиня пожелала, чтобы ее жилище было предназначено исключительно для развлечений и веселья. Гигантский бальный зал, просторная гостиная, музыкальный салон, бильярдная… и даже большая игорная комната, уставленная ломберными столиками. Только столовая была обычных размеров, поскольку званые обеды давались лишь для самых близких друзей.

Для остальных многочисленных гостей устраивались фуршеты, и, поскольку у нее были средства держать не одну, а четырех кухарок, славившихся своим мастерством во всем графстве, никто не имел причин жаловаться.

Ее приглашения рассылались едва ли не по всей стране, и среди аристократов считалось огромной честью побывать на празднике у герцогини. Даже такой большой дом, как у нее, не мог вместить всех приезжающих, и герцогиня распорядилась выстроить несколько домиков для гостей. И не обычных скромных коттеджей, а настоящих миниатюрных особнячков. На время праздников все, как правило, были заняты.

Сегодняшнее празднество не отличалось масштабами, поскольку собрались одни соседи. Только Альберте удавалось устроить праздник за такой короткий срок и ожидать, что явятся все. Впрочем, предыдущие планы можно и отложить! Никто не уклоняется от приглашений герцогини. В этих краях она была кем‑то вроде некоронованной королевы.

Но Маргарет не ожидала увидеть так много экипажей, выстроившихся у входных дверей. Хотя… не исключено, в этот вечер всех притягивал именно Себастьян. Соседям не терпелось узнать, приняли его в родном доме или нет. Интересно, осмелится ли кто‑то спросить его.

До сих пор Маргарет не имела причин сетовать на своего спутника. Вряд ли он и дальше будет вести себя столь же безупречно, но сейчас, по крайней мере, не пытался язвить и оделся как полагается в официальный костюм.

Второй раз в жизни она увидела его в белом галстуке и жилете, жемчужно‑серого цвета, очень скромном, почти не оттенявшем черный фрак. Никаких ярких тонов. Нужно признаться, они ему и не идут.

Однако он не захотел подстричь волосы, но она так привыкла к его косе, что без нее он, возможно, казался бы другим.

И цилиндр тоже не для него. Правда, Джон, как всякий уважающий себя камердинер, счел нужным протянуть ему цилиндр на выходе, но, столкнувшись с жестким взглядом, нахлобучил шляпу себе на голову и попятился. В этот момент как раз появилась Маргарет, и Себастьян одобрительно кивнул. Невозможно передать, как польстило ей восхищение в его взоре! Она успела привыкнуть к его мрачному лицу, но когда в золотистых глазах появлялся чувственный блеск, она забывала о необходимости дышать.

Эдна в самом деле сегодня превзошла себя. Вечернее платье цвета красного вина с отделкой из белого атласного шнура невероятно шло Маргарет. Рукава‑буфы не были чересчур пышными, а белый шнур сплетался на плечах с темным бархатом. Из‑под подола широкой юбки выглядывали носки атласных туфелек одного цвета с платьем.

Маргарет не могла отрицать, что нервничает. Со времени возвращения в Уайт‑Оукс она ни разу не видела Себастьяна, поэтому и не смогла излить ему свои тревоги. Мало того, он, кажется, намеренно скрывался от нее. Временами ей казалось, что он уже покинул дом, и только редкие встречи с Джоном убеждали ее в обратном.

Впрочем, это даже к лучшему. Завтра он уедет навсегда. Пора бы к этому привыкнуть. Если она мечтала о том, что последний день они проведут вместе и из этого выйдет что‑то хорошее, следовало бы помнить, с кем она имеет дело.

Зная, что завтра они расстанутся, Маргарет едва сдерживала слезы. Но по мере того как шли минуты, она все больше успокаивалась, остро чувствуя, как напряжен он сам.

Пока их экипаж медленно продвигался вперед, к входной двери, Маргарет, словно очнувшись, неожиданно спросила:

— Надеюсь, ты не собираешься исчезнуть в разгар праздника?

— И выставить себя трусом? Ты ранишь меня в самое сердце.

— Ну да, вид у тебя действительно трогательный, — фыркнула она. — Но все обойдется.

Как она хотела бы убедить в этом и себя!

«Смотри на это как на обычный праздник. Благодари за добрые пожелания, улыбайся, обходи скользкие вопросы, отвечай междометиями. Видишь? Ничего особенного».

— Впереди за несколько карет от нашей — экипаж Уимиссов, — сухо сообщил он.

— О Господи, — нахмурилась Маргарет. — Не могу понять, почему Сесилу вдруг вздумалось приехать… разве что тоже не осмелился проигнорировать приглашение Альберты.

— Советую во всем искать лучшую сторону, Мэгги. Он, возможно, явился, чтобы пристрелить меня. Тогда и разводиться не потребуется.

— Не смешно! — буркнула она.

— Но вполне вероятно, — парировал он.

— Чепуха. Он тяжело воспринял смерть Джайлза, винил Дугласа, не сумевшего предотвратить дуэль, порвал с ним дружбу. Но его жизнь продолжается. Я слышала, что в последнее время он ухаживает за какой‑то герцогиней, с которой познакомился в Лондоне.

— Как мило, — без особого интереса бросил он.

Маргарет с подозрением прищурилась.

— Надеюсь, ты не пытаешься меня отвлечь?

— Просто из нас двоих именно ты выглядишь так, словно вот‑вот возьмешь ноги в руки.

Ну почему он так проницателен?!

— Это ты виноват! — расстроилась она. — Тебя уговорили, улестили, умаслили приехать сегодня сюда. Вполне резонно предположить, что ты не приложишь особых усилий для того, чтобы вечер прошел гладко.

— Насколько я припоминаю, подобные праздники могут длиться всю ночь напролет. Но обещаю держаться в рамках при условии, что нам не придется оставаться до конца.

— Разумеется, — заверила она, — мы уедем, как только позволят правила приличия.

— В таком случае успокойся. Сегодня я не собираюсь никого убивать.

Мэгги отшатнулась, как от удара. Такой пощечины она не заслужила.

Но прежде чем до нее дошло, что он попросту шутит, Себастьян подался вперед, схватил ее за руку, посадил к себе на колени и стал целовать.

Этот поцелуй она запомнит навсегда. Потому что он был за гранью чувственности. За гранью простого желания. Пожелай она быть романтичной, сказала бы, что он вложил в него свое сердце. То, как он держал ее… бережно, но крепко. То, как его рука касалась ее щеки… так нежно.

Он не пытался возбудить в ней сладострастие, и все же его близость стала огнем для сухой соломы. Но сладость и жар поцелуя увлекли ее в водоворот страсти. Он словно делал ее соучастницей, вместо того чтобы требовать ответа.

Мысли о празднике в их честь куда‑то исчезли. Она могла бы провести всю ночь в его объятиях, упиваясь изысканным вкусом этого поцелуя.

Но ее весьма бесцеремонно вернули на землю, когда он усадил ее на сиденье напротив и объявил:

— Ну вот, теперь ты выглядишь замужней дамой, а не жертвенной девственницей. Мы прибыли. Выходи из экипажа, Мэгги.