Флорида 7 page

Она смотрела на его руку трижды. В первый раз она села перед ним на колени, обнаженная, среди подушек и смятых простынь. В углублении между ее грудями поблескивали капельки пота. Она разрумянилась и еще не отдышалась после их игр в постели. Анна взяла его ладонь, провела по ней кончиками пальцев, внимательно рассмотрела.

– Только взгляни на эту линию жизни, – сказала она. – Все не кончается и не кончается. Наверное, ты будешь жить вечно. Лично я не хотела бы жить вечно. Интересно, во сколько лет человек становится слишком старым? А может быть, такая линия жизни предсказывает тебе бессмертие в метафорическом смысле. То есть музыка твоя будет жить в веках, как говорят в подобных случаях. Хиромантия – наука не точная.

А потом, когда он закончил ремонтировать «мустанг» они поехали кататься в холмы над Гудзоном. Они добрались до лодочной станции, поставили машину у самого берега и стали смотреть на воду, пестрящую алмазными блестками под высоким бледно-голубым небом. Вдоль горизонта, в тысячах футов над землей, громоздились пухлые белые облака. Вообще-то Джуд намеревался отвезти Анну на прием к психиатру (Дэнни договорился), но она уговорила его не делать этого. Сказала, что такой чудесный день жаль тратить на бесполезные разговоры с врачом.

Они сидели в машине, опустив окна и приглушив звук радио. Анна взяла его руку. Она была в хорошем настроении, что случалось все реже и реже.

– После меня ты полюбишь снова, – сказала она. – У тебя будет шанс найти счастье. Не знаю, воспользуешься ли ты им. Что-то мне подсказывает, что нет. Почему ты не хочешь быть счастливым?

– Что значит «после тебя»? – спросил он. Потом ответил на ее вопрос: – Я счастлив.

– Нет, не счастлив. Ты все еще злишься.

– На кого?

– На себя, – сказала она таким тоном, будто это было совершенно очевидно. – Ты злишься на себя за то, что умерли Диззи и Джером. Хотя никто не мог их спасти от них самих. И ты все еще злишься на своего отца. За то, что он сделал с твоей матерью. И с твоей рукой.

Последняя фраза прозвучала для Джуда как гром с ясного неба.

– О чем ты говоришь? Откуда ты знаешь, что он сделал с моей рукой?

Она подняла взгляд на его лицо: веселый, хитрый взгляд.

– Я же прямо сейчас смотрю на твою руку, – сказала она, водя пальцем по шрамам на тыльной стороне его ладони. – Здесь не нужно быть ясновидящим или гением. Достаточно иметь чувствительные пальцы. Места, где кости были повреждены, легко прощупываются. Чем он раздавил тебе руку? Молотком? Кстати, кости срослись неправильно.

– Дверью в подвал. Я однажды уехал на выходные в Новый Орлеан, там проходило нечто вроде соревнования между группами. Мне было пятнадцать лет. Деньги на автобус – сто баксов – я стащил из дома. Подумал, что это не воровство, потому что мы обязательно победим и получим приз в пятьсот долларов, и тогда я верну все, что взял, да еще и с процентами.

– Ну и как?

– Третье место. Мы получили по футболке, – ответил Джуд. – Когда я вернулся домой, он отволок меня к двери и придавил ею мою левую руку. Которой я брал аккорды.

Она нахмурилась, что-то вспоминая, потом озадаченно глянула на него.

– Мне казалось, ты берешь аккорды правой.

– Теперь да. Она смотрела на него во все глаза.

– Ну, я приспособился брать их правой рукой, пока левая заживала, а потом не стал переучиваться обратно.

– Было трудно?

– Как сказать. Я не знал наверняка, заживет ли лева рука настолько, чтобы я снова смог брать ею аккорды. Выбор был простой: либо учиться играть правой, ли забыть о гитаре. А забыть о гитаре гораздо труднее.

– А где была твоя мама, когда это случилось?

– Не помню.

Ложь. На самом деле он не мог забыть, где была его мать. Она сидела за столом, когда отец схватил его и протащил через кухню к подвалу. Джуд закричал, стал звать ее на помощь, но она молча встала, зажала уши рукам и ушла в комнатку для шитья. В глубине души он не мог винить мать за то, что она не вмешалась. Он уже давно играл с огнем, и в тот раз дело было не только в ста долларах.

– Все в прошлом. Поменяв руки, я стал играть еще лучше. Но в первый месяц я извлекал из гитары нечто невообразимое, пока мне не объяснили, что надо заново настроить гитару. Потом дело быстро пошло на лад.

– И ты доказал кое-что отцу, верно? – Он ничего не ответил. Анна снова всмотрелась в его ладонь, сжала пальцами запястье.

– Ваши пути пересекутся. Ты увидишь его еще раз. Своего отца.

– Никогда. Я не видел его тридцать лет. Его больше нет в моей жизни.

– Еще как есть. Он присутствует в каждом дне твоей жизни.

– Забавно. Вроде бы сегодня мы отменили прием у психиатра.

Анна, не обращая внимания на его последние слова, вглядывалась в его руку.

– У тебя пять линий удачи. Ты удачливее кошки, Джуд Койн. Вероятно, мироздание расплачивается с тобой за то, что сделал тебе отец. Пять линий удачи. Тебе будет везти всю жизнь, до конца дней ты не истратишь своего счастья. – Она отпустила его руку. – Эта борода, кожаная куртка, большие черные сапоги, большая черная машина. Кто прячется за всем этим? Тот, кого очень сильно и несправедливо обидели.

– Кто бы говорил, – сказал Джуд. – У тебя осталась хоть одна часть тела, куда ты не воткнула булавку или сережку? – У нее были проколоты уши, язык, один сосок, половая губа. – Ты-то кого хочешь отпугнуть?

Последний раз Анна гадала ему по руке за несколько дней до того, как Джуд собрал ее вещи и отослал домой. Однажды ранним вечером он увидел из окна кухни, что она идет к гаражу под холодным февральским дождем, одетая лишь в черную майку и черные трусики. Ее голое тело пугало своей бледностью. Когда он ее догнал, девушка забралась в собачью будку – крытую часть загона, что находилась внутри гаража. Там Ангус и Бон прятались от непогоды. Она сидела на земле, перепачканная в грязи. Неподалеку, тревожно поглядывая на Анну, суетились собаки.

Джуд на четвереньках пробрался в будку. Он злился на Анну, за последние два месяца она до смерти утомила его. Он устал говорить с ней, устал слышать равнодушные односложные ответы, устал от ее смеха и слез без причины. Любовью они давно уже не занимались. Сама мысль об этом стала ему противна. Анна не умывалась, не одевалась, не чистила зубы. Ее светлые волосы медового оттенка превратились в крысиное гнездо. Когда пару раз они пытались заняться сексом, странные нездоровые просьбы Анны отбивали у Джуда всякое желание. Вообще-то он всегда был готов приправить традиционный секс забавами поострее: он связывал девушку, когда она не возражала, щипал соски Анны, переворачивал ее и вставлял ей в зад. Но теперь ей было этого мало. Она хотела, чтобы Джуд надел ей на голову полиэтиленовый пакет, чтобы он порезал ее.

В будке Анна села на корточки, держа в одной руке иглу, и целеустремленно, сосредоточенно колола большой палец другой руки. На подушечке пальца выступали крупные капли крови, яркие, как драгоценные камни.

– Какого черта ты делаешь? – воскликнул Джуд, безуспешно пытаясь скрыть гнев. Он схватил ее за руку, чтобы она перестала ранить себя. Анна уронила иглу в грязь, потом свободной рукой разжала его ладонь, развернул к себе и склонилась, разглядывая линии. Ее глаза, окруженные темными кругами, лихорадочно блестели. Она спала не больше трех часов в сутки.

– Твое время истекает так же быстро, как и мое. – Я принесу тебе больше пользы, если меня не станет. Меня уже нет. У нас нет будущего. Кто-то собирается причинить тебе боль. Кто-то хочет лишить тебя всего. – Она подняла глаза, чтобы посмотреть ему в лицо. – Ты не в силах противостоять ему. Ты будешь бороться, но победить не сможешь. Тебе не выиграть. Все хорошее, что есть, в твоей жизни, скоро закончится.

Ангус жалобно заскулил и втиснулся между ними, зарылся носом у Анны между ног. Она улыбнулась – первая улыбка за целый месяц – и почесала овчарке за ухом.

– Зато у тебя есть собаки, – сказала она.

Джуд высвободился из ее рук, обхватил за плечи, поставил на ноги.

– Я не верю тому, что ты сейчас наговорила. Ты уже трижды предсказывала мое будущее, и каждый раз выходило по-другому.

– Я знаю, – согласилась она. – И все-таки эти три гадания верны.

– Зачем ты колола себя иглой? Для чего?

– Я так делаю с самого детства. Два-три укола, и плохие мысли уходят, голова проясняется. Это как ущипнуть себя во сне. Понимаешь? Боль пробуждает. Или напоминает о том, кто ты такой.

Джуд понимал.

Анна подумала секунду и добавила:

– Хотя в последнее время мне это не помогает.

Джуд вывел ее из загона. Она снова заговорила.

– Не знаю, зачем я сюда пришла. Да еще в одном белье.

– Мне тоже хотелось бы понять это.

– Ты когда-нибудь встречался с такой ненормальной, как я? Джуд, ты меня ненавидишь? У тебя было много девушек. Скажи мне честно – я хуже всех? Был кто-нибудь хуже?

– Почему ты все время задаешь эти дурацкие вопросы? – спросил он.

Они шли через двор в дом. Дождь не закончился, и Джуд распахнул свой плащ, накрыл им тонкое дрожащее тело Анны и прижал ее к себе.

– Лучше я буду спрашивать, чем отвечать, – сказала она.

Джуд проснулся в начале десятого. В голове у него звучала мелодия, отдаленно напоминающая старинный религиозный гимн южных штатов. Он столкнул Бон с кровати – ночью собака потихоньку перебралась с пола к ним, и откинул одеяло. Сидя на краю матраса, Джуд снова и снова проигрывал в уме мелодию. Он старался вспомнить, где слышал эту песню, как она называется, какие в ней слова. Однако, как ни старался, ничего не вспомнил, да и не мог вспомнить: такой мелодии раньше не существовало, он только что сочинил ее. У нее нет названия пока он не придумает его.

Джуд поднялся, пересек комнату и в трусах вышел улицу, на бетонную дорожку. Открыв багажник «мустанга», он вытащил оттуда видавший виды гитарный фут с «Лес Пол» шестьдесят восьмого года и вернулся с ним в номер.

Джорджия не шевельнулась. Она лежала, уткнувшие лицом в подушку, высунув из-под одеяла снежно-белую руку. Уже много лет он не встречался с загорелыми девушками. Если ты гот, ты ведешь себя так, словно прямые солнечные лучи грозят спалить тебя заживо.

Он прошел в туалет. Ангус и Бон уже проснулись и бродили за ним по пятам, поэтому он шикнул на них, приказав оставаться в комнате. Они улеглись под дверью! С выражением незаслуженной обиды на мордах. По-видимому, они считали, что Джуд любит их недостаточно.

Джуд не был уверен, сможет ли играть, когда его левая рука поранена. Обычно он перебирал ею струны, а правой брал аккорды. Он вынул «Лес Пол» из футляра и стал настраивать. Когда он провел медиатором по струнам, в центре ладони вспыхнула боль – не сильная, терпимая.

Ощущение такое, будто в мякоти ладони сидит и медленно нагревается стальная проволока. Это ничего, решил Джуд. Настроив гитару, он подобрал аккорды и стал воспроизводить мелодию, с которой проснулся. Без усилителя инструмент звучал плоско и тихо, каждый аккорд сопровождался скрежещущим звуком. Мелодия сильно напоминала традиционную песню из глубинки, нечто подобное встречаешь на ретроспективном сборнике фольклорной музыки, изданном Библиотекой Конгресса. Называться она могла бы «Собираюсь копать себе могилу», «Иисус правит своей колесницей» или «Выпьем за дьявола». – «Выпьем за мертвых», – решил Джуд. Он отложил гитару и вернулся в спальню. На тумбочке лежал маленький блокнот и шариковая ручка. С ними он опять скрылся в туалете и записал: «Выпьем за мертвых». Теперь у песни появилось название. Он взял гитару и еще раз проиграл мелодию.

От этих звуков – евангелических, древних – по рукам и шее Джуда пробежала дрожь удовольствия. Многие из его песен, появившись на свет, походили на старые мелодии. Они приходили к его порогу, как блуждающие сироты, потерянные дети больших и почтенных музыкальных фамилий. Они являлись к нему в виде напевов тин-пэн-элли, блюзов хонки-тонка, жалоб вроде «Dust Bowl», забытых импровизаций Чака Берри. Джуд наряжал их в черное и учил кричать.

Сейчас ему не хватало магнитофона, он хотел бы немедленно зафиксировать на пленке то, что у него получилось. Пришлось удовлетвориться записью аккордов в блокнот. Он опять взял в руки «Лес Пол» и сыграл отрывок, потом повторил еще раз. Он пытался понять, куда его приведет такое начало. Через двадцать минут на повязке появились пятна крови, но он уже проработал припев, который естественным образом развился из первоначальной идеи, – мощный, грозный припев, нарастающие от шепота до рева. Акт насилия по отношению к красоте и деликатности начальных тактов.

– Чье это? – В дверях туалета появилась Джорджия. Она еще не совсем проснулась, терла кулаками глаза.

– Мое.

– Мне нравится.

– Ничего. Если гитару включить, будет лучше. – Мягкие черные волосы Джорджии спутались и пышным облаком рассыпались по плечам, темные круги под глазами придавали ее взгляду глубину. Она сонно улыбнулась Джуду. Он улыбнулся в ответ.

– Джуд, – протянула она с почти невыносимой эротической нежностью.

– Что?

– Ты сегодня вытащишь свою задницу из туалета? Я описаюсь.

Когда за ней закрылась дверь, он положил футляр с гитарой на кровать и постоял в полумраке комнаты, прислушиваясь к приглушенным звукам внешнего мира по ту сторону задернутых штор: по трассе проносились машины, хлопали двери, в одном из соседних номеров гудел пылесос. Внезапно Джуд осознал, что привидения нет.

С тех самых пор, как в его доме появилась черная коробка в форме сердца с костюмом внутри, он постоянно ощущал, что покойник бродит рядом с ним. Даже не видя его, Джуд чувствовал присутствие призрака – как атмосферное давление, как наэлектризованный плотный воздух перед грозой. Все это время он жил в напряженном ожидании, на грани срыва, отчего еда потеряла вкус и сон никак не шел. А теперь этого не было. Напряжение спало. Записывая новую песню, он вообще забыл о привидении, и привидение тоже забыло о нем или, по крайней мере, не лезло ему в мозг и на глаза.

Джуд неторопливо выгулял Ангуса. Одетый лишь в шорты и футболку, он с удовольствием подставлял тело солнечным лучам. Запах утра – выхлопные газы над И-95, цветущий кустарник, горячий асфальт – будоражил его кровь, звал в путь, вперед. Джуд хорошо себя чувствовал – забытое ощущение. Возможно, он немного возбужден; возможно, так на него подействовали растрепанные волосы Джорджии, ее припухшие после сна глаза и стройные белые ноги. Он проголодался и с вожделением мечтал о яичнице и жареной курице. Ангус гонял лягушку в высокой траве, потом постоял на краю леса, заливаясь счастливым лаем. Джуд вернулся в номер, чтобы вести на прогулку, заждавшуюся своей очереди Бон, но отвлекся, услышав шум воды в ванной.

Он вошел туда. Маленькое помещение заполнял белый пар, там было жарко и душно. Джуд разделся, скользнул за пластиковую занавеску и забрался в ванну.

От его прикосновения Джорджия испуганно дернулась и обернулась. На левом плече у нее была вытатуирована черная бабочка, а на бедре – черное сердце. Она развернулась к нему лицом, и он положил руку на это сердечко.

Джорджия прижалась к нему влажным гибким телом, и они поцеловались. Джуд обнял ее, прижал своим весом, и она оперлась о стену правой рукой, чтобы не упасть. И тут же резко вскрикнула от боли, отдернула руку, словно обожглась.

Джорджия попыталась спрятать руку за спину, но Джуд поймал ее запястье и смог рассмотреть правую ладонь девушки. Большой палец воспалился и покраснел, горел внутри нездоровым жаром. Ладонь вокруг основания большого пальца тоже покраснела и припухла. На подушечке пальца выделялась белая ранка, поблескивающая свежим гноем.

– Что будем делать с твоей рукой? – спросил он.

– Да все нормально. Я мажу палец антисептиком!

– Нет, не нормально. Тебя нужно срочно показать врачу.

– Я не собираюсь торчать в очереди три часа, чтоб какой-то умник сказал мне то, что я и без него знала! Я укололась булавкой.

– Мы не знаем, чем ты укололась. Не забывай, что было у тебя в руках, когда это случилось.

– Я не забываю. Просто не верю, что врач мне поможет.

– Думаешь, само заживет?

– Думаю, что со мной все будет в порядке – если мы избавимся от призрака. Как только он отстанет от нас, нам обоим станет лучше, – заявила она. – Да, рука у меня болит, но это часть того, что с нами сейчас происходи, но ты и сам это знаешь.

Он этого не знал, а лишь предполагал и был совсем не рад услышать, что его предположения совпадают с мнением Джорджии. Он задумался, утирая с лица брызги воды.

– Когда состояние Анны ухудшалось, она колола себе палец булавкой или иголкой. Как она объяснила мне, от боли ее голова прояснялась. Не знаю, может быть, здесь нет ничего плохого. Но меня беспокоит, что ты укололась так же, как она.

– Да? А меня это вовсе не волнует. Более того, мне это даже нравится.

Здоровой рукой она водила по его груди, исследовала пальцами рельеф мышц, который, надо признать, с возрастом терял былую упругость. Кожа стала дряблой, а поверху разрослись серебристые курчавые волосы.

– Нравится?

– Ага. Это тоже объединяет меня с Анной. Ты и укол булавкой. Я ее никогда не встречала и почти ничего о ней не знаю, но мне кажется, что мы как-то связаны. И я не боюсь этого.

– Рад слышать, что такое совпадение тебя не беспокоит. А вот меня весьма беспокоит. Мне даже думать о нем неприятно.

– Ну и не думай, – посоветовала она. Потом прижалась к Джуду и засунула ему в рот свой язык, чтобы он замолчал.

Джуд отвел наконец заждавшуюся Бон на прогулку, пока Джорджия в ванной перевязывала руку и надевала свои колечки и сережки. Он знал, что на это понадобится не менее двадцати минут, поэтому остановился у машины и вынул из багажника ее ноутбук. Джорджия, наверное и не знала, что Джуд взял компьютер. Он положил его в машину автоматически, не раздумывая, поскольку Джорджия всегда возила его с собой, чтобы не терять связи с разбросанными по миру друзьями и знакомыми. Она часами сидела в сети, просматривая форумы, интернет-магазины, концертную информацию и сайты, посвященные вампирскому порно (оно было бы уморительно-смешным не будь таким мрачным). Однако когда они отправились в путь, Джуд напрочь забыл о ноутбуке, а Джорджия не спрашивала о нем, поэтому ночь он провел в машине.

Свой собственный компьютер Джуд не взял – он просто не имел его. Электронной перепиской и другими делами в Интернете занимался Дэнни. Джуд принадлежа к стремительно сокращающемуся числу людей, не захваченных вихрем эры цифровых технологий. Он не хоте «подсаживаться» на Интернет. Он много лет просидел на кокаине, и в тот период все происходило в ускоренно режиме, как бывает в кино: день за несколько секунд сменяется ночью, автомобильное движение превращается в неуловимые росчерки света, а люди становятся манекенами, судорожно носящимися во всех направлениях. Те четыре года теперь казались четырьмя дурными, безумными, бессонными днями – днями, что начались с новогоднего похмелья и заканчивались дымными рождественскими вечеринками, где толпы незнакомых людей с дикими воплями рвались потрогать его, после чего нечеловечески хохотали. Джуд больше не желал никакой зависимости.

Однажды он попытался объяснить это Дэнни – про зависимость, про убегающее сквозь пальцы время, про Интернет и наркотики. Дэнни лишь поднял одну тонкую подвижную бровь и посмотрел на Джуда с насмешливым непониманием. Дэнни не видел связи между наркотиками и компьютерами. А Джуд считал, что это практически одно и то же: люди сутками сидят перед мониторами, сгорбившись и кликая «мышкой» в поисках абсолютно бесполезной информации.

Но сейчас Джуд решил попробовать. Он перенес ноутбук в номер, подключил и вышел в сеть. Проверять почту он не стал. Если говорить честно, он и не знал толком, как это делается. В офисе Дэнни установил почтовую программу, собирающую сообщения со всех адресов Джуда, но как это сделать на чужом компьютере, Джуд понятия не имел. Все, на что он был способен без посторонней помощи, – это вбить в поисковую строку «Гугла» свой запрос. И он набрал полное имя Анны.

Ее некролог был раза в два короче некролога ее отца. Джуду хватило одного взгляда, чтобы прочитать его. Но от фотографии Анны в желудке у него образовалась сосущая пустота. Очевидно, снимок сделали незадолго до ее смерти. Она смотрела в объектив без выражения, на осунувшееся лицо упали пряди светлых волос, щеки ввалились.

Когда они были вместе, она носила колечки в бровях и по четыре серьги в каждом ухе, но на фотографии их не было, и ее слишком бледное лицо казалось еще более ранимым. Приглядевшись, Джуд нашел следы от пирсинга. Она отказалась от серебряных колец, крестов и блестящих стразов, «гвоздиков» и рыболовных крючков которыми раньше пронзала свою плоть, чтобы выглядеть грязной, крутой, опасной, сумасшедшей и красивой. Кое-что из этого списка ей удалось. Она действительно была сумасшедшей и красивой, а еще опасной. Опасной для себя самой.

О предсмертной записке в некрологе ничего не говорилось. Не упоминалось там и о самоубийстве. Отчим пережил ее на три месяца.

Джуд вбил новый запрос: «Крэддок Макдермотт, лозоходство» – и получил полдюжины ссылок. Он нажал на первую, и перед ним открылась статья из номера «Тамг трибьюн» девятилетней давности, раздел «Стиль жизни и искусство». Первым делом Джуд посмотрел на фотографии – их было две – и замер перед монитором, не сразу смог отвести взгляд от картинки и переключить внимание па текст.

Статья называлась «В поисках покойника». Ниже жирным шрифтом шел подзаголовок: «Через двадцать лет после службы во Вьетнаме капитан Крэддок Макдермотт готов отправить на покой несколько привидений… и вызвать к жизни других».

Сначала читателя знакомили с историей Роя Хэйеса преподавателя биологии на пенсии. В возрасте шестидесяти девяти лет он научился управлять легкими самолетами и одним осенним утром 99 года поднялся на сверхлегком воздушном судне, чтобы пересечь Эверглейды[26]. Целью путешествия был пересчет белых цапель для некой организации по охране окружающей среды. В 7 часе 3 минут частный аэропорт недалеко от Неаполя[27]получил сообщение пилота: «У меня сердечный приступ. Кружится голова. Не знаю, на какой я высоте. Прошу помощи».

Больше никаких сообщений не поступало. Поисковая партия, состоящая из тридцати морских судов и сотни людей, не обнаружила ни самого Хэйеса, ни следов его самолета. И вот три года спустя после исчезновения и предполагаемой гибели безутешная семья пошла на экстраординарный шаг: они наняли Крэддока Макдермотта, капитана американской армии в отставке, чтобы предпринять новый поиск останков Роя Хэйеса.

"Он не упал в болота, – с уверенностью заявляет Макдермотт. – Поиски велись не в том месте. Ветер отнес самолет на север. Я бы предположил, что место катастрофы находится в одной миле к югу от квадрата И-94".

Макдермотт полагает, что нужно сузить поле поисков до половины квадратной мили. Но этот результат достигнут не с помощью метеорологических данных за тот день, не благодаря последним радиосообщениям доктора Хэйеса и не вследствие изучения показаний очевидцев. Капитан Макдермотт просто поместил над крупномасштабной картой района происшествия серебряный маятник. Над заповедником "Биг сайпрес" маятник стал быстро раскачиваться, и Макдермотт объявил, что зона поисков определена.

Он поведет в болота "Биг сайпрес" частную поисковую группу, но не берет с собой ни эхолот, ни металлоискатели, ни собак-ищеек. Его план по обнаружению пропавшего доктора чрезвычайно прост – и он внушает страх: капитан в отставке намерен воззвать к самому покойному Рою Хэйесу с просьбой указать место крушения самолета».

Дальше автор статьи углублялся в историю и исследовал ранние занятия Макдермотта оккультизмом. Несколько строк посвящены причудливым и мрачным деталям его семейной жизни. Оказывается, отец Макдермотта был пятидесятником и очень любил рассуждать о вознесении Моисеем змея в пустыне; он исчез, когда сын был еще мальчиком. Дальше следовал абзац о матери Крэддока, она дважды переезжала из одного конца страны в другой – из-за того, что ей мерещился фантом «человека, шагающего задом наперед». Она считала, что это знаменует скорое несчастье. После очередного видения она и маленький Крэддок поспешно уехали из многоквартирного дома в Атланте, и через три недели дом сгорел дотла.

Потом читатель переносился в 1967 год. Макдермотта к тому времени служившего во Вьетнаме, назначили руководить допросами пленных офицеров Народной освободительной армии. Тогда он и познакомился с неким Нгуено Чунгом – хиромантом, который, как говорили, учился своему искусству у брата Хо Ши Мина и оказывал услуги высокопоставленным чинам Вьетконга. Чтобы найти с пленником общий язык, Макдермотт попросил Чунга рассказать о его религиозных воззрениях. Последовал целый ряд необыкновенно познавательных бесед о предсказании, человеческой душе и мире мертвых. Макдермотт говорил, что эти беседы открыли ему глаза на окружающий на мир сверхъестественных сил и явлений.

«Во Вьетнаме все привидения при деле, – утверждает Макдермотт. – Нгуен Чунг научил меня видеть их. Если уметь, призраков можно заметить на каждом углу. Их глаза закрашены черным цветом, а ноги не касаются земли. В тех краях живые часто привлекают для своих целей души мертвых. Дух, не закончивший свои дела при жизни, не покидает этот мир. Он остается среди нас, пока не совершит то, что должен. И тогда я впервые осознал, что войну мы проиграем. Я увидел это на полях сражений. Когда погибали наши парни, души вылетали из их ртов, как пар из носика чайника, и уносились в небо. Когда же умирали вьетконговцы, их души оставались на земле. Мертвые продолжали сражаться».

Впоследствии Макдермотт потерял след Чунга. Что касается доктора Хэйеса, капитан был уверен: судьба ученого скоро станет известна.

«Мы найдем его, – говорит Макдермот. – Его дух в настоящее время ничем не занят, но я дам ему задание. Мы отправимся в путь вместе – Хэйес и я. И он приведет меня прямо к телу».

Фраза в последнем абзаце – «Мы отправимся в путь вместе» – заставила Джуда похолодеть. А фотографии, сопровождавшие статью, вызвали у него куда более неприятные ощущения.

На первой Крэддок стоял у своего дымчато-голубого пикапа. Его босые приемные дочери – Анне лет двенадцать, Джессике около четырнадцати – сидели на капоте справа и слева от отчима. Джуд впервые увидел изображение сестры Анны в юности, сама же Анна уже являлась ему ребенком в том сне. Только тогда ее глаза скрывал черный шарф.

Джессика на снимке обвивала руками шею улыбающегося, угловатого отчима. Как ни странно, она очень похожа на него: такая же поджарая, высокая и крепкая, с загорелой кожей цвета меда. И все же ее белозубая широкая улыбка – может быть, слишком широкая и радостная – напоминала улыбку агента по недвижимости, которому грозит увольнение, если и эта сделка сорвется. Глаза ее тоже заставляли насторожиться: яркие и черные, как чернила, они горели необъяснимой алчностью.

Анна сидела немного в стороне от сестры и отчима. В детстве она была совсем худышкой, коленки и локти торчали в стороны, а длинные волосы доходили почти до пояса – длинный золотистый водопад. И она не улыбалась в объектив. Она смотрела в него безо всякого выражения. Ее лицо застыло, глаза не в фокусе – глаза лунатика. Джуд узнал эти глаза – насмотрелся на них в периоды, когда Анна погружалась в монохромный, перевернутый вверх тормашками мир депрессии. Его пронзила боль: неужели она бродила по тому миру с самого детства?

Вторая фотография, меньшая по размеру, была еще хуже. На ней капитан Крэддок Макдермотт позировал рядом с другими офицерами на фоне сухой желтой почвы, все в защитных костюмах с автоматами через плечо. На заднем плане виднеются пальмы и небольшой водоем. Можно подумать, что снимок сделан в Эверглейдах – если бы не защитные костюмы и не пленный вьетнамец.

Пленник стоял позади Крэддока: крепко сложенный мужчина в черной тунике, с бритой головой, широким приятным лицом и спокойными глазами монаха. Джуд узнал его мгновенно: и его он видел во сне. На правой руке Чунга недоставало пальцев – это подтверждало догадку Джуда.

Даже на старом фото плохого качества было видно, что обрубки стянуты черными нитками.

Подпись под фотографией говорила, что вьетнамского пленника зовут Нгуен Чунг, а снимок сделан недалеко от полевого госпиталя в Донг-Таме, где Чунга лечили от ран, полученных в сражениях. Это была почти правда: Чунг обрубил свои пальцы, потому что думал, будто они готовы атаковать его, так что инцидент можно назвать сражением. Насчет дальнейшей судьбы Чунга у Джуда имелось свое мнение. Скорее всего, Крэддок Макдермотт выведал у Чунга все, что тот знал и умел, и отправил вьетнамца в путь по ночной дороге.

В статье не говорилось, нашел ли Макдермотт Роя Хэйеса – бывшего преподавателя и пилота легких самолетов. Однако Джуд не сомневался в успехе поисков, хотя и не имел на то рациональных оснований. Чтобы проверить себя, он сделал еще один запрос в поисковой системе.

Останки Роя Хэйеса предали земле несколькими неделями позднее, но обнаружил их не лично Крэддок, а команда полицейских-подводников – в том месте было слишком глубоко. Но именно Крэддок указал, куда нырять.

Дверь ванной распахнулась, и оттуда вышла Джорджия. Джуд закрыл окно поисковика.

– Чем занимаешься? – поинтересовалась Джорджия.

– Никак не могу получить свою почту, – соврал Джуд. – Не хочешь попробовать? – Она посмотрела на компьютер задумчиво, потом тряхнула головой и наморщила нос.

– Не-а. Не имею ни малейшего желания лезть в сеть. Забавно, да? Обычно меня не оттащить от компьютера.