Сектант и педрила

Пробуждение было муторным.

Игорь зашел в его комнату без стука и приглашения.

– Как отвратительно в России по утрам, – сказал он вместо приветствия.

– Да, – кивнул Гера. – Жизнь скучна и омерзительна.

– Не все потеряно, брат, не все потеряно… Помни: за нами стоит Москва, а значит, нам есть куда отступать. Сейчас мы выпьем, и я спрошу тебя о главном.

– Спрашивай сразу.

– Хорошо. Ответь мне: мы соратники или попутчики?

– Мы соратники, – сонным голосом сказал Гера.

– Я знал, что ты не откажешь. Наливай, лейтенант.

– Кто? – удивился Гера. – И зачем это наливать?

– Если мы вернемся живыми, тебе дадут звание лейтенанта, – сказал Игорь. – Это не так легко, но я проведу через отдел кадров. А налить надо по двум причинам. Во‑первых, традиция: перед атакой русские надевали белую рубаху и ничего не ели, но опрокидывали чарку за царя и отечество. В смертельный бой, лейтенант, просто так не ходят. На этот счет есть личный приказ Суворова. Во‑вторых, приказы старших по званию не обсуждаются.

– Перед смертельным боем?

– Пустяки, – сказал Игорь. – Я дам тебе пистолет, и мы нейтрализуем двух уродов по форме цэ‑эф один.

– Это сложно?

– Да нет. Это простая форма: физическое устранение любыми средствами, невзирая на давность вины и проблемы для исполнителя. Традиционная форма для многих служб. Например, для «Моссада».

– Мы будем убивать кого‑то живого?

– Разумеется, лейтенант, – улыбнулся Игорь. – Убить мертвого не может даже лучший из мастеров.

– Мы убьем двух местных крестьян?

– Не совсем, лейтенант. Мы убьем одного пейзанина и одну воинственную свинью, сидящую на наркотиках. Видишь ли, пока ты упоенно блевал в углу, я развел старуху на показания.

Из кармана пиджака Игорь вынул маленький диктофон. Вдавил кнопку, и японская штучка заговорила человеческим голосом: «Пиндар, едрить его. Он у нас заезжих не любит. Как увидит – цап за ляжку, и давай дальше. Хоть свинья, да все‑таки патриот. А назюкал его Евсей».

– В суде это не улика, – сказал Игорь, – но мы должны исполнить долг до конца. Нельзя краснеть перед Вашингтоном.

С этими словами начальник протянул ему пистолет.

– Вот это предохранитель, – показал он. – Вот этим движением ты снимаешь с предохранителя. Перезарядить сможешь? Смотри, – Игорь вынул‑вставил обойму. – Заурядная вещь, пистолет Макарова.

Евсея нашли в бане. Волосатый мужик лежал на полке и сладко жмурился. Игорь попросил Евсея открыть глаза.

Тот с отвращением оглядел вошедших. Вошедшие улыбались: майор – ласково, лейтенант – смущенно. Указательным пальцем Евсей постучался в герину грудь.

– Ты Николай, что ли? – презрительно сказал он. – Так я тебе покрышку не дам.

– Как не дашь? – удивился Гера. – Все знают, что ты мне должен покрышку. Вот он знает, – Гера показал на Игоря. – Правда, Аркадий? Так почему не дашь?

– Потому что ты, Николай, сектант и педрила, – внятно сказал Евсей. – И чего ты его Аркадием обозвал? Он же не Аркадий.

– А кто же? – обидчиво спросил Гера.

Евсей на пару секунд задумался.

– Такой же, как и ты, сектант и педрила. А Аркадий – он не такой. Разве же это Аркадий? Мы Аркадия пятого числа хоронили. Стал бы я хоронить какого‑то там педрилу…

– Майор Бондарев, КэЧээН России, – не теряя улыбки, представился майор Бондарев.

– Ого, – сказал Евсей. – У нас педрилы уже в майорах служат? Все, считай, пропала страна…

– А почему это я сектант? – обиделся майор Бондарев.

– Так ты же в секте состоишь. Или ты от сектантов отколупнулся?

– Какой секты?

– Да не помню я, хрен, названия. Знаю только, что перегной воруете. У вас так заведено: кто, значит, честно живет, у того надо перегной украсть. А еще у вас с девками не по‑нашему. Тоже, значит, такой обычай.

Гости между тем потели и уже начали задыхаться…

– Давай, что ли? – грустно сказал майор.

– Ну давай.

– А, вспомнил! – радостно закричал Евсей. – Вы же сатанисты.

– Да, – сказал Игорь. – Ты раскусил: мы самые главные сатанисты.

Они чинно поклонились Евсею.

– А давай, – сказал Евсей, – вместе перегной воровать? Мне до зарезу перегной нужен, я без него жить не могу. Я ведь мужчина все‑таки. А? Я такие места знаю, где этого перегноя – хоть ложкой жри.

– Дело хорошее, – сказал Игорь, – но чтобы с нами перегной воровать, надо пройти кровавое испытание.

– Это ерунда, – сплюнул Евсей. – Сто раз его проходил. Я ведь мужчина все‑таки.

– Ну что, – подмигнул Игорь, – возьмем его в сатанисты?

– Дело нужное, – сказал Гера, – но есть нюанс. У нас на перегной ходят педрилы со стажем. Признавайся, Евсей, откуда ты стаж возьмешь?

– А что, – обиделся Евсей, – я не похож на педрилу со стажем?

Пот катился градом и водопадом…

– Давай попробуем еще раз, – сказал Игорь.

– Ну давай.

– А, вспомнил! – закричал Евсей, снова стучась пальцем в герину грудь. – Ты же вовсе не Николай.

– Почему?

– Ты же мой двоюродный, – расхохотался Евсей. – А двоюродного совсем по‑другому кличут. Ты у нас… а как же тебя зовут? Нет, правда, а как? Помню только, что зовут тебя непонятно.

– Искандер я, – подсказал Гера.

– О, точно, – обрадовался Евсей. – Я ведь помню, главное, что ты у нас почти итальянец. А ты, оказывается, Искандер. Помнишь, Искандер, как мы на Черный камень ходили?

– А то!

– А как Маришке под юбку лазили?

– Да‑да, – задумчиво кивал Гера, – я помню чудное мгновенье… А помнишь, как мы по Елисейским полям гуляли?

– Такое, брат, хрен забудешь. Вот поля – так поля. Особенно помню, как дедов мотобот в тех полях утоп.

– А речку‑то не забыл?

– Как же нашу речку забудешь? Особенно помню, как тебя Маркиз за задницу покусал, а Варька‑то испугалась… Помнишь Варьку‑то, невесту свою? Ты ее потом на антенну выменял.

– Так отдашь покрышку‑то? – спросил Гера.

– Я же тебе ее вчера отдавал. Или это не ты был? Не‑а, не ты.

– Не отдашь, хуже будет.

– Покрышку‑то? Ее же Николай, сектант, до осени спер. Или я у него. Точно, я. Вместе с тестем твоим. Забыл, что ли? Ты, Искандер, когда Николая встретишь, морду ему набей, а то мне перед ним стыдно.

– Хорошо, набью обязательно, – сказал Гера.

– Сил нет, – прохрипел Игорь, – так давай или не давай?

– Вот теперь давай, – сказал Гера. – Дармовая покрышка нам, как я понял, уже не светит.

Односекундно выхватили оружие: ПМ – лейтенант, маленький револьвер – майор. И огрызнулись огнем – тоже односекундно. Потом еще раз. Евсей рухнул на мокрый пол.

Из четырех дырок, пробуравленных в его теле шустрыми пулями, текла кровь.

– Мертв, – сказал Игорь, – мертвее не бывает. Ты куда стрелял?

– В сердце.

– А я в голову. Славно поработали. Наливай! Что‑то я сегодня алкогольно зависимый…

– Да ты с ума сошел, – сказал Гера.

– Но‑но, лейтенант, – сказал Игорь, расстегивая свою дорожную сумку и доставая видеокамеру. – Ты мне это самое не устраивай.

Он внимательно отснял весь пейзаж: лавки, березовые веники, струйки крови. Обошел вокруг поверженного Евсея. Снимал, снимал, снимал, сохраняя живописный труп для будущих поколений.

– А на хрена? – спросил Гера.

– Отчетность у нас такая.

– Тогда ладно.

Дверь распахнулась и в баню влетела баба, некрасивая и смешно раздетая: в рыжей куртке, но без белья.

– Суки, – только и сказала она. – Евсеюшку моего…

– Да мы случайно, – сказал Гера. – Нас Николай за покрышкой сюда послал. А так мы ничего, у нас справки есть. Показать?

– Су‑ука ваш Николай!

– Это верно, – согласился Гера. – Сука он порядочная. Мало того, что сектант, так еще перегной у людей ворует. Что с него взять: педрила…

– Да вы… да вы… – задыхалась женщина.

– Это правильно, – сказал Игорь, закончив съемку. – Мы вроде масонов, только похуже. Скажи лучше, кто такая?

– Жена, – женщина ткнула пальцем в евсеевом направлении, – того самого…

– Сколько тебе дать, чтоб не возникала? – деловито спросил майор. – Видишь ли, благоверный твой враг народа. Знаешь, как раньше? Враг народа – и все, десять лет без права опохмелки. А на самом деле расстрел. Вот и у нас. Жалко, разумеется, аж мочи нет. Да что поделаешь: служба – она не дружба. У тебя выбор: мы тебе денег, и ты молчишь, или ты молчишь, но уже без денег.

– А почему это мне молчать? – подбоченясь, спросила баба. – Я кричать буду!

Игорь подошел к ней и зашептал в самое ухо. До Геры донеслись обрывки его речей: «блядство тырить»… «комбат на танке»… «дочку надо»… «за грехи, стало быть»…

– Тогда молчу, – сникла баба. – Только денег не предлагайте. С деньгами‑то не по‑людски.

– Я пошел, – сказал Игорь, пряча камеру в сумку. – Учись, лейтенант. Называется когнитивная психология.

– Я знаю, – признался Гера. – Только так не умею.

Огородами они дошли до Крапивной, небольшой косорылой улочке. Об улицах так не говорят, но другого слова нет. Крапивная была косорылой…

Полдень висел в разгаре, и солнце нежно лучилось над головами. Они свернули, чтобы выйти к реке и брести дальше, до главной улицы.

– Ты плачешь? – с удивлением спросил Игорь.

– Я плачу, – сказал Гера.

– Но почему? Все было так здорово.

– Я, – сказал Гера, – убил человека. Понимаешь? Ты ведь знаешь, я раньше не убивал.

– Да, – сказал Игорь, – сегодня ты убил человека. И это значимое событие в твоей жизни. Мы обязательно его обсудим и обязательно его отметим. Все будет как надо. А пока мы заняты делом.

– Но я ведь теперь убийца, – напомнил Гера.

– Гордись! Ты убил его как настоящий философ.

– Как?

– Я хочу сказать, ты убил его по‑нашему: весело и цинично, с улыбкой и без обиды. Ты убил его, усмехаясь, а на такое способен далеко не любой… Ты талантлив, и скоро превзойдешь меня. Убивая, ты любил это мироздание, и мироздание счастливо смеялось, когда ты выбивал жалкий дух из слабого тела… Тьфу, черт, опять говорю красивости. Но все равно – молодец.

– Но он все‑таки человек.

– Он козел, – отмахнулся Игорь, – и от него нулевая польза. Вот сейчас польза будет – он сгниет и послужит дивным удобрением для местных земель.

– Но он был жив, – твердил Гера, – а значит, мог измениться. Мог стать великим писателем, художником, музыкантом…

– Великой кучей говна! – рявкнул Игорь. – Прямо не знаю, что с тобой делать. А так здорово начинал…

– Это самое страшное.

– Мудак, – ласково сказал Игорь. – Ты, видать, начитался: Толстого там, Достоевского… Или Соловьева с Бердяевым? Ты, лейтенант, этих не читай. Они ведь, так сказать, сочинители. Сидели в девятнадцатом веке и сочиняли: кто шустрее, кто отвязнее. Соревновались, поди.

– А кого почитать?

– Эх, – ответил Игорь. – Но это потом. Сейчас, как ты понимаешь, надо размяться.

– Я не стану убивать, – сказал Гера.

– Даже свинью‑наркомана?

– У тебя нет людей: сплошные козлы и свиньи!

– Если ты хочешь, я буду называть Пиндара соловьем, – сказал Игорь. – Но решать эту проблему надо. И решать по форме цэ‑эф один.