Глава 4. Смерзшийся снег звучно хрустел под подошвами

ЖЕРТВА

Смерзшийся снег звучно хрустел под подошвами. Ветер выл зверем в окружающей нас темноте. Я шагала к освещенному несколькими фонарями входу в черный шатер, сжимая в кулаке между указательным и средним пальцами спасительный ключ от наручников.

Удивительно, но я не чувствовала страха. И поджилки не тряслись. Дыхание было ровным, размеренным, словно я собиралась принять ванну. Из чувств– только уверенность и холодная ярость. И еще толика презрения к мальчишке, который плакал и что‑то там лепетал о любви ко мне. Идиот. Хорошо, что я успела вернуть на место скрепки, которыми Мерфи замаскировал разрез.

Третья палатка была почти закончена. Капуцин взглянул на меня без интереса, подобрал какие‑то вещи и отправился в палатку Кларка, очевидно, для того, чтобы соорудить ложе. А может быть, чтобы установить складной трон. Не знаю, как Кларк проведет тридцать минут без сознания, пока Молох будет пожирать жертву в черном шатре.

Мерфи нигде не было. Умничка. Его даже никто не хватился. Пока Ирбис приковывает меня наручниками, а Капуцин обустраивает палатку Кларка, он притащит тело Панголина.

Еще дышащего. Еще в сознании.

И что из этого?

От палатки Кларка до черного шатра оказалось двадцать три шага. Ого. Оказывается, я подсознательно вела счет.

Вход в шатер был застегнут на широкую пластиковую молнию. Здесь мы остановились.

– Ты можешь снять куртку? – попросил Ирбис– С вытянутыми вверх руками тебе будет неудобно в ней.

– Свитер можно оставить?

– Оставь.

Я расстегнула куртку, Ирбис помог от нее освободиться, свернул и положил куда‑то на снег в темноту. Я осталась в свитере, вязаной шапочке и шарфе. От плеч поднимался пар. Мороз градусов двадцать. Я чувствовала холод, но он не доставлял неудобств, а только бодрил.

Ирбис расстегнул входной клапан. Молния разошлась со звучным треском, полог отогнулся, напомнив кривую приоткрытую пасть. Проявляя галантность, майор предложил войти первой. Я не стала спорить, опустилась на четвереньки и пролезла внутрь.

Внутри жертвенный шатер оказался просторным. Здесь могли заночевать сразу несколько человек. Толстые стенки глушили завывания ветра. Три горящих масляных светильника, свешивающиеся на цепочках с потолка, источали благовония. На нейлоновом дне маркером начертана пентаграмма, в двух концах которой торчали головки ледорезов.

Ирбис влез следом за мной. Покопался во внутреннем кармане пуховика.

– Хочешь выпить? – робко предложил он, протягивая мне плоскую флягу.

Я скривила рот и отвернулась от сомнительного дара.

– Давайте начинать, майор. Казните меня побыстрее, скормите Молоху! Потом сами отпразднуете это событие.

Ирбис застыл в неловкой позе с отвергнутой флягой в руке. Я знала, что обидела его, что сильно зацепила чувства майора. И ощутила от этого жгучее удовольствие.

Потупив взгляд, он убрал фляжку. Натянул шерстяную шапочку на брови.

– Ложись, пожалуйста, в середину.

Вот это ближе к делу.

Я опустилась на колени в центре пентаграммы. Затем вытянулась между головками ледорезов. Ирбис присел на корточки и стал молча расшнуровывать мои ботинки. Пока он занимался этим, я незаметно извлекла из кулака ключ и запихнула его в щелку между дном палатки и ледорезом.

Стащив ботинки, майор достал из кармана пару наручников. Продев одно из раскрытых колец сквозь петлю ледореза, он вложил в него мою правую щиколотку и защелкнул стальную дугу. Через секунду вторая щиколотка оказалась прикованной рядом с первой. Я рефлекторно дернула ногами. Звякнула цепь. Дуги впились в сухожилия, но оковы держали крепко.

– Не нужно дергаться, – посоветовал Ирбис– Только кожу сдерешь.

– Обойдусь без ваших советов! – огрызнулась я.

Он поднялся. Сделал три медленных шага и очутился над моей головой. Постоял немного.

– Ты знаешь, как я уважаю тебя, Алена. Но с тобой что‑то происходит. Мне бы очень не хотелось, чтобы ты уходила озлобленной. Я буду переживать.

– Давайте без сантиментов! Делайте свое дело!

Он вздохнул. Опустился на колени и приковал мои руки второй парой наручников. В это мгновение все понты резко ушли, и я ощутила удушающий страх. Я была абсолютно беспомощна. Прикованная к земле, растянутая за руки и за ноги, словно на дыбе... поверьте, в жизни найдутся более приятные позы, а в этой ощущаешь только страх.

Я задергалась, пытаясь вырваться. Сидящий на коленях Ирбис стал меня успокаивать, поглаживая голову теплой ладонью. От нее действительно исходило успокоение. Но мне не нужна его милость! Я с удовольствием понаблюдаю, как Мерфи чуть позже расправится с этим солдафоном.

Я перестала биться. Ирбис снял руку со лба.

– Ты готова, чтобы сделать укол?

– Мне не нужен укол.

Он замолчал. Затем произнес, пытаясь казаться невозмутимым:

– Ты сейчас в истерике. Но поверь, тебе нужен этот укол. Он поможет уйти спокойно, без ужаса в душе.

– Я хочу взглянуть на лик дьявола.

– Это сумасшедшее желание. Оно не принесет никаких открытий – только страдания.

– Безумное или нет, но это мое желание!

Ирбис нахмурился задумавшись. Я напряженно ждала. Он сидел так не меньше четверти минуты, после чего в его руке неожиданно возник пластиковый шприц. Я на миг подумала, что он вытащил мой из рукава, но потом заметила, что этот изготовлен из более светлого пластика.

– Ты не знаешь, что говоришь, – сказал он, сняв колпачок с иглы. – Я не могу позволить тебе испытать этот ужас.

Он уже собирался засучить рукав, когда я плюнула ему в лицо. Плевок получился скудным из‑за сухости во рту.

Но Ирбиса он остановил.

– Что ж, твоя воля, – сказал он, надев колпачок на иглу. – Мне жаль, что ты приняла такое решение.

Он поднялся на ноги, и я больше не видела его лица. Прошел к выходу.

– Прощай. И будь мужественна, когда чарвати появится в шатре.

– Что? – опешила я. – Что вы сказали? Черный дым – это и есть чарвати?

Не ответив мне, Ирбис вышел. Молния со свистом застегнула клапан, отгородив меня от внешнего мира. Я осталась одна под дрожащим светом масляных лампад.

Я лежала, огорошенная, оглушенная этим открытием. Когда вместе сходятся два разрозненных кусочка информации – это всегда вызывает удивление и даже шок. У меня был шок. В голове совершенно никаких мыслей, а только ослепляющее: «Болезнь чарвати – это молох. Молох! Он существовал еще три тысячи лет назад. Тогда его сумели изгнать. И вот теперь, спустя три тысячи лет, молох вернулся в облике Тома Кларка!»

Не знаю, сколько времени я так провалялась. В чувство вернула возникшая под сводом тишина. И я вдруг вспомнила, почему лежу в черном шатре, вытянутая в струнку и прикованная наручниками. Сейчас ко мне придет людоед и палач в одном лице, и, когда это случится, мне уже будет все равно, как его называть, потому что в голове останется только ужас, а по ушам резанет собственный вопль.

– Мама!

Я поспешно стала ковырять пальцами вокруг основания ледореза.

Ключа не было.

Меня хватил паралич.

Я ощупала дно палатки вокруг ледореза. Ощупала сам ледорез до петли, сквозь которую продет один из браслетов.

Ничего!

Сердце заколотилось барабанной дробью. К глазам подступили слезы. Что же это? Чудес не бывает! Точнее бывают, но только не с ключами от наручников, от которых тебе нужно немедленно освободиться!

Я снова задергалась в кандалах, надеясь вырвать ледорезы. Напрасный труд. Эти стальные анкеры куют для того, чтобы они выдерживали нагрузку в несколько тонн. У них нет проблем, чтобы удержать одну тощую Скалолазку. Проблема есть у меня!

«Это Ирбис! – вдруг подумала я. – Он приковывал мои руки. Он и стащил ключ!»

Мне захотелось завопить во все горло, чтобы Ирбис немедленно бежал сюда. Быстрее, пока не началось шоу. Только он не побежит. Потому что вопящая и зовущая на помощь жертва, которая отказалась сделать укол снотворного, самое обычное явление для Ритуала.

Пламя в масляных светильниках задрожало, словно от ветра, хотя никакого ветра здесь нет, да и светильники накрыты стеклянными колпаками. Я уставилась на них, оглядывая каждый. И затем сама почувствовала ветер. Он коснулся лица, кожи рук, обдал их холодом. Откуда он взялся в плотно закупоренном шатре?

– Господи боже мой! – залепетала я. – Спаси и сохрани!

Ветер стих, а затем далеко из‑под земли раздался грохот. Земля мелко задрожала. Светильники заморгали сильнее и один из них погас.

Пальцы внезапно нащупали под материей крохотный комочек. Ключ! Он сполз в сторону от отверстия под ледорезом, в которое я его запихнула.

Грохот из‑под земли усилился. Дрожь превратилась в тряску.

Я просунула пальцы в отверстие и попыталась разорвать материал, из которого изготовлено дно палатки, но нейлон оказался крепче, чем я надеялась. Тогда я поменяла стратегию и стала выталкивать ключ к ледорезу, чтобы затем вытащить его пальцами.

Под нейлоном ключ двигался плохо и постоянно застревал. Возможно, из‑за комков снега, налипших на поверхности льда, хотя, скорее всего, из‑за суматошности, с которой я все делала. Но покажите мне человека, который в подобной ситуации будет действовать трезво и хладнокровно!

Кончик ключа наконец выглянул из отверстия. Я выхватила его. Непозволительно долго искала замочную скважину. В этот момент грохот и тряска внезапно оборвались. Оставшиеся два светильника погасли одновременно. Я словно ослепла – настолько резко опустилась тьма.

У меня больше нет времени. И даже не просто нет – я в глубоком минусе по времени, потому что момент, когда я должна была убраться отсюда, давно прошел.

Я все‑таки нашла куда вставить ключ. Освободила сначала одну руку, затем другую. Проворно села. Ощупала дрожащими руками стальные кольца на ногах, отыскивая на них отверстия для ключа. Разомкнула кандалы в течение пары секунд. Так, теперь нужно отыскать разрез в стенке...

В ноздри вторгся резкий запах серы. А затем стало ясно, что мое одиночество закончилось. В шатре появился кто‑то еще.

В кромешной тьме было ничего не разглядеть. И все‑таки я чувствовала. Чувство было незнакомым, но очень сильным. Рядом со мной в жертвенном шатре возникло существо. Чуждое мне как по духу, так и по разуму. Казалось, протяни руку – и наткнешься на него...

Тьма внезапно расступилась.

Я заверещала, как бешеная, решив, что демон смерти явил мне свой огненный лик... но выяснилось, что это разошелся разрез в боковой стенке, впустив внутрь серый отсвет фонаря.

Не оглядываясь, трясясь от ужаса, я вывалилась в отверстие и очутилась в тесном пространстве между наружным и внутренним тентами палатки. И нос к носу столкнулась с Мерфи.

– Где ты пропадаешь! – страшно зашипел он. – Успела попить кофе с пирожными?

– Т‑т‑ты же должен стоять вместе с Ирбисом!

– Вот именно. А вместо этого вожусь с тобой! Почему ты до сих пор не затащила тело?

– Оно там! Молох уже в палатке!

– Бери тело! Заталкивай его внутрь.

Он пропихивал мимо меня связанного трепыхающегося человека с заклеенным лейкопластырем ртом. Человек не выглядел мертвым. Наоборот. Он выглядел поразительно живым.

– Ты загородила собой отверстие, – шипел Мерфи мне в ухо. – Уберись в сторону и помогай протаскивать его!

– Ты же говорил, что он будет почти мертв.

– Заткнись и делай! Иначе сейчас такое начнется...

– Я не могу. Он живой!

Мерфи рассерженно отпихнул меня в сторону и затолкнул связанного охранника головой в отверстие. Я слышала, как Панголин отчаянно мычал сквозь лейкопластырь, а через секунду запах серы усилился. Мерфи собирался подтолкнуть еще, как вдруг тело вздрогнуло, словно его кто‑то тряхнул. И неведомая сила резко втянула его внутрь шатра – Мерфи едва успел отдернуть руки.

Я заткнула рот ладонью, чтобы не закричать. Мерфи стал спешно стягивать разрез скрепками. Пока шов не сошелся окончательно, я увидела сверкнувшую внутри вспышку, вслед за которой раздался отчаянный, полный безнадежности и боли вопль, заглушенный лейкопластырем.

Мерфи вытолкнул меня наружу, на ледяной ветер. Я упала лицом в снег. На мне ни пуховика, ни ботинок. Хорошо, что Ирбис великодушно оставил шерстяные носки.

Во тьме виднелись темные контуры сераксов, справа в двух метрах горели фонари, освещавшие небольшой пятачок между палатками. Именно оттуда раздался недовольный голос Ирбиса:

– Мерфи, ты где? Куда ты подевался?

– Ты сможешь сделать укол? – раздалось злобное в моем ухе. Я глубоко дышала, пытаясь унять колотящееся сердце. – Надеюсь, у тебя нет этических запретов, которые помешают это сделать? А? Нет?!

– Нет.

– Тогда отправляйся в палатку Кларка! – приказал он и громко произнес через плечо: – Сейчас иду! Фонарь уронил в снег.

Он насильно поцеловал меня в губы, но в этот раз я не испытала удовольствия. Мне было противно.

Мерфи встал. Сделал два шага в сторону и включил фонарь.

– Нашел, – крикнул он, обращаясь к Ирбису, которого я не видела.

Я нащупала шприц, спрятанный в рукаве свитера. Не пропал ли, как это было с ключом? Нет, вот он, на месте.

Нужно сосредоточиться. Я смогу. Кларк спит сейчас в своей палатке. Его потусторонней силы с ним нет, она в черном шатре пожирает Панголина. Опасность позади. Я на свободе. Мне нужно просто влезть в палатку и сделать укол ему в плечо. В этом нет ничего сложного. Все остальное сделает Мерфи.

Я смогу сделать укол?

Без сомнений. Потому что я ненавижу Кларка всей душой и каждой клеточкой своего тела. Вся моя ненависть к миру сосредоточена в нем. Чудовище в черной водолазке заслуживает серебряного гроба. И я его туда отправлю.

Я быстро пробиралась между ледяных столбов, стараясь держаться как можно дальше от света фонарей Ирбиса, Капуцина и Мерфи. Троица стояла в центре лагеря. У первых двух на плечах висело по внушительной штурмовой винтовке. У Мерфи оружия не было. Ирбис ему не доверяет. Правильно, кстати, делает.

Палатка Кларка светилась изнутри. Видимо, к потолку подвешен фонарь. Как разительно она отличалась от беспробудно‑черного жертвенного шатра!

Я прокралась к ней с задней стороны. Разрез зиял в наружном тенте кривой ухмылкой. Я дала себе отдышаться. Затем влезла в дыру. В пространстве между наружным тентом и внутренним было тесно, но тепло. Я секунд десять приходила в себя, стряхнула снег с носков, затем начала снимать стальные скрепки, распуская аккуратный разрез длиной сантиметров в тридцать.

Когда последняя скрепка отправилась наружу, в снег, из открывшегося отверстия на меня упал свет. Я осторожно заглянула внутрь.

За стенками завывал ветер, а в палатке царило безмолвие. Под сводом на перекрестье дуг висел аккумуляторный фонарь. Щедрый поток света падал на человека, восседающего в центре палатки в раскладном кресле, и я могла различить каждую складку на черном свитере.

Кларк, даже находясь ко мне спиной, внушал трепетный страх. Я зачарованно глядела ему в затылок. Освещенный ярким светом, этот человек казался мне пришельцем из недоступной для людей части мира, где творятся дела более великие, чем на суетной земле. Его подбородок был поднят совсем не как у спящего. Казалось, что он в сознании. И знает, что я нахожусь позади него, но не поворачивается, так как что‑то замыслил. Из‑за этого страх во мне усилился. Захотелось бежать отсюда без оглядки.

Я долго мучилась от неуверенности, томилась на границе света и тьмы, разделенных стенкой палатки. Затем решилась. Прочь все чувства и размышления! Мне осталась сущая мелочь. Нужно сделать ее, да побыстрее.

Я сняла зубами колпачок с иглы. Выставив шприц перед собой, пролезла в палатку, зашуршав полиэстером. На посторонний звук Кларк не шелохнулся. Все‑таки находился без сознания. Хотя, чтобы убедиться, нужно заглянуть в его лицо. Только мне совершенно этого не хотелось.

Я встала на колени за его спиной и вдохнула запах одеколона. В голове все поплыло. Как он дурманит! Околдовывает, вытягивает из меня потаенные и запретные чувства. Но недолго осталось куражиться этому запаху. Нужно закончить начатое! Чем дольше я тяну, тем труднее будет.

Мерфи сказал, что укол должен быть внутримышечный. То есть достаточно всадить иглу в плечо и надавить на пластиковый поршень.

Продолжая глядеть Кларку в затылок, я подняла иглу шприца. Не могу поверить, что это делаю я! Я в одной секунде от того, чтобы проткнуть Кларка!

Игла легко пронзила тонкую ткань водолазки и вошла в плечевую мышцу.

Кларк едва заметно вздрогнул.

Меня прошиб пот.

Я спешно надавила на поршень, вталкивая в мышцу два кубических сантиметра наркоза.

И вытащила иглу.

Кларк остался в той же позе. Сидя с поднятой головой, словно ожидая, что кто‑то войдет в палатку. Я ошеломленно поглядела на пустой шприц.

Я сделала это? Неужели все оказалось так просто!

Шприц выбросила наружу. Еще раз взглянув на затылок Кларка, собралась вылезти следом. Скорее отсюда. Бегом! Невыносимо находиться здесь, в одной платке с чудовищем, пусть и уснувшим на несколько ближайших часов. Лучше оказаться снаружи, на морозе, в одних носках. Лучше переждать там, чем остаться...

Я уже просунула голову в отверстие, как меня озарило.

Что я делаю? Зачем бегу? Меня буравит страх, навеянный прошлым. И оно действительно было ужасным, вспомнить хотя бы смерть Чедвика. Или то, что случилось на гигантском столбе Камня Судеб. Все это так, это было... Но ведь сейчас Кларк спит! И лошадиная доза оксибутирата не прибавит ему бодрости. Он не проснется, даже если в долину Арьяварта рухнет гигантский метеорит. Так зачем я бегу, когда у меня остались вопросы, не дающие покоя вот уже много лет.

А ведь на главный вопрос я могу получить ответ прямо сейчас!

На четвереньках я отползла от отверстия, из которого сквозило холодом. Медленно, словно во сне, обогнула кресло, на котором сидел Кларк. Свет потолочного фонаря резал глаза.

Вот я возле его ног.

Встала на колени и посмотрела ему в лицо.

И едва не закричала.

Кларк сидел с открытыми глазами.

Он спал или находился в трансе – не знаю. Но это выглядело жутко и подавляюще. Кларк словно смотрел на меня из глубины, в которую был погружен его разум. Словно следил. У меня аж сердце заболело.

На груди висел золотой медальон. Тот самый, который нашла я. Под пристальным взором я сняла медальон и повесила на себя. В свете фонаря он засверкал и заискрился, я сразу ощутила непонятную ответственность, которая возлегла на меня. Странное чувство, но нужно поскорее забыть о нем.

Теперь главное.

Я положила пальцы на водолазку. Под мягкой шерстью прощупывались мышцы. Некоторое время я гладила пальцами ткань, а затем вытянула ее из‑за поясного ремня.

Кровь оглушительно стучала в голове. Я дышала открытым ртом, чтобы заглатывать как можно больше воздуха, но все равно его не хватало. Если бы мне сейчас предложили кислородную подушку, то я бы от нее не отказалась.

Медленно, очень медленно я стала задирать водолазку. Она собиралась в складки и поднималась вверх, в то время как сантиметр за сантиметром открывалось тело. Хотя я все поняла еще в первые мгновения.

Торс опутывали цепи ужасных черных меток, напоминающих чьи‑то уродливые письмена. Метки походили на ту, что стояла у меня на шее, только их было не одна, не две – их были тысячи! Он покрыт ими весь. Куда бы я ни смотрела, они находились везде – на животе, груди, плечах и даже ключицах. Они намертво сидели под кожей, словно невероятная зловещая татуировка. Белая человеческая плоть проступала между рядами, но казалась здесь лишней. В какой‑то момент мне почудилось, что я смогу прочесть метки и даже вижу в них какие‑то буквы. Но затем это ощущение исчезло.

А потом случилось то, что перевернуло во мне все. Черные надписи, оплетающие тело человека в кресле, показались совершенно пустой, малозначительной информацией. Увиденное потрясло настолько, что я испытала удушье.

Сначала взгляд наткнулся на ужасную рану в районе селезенки. След рваного рубца был велик, рана казалась несовместимой с жизнью. А уже затем на груди я различила татуировку, которую не заметила раньше. Она едва заметно синела меж черных строк. И когда я разобрала ее, разум просто взорвался.

Татуировка изображала крылышки, парашют и короткую надпись кириллицей:

ВДВ НАВСЕГДА!