Глава 4. Правовые формы управления корпорацией 3 page

--------------------------------

<1> См.: Vavrovsky N. in Gesellschaftsrecht. S. 121 - 123.

В англо-американском корпоративном праве корпоративные соглашения (shareholders agreements) имеют гораздо большее значение, нежели в западноевропейском праве, поскольку в настоящее время они во многих случаях выполняют функции внутренних документов (bylaws) закрытых компаний, которыми можно даже отменять или изменять нормы их уставов ("статей объединения" - articles of incorporation). Дело в том, что американское корпоративное законодательство традиционно было ориентировано на регламентацию статуса публичных корпораций и до 60-х годов прошлого века практически не содержало специальных норм, посвященных закрытым корпорациям. Теперь в корпоративном праве примерно половины штатов появилась развернутая регламентация статуса закрытых корпораций, значительно смягчающая его в сравнении со статусом публичных корпораций и в некоторых отношениях даже приближающая его к статусу партнерств, а Модернизированный модельный закон о корпорациях (RMBCA) получил посвященное им специальное приложение (Model Statutory Close Corporation Supplement, MSCCS). Параграфом 22 MSCCS закреплена возможность полной замены внутренних правил (bylaws) закрытой корпорации заключенным ее участниками корпоративным соглашением (shareholders' agreement).

Возможность менять акционерным соглашением нормы устава компании, в том числе ограничивать полномочия совета директоров, предоставлять отдельным участникам "усиленное право голоса", устанавливать структуру управления (отличную от предусмотренной уставом) и типы акций (долей) и т.д., предусмотрена также ст. 17 английского Закона о компаниях 2006 г.; ограничителем здесь являются достаточно абстрактные требования соответствия такого соглашения "публичному порядку" и интересам третьих лиц (не только управляющих, наемных работников, но также и кредиторов компании). В случае участия в таком соглашении корпорации в целом оно становится обязательным не только для нее, но в определенной мере и для ее контрагентов; допустимо также участие в нем и различных третьих лиц, не являющихся участниками корпорации.

При этом англо-американское законодательство о корпорациях не устанавливает безусловной конфиденциальности содержания корпоративных соглашений. Напротив, условия таких соглашений, заключенных участниками публичных компаний, в основном являются доступными для любых третьих лиц, поскольку подлежат регистрации в реестре компаний (в английском праве это требование относится практически ко всем компаниям). В отечественной литературе при анализе корпоративных соглашений в зарубежных правопорядках отмечается даже "тенденция к расширению публичности" таких соглашений <1>.

--------------------------------

<1> Федоров С.И. Правовое регулирование корпоративных договоров и модернизация гражданского права России // Вестник гражданского права. 2013. N 1. С. 64.

В американском корпоративном праве наиболее развита практика корпоративных соглашений, заключаемых участниками закрытых корпораций. Поскольку последние нередко одновременно являются и членами советов директоров, принято различать соглашения, заключенные собственно участниками корпораций, и соглашения с участием членов советов директоров (секретные корпоративные соглашения с участием третьих лиц здесь вовсе не имеют такого распространения, о котором постоянно говорят их отечественные сторонники). Вторая группа соглашений, обычно направленная на определенное ограничение свободы принятия решений членами советов директоров, вступает в противоречие с одним из принципов американского корпоративного права, согласно которому именно совет директоров (а не участники корпорации) ведет все ее дела. К тому же такие соглашения, ведущие к "стерилизации" советов директоров корпораций, чаще всего заключаются их мажоритарными участниками в ущерб миноритариям. Поэтому в американской судебной практике такие корпоративные соглашения традиционно считались неисполнимыми или даже недействительными.

Например, по одному из дел, рассмотренных судами штата Нью-Йорк, было установлено, что все три участника закрытой корпорации заключили между собой соглашение, по которому один из них был вправе и обязан осуществлять управление всеми делами корпорации в течение ближайших 19 лет. Суды посчитали это грубым нарушением принципа осуществления менеджмента исключительно советом директоров корпорации; более того, они особо подчеркнули серьезное отступление содержания такого соглашения от соответствующих законодательных норм, при котором даже не имеет значения, что данным соглашением никому не причинено никакого вреда. Правда, по другому делу, в котором два участника закрытой корпорации договорились о том, что один из них будет ее директором и генеральным менеджером "до тех пор, пока он надлежащим образом выполняет эти свои обязанности", суд штата Нью-Йорк посчитал такие ограничения свободы действий совета директоров корпорации несущественными, поскольку указанный руководитель в соответствии с условиями соглашения может быть во всякое время отозван советом директором при ненадлежащем исполнении своих обязанностей, например, вследствие обнаружившихся недостатков квалификации.

Впоследствии эта практика несколько смягчилась. Так, закрытая корпорация в обеспечение полученного ею кредита передала своему кредитору миноритарную долю участия; более того, ее мажоритарный участник от имени корпорации в целом обязался перед кредитором до полного погашения кредита не заключать никаких новых сделок без его согласия как миноритарного участника. Корпорация была учреждена по праву штата Делавэр, законодательство которого допускает такие ограничения свободы действий совета директоров корпорации только в случае, когда они прямо указаны в ее учредительных документах (articles of incorporation), чего в данном случае не было сделано. Тем не менее апелляционный суд штата Нью-Йорк четырьмя голосами против трех посчитал отсутствие такой записи техническим дефектом, который может быть устранен путем соответствующего дополнения учредительных документов корпорации (order of reformation), и признал рассматриваемое соглашение действительным.

Наиболее либеральную позицию в этом вопросе занимают суды штата Иллинойс (на территории которого расположен Чикагский университет с его неолиберальной экономической школой). Верховный суд этого штата в решении по делу "Галлер против Галлер" (Galler v. Galler, 1964 г.), ставшем затем принципиальным для таких споров, указал на допустимость соглашений об управлении делами в закрытых корпорациях при одновременном соблюдении следующих условий:

1) сторонами соглашения являются все без исключения участники корпорации;

2) его содержание и исполнение не наносит какого-либо ущерба интересам ни кредиторов, ни миноритариев корпорации;

3) соглашением не нарушаются какие-либо законодательные предписания <1>.

--------------------------------

<1> См.: Merkt H., US-amerikanisches Gesellschaftsrecht. S. 383.

Таким образом, даже либеральная американская судебная практика вовсе не занимает позиции безграничного признания любых корпоративных соглашений, отменяющих или заменяющих любые нормы корпоративного законодательства. Впрочем, с 1991 г. § 7.32 RMBCA разрешает предписывать определенные действия совету директоров корпорации единогласно заключенным соглашением ее участников.

3. Корпоративные соглашения в российском гражданском праве

В 2008 г. нормы о корпоративных соглашениях впервые появились в Федеральном законе "Об обществах с ограниченной ответственностью" (п. 3 ст. 8), а в 2009 г. - в Федеральном законе "Об акционерных обществах" (ст. 32.1). В этих нормах они прямо охарактеризованы как "соглашения об осуществлении прав участников общества (или прав, удостоверенных акциями)", главным образом права голоса на общем собрании и права на отчуждение долей или акций. При этом не предусматривается возможность участия в таких соглашениях третьих лиц и установлена их обязательность только для их участников, но не для корпорации (хозяйственного общества) в целом. Кроме того, предметом акционерного соглашения не могут быть обязательства его сторон голосовать согласно указаниям органов управления общества. Таким образом, отечественным законодателем первоначально был избран весьма осторожный и взвешенный вариант подхода к допустимости и содержанию корпоративных соглашений.

Этот подход был затем поддержан и в Концепции развития гражданского законодательства РФ. В п. 4.1.11 разд. III "Законодательство о юридических лицах" констатируется целесообразность включения непосредственно в текст ГК общих правил о соглашениях акционеров с теми, однако, ограничениями, что "указанные соглашения не могут менять корпоративную структуру, порядок принятия корпоративных решений и иные корпоративные правила, устанавливаемые в расчете на третьих лиц, не являющихся участниками соглашения акционеров. Их условия не могут противоречить законодательным, в том числе антимонопольным, запретам, природе отношений или публичным интересам, а также служить основанием для признания недействительными решений органов хозяйственного общества" <1>. В проекте Концепции развития законодательства о юридических лицах, подготовленном рабочей группой Совета при Президенте РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства, отмечалась и такая опасность акционерных соглашений, как возможность с их помощью необоснованного перераспределения баланса рисков и интересов в пользу экономически более сильных участников и приобретение ими фактического контроля над хозяйственным обществом при переложении риска на других участников <2>.

--------------------------------

<1> Концепция развития гражданского законодательства Российской Федерации. С. 60 - 61.

<2> Проект Концепции развития законодательства о юридических лицах // Вестник гражданского права. 2009. N 2. С. 49 - 50.

В любом случае следовало исходить из обязательственно-правовой природы таких соглашений, т.е. распространения их действия только на участников, а не на третьих лиц и не на хозяйственное общество в целом (ст. 308 ГК РФ). Очевидно, что имевшиеся в литературе попытки обосновать "двойственную правовую природу" этих соглашений <1> были непосредственно направлены на расширение их содержания и сферы действия по англо-американским образцам. Основываясь на них, представители Минэкономразвития России и рабочей группы по созданию МФЦ, в значительной мере поддержанные представителями Минюста России, при обсуждении проекта новой редакции ГК РФ существенно радикализировали свою позицию, активно настаивая на включении в нормы Кодекса правил о неограниченной возможности участия в таких соглашениях как любых третьих лиц, так и общества целом; на исключительно тайном характере не только их содержания, но даже самого факта их заключения и состава участников; на возможности оспаривания решений общества, принятых в нарушение условий корпоративного соглашения, и т.д.

--------------------------------

<1> См., например: Степанов Д.И. Договор об осуществлении прав участников обществ с ограниченной ответственностью // Вестник ВАС РФ. 2010. N 12. С. 70.

По замыслу сторонников этой идеи корпоративное соглашение должно определять не только условия распоряжения участниками корпорации своими акциями (долями), но и структуру и порядок управления делами корпорации, превратившись из обязательственно-правового соглашения об осуществлении прав в "корпоративную сделку", оформляющую организацию деятельности корпорации. При этом не только содержание, но и само наличие такой сделки предлагается сделать коммерческой тайной, информация о которой недоступна не только третьим лицам, но и участникам корпорации, которые не участвовали в ее подписании либо вступили в корпорацию после ее заключения. Эти последние попадают в особо пикантную ситуацию - приобретая акции (доли) по рыночной цене, они находятся в полном неведении относительно того, какие реальные возможности управления корпорацией и участия в прибылях и убытках они фактически получают.

Более того, предлагается допустить участие в таком соглашении как самой корпорации в целом (решения которой фактически будут определять не все ее участники, а только стороны корпоративного соглашения), так и любых третьих лиц, в том числе ничего не вносивших в ее имущество, но также получающих по существу неограниченную возможность определять ее решения (при отсутствии риска несения последствий их реализации). Даже если в роли этих третьих лиц будут выступать банки-кредиторы или инвестиционные (венчурные) фонды (а, например, не лица, которым законом запрещено или ограничено участие в предпринимательской деятельности), их решающее участие в делах корпорации вполне способно лишить смысла членство в ней для других ее участников, не говоря уже о том, что интересы третьих лиц и участников корпорации совпадают далеко не всегда и не во всем.

Кроме того, по мысли инициаторов этого подхода, применение корпоративных соглашений должно также сочетаться с широким использованием внутрикорпоративных внутренних регламентов (аналогов американских business judgment rule), которые в совокупности призваны полностью заменить императивное (т.е. законодательное) регулирование статуса компаний (заодно лишив сколько-нибудь реального значения их публично регистрируемые и доступные для ознакомления уставы) и сделать договорное (диспозитивное) регулирование господствующим как во внутрикорпоративных отношениях, так и в отношениях корпораций с третьими лицами (кредиторами). Следуя этому подходу, традиционное корпоративное право в конечном счете должно постепенно вытесняться договорным правом.

Ничего подобного, разумеется, нет в европейском континентальном корпоративном праве, которое допускает такие соглашения только в качестве гражданско-правовых сделок владельцев акций (долей) по использованию этого своего имущества и осуществлению связанных с ним прав. Нетрудно поэтому видеть, чьим узким интересам служит упорно навязываемое отечественному законодательству безграничное расширение диспозитивности в корпоративном праве, ведущее к его замене договорным правом. Европейский опыт законодательного развития в этой области показывает не только необходимость противостояния такому эгоистическому подходу, но и фактическую неэффективность попыток сокращения транзакционных издержек корпораций, в действительности обычно оборачивающихся их постоянным ростом (особенно за счет становящихся необходимыми legal costs - расходов на юридическое сопровождение их деятельности).

В попытках противостояния указанному подходу, весьма активно поддержанному правительственными органами, группе разработчиков законопроекта пришлось идти на вынужденные компромиссы, добиваясь хотя бы некоторых ограничений этих радикальных устремлений отечественного бизнеса, хотя такого рода компромиссы обычно никак не способствовали его улучшению как с содержательной, так и с юридико-технической точки зрения <1>. Например, в п. 6 специально посвященной корпоративному договору ст. 67.2 проекта новой редакции ГК РФ, прошедшего первое чтение в Государственной Думе, фактически была установлена действительность корпоративного договора даже при его прямом противоречии положениям устава хозяйственного общества.

--------------------------------

<1> См., например: решение Совета при Президенте РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства по "Поправкам к опубликованному тексту законопроекта о внесении изменений в ГК РФ (в части положений о юридических лицах)" (Вестник гражданского права. 2011. N 3. С. 163 - 164), в котором приводится перечень таких компромиссных решений.

В п. 4 этой статьи предусмотрено, что корпоративный договор не создает обязанностей для не участвующих в нем лиц (следовательно, для самого хозяйственного общества в целом), однако в п. 5 указано, что нарушение корпоративного договора может стать основанием для оспаривания соответствующих решений органов хозяйственного общества, хотя и при наличии двух дополнительных условий: сторонами такого договора должны быть все участники общества, а признание недействительным решения его органа не нарушает права и охраняемые законом интересы третьих лиц (например, контрагентов общества по сделкам, заключенным во исполнение таких решений).

В п. 3 этой статьи установлено, что по общему правилу информация о содержании корпоративного договора не подлежит раскрытию и является конфиденциальной. Стороны корпоративного договора лишь обязаны уведомить общество о факте его заключения, а в публичном акционерном обществе они обязаны раскрыть информацию о его содержании, но лишь в пределах, порядке и на условиях, которые предусмотрены законом.

При отсутствии прямого разрешения на участие в корпоративном договоре кредиторов общества и иных третьих лиц (п. 1) п. 8 этой статьи допустил заключение последними договоров с участниками хозяйственного общества, формально не названных корпоративными, но полностью совпадающих с ними по содержанию; более того, к таким договорам "соответственно" подлежат применению правила о корпоративном договоре (т.е. о конфиденциальности его содержания, возможности оспаривания решений органов общества и др.). Наконец, п. 9 ст. 67.2 законопроекта предусмотрел, что правила о корпоративном договоре также "соответственно" применяются и к соглашению о создании хозяйственного общества, т.е. к учредительному договору (включая, следовательно, положения о конфиденциальности его содержания, возможности участия в нем третьих лиц, не намеревающихся стать участниками общества, и т.д.).

Таким образом, в новую редакцию ГК РФ прямо или косвенно были включены почти все положения о корпоративном договоре, на принятии которых настаивало Минэкономразвития России как представитель интересов бизнес-сообщества. Незначительные и при желании легко обходимые ограничения принципиально никак не изменяют существа этой ситуации.

Весьма любопытной с этой точки зрения представляется вытекающая из формулировки п. 1 ст. 67.2 проекта возможность заключения в одном и том же хозяйственном обществе нескольких корпоративных договоров разными (или даже частично совпадающими) участниками. Их сугубо конфиденциальный характер не исключает, а скорее предполагает несовпадение их условий (содержания) и тем самым появление трудноразрешимых коллизий между ними. Еще более сложная ситуация может сложиться при наличии нескольких различных договоров участников одного и того же хозяйственного общества с различными третьими лицами (своими кредиторами и т.д.). Это лишь один из возможных примеров непродуманности и слабой обоснованности навязанного отечественному законодателю расширения сферы применения корпоративных договоров.

4. Соглашение об управлении хозяйственным партнерством

Бесспорным венцом усилий Минэкономразвития России и стоящих за ним адвокатских и бизнес-кругов является внедрение в отечественное законодательство соглашения об управлении хозяйственным партнерством, содержание которого (ст. 6 Федерального закона "О хозяйственных партнерствах") далеко превзошло самые смелые ожидания и требования сторонников широкого использования корпоративных соглашений. В отличие от носящих компромиссный характер общих норм проекта новой редакции ГК о корпоративном соглашении (и от пока еще более ограниченных по содержанию и посвященных этим соглашениям действующих норм законов о хозяйственных обществах) правила Закона о хозяйственных партнерствах, определяющие содержание соглашения об управлении такой корпорацией, закрепляют максимально мыслимую в этих отношениях степень свободы и усмотрения их участников.

Такое соглашение подлежит обязательному заключению уже при создании (учреждении) партнерства, ибо оно определяет как права и обязанности участников партнерства, не предусмотренные законом, так и права и обязанности лиц, не являющихся участниками партнерства, а также и самого партнерства в целом и порядок и сроки их осуществления. Сторонами такого соглашения должны быть все участники партнерства (первоначальные варианты этого закона предусматривали возможность заключения такого соглашения лишь некоторыми его участниками и даже заключения нескольких таких соглашений различными участниками одного партнерства, что, как впоследствии поняли даже его разработчики, грозило созданием ситуаций, выходящих за рамки здравого смысла). Одновременно его участниками могут быть любые третьи лица (включая, следовательно, не только сторонних инвесторов, банки-кредиторы и различных "бизнес-ангелов", но и, например, высоких должностных лиц, которым запрещено прямое участие в предпринимательской деятельности), а также и само партнерство в целом (не вполне ясно, правда, каким образом оно сможет стать участником соглашения уже в процессе своего создания, т.е. еще не успев стать юридическим лицом - субъектом гражданского права).

Согласно п. п. 1 и 2 ст. 18 Закона о хозяйственных партнерствах "система, структура и полномочия органов управления партнерства, порядок осуществления ими деятельности и прекращения деятельности", а также порядок образования этих органов определяются соглашением об управлении партнерством. Поскольку этот Закон предусматривает обязательное создание лишь одного - единоличного - органа партнерства, избираемого из числа его участников, то создание всех остальных (коллегиальных) органов не является обязательным.

Именно данное соглашение согласно Закону предусматривает "порядок и условия осуществления участниками партнерства своих прав и исполнения своих обязанностей, в том числе связанных с участием в управлении партнерством, распоряжением долями участия в партнерстве, включая права участников партнерства требовать продажи другими участниками партнерства своей доли в партнерстве заранее определенным участникам партнерства или третьим лицам". Очевидно, что такая диспозитивная (т.е. "демократическая" по самой своей сути) норма, предоставляющая участникам соглашения максимальные возможности определения взаимных прав и обязанностей, призвана полностью исключить действие императивной (т.е. изначально "недемократичной") нормы п. 1 ст. 9 ГК РФ, предоставляющей участникам гражданских правоотношений возможность осуществлять принадлежащие им гражданские права по своему усмотрению.

К этому необходимо добавить, что в соответствии с Законом соглашение об управлении хозяйственным партнерством может устанавливать:

- права участников партнерства на участие в управлении им, непропорциональные размеру принадлежащих им долей в складочном капитале (включая, например, предоставляемое лишь некоторым из них право вето по определенным вопросам);

- непропорциональное участие в распределении прибыли, в покрытии расходов и различных затрат, связанных с деятельностью партнерства;

- ограничения на определенный срок права участников партнерства или иных лиц на финансовое, личное трудовое или иное участие в деятельности иных юридических лиц, осуществляющих деятельность, соответствующую предмету деятельности партнерства;

- случаи, порядок и условия выкупа (в том числе принудительного) принадлежащей участнику партнерства доли в складочном капитале партнерства другими участниками партнерства;

- особые права участников при выходе из партнерства "в зависимости от наступления или ненаступления определенных условий".

Доля участника в складочном капитале партнерства в силу условий рассматриваемого соглашения может не иметь ничего общего с ее формальной оценкой (например, 3/4 долей могут не давать их обладателю ни права голоса, ни возможности получать дивиденды, но возлагать на него обязанность нести все убытки), о чем, разумеется, не может знать ее потенциальный приобретатель. Поэтому последнему при приобретении такой доли придется заключить соответствующее соглашение со всеми участниками партнерства относительно объема переходимых к нему прав и обязанностей своего правопредшественника, которое одновременно является (а точнее, видимо, становится) "неотъемлемой частью соглашения об управлении партнерством".

Соглашение об управлении партнерством подлежит нотариальному удостоверению и в дальнейшем хранится у нотариуса по месту нахождения партнерства, а его содержание является строго конфиденциальным. При этом конфиденциальной является информация не только об условиях участия в партнерстве его участников и третьих лиц, но даже и о содержании его деятельности. Впрочем, на наличие такого соглашения и на участие или неучастие в нем самого партнерства должно быть указано в его уставе, подлежащем государственной регистрации. Появление в законе этого "сигнального флажка" для третьих лиц - несомненный результат компромисса, аналогичного тому, который был достигнут при формулировании п. 3 ст. 67.2 проекта новой редакции ГК РФ. Кроме того, единоличный исполнительный орган партнерства вправе предоставлять его контрагентам некоторые сведения о содержании такого соглашения, "в том числе о характере и об объеме вытекающих из такого соглашения собственных полномочий и полномочий иных органов управления партнерства на совершение и (или) одобрение тех или иных действий либо сделок" (иначе о таких полномочиях не узнает никто, кроме участников соглашения).

Наконец, нарушение участниками условий соглашения о партнерстве может стать основанием для признания в судебном порядке недействительными решений органов управления партнерства, а также сделок, совершенных партнерством или стороной соглашения об управлении партнерством в нарушение такого соглашения (последнее, впрочем, допустимо только в случаях, если будет доказано, что другая сторона договора знала или должна была знать об ограничениях, предусмотренных соглашением об управлении партнерством).

Таким образом, соглашение об управлении хозяйственным партнерством - не просто разновидность корпоративного соглашения. По своему содержанию и значению для управления деятельностью партнерства оно выходит далеко за рамки представлений об акционерном соглашении, сложившихся в европейском корпоративном праве. Стоит, в частности, напомнить, что даже во французском упрощенном акционерном обществе (SAS) важнейшие правомочия, составляющие базу управления деятельностью такой корпорации, в силу закона осуществляют только его участники, но не третьи лица. Так, именно закон, а не соглашение участников императивно определяет вопросы, решения по которым должны быть приняты только его акционерами (но не третьими лицами), причем единогласно: о запрете или об ограничении отчуждения акций третьим лицам, о передаче миноритариями своих акций основным акционерам, о возложении на членов общества дополнительных обязанностей и некоторые другие (в частности, связанные с ликвидацией общества). Более того, наиболее важные решения - об изменении размера капитала общества и о его оплате, о реорганизации (слиянии, разделении, преобразовании) и ликвидации общества, об утверждении годового отчета и размера прибыли - также по прямому указанию закона должны приниматься исключительно общим собранием его участников ( collectives). Иными словами, императивные нормы закона и здесь предусматривают достаточно жесткие границы свободы усмотрения участников корпорации и тем более третьих лиц.

С этой точки зрения можно отметить, что соглашение об управлении хозяйственным партнерством предоставляет своим сторонам, в том числе любым третьим лицам, не участвующим в партнерстве, беспрецедентные возможности управления такой корпорацией, исключающие для отдельных из них (наиболее влиятельных или экономически сильных) как необходимость каких-либо взносов в ее имущество, так и любой риск и ответственность за результаты своей деятельности. Как отметил Совет при Президенте РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства, обсуждавший этот институт еще на стадии законопроекта, строгая конфиденциальность таких соглашений наряду с неограниченной возможностью участия в них (и в самих партнерствах) третьих лиц и партнеров с самыми разными привилегиями позволяет полностью вывести управление партнерством за его пределы, сосредоточив его в руках третьих лиц, не несущих никаких обязанностей ни перед партнерами, ни перед партнерством, что заставляет поставить вопрос: в чем состоит реальная цель введения в отечественный правопорядок такой фиктивной корпорации <1>?

--------------------------------

<1> Вестник гражданского права. 2011. N 4. С. 218 - 222.

Примечательно, что только в последней редакции законопроекта о хозяйственных партнерствах появилось правило о том, что устранение всех участников партнерства от участия в управлении деятельностью партнерства не допускается (а отдельных участников - вполне допустимо).

Если эта цель заключается не в стремлении привлечь в отечественную экономику инвесторов, отмывающих незаконно полученные доходы и (или) занимающихся запрещенной им предпринимательской деятельностью, то во всяком случае очевидно желание предоставить бизнесу максимальную свободу в духе западноевропейских либеральных концепций XIX в. (и американских неолиберальных взглядов конца XX в.), от которых давно начал отходить современный рынок. Законодательство о хозяйственных партнерствах, созданное сторонниками такого подхода - облеченными властью отечественными экономистами, по степени закрепленной в нем свободы экономической деятельности и диспозитивности его норм, безусловно, далеко опережает любой аналогичный зарубежный образец. Вряд ли, однако, подобное лидерство должно составлять предмет гордости лиц, принявших участие в его появлении.