Амбиции Кевоны

Когда мать Кевоны, Марла Макконико, в конце 1980‑х годов училась в 11‑м классе, она сдавала ACT вместе с остальными учащимися. Она не помнит свой точный результат, но он был не слишком хорош.

«Получив результаты тестов, я почувствовала себя полной неудачницей, – рассказывала она мне, когда однажды осенью я навестил ее и Кевону. – Я думала, что не смогу поступить в колледж с такими результатами. Так что и пытаться не стала».

У Кевоны с матерью сложились близкие, но порой слишком бурные отношения, и ее стратегия в жизни зачастую состояла в том, чтобы делать нечто прямо противоположное поступкам, которые совершала мать в возрасте Кевоны.

Ее мать влюбилась в отца Кевоны, еще будучи подростком, и результатом этого стал ряд недальновидных жизненных решений. Кевона держала между собой и своим бойфрендом дистанцию, полная решимости не ставить свои решения в отношении колледжа в зависимость от его планов.

Ее мать перестала ставить перед собой образовательные цели; Кевона не теряла сосредоточенности на своем образовании. Ее мать пала духом, получив скверные результаты вступительного теста; Кевона была полна решимости преодолеть собственный скверный результат.

Но пока шла осень выпускного класса, ее настроение становилось все мрачнее, и когда я однажды беседовал с ней в середине октября, она говорила о своем будущем весьма пессимистически. Она начала получать ответы на свои письма, в которых претендовала на различные стипендии, и получила отказ во всех случаях – как она полагала, из‑за плохих результатов ACT.

– Из‑за всей этой ситуации у меня начинается что‑то вроде депрессии, – призналась Кевона. – Я так старалась правильно составить заявления, и мне очень нужны эти деньги на колледж!

Мы в тот день много говорили с ней о годах, проведенных в средней школе Плимута, которую она посещала, когда жила в Миннесоте. Кевона проследила многие из своих нынешних академических трудностей до шестого класса, когда из‑за плохих оценок и скверного поведения ее перевели во вспомогательный класс, который назывался WINGS.

Официально название WINGS («крылья») расшифровывалось так: «Трудиться по‑новому, чтобы успешно окончить школу» (Working Innovatively Now for Graduation Success). Но Кевона рассказала мне, что в Плимуте ходила шутка о том, что этот класс называется WINGS потому, что дети в нем целыми днями ничего не делают, только едят куриные крылышки. Это, сказала она, было преувеличением – но не слишком большим.

– Мы в этом классе вообще никогда ничего не делали, – говорила девушка. – Он был предназначен для ребят, которым требовалась помощь, но никакой помощи нам не оказывали. Мы не читали. Мы не занимались. Мы только играли в видеоигры, смотрели кино и лопали попкорн. Это было весело, но именно поэтому мне сейчас так трудно с вступительным тестом. Вот почему мне отказывают в стипендиях. В эти два года нам полагалось учить пунктуацию, прямую речь, метафоры, все такое. Сегодня, давая нам этот материал, учителя говорят: «Помните, как мы изучали это?», а я в ответ: «Нет, не помню! Я никогда ничего такого не учила».

Еще одним поводом для постоянных сожалений Кевоны было то, что во время своего первого года обучения в ACE Tech, когда у нее был шанс начать все заново, она упустила его, прогуливая занятия, валяя дурака, тусуясь с друзьями, вместо того чтобы заниматься. В тот год она получала в основном оценки «удовлетворительно» и «неудовлетворительно». Она «завалила» даже физкультуру.

– Я не думала тогда о будущем, – сказала она мне. – В тот момент мне просто хотелось развлекаться.

Ей было всего четырнадцать лет, и ей было на все наплевать; только когда она перешла в следующий класс и начала немного больше стараться, она узнала, что ее средний балл по аттестату складывается в течение всей старшей школы. Это означало, что отметки, полученные за первый год, напрямую повлияют на ее перспективы в колледже. Именно поэтому в предпоследний и последний годы учебы она была так озабочена поддержанием почти идеального среднего балла – выполняла дополнительную работу, за которую полагались поощрительные баллы, оставалась после уроков, чтобы получить помощь от учителей. И все же она порой так говорила о своем прошлом, будто оно было пятном на ее послужном списке, которое она никогда не сумеет полностью стереть.

Колледжем, на который Кевона изначально положила глаз, был Иллинойсский университет в городе Урбана‑Шампейн, флагманский колледж всей университетской системы штата, который журнал U.S.News & World Report оценил как тринадцатый в списке лучших общественных университетов страны.

Город Урбана расположен примерно в двух с половиной часах езды к югу от Чикаго, и это казалось Кевоне подходящим расстоянием: не слишком далеко, чтобы она страдала ностальгией, но все же достаточно далеко, чтобы почувствовать себя независимой. Во время учебы в предвыпускном классе она побывала в кампусе этого университета на экскурсии, организованной OneGoal, и ей там все очень понравилось: и университетский двор, и студенческий центр, и лекционные залы, и кафетерии Applebee's.

– Это моя мечта – мечта номер один: пожалуйста, пусть я буду учиться в этом университете! – говорила она мне. – Если я ее не осуществлю, я буду реветь целую неделю.

Но к началу февраля Кевона поумерила свои образовательные амбиции. Она подала документы в Чикагский университет, самый престижный колледж штата, но сказала мне, что больше не хочет поступать туда даже в том случае, если ее примут. Ее готовы были принять в пару «безопасных» учебных заведений, включая Иллинойсский университет в Чикаго, но она надеялась на нечто получше.

Она еще не оставила мысль об Урбане – этот колледж по‑прежнему оставался для нее номером один, – но теперь явно наметился и второй фаворит: университет Вестерн‑Иллинойс в Макомбе, чуть менее требовательный, чем Урбана, но все же имеющий средний вступительный балл в районе 21, что намного превышало результат Кевоны. Она побывала в Вестерне в прошлом году и сохранила о нем самые теплые воспоминания.

– Я влюбилась в этот колледж, – говорила девушка. – Мне там было по‑настоящему комфортно. Люди такие дружелюбные! А комнатки в дортуарах – просто идеальные.

Той зимой у нее сложился, на мой взгляд, более стоический, более прозорливый взгляд на свои образовательные перспективы, чем тогда, когда я только с ней познакомился.

– Если я не поступлю в один из этих самых привлекательных для меня колледжей, может быть, мне и не судьба, – говорила Кевона. – Я не разочаруюсь, но буду трудиться изо всех сил там, куда поступлю, а потом, может быть, год или два спустя, переведусь в один из тех, которые мне нравятся больше всего.

Она решила перестать бичевать себя за те ошибки, которые совершила в первый год учебы.

– Не могу же я все время повторять себе: «О, Боже мой! Я изгадила себе весь первый год!» – говорила она мне. – Что сделано – то сделано. Я поступала так, как поступала. Это для меня урок. И уж когда я окажусь в колледже, я позабочусь о том, чтобы на этот раз не совершать тех же ошибок в первый год учебы. Я собираюсь серьезно заняться делом. Буду все планировать. Заведу себе расписание, буду по‑настоящему организованной, сосредоточенной, буду встречаться с правильными людьми.

Февраль выдался для нее тревожным месяцем; Кевона то и дело проверяла почту, звонила в приемные комиссии, просто чтобы убедиться, что они получили от нее все необходимые документы. Наконец, ближе к концу месяца она получила добрые вести: ее приняли в университет Вестерн‑Иллинойс.

Из‑за низкого балла за вступительный тест ее включили в специальную программу поддержки первокурсников, которая должна была обеспечить ей дополнительное обучение и консультирование в течение всего первого года учебы. Трое из ближайших друзей Кевоны по ACE Tech тоже поступили в Вестерн, и вместе они принялись строить планы, как поедут в Макомб.