Флорида 5 page

Джуд шагнул к столу, схватил трубку.

– Это ты, Дэнни? Все еще не нашел дорогу? – спросил Джуд.

– Угу. – Дэнни вяло хмыкнул. – Все еще блуждаю. Стою в телефонной будке посреди темноты. Смешно, но я не помню, когда последний раз видел такие будки.

Джорджия не обернулась на звук голоса Джуда, не отвела взгляда от экрана.

– Я очень надеюсь, что ты позвонил не для того, чтобы попросить меня приехать за тобой, – предупредил Джуд. – У меня сейчас и без тебя забот выше крыши. Если мне все-таки придется искать тебя, в твоих интересах заблудиться навсегда.

– Я понял, босс. Я понял, как я попал сюда. На эту дорогу в темноте.

– Ну и как?

– Я убил себя. Повесился пару часов назад. Эта черная дорога… это смерть.

У Джуда зашевелились волосы на голове – ледяная болезненная щекотка. Дэнни продолжал:

– Моя мать повесилась точно так же. Хотя у нее это получилось лучше, чем у меня. Она сломала шею. Умерла моментально. А я в последнюю минуту струхнул. Недостаточно резко спрыгнул вниз. И умер от удушья.

От телевизора в другом конце комнаты доносились булькающие звуки, словно там кого-то душили.

– Я долго умирал, Джуд, – говорил Дэнни. – Помню, как висел. Как смотрел на свои ноги. Теперь я много что помню.

– Зачем ты это сделал?

– Он заставил меня. Покойник. Он пришел ко мне. Я собирался вернуться в офис и поискать те письма, что вы просили. Я подумал, что должен сделать хотя бы это. Подумал, что нехорошо так бросать вас. Но когда я пошел в свою спальню за курткой, он уже ждал меня. Я даже не знал, как завязывать веревку, ему пришлось показать мне, – сообщил Дэнни. – И с вами он хочет так же поступить. Заставит совершить самоубийство.

– Не заставит.

– Очень трудно не слушать его голос. Я не мог сопротивляться ему. Он слишком много знает. Ведь это я дал сестре героин, от которого она умерла. И он знал это. Сказал, что умереть должен был я. И он прав. Я должен был умереть. С ним не поспоришь. Невозможно спорить с его голосом.

– Еще посмотрим, – сказал Джуд.

Дэнни ничего не ответил. На экране двое мужчин переругивались по-испански. Булькающие хрипы не прекращались. Джорджия так и не отвела глаз от зрелища. Она лишь время от времени едва заметно поводила плечами, словно вздрагивала.

– Мне надо идти, Дэнни.

И снова ответом Джуду была тишина. Он еще минуту прислушивался к потрескиванию помех на линии, догадываясь, что Дэнни чего-то ждет от него, какого-то заключительного слова. Наконец Джуд произнес:

– Что ж, иди дальше, парень. Дорога куда-нибудь да приведет тебя.

Дэнни рассмеялся.

– А вы знаете, вы не такой плохой человек, каким кажетесь, Джуд.

– Ага, только никому не рассказывай.

– Ваш секрет в надежных руках, – пообещал ему Дэнни. – Прощайте.

– Прощай, Дэнни.

Джуд аккуратно положил трубку на место. Пришлось наклониться к телефону, и в таком положении он заметил, что напольный сейф открыт. Первой его мыслью было: это сделал призрак. Но он тут же отверг свое предположение. Скорее Джорджия. Она знала код замка.

Он развернулся, посмотрел на ее затылок, на гало мерцающего голубого света, на экран перед ней.

– Джорджия? Что ты делаешь, милая?

Она не ответила.

Он направился к ней, неслышно обходя кресло по толстому ковру. Первыми в поле его зрения попали кадры из фильма. Убийцы приканчивали тощего белого паренька. Потом они отвезут его подругу в хижину из шлакобетона недалеко от берега. Сейчас они находились где-то в зарослях, в холмах над Калифорнийским заливом. Паренек лежал ничком, запястья стянуты за спиной белыми пластиковыми наручниками. Под экваториальным солнцем кожа его казалась бледной, будто рыбий живот. Пучеглазый низкорослый англосакс с клоунской шапкой курчавых рыжих волос поставил ногу в ковбойском сапоге на шею подростка. Возле обочины стоял черный микроавтобус с распахнутыми задними дверями. У бампера ждал пухлый мексиканец в спортивном костюме, с недовольной гримасой на лице.

– Nos estamos yendo[22], – сказал мужчина в темных очках. – Ahora[23].

Рыжий мужчина сморщился и покачал головой, не соглашаясь, но затем направил маленький револьвер на голову тощего паренька и нажал на курок. Дуло полыхнуло. Голова подростка дернулась вперед, стукнулась о землю, отскочила кверху. Воздух вокруг нее окрасился тонким кровавым туманом.

Рыжий убрал ногу с шеи мальчика и отодвинулся брезгливо, старательно следя за тем, чтобы не запачкать кровью свои ковбойские сапоги.

Лицо Джорджии было бледным и застывшим, как полотно, глаза широко раскрыты, немигающий взгляд прикован к экрану. На ней оставалась все та же футболка, что и днем, но без нижнего белья. Ноги она раздвинула. Одной рукой – с уколотым пальцем – она неловко держала пистолет Джуда, засунув дуло себе в горло. Другая рука лежала между ног, большой палец двигался вверх-вниз.

– Джорджия, – позвал он.

Всего лишь на миг она бросила на него взгляд – беспомощный, умоляющий, – но тут же снова уставилась в телевизор. Больной рукой она перевернула пистолет так, что дуло уткнулось ей в небо. Она давилась металлом.

Пульт дистанционного управления лежал на ручке кресла. Джуд ткнул кнопку выключения. Экран погас. Джорджия вскинула плечи инстинктивным нервным движением. Левой рукой она продолжала гладить себя между ног.

– Прекрати, – сказал Джуд.

Большим пальцем она отвела курок. В тишине студии раздался громкий щелчок.

Джуд протянул руку и осторожно вытащил пистолет из ее пальцев. Все тело Джорджии внезапно окаменело. Короткое частое дыхание со свистом вырвалось из ее рта. Влажные губы поблескивали. Джуд неожиданно для себя осознал, что начал возбуждаться. От запаха Джорджии, от вида ее пальцев, играющих с клитором, его член стал твердеть и подниматься. Ее голова находилась как раз на нужной высоте. Если он придвинется, Джорджия сможет сосать его член, пока он держит пистолет у ее виска. Он даже засунет дуло ей в ухо, когда будет заталкивать член…

Краем глаза Джуд заметил какое-то движение на стекле приоткрытого окна, и это отвлекло его внимание. Он поднял голову: стекло отражало его самого и мертвого старика. Тот склонился к Джуду и что-то нашептывал ему. Джуд видел, как его отражение подняло руку с пистолетом к голове Джорджии.

Сердце подскочило под напором крови, нахлынувшей в адреналиновом шоке. Он посмотрел на себя и увидел, что это – правда: он действительно держит пистолет у виска Джорджии, а его палец взводит курок. Джуд пытался остановиться, но было слишком поздно – он уже нажал на спусковой крючок и в ужасе ждал выстрела.

Его не последовало. Крючок не выжал последнюю четверть дюйма. Пистолет стоял на предохранителе.

– Проклятье, – прошипел Джуд и опустил пистолет.

Его сотрясала крупная дрожь. Большим пальцем он вернул курок на место, а потом отшвырнул оружие прочь.

Оно тяжело ударилось о стол, и Джорджия вздрогнула, тихо всхлипнув. Однако взгляд ее оставался неподвижным: она неотрывно смотрела на некую точку во мраке перед собой.

Джуд оглянулся в поисках призрака Крэддока и никого не увидел. Комната была пуста, только он и Джорджия. Он снова повернулся к ней, взял за тонкое белое запястье, потянул к себе.

– Вставай, – сказал он. – Вставай же. Нам надо ехать. Немедленно. Не знаю куда, но надо убираться отсюда. Поедем туда, где много людей, где яркий свет, и где мы с тобой сможем во всем разобраться. Ты слышишь меня?

Он уже забыл, почему не хотел покидать дом. Доводы рассудка и логика растаяли.

– Он еще не закончил с нами, – проговорила Джорджия срывающимся шепотом.

Он потянул настойчивее, но девушка не поднималась, неподвижно и неподатливо сидя в кресле. Она по-прежнему не смотрела на него. Она вообще никуда не смотрела, кроме той абстрактной точки в пространстве.

– Поднимайся, – настаивал Джуд. – Потом будет поздно.

– Уже поздно, – ответила она. Экран телевизора снова ожил.

Шли вечерние новости. Билл Бьютл[24], начинавший карьеру журналиста в те дни, когда главной сенсацией было убийство эрцгерцога Фердинанда, неподвижно сидел перед камерой. Его физиономия являла собой запутанную систему морщин, бегущих во все стороны от уголков его рта и глаз. Черты лица сложились в мрачную гримасу, говорившую без слов: на Ближнем Востоке снова проблемы; школьный автобус сошел с федеральной трассы и перевернулся, никто из пассажиров не выжил; на юге торнадо всосало в себя стоянку трейлеров, а потом выплюнуло мешанину из гладильных досок, сломанных жалюзи и человеческих тел.

– …никто не выживет. Мы сообщим вам о том, как ситуация будет развиваться дальше, – произнес Бьютл. Он слегка повернул голову, и в бифокальных линзах его очков на краткий миг отразился синий экран телесуфлера. – Сегодня после полудня шериф округа Датчес подтвердил, что Джудас Койн, солист популярной рок-группы «Джудас Хаммер»[25], застрелил свою подругу Мэрибет Стейси Кимболл, после чего тем же оружием покончил с собой.

Интерьер студии сменился изображением фермы Джуда, четко выделявшейся на фоне мутного, голого белого неба. Полицейские джипы беспорядочно припаркованы на подъездном развороте, а к дверям офиса Дэнни задним ходом вплотную подобралась карета «скорой помощи».

За кадром Бьютл продолжал свой комментарий:

– Полиция приступила к восстановлению событий, произошедших в последние дни жизни Койна. Однако, по заявлениям близко знавших его людей, уже сейчас можно сказать, что он был подавлен и тревожился о своем психическом здоровье.

Камеру перевели на собак в загоне. Они неподвижно лежали на короткой жесткой траве, вытянув лапы. Ангус и Бон были мертвы. Джуд напрягся при виде их тел. Смотреть на них оказалось трудно. Он хотел отвернуться, но не мог: его взгляд будто приклеился к экрану.

– Следователи убеждены в том, что Койн сыграл определенную роль в смерти своего помощника Дэниела Вутена, которого сегодня утром нашли мертвым в собственной квартире. Есть основания полагать, что и это было самоубийство.

Затем камера показала двух санитаров, выносивших синий пластиковый пакет с телом внутри. Из груди Джорджии вырвался негромкий стон при виде того, как один из санитаров спиной взбирается в машину, таща за собой мешок.

Бьютл стал рассказывать о карьере Джуда, и фоном пустили кадры, изображающие Джуда на сцене в Хьюстоне, – клип, снятый шесть лет назад. Джуд в черных джинсах и черных сапогах с металлическими носками, по пояс голый. Его торс блестит от пота, густые волосы на груди прилипли к коже, дыхание вздымает грудную клетку. Прямо под ним бушует море из сотни тысяч полуобнаженных людей – бурный поток воздетых рук. То тут, то там видны перебегающие по головам и плечам зрителей смельчаки.

В то время Диззи уже умирал, хотя знал об этом только Джуд. Диззи страдал героиновой зависимостью и СПИДом. На сцене в Хьюстоне они играют спина к спине. Светлая грива волос Диззи падает на лицо Джуда, длинные пряди попадают ему в рот. Это последний год существования группы. Сначала умер Диззи, потом Джером, и все было кончено.

На экране они поют заглавную песню с их последнего альбома «Поставь себя на свое место». Это последний хит, последняя по-настоящему хорошая песня, написанная Джудом. Когда вступили ударные – яростная канонада, – он освободился от странного воздействия, которое, похоже, оказывал на него телевизор. Тот концерт был реальностью – был Хьюстон, был тот день. Затягивающий, сумасшедший восторг толпы и такой затягивающий и сумасшедший драйв музыки. Это происходило на самом деле, а все остальное…

– Дерьмо собачье, – сказал Джуд и нажал на кнопку. Экран погас.

– Это неправда, – проговорила Джорджия еле слышно. – Это ведь неправда? Или мы… ты… или это все случится с нами?

– Нет, – отрезал Джуд.

И экран снова ожил. Опять за столом сидел Билл Бьютл. Он сжимал в руке несколько листов бумаги и, расправив плечи, смотрел в камеру.

– Да, – сказал Билл. – Вы оба умрете. Мертвые тянут живых вниз. Ты возьмешь пистолет, а она попробует убежать, но ты поймаешь ее и…

Джуд в третий раз выключил телевизор, бросил пульт прямо в экран, потом подскочил к ящику, уперся в него пяткой и выпрямил ногу. Телевизор пролетел два десятка сантиметров, ударился о стену, в нем что-то вспыхнуло белым и погасло, как гаснет свет в лампе накаливания, и ящик свалился на пол, за тумбу, на которой стоял. За хрустом пластика последовал короткий треск электрического разряда, потом все стихло. Еще один такой день, и от дома ничего не останется.

Когда Джуд обернулся, покойник уже стоял у Джорджии за спиной. Призрак Крэддока протянул руки над спинкой кресла и обнял ладонями голову девушки. В его глазницах плясали черные каракули.

Джорджия не пыталась вырваться или оглянуться, она сидела неподвижно, как человек замирает рядом с ядовитой змеей, от страха не способный ни шевельнуться, ни вздохнуть.

– Ты пришел не к ней, – сказал Джуд, одновременно продвигаясь влево, вдоль стены, к выходу в холл. – Она не нужна тебе.

Только что ладони Крэддока обнимали голову Джорджии, и вот уже его правая рука взметнулась вперед: «Зиг хайль!» Вокруг мертвеца время двигалось скачками, как запись на поцарапанном диске. Изображение задерживалось на одном кадре, а потом перепрыгивало сразу несколько других, без плавных переходов. Золотая цепочка выпала из поднятой правой руки. На конце цепочки поблескивала бритва, по форме напоминающая полумесяц. Край лезвия отсвечивал всеми цветами радуги, как пленка масла на воде.

– Пора в путь, Джуд.

– Уходи, – сказал Джуд.

– Если хочешь, чтобы я ушел, то слушай мой голос. Ты должен очень внимательно слушать. Ты должен быть радиоприемником, который принимает только одну станцию – мой голос. Хорошо послушать радио ночью. Хочешь, чтобы это закончилось? Тогда слушай внимательно. Ты должен желать всем сердцем, чтобы это закончилось. Ты хочешь, чтобы это закончилось? – Джуд напряг челюсть, сжал зубы. Он не собирался отвечать, понимая каким-то седьмым чувством, что любой ответ будет ошибкой, но, к своему ужасу, медленно кивнул.

– Ты хочешь слушать мой голос? Я знаю, что хочешь. Я знаю. Слушай. Ты можешь отключиться от всего мира и не слышать ничего, кроме моего голоса. Потому что слушаешь очень внимательно.

И Джуд продолжал кивать, размеренно двигая головой вверх и вниз, а звуки внешнего мира гасли один за другим. Он не обращал внимания на эти звуки, пока они не исчезли: тихое рычание работающего двигателя пикапа под окнами, тонкий свист дыхания Джорджии, его собственные резкие вдохи. Уши звенели от внезапно наступившей абсолютной тишины – как будто мощный взрыв потряс его барабанные перепонки.

Обнаженное лезвие раскачивалось по короткой дуге, вперед-назад, вперед-назад. Джуда ужасал один вид этой бритвы. Он заставлял себя не смотреть на нее.

– Тебе не обязательно смотреть на нее, – сказал Крэддок. – Я умер. Мне не нужен маятник, чтобы войти внутрь твоего мозга. Я уже там.

И взгляд Джуда, помимо его воли, вновь вернулся к бритве. Он ничего не мог с этим поделать.

– Джорджия, – сказал он.

Вернее, попытался сказать. Он ощущал сказанное слово на губах, на языке, в выдохнутом воздухе, но не слышал собственного голоса; не слышал ни звука среди невыносимой, всепоглощающей тишины. Он никогда не слышал ничего оглушительнее этой тишины.

– Я не собираюсь убивать ее, – сказал мертвец. Интонация его не менялась, голос лился как терпеливый, понимающий, низкий, гулкий словесный поток, более всего походивший на жужжание пчел в улье. – Ты сам собираешься это сделать. И ты это сделаешь. Ты хочешь этого. – Джуд открыл рот, собираясь ответить, что Крэддок ошибается, но вместо этого сказал:

– Да.

Даже не сказал, а подумал вслух.

– Хороший мальчик, – похвалил его Крэддок.

Джорджия заплакала, хотя старалась сидеть тихо и не дрожать. Джуд не слышал ее. Лезвие Крэддока резало воздух: вперед-назад, вперед-назад.

«Я не хочу причинять ей боль, не заставляй меня убивать ее», – подумал Джуд.

– Все будет не так, как тебе хочется. Возьми пушку, слышишь? Возьми сейчас же.

Джуд сделал движение. Ему казалось, что он отделился от своего тела – будто он свидетель, а не участник сцены, которая перед ним разыгрывалась. В голове его стало пусто, и он уже не мог ужасаться тому, что собирался сделать. Он знал только одно: если он хочет проснуться, то должен совершить это.

Но прежде чем он дотянулся до пистолета, Джорджия выскочила из кресла и бросилась к двери. Джуд не ожидал, что она способна двигаться, – он думал, Крэддок и ее удерживает на месте. Но оказалось, что ее удерживал лишь страх. Когда она уже приблизилась к Джуду, снова раздался единственный голос на свете:

– Останови ее.

И Джуд увидел, как его собственная рука схватила волосы летящей мимо Джорджии и намотала их на кулак, резко запрокинув голову девушки. Джорджия завалилась назад, и Джуд с силой толкнул ее вниз. От удара ее тела об пол мебель в комнате подпрыгнула. Стопка компакт-дисков на краю стола беззвучно осыпалась на пол. Носок Джуда вонзился в живот Джорджии, получился отличный жесткий пинок, и она сложилась пополам, свернувшись в позе эмбриона. Через миг после удара Джуд не помнил, зачем он это сделал.

– Вот так, – произнес покойник.

Голос Крэддока возникал из ниоткуда, рождался из тишины, и это сбивало Джуда с толку. Слова мертвеца создавали эффект физического присутствия, они как пчелы роились и жужжали внутри головы. Голова стала ульем, пчелы-слова влетали в него и вылетали, оставляя после себя соты, ячейки восковой пустоты. С такой легкой полой головой он сойдет с ума. Он сойдет с ума без собственных мыслей, без своего голоса. А мертвый голос не умолкал:

– Покажи этой суке. Надеюсь, ты не возражаешь, если я ее так называю. Давай, бери пистолет. Скорее.

Он повернулся за оружием и стал двигаться чуть быстрее. Через комнату, к столу, пистолет у его ног, опуститься на колено, взять.

Джуд не слышал собак, пока не потянулся за револьвером. Одно напряженное, срывающееся на визг «рр-гав», потом еще одно. Его внимание намертво зацепилось за этот звук, как широкий рукав цепляется за торчащий гвоздь. Его потрясло, что кроме голоса Крэддока в бездонной тишине он услышал что-то еще. Окно за столом по-прежнему было приоткрыто. Снова лай – заливистый, яростный, хриплый. Ангус. А это Бон.

– Ну же, мой мальчик. Делай, что тебе говорят.

Взгляд Джуда упал на маленькую корзинку для бумаг, стоящую под столом. Из нее торчали осколки платинового альбома – гроздь острых ножей из хрома. Теперь оба пса лаяли в унисон, расширяя дыру в ткани безмолвия, и звук лая заставил Джуда вспомнить их запах – резкую вонь сырой собачьей шерсти, животный жар дыхания. В одном из серебристых осколков он увидел себя и отпрянул, наткнувшись на собственный взгляд – застывший, отчаявшийся, полный ужаса. И в следующий миг он услышал в мозгу свой голос, смешанный с безостановочным собачьим лаем: «Он имеет над тобой только ту власть, которую ты сам даешь ему».

Словно продолжая тянуться за пистолетом, Джуд придвинулся к корзине и приложил основание левой ладони к самому острому и длинному кинжалу из хрома. А потом нажал на него рукой, помогая всем своим весом. Осколок взрезал плоть, острейшая боль пронзила кисть и запястье. Джуд вскрикнул, в глазах помутнело. Он отдернул руку, сжал левую ладонь правой. Между ними сочилась кровь.

– Какого черта ты сделал, парень? – спросил его призрак Крэддока, но Джуд больше не слушал его. Он не мог воспринимать что-либо сквозь ревущую боль раненой плоти, пронзенной почти до самой кости.

– Я с тобой еще не закончил, – сказал Крэддок. Но он ошибался: его власть над Джудом закончилась.

Мозг Джуда тянулся к звуку собачьего лая, как утопающий тянется к спасательному кругу, а потом хватает его и тащит к себе. Джуд поднялся и начал действовать.

Добраться до собак. От этого зависела его жизнь – и жизнь Джорджии. Идея казалась совершенно иррациональной, но Джуд не искал рациональности. Он искал правильное решение.

Боль красной лентой, зажатой между ладонями, вела прочь от голоса мертвеца, обратно к собственным мыслям. У Джуда был высокий болевой порог, и он обычно легко переносил боль, порою даже искал ее. Вот и сейчас она гнездилась где-то в глубине запястья, в суставе, что говорило о глубине раны, и Джуд в какой-то степени наслаждался этим ощущением и удивлялся ему. Поднимаясь на ноги, он вновь увидел в окне свое отражение. В зарослях косматой бороды пряталась ухмылка – видение еще более жуткое, чем то искаженное ужасом лицо, что несколько секунд назад отразилось в осколке диска. – Вернись немедленно, – приказал Крэддок. На мгновение Джуд приостановился, но потом пошел дальше.

По дороге он бросил взгляд на Джорджию. Оборачиваться назад, на Крэддока, он боялся. Девушка все еще лежала на полу, свернувшись калачиком и зажав живот руками. Она посмотрела на него из-под упавших на лицо волос. Ее щеки увлажнил пот, веки подрагивали. Затуманенные болью глаза молили и вопрошали.

Он хотел сказать, что не собирался бить ее, но у него не было времени. Он хотел сказать, что не бежит, не бросает Джорджию, что он уводит от нее покойника, но ему мешала боль в руке. Из-за боли он не мог выстроить осмысленную фразу. Кроме того, он не знал, долго ли еще сможет думать самостоятельно, прежде чем Крэддок снова завладеет его сознанием. Необходимо сосредоточиться и действовать очень быстро. Да, это необходимо. Так даже лучше. Он всегда предпочитал размер пять четвертей.

Шатаясь, он вывалился в холл, добрался до лестницы и спустился вниз. Он быстро, слишком быстро перешагивал через четыре ступеньки зараз, так что это было почти падение, а не спуск. С последних ступенек он обрушился на красную плитку прихожей, подвернув одну ногу, и чуть не уткнулся лбом в стол для рубки мяса. Изрезанную поверхность покрывали засохшие пятна крови. С одного края в мягкое дерево был всажен топор. Его широкое плоское лезвие поблескивало в темноте как жидкая ртуть, в которой отразилась лестница, а на ступенях – Крэддок. Смутный образ, но все же различимый. Можно было разобрать, что он воздел над собой руки – как проповедник, вещающий истину перед толпой страждущих. – Остановись, – говорил Крэддок. – Возьми топор.

Но Джуд сконцентрировался на пульсирующей боли в ладони. Боль сидела глубоко в поврежденной мышце, она каким-то образом просветляла сознание и укрепляла Джуда. Покойник не мог заставить его подчиняться себе, поскольку боль заглушала слова. Джуд оттолкнулся от мясного стола и по инерции проковылял через всю кухню.

Он припал к двери в офис Дэнни, распахнул ее и ввалился в темноту.

Сделав три шага, он приостановился, чтобы собраться с силами. Окна офиса закрывали плотные жалюзи. В помещение не пробивалось ни единого лучика света, и Джуд не видел, куда идет. Ему пришлось замедлить шаг и двигаться на ощупь, вытянув перед собой руки и ощупывая попадающиеся на пути предметы. Дверь на улицу где-то недалеко, скоро он выйдет из дома.

Однако его не оставляло неприятное ощущение в груди. Дышал он с трудом, готовый к тому, что в любую секунду его руки наткнутся в темноте на холодное мертвое лицо Крэддока. Он гнал от себя эту мысль, понимая, что она грозит настоящей паникой. Локтем он задел настольную лампу, и та с грохотом опрокинулась на пол. Сердце стучало как молот. Джуд продолжал передвигать ноги неуверенными младенческими шажками, но не мог избавиться от ощущения, что его цель не становится ближе.

Во мраке медленно открылся красный кошачий глаз. Колонки по бокам стереосистемы ожили, в них басовито загудел пустой эфир. Сердце Джуда сжалось как в тисках, до дурноты.

«Дыши, – говорил он себе. – Продолжай двигаться. Он попытается остановить тебя, чтобы ты не вышел из дома».

Безостановочный, надрывный собачий лай раздавался уже недалеко.

Стереосистема включилась, и должно было заработать радио. Но оно молчало. Пальцы Джуда скользнули по стене, нашли дверной косяк, и он уже схватился левой рукой за ручку двери. Воображаемая игла медленно повернулась в ране, разжигая холодное пламя боли.

Джуд дернул ручку, толкнул дверь от себя. Во тьме образовался вертикальный разрез: прожекторы на капоте пикапа мертвеца по-прежнему заливали двор белым сиянием.

– Думаешь, теперь ты лучше всех, раз научился играть на чертовой гитаре, да? – спросил отец Джуда из дальнего угла офиса.

Это заговорило стерео, громко и гулко.

Тут же на Джуда из колонок обрушились и другие звуки: учащенное дыхание, шарканье обуви, тяжелый удар об стол, – звуки, сопутствующие молчаливой отчаянной схватке, борьбе двух человек. По радио передавали пьесу. Эту пьесу Джуд знал наизусть. Он сам играл в ней.

Джуд остановился в полуоткрытой двери, не в силах выйти на улицу, приклеенный к месту звуками из стереосистемы.

– Думаешь, ты станешь лучше меня? – произнес Мартин Ковзински; в его голосе одновременно звучали удивление и ненависть. – А ну иди сюда.

Затем раздался голос Джуда. Нет, не Джуда… он тогда еще не был Джудом. Это был голос Джастина: более высокий, иногда срывающийся на басок, но пока не имевший той полноты звучания, которая придет с возрастом.

– Мама! Мама, помоги мне!

Мама ничего не ответила, но Джуд помнил, что она тогда сделала. Она встала из-за кухонного стола, ушла в комнату, где обычно занималась шитьем, и закрыла за собой дверь, не смея взглянуть ни на мужа, ни на сына. Джуд и его мать никогда не помогали друг другу. Даже в крайних ситуациях они не смели прийти друг другу на выручку.

– Я сказал, подойди сюда, – повторил Мартин. Звук удара о стол. Звук падающего стула. Потом снова вскрикнул Джастин – неровным от страха голосом:

– Только не руку! Папа, только не руку! – Я тебе покажу, – сказал его отец.

И затем – резкий плотный стук. Это с силой захлопнули дверь, и Джастин-мальчик по радио завопил безостановочно. Его вопль выбросил Джуда в ночной воздух.

Он промахнулся мимо ступени и повалился на колени в мерзлый грунт. Поднялся, пробежал два шага, снова споткнулся и упал на четвереньки перед пикапом. Его глаза оказались на уровне переднего бампера, увешанного отбойниками и прожекторами.

Иногда фасад дома или передняя часть машины бывают похожи на человеческое лицо. Так и было с «шевроле» Крэддока. Прожекторы – два ярких, слепых, немигающих глаза умалишенного. Хромированный бампер – серебристая гримаса. Джуд был почти готов к тому, что пикап бросится на него, проворачивая в щебенке колеса, но этого не произошло.

Бон и Ангус прыгали на переднюю стенку своего загона, ни на миг не прекращая лай – глубокий горловой рык страха и ярости, вечный, примитивный язык собак: «Видишь мои зубы? Не подходи, а то узнаешь их поближе. Не подходи, я сильнее тебя». Джуд сначала думал, что они лают на грузовик, но Ангус смотрел куда-то в сторону. Джуд проследил направление собачьего взгляда – назад, за спину хозяина: в дверях кабинета Дэнни стоял Крэддок. Призрак приподнял черную шляпу в знак приветствия и аккуратно надел ее снова.

– Сынок. Ну-ка вернись обратно, сынок, – сказал мертвец.

Но Джуд старался не слушать его, изо всех сил сосредоточившись на лае собак. Их лай вывел его из гипнотического состояния в студии, и с того момента для Джуда жизненно важно было добраться до собак. Хотя он не смог бы объяснить никому, в том числе и себе, почему это так важно. Но когда он слышал голоса Ангуса и Бон, он вспоминал свой собственный голос.

Джуд поднялся, побежал, упал, опять поднялся, споткнулся о бордюр, со всего маху грохнулся на колени. Дальше он пополз по траве: у него больше не осталось сил держаться на ногах. Колотую рану в левой руке обжигало холодным воздухом.

Он оглянулся: Крэддок шел следом. Из его правой руки выпала золотая цепочка, и на ее конце раскачивалось лезвие – капля серебристого блеска, разрывающего ночь. Ее сияние зачаровывало Джуда. Он чувствовал, что его взгляд будто магнитом притягивается к бритве, а мысли вытекают из него, и тут же пополз прямо к внешней стенке собачьего загона, сделанной из металлической сетки. Джуд ударился о нее головой и упал на бок. С трудом перекатился на спину.

Он был у двери в загон. Ангус бросался на нее с другой стороны, выпучив в бешенстве глаза. Бон застыла чуть дальше и, не замолкая ни на миг, пронзительно лаяла. Мертвец зашагал к Джуду.

– Давай покатаемся, Джуд, – сказал призрак. – Прокатимся по ночной дороге.

В душе Джуда вновь возникла пустота. Он чувствовал, что опять поддается этому голосу, поддается серебряному лезвию, размеренно вперед-назад – режущему ночную тьму.

Ангус прыгнул на дверь с такой силой, что она отбросила его назад, и пес опрокинулся на бок. Удар собачьего тела о дверь вывел Джуда из транса.

Ангус

Ангус хотел выйти из загона. Он уже подскочил на лапы и лаял на покойника, царапая когтями по сетке загона.

И тогда Джуду пришла мысль – дикая, до конца не оформленная в слова. Он вспомнил, что вчера утром читал что-то в одной из оккультных книг. Что-то о животных-фамилиарах. Там, кажется, говорилось, что они могут общаться с мертвыми напрямую.

Призрак Крэддока стоял уже у самых ног Джуда. Впалое белое лицо покойника застыло в маске презрения. Черные подвижные загогулины скрывали его глаза.

– Слушай меня. Слушай звук моего голоса.

– Я уже достаточно тебя наслушался, – ответил Джуд. Он потянулся к дверце загона, нащупал щеколду и повернул ее. Секундой позже Ангус прыгнул на дверь, она с треском распахнулась, и пес бросился на покойника с низким сдавленным рыком, исходящим из самой глубины его мощной грудной клетки. Джуд никогда раньше не слышал такого грозного рычания. Бон вылетела следом, оскалив зубы и высунув язык.