Г. Рязанская область. г. Ряжск

Ветер надувал парус из висящей на ветвях-реях уже облетевшего дерева, тряпки, бывшей когда-то чьей-то простыней. Чуть ниже, висевший на более толстых ветвях-мачтах истерзанный труп в нижнем белье, капитанил на этом своеобразном фрегате из старой березы. Такой ассоциации способствовал и похожий на пиратский, флаг, развивающийся на ее верхушке.

— Говорил — не хрена всякий мусор из окна выкидывать, — Ухват отошел от окна.

— Ыэх, скучно — не обращая внимания на ворчание пахана, зевнул, пытаясь вывихнуть себе, таким образом, челюсть, Пернатый.

— Чо, сплясать тебе чо ли? — хозяин Ряжска хлопнув в ладоши, изобразил чечетку.

— Неа, — его подчиненный засунув руку под свитер, почесал грудь — еще файкинга хочу.

— Файтинга или факинга?

— Короче мочилова — Пернатый, теперь чесавший задницу, едва не брякнулся со стола — поскольку делал он это в позе 'лотоса' с ногами на весу.

— Да народ какой-то квелый пошел, — Ухват достал спичку из коробка — минут пять по бодаются и в ауте.

— А я говорил Рыжему — персональный водила Ухвата поскреб за ухом. — чтоб он откармливал денька два-три этих чмырей, а он жидится.

— Я его, падлу, самого скоро на котлеты пущу — морду жирную, — пахан засунул заточенную спичку в зубы — у своих жратву ворует гад.

Гы-гы-гы — котлеты по Киевски, — Пернатый все-таки упал со стола — не удачно окончилась попытка почесать лодыжку под задранными брюками.

— Он чо, из Киева чоль?

— А я почем знаю? Хохол и все.

— Ну ладно. Кого из вчерашних-то стравим?

— А помнишь тех двух…ой, — шоферюга вставая, ударился головой о крышку стола — ну тех двух петушков ощипанных, которые вчера сцепились-то?

— Каких?

— Ну перед тем, как мы Глуховских охреначили, Ванька Тертый в свою винтовку видел, как вихрастый лысому врезал. Вот пусть и продолжат.

— Да этот волосатый, он полудохлый же. И рука у него одна того…

— А лысый — на одной ноге. Все ништяк.

— Гы-гы-гы, шова калек, блин.

— Шоу, придурок. И перестань чесаться. Иди, помойся.

— Да я это… Да я стеклоочистителя пережрал вчера. Я опосля него — всегда чешусь.

Они стояли напротив друг друга, словно две осинки, покачивающиеся на ветру, по которым прошлись катком. Не сломанные, но изрядно подраненные.

Егор, сначала, был даже рад тому, что его вывели из вонючей, душной комнаты, где как огурцы в бочке, друг у друга на голове, вперемешку сидели вчерашние стрелки и их мишени. Но долго балдеть от обдувающего его ветерка не пришлось. Получив заряд 'бодрости' от проверившего крепость его хребта, автоматного приклада, Егор едва не протаранил лбом лысину казнившего его вчера 'скинхэда'. Отскочил под бурный гомон толпы, начинающей возбуждаться в предвкушении вкусного зрелища. Свой хлеб кое-кто из них, как раз и дожевывал, запивая пивком. У Егора, глядя на все это, от голода свело челюсти.

— Чего стоишь? Бей! — плюгавый мужичонка, выскочив из толпы, отвесил ему пинка и тут же скрылся за широкой кормой одной из 'присвсувсвующих зесь дам'. И детишки здесь тоже были. Цирк — ни дать, ни взять.

К своему сопернику Егор, не смотря ни на что, какой-либо злости или ненависти не испытывал. Он отчего-то понимал, что уйдет сегодня с импровизированной арены кто-то один. Хотелось бы, чтобы это был он. Надо бы разозлиться. Не получалось, но ему помогли.

Суть да дело, пока Егор 'медитировал', его соперник, не страдающий сентиментальностью, врезал ему по опухшему плечу. Мир сжавшись в копеечку, через секунду взорвался разноцветным фейерверком, образовав некое подобие нимба, в центре которого скалилась лысая голова. Вот по ней-то Егор и ударил ногой. Вернее попытался. Не попал, но хоть отогнал на время. Постепенно мельтешащие огоньки перестали перекрывать обзор.

Сквозь сходящую волну свиста и улюлюканья доносилось: — 'обратку давай…слабак…эге-гей….

Егор, для начала, отвел раненое плечо назад, встав в стойку. И затанцевал вокруг прихрамывающего противника. Симитировав удар рукой, саданул 'скинхэда' по сломанной ноге. Охнули одновременно оба, но Егор остался на ногах, а его противник упал и скрючившись, принялся кататься по земле, держась за коленку.

— Да. Босым много не навоюешь, — Егор подскочил к поверженному 'скину' и со всей силы ударил дееспособной рукой по лысой голове. Удар пришелся в лоб. Парень поплыл. Шаг вперед. Еще удар. Еще шаг. Еще удар. Довольная толпа ревела от восторга.

— Добей, добей, — окровавленный кулак в четвертый раз впечатался в превращающееся в месиво, лицо противника. Лысая голова мотнулась, и худощавое тело окончательно приняло горизонтальное положение, выставив в небо неестественно вывернутую коленку. Егор склонился над ним, отведя руку для нового удара. Его цапанули за шиворот, и резко дернув, поволокли назад.

— Хорош, хорош. Не видишь готов уже? Прям в висок. Наповал Едреныть — парень в тельняшке, выглядывающей из-под распахнутого ворота женской дубленки, поправил болтающийся на животе старенький 'Кедр'.

Еще папашка наверное с Чеченской привез. Хотя вряд ли — там такие пукалки, по моему, не использовались. Егор, тяжело дыша, перевел осоловевший взгляд с покачивающегося перед носом автомата на вытекающие из уха и изо рта 'скинхэда', две алые струйки, которые тут же впитывались в песок, перемешанный с сухой травой и листьями. И снова на такой близкий автомат.

Эх. Сейчас бы дернуть за рукоятку, дать очередь и вон за тот забор. Шмыгнул накопившейся в носу юшкой (и когда только успели разбить?) и его повело. Упасть не довелось — за шкирняк держали крепко. Звуки и зрительные образы начали притупляться, в плече пульсировала боль.

— А он Ухвату понравился. Говорит, что можно и против Гоги выставлять. Вот только подкормить, подлечить…

'Да хотя бы поспать бы', - последнее, что пронеслось у Егора в голове.

* * *