Подох, как миленький

Как и положено, избушка была поставлена на сигнализацию. За деревянной дверь их встретила вторая, бронированная, с глазком и бойницей для пулемета. Гнилые ставни охраняли окна снаружи, зато внутри дремали железные жалюзи.

– Класс, – оценил Гера, обойдя резиденцию.

– Самое главное, – усмехнулся Игорь, – спрятано под землей. Пошли вниз.

Маленьким ключом он открыл бронированную преграду, и они пошли вниз.

Комнату украшали мягкая мебель, сейф и компьютер на черном офисном столике.

– А компьютер‑то на фига?

– А тетрис? А база данных? Думаешь, я в амбарной книге стану базу данных держать?

Игорь подошел к сейфу, набрал код.

Дверца распахнулась: внутри пылились бутылка коньяка и несколько коротких «калашей». Кроме них, лежал десяток дискет, и тонкая папка с грифом «на черный день».

– Что в папке? – спросил Гера.

– Откуда мне знать? День пока не настал. Если придет, открой эту папку. Я тебе разрешаю.

– А как я узнаю, что это действительно черный день?

– Ничего, поймешь, – сказал Игорь. – Такое сразу понимается… По коньяку?

Он вынул из шкафа пару хрустальных рюмок.

Сдвинув клавиатуру, присели за стол.

– Пей, Гера, и гордись… это, чтоб ты знал, последняя нормальная бутылка на весь район.

– Что же пьет местное население?

– Они, – сказал Игорь, – много чего пьют. Всего не упомнишь. Но тебе не советую.

Из дорожных сумок вынули закуску. В герином багаже, кроме всего прочего, булькала бутылка водки.

– Извини, я тебя обманул. Это не последняя. Последняя у тебя…

– Давай оставим на завтра?

– Давай, – согласился Игорь. – Если завтрашний день наступит, нам наверняка захочется выпить. А сейчас – наверх. Пора за работу. Будем собирать информацию.

– Это как?

– Очень просто: наливай да пей.

– Снова? – испугался Гера.

– А что делать? – вздохнул Игорь. – Тяжело, но придется. Другие способы нам временно недоступны.

Хозяйка квохтала, собирая на стол.

В окружении соленых огурчиков и грибочков стояла подозрительного вида бутыль.

– Это можно, – шепнул Игорь, – всего‑навсего мой же спирт.

Они аккуратно сели на шаткие табуреты. Настасья, хрустнув огурцом, сразу же подняла тост:

– За сугрев нутра, мужики!

– И тебе того же, старушка, – ласково сказал Игорь. – А помнишь, Настасья, летом у тебя нерусский жил.

– Это Манард, едрить его, что ли?

– Он самый. Что с ним стряслось?

– Так он в лес подыбал. Там его и жахнули. Ну и все… Подох как миленький твой Манард.

– А кто же его?

– Масоны, видать. Они у нас, едрить, совсем одичали. Да ты сам, миленький, посуди: кто же, кроме них, мериканского полковника жахнуть осмелится?

Гера чуть не подавился бабкиным спиртом.

– Картину не гони! – рявкнул Игорь. – Ты мне, старая сука, понтоваться‑то завязывай! Я тебе, блядина, на хер уши поотстреляю! Ты хоть отсекаешь, срань, кто с тобой базары ведет?

Гера, не скрывая удивления, скромно блевал в углу. И так он блевал, и эдак, но удивления скрыть не мог.

– Так бы сразу и говорил, – сказала Настасья. – А то, миленький, ходишь вокруг да около, как дурак, я тебя понять не могу.

– Так кто убил полковника Джона Мейнарда? – сладко повторил Игорь.

– Пиндар, едрить его. Он у нас заезжих не любит. Как увидит – цап за ляжку, и давай дальше. Хоть свинья, да все‑таки патриот. А назюкал его Евсей. И Манард, едрить его, сам дурак. Чё баламутил‑то, мериканская его рожа? В один двор зайдет, душу травит, в другой зайдет, как говном польет… Ходит и ходит, словно стыд позабыл. Нехристь он, едрить его в селезенку. Сам посуди, миленький: чем здоровому мужику не живется? А он шастает, как дите малое, и вопросы срамные задает.

– Какие вопросы? – спросил Игорь.

– Дурацкие, – сплюнула Настасья. – Приходит, бывало, и бередит: как, мужики, жужла замутить? А божью росу? Мужики чуть дуба не дали от такой срамоты. Он, дурак, хотел им за это денег всучить. Сам посуди, кто за деньги‑то купится? Вот и жахнули его, дурака, чтобы душу не бередил.