Таким образом, в конце ХIХ - начале ХХ века в России имелась необходимая законодательная база для создания и функционирования благотворительных обществ

По оценкам иностранных специалистов, некоторые русские фабрики были лучшими в мире не только с точки зрения устройства и оборудования, но и в плане решения социальных проблем.

Например, такой считалась Кренгольмская мануфактура в г. Нарва, которая обладала собственной больницей, рабочим городком с населением 3 тыс. человек, школами и другими социальными учреждениями. А на Всемирной выставке в Париже в 1900 г. за решение социальных проблем рабочих на Трёхгорной мануфактуре её владельцу Н. Прохорову была присуждена Золотая медаль. Таких примеров можно привести много, но, тем не менее, они не определяли общей картины, а скорее были исключениями из правил, вследствие того, что такая позиция вступала в полное противоречие с общим консервативным характером дореволюционного бизнеса.

Отдельные случаи не являлись закономерностью и не привели к осмыслению представителями бизнеса необходимости защиты трудящихся через введение социального законодательства на национальном уровне.

Только на государственных предприятиях в какой-то степени законодательно регламентировались права рабочих. Сопротивление крупного бизнеса так и не позволило создать в царской России систему социального обеспечения наёмного труда. Это являлось одной из причин тяжелого положения рабочих, что привело, в конечном счёте, к поддержке ими политической программы большевиков.

Российский бизнес конца XIX — начала XX вв. полностью находился под контролем верховной власти и развивался неравномерно, в первую очередь в зависимости от стратегических задач страны. Достаточно распространённой оставалась практика, когда финансовые льготы и привилегии предоставлялись в обмен на пожертвования и благотворительную деятельность в пользу казны. Благотворительность часто открывала единственную возможность предпринимателям получить чины, звания и прочие отличия, которых иным путем (в частности, своей профессиональной деятельностью) добиться было очень сложно. Самым почётным считалось получить чин генерала через Академию наук, пожертвовав свои коллекции или музей государству. Такое дворянство получили А. Бахрушин, А. Титов, П. Щукин и др.

Вместе с тем, необходимо отметить, что довольно часто меценаты оговаривали специальные условия благотворительной помощи, при которых их имя не будет опубликовано в прессе.

Например, С. Морозов обещал всестороннюю помощь основателям Художественного театра при условии, что его имя не будет упоминаться в газетах.

Хорошо известны случаи, когда меценаты отказывались от дворянства. Например, А. Бахрушин завещал в 1901 г. свои коллекции Историческому музею. По «формулярному списку», составленному в том же году купеческой управой, в службе он не состоял, отличий не имеет.

Предположительно, что сумма пожертвований П.Г. Шелапутина (на его средства были созданы гинекологический институт, мужская гимназия, три ремесленных училища, женская учительская семинария, дом для престарелых) превысила 5 млн. рублей, но учесть всего было невозможно, так как он скрывал эту сферу жизни даже от своих близких.

Таким образом, если на Западе развитие социальной ответственности шло через организацию общественных союзов, неформальных объединений предпринимателей и озвучивание ими «призыва делиться», то в России социальная ответственность связана, прежде всего, с именами крупнейших меценатов того времени, которые просто жертвовали деньги по велению души или из религиозных побуждений.

В связи с этим нельзя не отметить высказываний некоторых экспертов, которые напрямую увязывают социальную ответственность бизнеса с христианским заповедями:

По большому счёту, это фактически библейское понятие «Возлюби ближнего своего». Это фундаментальная основа ведения бизнеса.

Поощряя профессиональную и благотворительную деятельность, власть негативно относилась к политической деятельности буржуазии, отдавая приоритет политического участия представителям аристократии. В ходе либеральных реформ дооктябрьской России предпринимательский слой не занимал ведущего положения в обществе и не являлся центральной фигурой модернизации страны.

Социальная инфраструктура советского периода и роль предприятий

Многие авторы описывают систему регулирования производственных отношений и социального обеспечения, сложившуюся в СССР, как модель с сильным государственным вмешательством, ограниченной гибкостью и малой степенью совещательности. Такая характеристика оттеняет ее особенности в сравнении с режимами welfare state (всеобщее благосостояние) на Западе, но она не раскрывает полностью ее специфики. Хотя распределение ресурсов было централизованным, ответственность за распоряжение социальными выплатами и управление социальной сферой возлагалась на несколько субъектов: предприятия, государственные органы соци- ального обеспечения, профсоюзы, местные органы власти. Каждый из этих субъектов играл определенную роль в обеспечении городского населения социальными благами и опирался на разные источники финансирования. Предприятия использовали свои фонды, органы социального обеспечения — внебюджетные средства (соцстрах), профсоюзы — членские взносы, местные органы власти — бюджетные средства.

За годы Советской власти предприятия «обросли» широкой сетью социальных учреждений (предприятия питания, детские сады, базы отдыха взрослых и школьников, дома отдыха и санатории, медицинские учреждения и т.д.). Государственные органы социального обеспечения обслуживали, в основном, неработающее население. В сферу влияния местных органов власти входило народное образование, здравоохранение, в меньшей степени культура и спорт. Однако специфика формирования социальной инфраструктуры города обусловила наличие большого количества ведомственных объектов соцкультбыта. Поэтому многие учреждения здравоохранения, большая часть детских дошкольных учреждений, учреждений культуры и спорта имели двойное подчинение и финансирование. Таким образом, несмотря на некоторую «специализацию», поле деятельности каждого субъекта не было четко очерченным. Напротив, наблюдалось их тесное переплетение и взаимопроникновение. Особенно это было характерно для предоставления социальных благ на уровне предпри- ятия. Социальными объектами, формально принадлежащими конкретным предприятиям, нередко пользовались жители района или города, на территории которых были расположены эти предприятия. Ведомственный принцип предоставления социальных благ существовал, но на практике не соблюдался последовательно и жестко. Поэтому не было той дискриминации не работающих на предприятии в пользовании объектами соцкультбыта, которая обычно связывается с ведомственным (или производственным) принципом распределения социальных благ. Спортивные и культурные сооружения предприятий в особенности были сориентированы на обслужи- вание населения, а не только работников предприятия. Безусловно, существовали социальные блага, которые предназначались только работающим на предприятии. В частности, медицинскими услугами, домами отдыха и другими рекреационными объектами пользовались, как правило, работники предприятия и члены их семей, хотя всегда можно было «достать» путевку на отдых или в пионерский лагерь и тем, кто не имел отношения к данному предприятию.

В результате, советское предприятие выступало скорее не как экономическая единица, целью которой было получение прибыли, а как социальный организм, объединяющий сотни, тысячи и десятки тысяч людей в сложную социальную структуру, которая определяла экономические, социальные и культурные рамки повседневной жизни не только работающих на предприятии, но и живущих в соседстве с предприятием.

Снижение роли предприятий и ответственности работодателей перед работниками в предоставлении социальных благ рассматривалось в начале 90-х годов в качестве одного из ключевых направлений экономической реформы в России. Однако при выработке практических мер имеющиеся институциональные ограничения в расчет не принимались. Возобладал чисто экономический односторонний подход, при котором социальная сфера предприятий рассматривалась в качестве тормоза перехода к рыночной экономике.

Основные аргументы в поддержку этого подхода сводились к следующим. Во-первых, содержание предприятием социальной сферы отвлекает большие ресурсы, необходимые для развития основной производственной деятельности предприятия, и мешает его превращению в конкурентоспособную организацию. Во-вторых, льготы, которые предприятие предоставляет своим работникам, снижают мотивацию к смене места работы и надежно «прикрепляют» рабочую силу к предприятию. Таким образом, социальная сфера является препятствием для развития динамичного рынка труда. В-третьих, сохранение социальной сферы на бывших государственных предприятиях крупного и среднего размера мешает развитию частного предпринимательства, не способного в современных условиях обеспечить социальное обслуживание работников этого сектора производства. Наконец, в-четвертых, предоставление социальных льгот только работающим на предприятии ограничивает другим категориям населения доступ к социальным благам. И этот барьер надо было устранить. Предлагался лишь один вариант отделения социальных благ от рабочего места — «муниципализация» социальной инфраструктуры: предприятия должны передать социальную сферу муниципалитетам. Одним из подходов к разрешению этого вопроса стало поощрение приватизации предприятий с отделением от них социальных объектов путем переноса финансовой и управленческой ответственности на другие субъекты, прежде всего местные органы власти. Федеральное правительство приняло ряд нормативных документов о передаче социальной инфраструктуры.

Как и по многим направлениям реформы, воплощалась одна схема — без обсуждения альтернатив: все усилия были направлены на то, чтобы разрушить старую систему, однако вопрос о том, чем ее заменить, какими механизмами, оставался открытым. Прежде всего, как будет финансироваться альтернативный механизм, кто основные участники, как будут распределена ответственность между ними? Несмотря на узко экономический подход, не просчитывалась «цена» его реализации. Далее экономическая сторона процесса реформирования социальной инфраструкту- ры предприятий не была увязана с социальной реформой. Нормативные утверждения о необходимости передачи социальной сферы делались в то время, когда еще не существовало (и до сих пор не существует) четкого представления о роли государства и концепции социальной реформы. В основе этого замысла лежали скорее абстрактные убеждения, нежели исследования того, какое значение имеет в реальности социальная сфера предприятий для его работников и руководителей, для населения. Пиком интереса к теме реструктурирования социальной сферы предприятий можно считать 1993-1994 гг. В это время проводились исследования, большая часть которых была осуществлена экономистами с акцентом на количественные параметры процесса передачи объектов соцкультбыта предприятий городским властям.

Спустя несколько лет, когда стали очевидны определенные результаты и последствия, возникает потребность вернуться к вопросу о том, насколько был реален сам замысел, обсудить возникшие проблемы и пути их решения.

В 50-60-е годы сложился тип советского промышленного предприятия, который и просуществовал до той реформы, что была начата в годы перестройки. Характер предприятия очень много говорит о сущности как советского проекта (представления о желаемом образе жизни), так и для реально сложившегося общественного строя.

Представление предприятия как исключительно производственной и экономической системы - абстракция, для нашей темы неадекватная. Любая компания, фирма, предприятие - это микрокосмос, действующий в соответствии с ценностями и нормами, господствующими в обществе. В целом, традиционное общество строится в соответствии с метафорой семьи, а современное - метафорой рынка. Из этого общего представления вытекают права и обязанности человека, общества, государства и того элемента системы, который нас интересует в данной теме - предприятия.

Подавляющее большинство промышленных предприятий нынешней России создано в советский период. Те, что были унаследованы от России дореволюционной, были трансформированы в соответствии с той же матрицей. Эта матрица - представления о функциях и обязательствах промышленного предприятия в советском обществе -сложилась в процессе индустриализации, перестройки промышленности в годы второй мировой войны и послевоенного восстановления (30-50-е годы). Это - эпоха т.н. "мобилизационного социализма" (иначе его называют "сталинизмом"). За это время СССР сделал большой рывок в развитии промышленности, науки, образования.

Чтобы понять, какой тип предприятия сложился в ходе реализации советского проекта, надо выявить его социально-философские основания. На языке идеологии этот проект назван " русским коммунизмом ". Взяв в качестве знамени постулаты марксизма, он представлял собой совершенно иную цивилизационную траекторию, нежели социал-демократический проект Запада. Причина известна: Россия была крестьянской страной с традиционным обществом, в культуре которой сохранились многие структуры аграрной цивилизации. Западная социал-демократия - продукт гражданского общества, в котором крестьяне как класс и как культура сохранились лишь в реликтовом состоянии (в сельском хозяйстве они заменены фермером).

Уже на первом этапе "шоковой терапии" после 1991 г. обнаружилась эта "аномалия" промышленных предприятий России, которая до сих пор не дает возможности создать рынок рабочей силы.

Итак, сделаем первый вывод. Те предприятия, которые имеются сегодня в России, возникли в результате приватизации (и, часто, разделения) советских государственных предприятий. Они создавались и действовали в культурной среде, проникнутой общинным мышлением, отрицающим индивидуализм. Та антропологическая модель, на которой строился социальный уклад предприятия, представляла человека не свободным атомом, а солидарной личностью, для которой получение от общины минимума жизненных благ есть естественное право. Действия предприятия, нарушающие это право, до сих пор воспринимаются как неправильные, несправедливые.

Когда речь идет о промышленных предприятиях, этот фактор, как ни парадоксально, усиливается (хотя он должен был бы нейтрализоваться в процессе перехода промышленных рабочих к городской жизни). Это связано с историческими условиями индустриализации в советской России, которая в очень высоком темпе проходила с конца 20-х годов.

Как и в Японии, индустриализация в СССР проводилась не через возникновение свободного рынка рабочей силы, а в рамках государственной программы. В СССР после революции 1917 г. в селе была возрождена община (мир), лишь частично подорванная в 1906-1914 гг. реформами Столыпина. Необходимые для индустриализации (и избыточные для села) трудовые ресурсы были получены посредством программы "коллективизации" - насильственного создания сельских кооперативов (колхоз) и государственных ферм (совхоз), которые государство снабжало машинами и другими средствами интенсивного сельскохозяйственного производства.

Вытесненные при этом из села крестьяне не "атомизировались" и не стали пролетариями. Они организованно были направлены на учебу и на стройки промышленности, после чего стали рабочими, техниками и инженерами. Жили они в общежитиях, бараках и коммунальных квартирах, а потом - в рабочих кварталах, построенных предприятиями. Это был процесс переноса общины из села на промышленное предприятие. Получилось так, что основные черты общинного уклада на предприятии проявились даже больше, чем в оставшемся в селе колхозе.

Поэтому промышленное предприятие СССР не только не стало фирмой, организованной на принципах хрематистики - оно даже не стало чисто производственным образованием. Оно было, как и община в деревне, центром жизнеустройства.

Термин «хрематистика» (от греч. χρήματα – имущество, деньги), введенный в научный оборот Аристотелем, означает в буквальном смысле умение наживать богатство и делать деньги. В более широком смысле указанный термин обозначает вид хозяйственной (производственной, коммерческой) деятельности, который нацелен на накопление богатства вне зависимости от его использования, т. е. накопление, превращенное в высшую цель деятельности.

Поэтому создание на самом предприятии и вокруг него обширной системы социальных служб стало вполне естественным процессом, не противоречащим культурному генотипу предприятия, а вытекающим из него.

Какова была официальная позиция правительства России и тех международных организаций, которые консультировали его при разработке программы реформы? Эта позиция, с одной стороны, отражена в государственной программе приватизации предприятий промышленности и тех нормативных актах, которые касались судьбы социальной инфраструктуры предприятий (Декрет Президента РФ 8 от 10 января 1993 г. и Постановление правительства РФ от 23 декабря 1993 г.). С другой стороны, эта позиция изложена в выступлениях экспертов правительства.

В общем, эта позиция состояла в отрицательном отношении к традиционной практике предприятий предоставлять социальные услуги своим работникам и местному населению. Эта практика совершенно справедливо рассматривалась как противоречащая принципам рыночной экономики и препятствующая превращению советского человека (homo sovieticus) в свободного индивидуума.

Речь здесь идет не только о максимальном подчинении всей деятельности предприятия критериям хрематистики (прибыли) при почти полном устранении критериев социального эффекта. Речь идет об изменении всего жизнеустройства предприятия и окружающей его местности (часто целого города).

Показательно, что в своей аргументации идеологи рыночной реформы опирались либо на чисто умозрительные ("гипотетические") представления о правильной социальной системе, либо на утверждения, содержащие внутреннее противоречие.

Эксперт Министерства финансов РФ утверждал, например, что в советской системе расходование средств предприятиями на социальные нужды за счет основной производственной деятельности (он называет израсходованные на социальные нужды средства " потерями ") оказывало мало влияния на их экономические показатели, ибо покрывалось субсидиями из государственного бюджета.

Очевидно, что покрывать "потери" предприятий за счет бюджета можно было бы лишь в том случае, если бы оплата предприятиями расходов на социальные нужды была изолированным явлением. Тогда путем перераспределения средств с помощью бюджета можно было бы поддерживать предприятия, несущие "потери", за счет других, которые таких "потерь" не несут - и таким образом производить стабилизацию системы, гася отдельные неравновесия. Поскольку речь идет о тотальной, всеобщей практике, расходы предприятий на социальные нужды становятся нормой и не могут быть покрыты за счет перераспределения средств через бюджет. В действительности эти расходы не только не были "потерями" - они были условием успешной производственной работы советского предприятия.

Надо сказать, что этой социальной политике советского государства начиная с 60-х годов противоречила сильная технократическая тенденция аппарата, требующего от предприятий всемерной концентрации средств на производственной деятельности в ущерб социальным нуждам.

Именно общая идеология советского строя, вся его суть обязывала бюрократию сохранять социальные службы предприятий, но конфликт по этому вопросу всегда подспудно существовал.

Всегда существовало и давление со стороны правительства, побуждавшего к передаче "непрофильных" социальных служб предприятия в ведение местной власти - то, что в ходе рыночной реформы, в январе 1993 г., Б.Н.Ельцин постановил своим Указом.

Эксперты-"рыночники" представляют дело так, будто посредством государственного бюджета "потери" предприятий покрывались за счет налогоплательщиков, как это может понять привыкший к западной практике читатель. Между тем налоги с населения в СССР составляли всего около 7% доходной части бюджета, а на 92% она формировалась за счет платежей самих предприятий. Таким образом, через бюджет проводилась с помощью субсидий лишь "тонкая настройка", сглаживание отдельных флуктуаций в общем равновесной системы.

Необходимо также подчеркнуть, что, оказывая на предприятия давление с целью ликвидации всех "общинных" механизмов социальной защиты, политический режим России 90-х годов признает устами своих экспертов, что в реальной экономической ситуации это будет означать резкое ухудшение жизни большинства населения. В этом у них сомнений нет, но это для них несущественно по сравнению с установлением "правильных" экономических норм.

После 1993 г., как свидетельствуют все доступные источники информации, в России происходило резкое снижение расходов предприятий на социальные нужды. Однако гораздо более важным для понимания следует считать не сокращение указанных расходов, а тот факт, что несмотря на тяжелейшее финансовое положение предприятия даже после приватизации продолжают сохранять ядро социальной инфраструктуры. В неблагоприятных условиях предприятия "ушли в оборону", лишь сократив свою социальную инфраструктуру до минимума.

2. Основы корпоративной социальной ответственности