Мая 1977 года. Четверг Большая сцена. 2-й акт

Художник по свету Евсей Маркович Кутиков показал Георгию Александровичу Товстоногову и Юрию Ефимовичу Аксенову эффект звездного неба. «У нас и луна должна быть, — пояснил Кутиков, — только нужно ли давать луну и звезды вместе? В природе это бывает, но нужно ли нам?»

«Посмотрим, — ответил Георгий Александрович и обратился к звукорежиссеру Г. В. Изотову. — В начале акта та же увертюра, что и в первом, только короче».

Изотов исчез в своем звукоокошке, а Товстоногов, постучав по микрофону и убедившись, что он работает, вызвал помощника режиссера Ольгу Марлатову.

— Вы готовы?

МАРЛАТОВА. Да.

ТОВСТОНОГОВ. Давайте начинать.

После увертюры в луче света трубач. Рядом с ним знаменосец. Сигнал на построение отряда.

ТОВСТОНОГОВ. А где Гриша Гай?

ГАЙ. Я на выходе, Георгий Александрович.

ТОВСТОНОГОВ. А почему не вышли?

ГАЙ. Я позже выхожу, когда отряд построится.

ТОВСТОНОГОВ. Нет-нет, выходите первым.

¶

ГАЙ. Командир обычно выходит последним. Что мне стоять и ждать, когда бойцы выбегут? Зачем? Так в жизни не бывает.

ТОВСТОНОГОВ. Да? А кто дал приказ трубачу? Кто как не вы?!

ГАЙ. Старшина! Приказ о построении отдает старшина! Спросите у старого солдата Штиля. Он все знает.

ТОВСТОНОГОВ. Ну, хорошо, убедили. Давайте сперва отряд, потом вы.

Повторение начала второго акта. После сигнала трубы — построение отряда. Последним вышел командир.

ТОВСТОНОГОВ (Аксенову). Очень маленький отряд получается, вам не кажется? А где наши рабочие сцены? Вот бы им присоединиться. Организуйте, Юра.

Отряд, в который с помощью Ю. Е. Аксенова приняты монтировщики, выстроился в два ряда по диагонали сцены.

ТОВСТОНОГОВ. Нет, встаньте в один ряд, фронтально, от портала к порталу.

Перестроение по росту в одну шеренгу. Всем не хватает места.

Самые маленькие оказываются за сценой рядом с помощником

режиссера.

МАРЛАТОВА. Георгий Александрович, Горюнов и Штиль ко мне попали. На сцене они не помещаются.

ШТИЛЬ (вышел, сдерживая обиду). Не помещаемся.

ТОВСТОНОГОВ. Ну и стойте там. Сбоку увидят. Я и добиваюсь, чтобы у шеренги не было конца!

Штиль кивнул и гордо ушел за кулису к Горюнову, а Георгий Александрович попросил

командира — Гая — встать на тачанку.

Сцена представляет собой огромный, во всю площадь, пандус. Кулисы сняты. Их заменяют

три холщовых задника, свисающих по периметру пандуса. Лемеха — условное название двух

фурок, каждая из которых, разворачиваясь вокруг своей оси, может двигаться к центру

сцены, образуя большую надставленную площадку на пандусе. Сейчас лемеха задвинуты вглубь

сцены, на них пулеметы. Слева на авансцене артиллерийское орудие. Справа — тачанка.

Взобравшись на нее, командир отряда читает приказ.

ТОВСТОНОГОВ (Гаю). Одну минуту, Гриша, мы сейчас будем повторять. (Кутикову.) Сева, не подсвечивайте задник, чтобы поначалу пулеметы не читались. После увертюры осветите сначала трубача и знаменосца, а когда выбегут бойцы, дайте на них сквозняк. (Рабочим сцены.) Поправьте справа на лемехе пулемет. У него дуло задралось вверх. И получается не пулемет, а артиллерийское орудие. Запомните, где вы стоите, сейчас мы все вместе организуем построение.

Товарищи трубач и знаменосец! Выйдите, пожалуйста, вперед. Еще раз: чего хотелось бы добиться? Звучит увертюра — конкретная музыка, дальше свет на трубача и знаменосца. Труба, и ввод сквозного света. Трубить надо до тех пор, пока не произойдет построение, и артист Григорий Аркадьевич Гай ни окажется на тачанке Понятно? Повторяем. Юра, конец увертюры дайте, пожалуйста.

Товстоногов встал, прошелся по залу, зашел сбоку, увидел, что Горюнов и Штиль исчезли из строя, вызвал их на сцену и попросил впредь не исчезать, так как теряется ощущение

бесконечного строя бойцов.

ТОВСТОНОГОВ (Гаю). Гриша, а почему вы так формально читаете приказ? ГАЙ. А военные так и читают. ТОВСТОНОГОВ. Так монотонно?

ГАЙ. Да. Эмоционально только артисты в театре читают, а военные спокойно и рассудительно.

¶

ТОВСТОНОГОВ. Ну, вот и прочтите рассудительно и эмоционально, а не бубните. Мы все-таки в театре. Что мне толку от той жизненной краски, которая делает эпизод скучным? Это та достоверность, которая ничего не дает. Да и военные — я слышал — читают по-разному. Давайте прочтите эмоционально!

Григорий Аркадьевич старательно, с подъемом,

но не скрывая иронического отношения, прочел

приказ.

ТОВСТОНОГОВ (Гаю). Не сходите с тачанки. Я буду повторять этот эпизод и неоднократно. (Отряду.) Перед тем, как двинуться дальше, я хочу рассказать вам о следующей акции, которую вы должны осуществить. После приказа командира вы на крике «ура» двумя группами должны разбежаться через центр сцены за лемеха. Затем вы поворачиваете на нас лемеха с пулеметами.

ИЗОТОВ. Простите, Георгий Александрович, музыка будет на разбеге?

ТОВСТОНОГОВ. Да, дайте кусочек конкретной музыки.

ИЗОТОВ. А звук стрельбы пулеметов когда давать?

ТОВСТОНОГОВ. Разбежались, и на конкретную музыку накладывается звук стрельбы. Это сигнал на разворот лемехов с пулеметами. (Аксенову.) Когда кончится пулеметная атака, то надо бы пулеметы унести. Организуйте это, Юрочка.

АКСЕНОВ. Их должны унести рабочие?

ТОВСТОНОГОВ. Да.

Аксенов распределил рабочих сцены: кому, какой пулемет уносить. С приказа командира проверяется разбег отряда, разворот лемехов с пулеметной атакой.

ТОВСТОНОГОВ (Кутикову). Надо найти скользящий свет на пулеметы. Они хорошо сделаны. (Всем участникам сцены.) Так... Внимательно, выслушайте, товарищи, ваши ошибки. Первая: лемеха двигаются не одновременно. Договоритесь о синхронном движении. Вторая ошибка: сейчас движение начинается рано. Надо только со звуком пулеметов. Третья: вы разворачиваете лемеха стремительно, а нужно, как можно медленнее. И четвертое: плохо водите пулеметами. Они у вас статичны, а хотелось бы видеть движение стволов справа налево. Только тогда они играют.

Повторение перехода. Один из пулеметов, несмотря на прекращение фонограммы стрельбы,

продолжил стрелять.

ТОВСТОНОГОВ. Неужели не понятно? Прекращается фонограмма, лампочка на пулемете выключается.

ГАЙ. Фонограмма резко обрывается, кто-то неизбежно будет опаздывать.

ТОВСТОНОГОВ. Надо добиться, чтобы никто не опаздывал!

ГАЙ. Простите, Георгий Александрович, но темнота, движение лемехов, а вместе с тем стволов пулеметов...

ТОВСТОНОГОВ. У вас есть предложение, Гриша?

ГАЙ. Есть. Сейчас пулеметы включаются и выключаются индивидуально, а надо из световой регуляторной одновременно. Вот тогда-то, наверняка, выключение произойдет сразу.

ТОВСТОНОГОВ. Евсей Маркович, сумеете сделать такое отключение?

КУТИКОВ. Нужно менять систему...

ТОВСТОНОГОВ. Это я понимаю, я спрашиваю: сумеете или нет?

КУТИКОВ. Сейчас сложно...

ТОВСТОНОГОВ. Мне надо понять: либо заниматься этим, либо отложить, объявив всем, что вы это сделаете.

¶ КУТИКОВ. Сделаем.

Георгий Александрович объявил участникам об обещании Евсея Марковича, а сейчас попросил повторить эпизод в том же виде.

После атаки выстраивается переход на эпизод «В доме Мелехова». Поднялись задние створки лемехов и возникли две большие скамьи. Ввезенная телега поставлена на попа, на ней икона. Еще одна телега посредине сцены накрыта скатертью. Около нее три табуретки.

Пока шла перестановка, Товстоногов попросил художника по свету во время пулеметной пальбы дать на заднике зарницы вместо звезд.

Перестановка декораций затянулась. Товстоногов выяснил причины задержки. Оказывается, монтировщики были заняты тем, что уносили пулеметы. Георгий Александрович попросил актерский состав освободить рабочих сцены от этой нагрузки.

ТОВСТОНОГОВ. Давайте после приказа с перебежки бойцов... В чем дело? Стоооп! Что вы сделали? Они еще до пулеметов не добежали! Здесь конкретная музыка звучит, а вы уже пулеметную очередь даете! По этой логике весь красный отряд должен погибнуть! Полное безумие!

Еще раз! Собрались, товарищи! Будьте внимательней!

Дом Мелеховых. Наталья и Григорий.

ТОВСТОНОГОВ. Важно, откуда истинная причина ссоры? Оказывается, она знает и про кутежи, и об изменах. (Борисову.) Попробуем построить ваш монолог на уходе из дома. «Ты не понимаешь, я болел! И сейчас болен! Не хочешь меня понять, не веришь мне — пойду, погуляю! То уж, наверняка, лучше, чем с тобою гуторить!» В скандале с Натальей он вспомнил, чего у него нет: любви!

БОРИСОВ. Вообще не хочу с тобой в одной комнате находиться!

ТОВСТОНОГОВ. С женой у меня не ладится, а как было бы хорошо, если бы... И врезался наплыв! И вспомнилась Аксинья.

БОРИСОВ. Давайте попробуем.

ТОВСТОНОГОВ (Изотову и Кутикову). Надо резко из скандала пойти в наплыв. Как молния ударила: сменился свет, и пошла музыка воспоминаний. (Крючковой.) Выходите не тенью отца Гамлета, а живой, полнокровной. Выбежала, остановилась и бросилась в объятья.

(Кутикову.) Пока со светом полная ерундистика. Хотелось бы, чтоб в наплывах был особый НЕОБЫЧНЫЙ СВЕТ! Туман воспоминаний.

КУТИКОВ. Дайте пятнадцать минут перерыв — сделаем!

ТОВСТОНОГОВ. Сейчас еще раз пройду сцену Григория и Натальи — и прервемся. Я хочу попробовать еще один вариант. Для небольшой сцены громоздкое оформление. На самом деле для этого эпизода почти ничего не нужно. Две-три детали и все! Возьмем фрагмент избы. Уберите лемехи, оставьте стол, табуретки. Не хватает пространства, простора. Изба своим подробным построением держит нас за фалды. Вот убрали лишнее, и лучше стало. Вот теперь после скандала с женой легче будет вклинить наплыв. (Изотову.) Песня женщин существует в записи? Война — не война, поют бабы. Тем более, здесь глубокий тыл.

ИЗОТОВ. Даю песню, Георгий Александрович.

ТОВСТОНОГОВ. Отдаленно пусть звучит...

Дом Мелеховых. Наталья и Григорий. Новая редакция сцены.

ТОВСТОНОГОВ. Во-от, совсем другая обстановка! Здесь уже можно работать. Дайте-ка на стол лампу... Очень хорошо. Сцену сначала, пожалуйста. (Малеванной.) Лариса, а вы не могли бы сделать такую штуку: гладила-гладила, вдруг бросила все и зарыдала?! Хорошо! Вот вы его белье гладите, а он уже не ваш. Чужой! И у него чужие бабы... Заплакала и почувствовала, как он мнется около. (Борисову.) А вы, Олег, «Но-но-но! Разве так мужа с фронта встречают»? Вот и песня ложится. (Кутикову.) Только я бы хотел еще их видеть! Не лица, а черные тени. (Малеванной.) «У тебя дети», — покажите, Лариса конкретно, за портал. «Вон они там, зайди!» (Борисову.) Возьмите поглаженную гимнастерку и наденьте ее. На «жизнь покатилась» можно сесть за стол, Олег. Попытка последний раз пробиться к ней. (Малеванной.) Поначалу чуть было не поддалась Григорию, а потом взорвалась: ты мне зубы не заговаривай!

¶ У меня еще одна идея! Что-то я сегодня подозрительно полон идей! Давайте-ка еще раз сначала.

Новая редакция сцены. Наталья и Григорий.

(Малеванной.) Погладила, и начните убирать со стола. Все, кроме скатерти, уберите. И заплакала. Вот-вот, в голос заголосила, есть за что! Хорошо бы на «кобелину» швырнуть в него гимнастерку. Когда Григорий завелся, постойте, Лариса, с лампой, послушайте, а затем осветите мужа. Что-то я тебя не пойму. Может, я у тебя не только нелюбимая, но и идиотка? Вот, а теперь скажите: «Как же тебе гляделками не совестно моргать?» То, что он болен — слышите впервые. Жалко стало, родной ведь. На «холод по телу прошел» — сядьте около него. Ах, как ловко он любовь на политику перевел! «Трудно ему, понимаешь! А мне не трудно? Мне еще трудней!» (Борисову.) Облокотитесь на край стола, Олег. «Помутилось у меня в голове» — теперь лягте на стол. А Наталья посмотрела, встала и выдернула из-под локтей скатерть! Очень хорошо! Вот это я и хотел вам предложить! (Борисову.) Ну, а без скатерти я вообще не буду с тобой разговаривать! (Малеванной.) Лариса, садитесь на табуретку сбоку, и там будете сочинять письмо Григорию.

С переходом Григория — наплыв!

(Крючковой.) А может без остановки кинуться к нему?

МАЛЕВАННАЯ. Письмо длинное, Георгий Александрович. Как его писать? Как читать?

ТОВСТОНОГОВ. А уже написано. Мы же с вас свет убирали. С музыкой вернули. Перечитывайте... Не стала бы унижаться, да? Но слухи-сплетни замучили. Отсюда просьба посоветовать, как жить дальше? (Борисову.) Взвесьте, Олег, и не отрезайте, нет, а даже пожалев ее на прощанье: «Живи одна»

Появился молодой Листницкий (В. Матвеев). Позвал отца: «Вот, мол, к нам пришли». И выходите, Света и Олег, из объятий в положение нанимающихся людей. Валерий, выйдите навстречу Сергею Сергеевичу, поставьте табуретку ему в центр. (С. Карновичу-Валуа.) Оглядите Мелехова, как лошадь. (Борисову и Крючковой.) Когда хозяин объявил, что будет платить восемь рублей в месяц, переглянитесь: устраивает? Мог и вообще не взять! Первым уходит отец, затем мимо Листницкого-сына Аксинья. И, молодой барин, помашите, уходя, пальчиками Григорию. (Кутикову.) Осветите комнату Мелеховых. (Малеванной.) Переспросите: «Живи одна?» На «нету жизни, нету» — хватайте нож! (Изотову.) Музыка, Юра! (Малеванной.) Нет, нож не устраивает! Бегите назад, на лемех! И вот там должна быть приготовлена коса! (Марлатовой.) Команда на вывоз лемеха на нас! (Малеванной.) И вот тут надо разорвать платье на шее, затем прижать косу к горлу!

ИЗОТОВ. Я приготовил акцент, послушайте!

ТОВСТОНОГОВ. Давайте!.. Хороший звук!

БОРИСОВ. Да, это лучше, чем музыка.

ТОВСТОНОГОВ. И на этом звуке наплыв оборвется. И тогда Наталья скажет Григорию: «Жаль, что тогда не до смерти зарезалась». (Призван-Соколовой.) Войдите на плач Натальи и встаньте за табуретку, где она писала письмо. Возьмите лампу и осветите их. Нет-нет, не ставьте лампу на место, очень хорошо, когда она у вас в руках. (Борисову) Хотел уйти, да никак. Подряд идут семейные сцены. Наталья, плача, убегает. А вы, Олег, сядьте на табуретку. И пошла музыка раздумий. Только тихо, пиано.