Глава 31. Дверь закрылась

Заозерка – военная медсанчасть, наше время

– Как в колодец? В какой колодец?

Когда Павел неожиданно соскользнул в темноту и с берега озера донесся глухой стон, она еще постояла какое‑то время наверху, не понимая, что происходит. А потом заскользила по росистой траве вниз, цепляясь за склон. Павел лежал животом на земле, и на кончике острой пики повис окровавленный лоскут его одежды. Свет луны освещал развороченную рану на спине и кровь, расходящуюся по телу. Он хрипло и прерывисто дышал.

Лиза осторожно потрогала его за плечо, заглянула в искаженное от боли лицо.

– Сейчас, сейчас, потерпи немного, я сбегаю за помощью. Только не шевелись!

Павел с трудом приоткрыл глаза и прошептал пересохшим ртом:

– Не надо. Лучше мне умереть. Я действительно убожество. – Он замолчал. Но когда Лиза встала, чтобы пойти к дому, он продолжил: – Подожди, подожди… Ожерелье в усадебном колодце. И женщина там еще… Иди лучше к ней.

– Молчи, молчи… Я быстро. – Лиза даже почувствовала внутри себя что‑то вроде искреннего сочувствия. Похоже, он уже начал бредить.

Она бежала к дому и думала, что не смог бы человек с неискалеченной душой поступить с ней так, как поступил Павел. Конечно, это не оправдание. Но такая дурацкая была у него жизнь и так ужасно заканчивается! Про себя она промолчит – Бучино наказан, да и Павел тоже. Если бы Бучино не смотрел сейчас на небо сквозь тюремную решетку, то она точно пошла бы в полицию, когда услышала от Павла признание. Но раз все сложилось так, как сложилось, не нужно ей лишних разговоров на эту тему, достаточно того, что она пережила. А если некая женщина в колодце – не бред? Неужели это тоже он? Лиза еще подумала: «Если бы он должен был умереть сейчас, судьба кинула бы его прямиком на пики, как когда‑то пасечника. Но она немного изменила траекторию, значит, пока он должен жить, должен за что‑то ответить», – дальше мысли ее перескочили на ожерелье, которое оказалось совсем рядом. «Смогу ли я общаться с ним так, как раньше?»

– Лиза! Что случилось? – Влад, увидев бегущую к дому растрепанную и запыхавшуюся Лизу, не на шутку перепугался.

– Павел… Там… Упал на пики ограды. Говорит еще, что какая‑то женщина в колодце. И мое ожерелье… Там, с ней, – выдохнула Лиза, опустилась на ступеньки крыльца и разрыдалась.

– Воды! Быстрее! И плед какой‑нибудь! – крикнул Влад первому попавшемуся человеку, промелькнувшему в проеме открытой двери, и сел перед Лизой на корточки и, взяв ее руки в свои, стал растирать холодные ладони, стараясь унять дрожь. – Теперь можешь подробней, пожалуйста?

Павла осторожно подняли с пик. Уже без сознания, но все‑таки живого. Из части прислали медицинский вертолет и отправили его в больницу. Анфисе же вместо лечения понадобился черный пластиковый пакет. Ее положили четвертой в ряд с тремя убитыми ею же солдатами.

«Вот они… Остались со мной. Как я и хотел. Как и было определено судьбой. Не может быть, что они поддельные! Они – самые что ни на есть настоящие, мои. И принадлежат только мне!» Он протянул к ожерелью руку и, улыбаясь, хотел взять цепи и положить их рядом, нежно погладить синий переливающийся камень. Но рука прошла насквозь, и ожерелье растворилось в воздухе. На смену ему приплыли отрывки разговора с Бучино, который случился после того, как он подслушал их беседу с отцом там, в его особняке, на лестничном пролете у поддельной картины. Тогда Энцо надавил на его самые больные точки – отношения с отцом и Лизой.

– Паоло, ты ведь слышал, о чем мы говорили… – И тут же взбесился, когда он начал это отрицать.

– Стоп! Не надо заставлять меня думать о тебе, как о трусливом и жалком человечке. Оставь дешевые отговорки. В отличие от твоего подкаблучника‑отца, который только и делает, что держится за юбку этой бабы и смотрит ей в рот, я отношусь к тебе, как к нормальному мужчине. Поэтому предлагаю сделку тебе, а не ему. Меня тошнит от того, когда мужчины принимают свои решения в зависимости от мнения бабы.

Павел молчал. Бучино плеснул им виски, отдал один стакан Павлу и продолжил:

– Можно убить сразу двух зайцев. Заработать самому, подчеркиваю, самому, нормально денег и не ждать подачек. И к тому же сделать так, чтобы эта баба больше не унижала тебя своим влиянием на твоего отца, да и вообще своим присутствием в вашей жизни. Ты ведь этого всегда хотел?

– Что надо делать?

– Ничего особенного. Придумать, как от нее избавиться. Хотя это я уже придумал. Помогу тебе в первой твоей серьезной работе. А дальше – сам.

– Но зачем ты будешь мне помогать убивать ее?

– Потому что мне нужно забрать себе кое‑что, что находится у нее внутри, – засмеялся Бучино. – И сделать все нужно аккуратно. Ты получаешь большие деньги и нормальную жизнь, достойную мужчины.

Павел залпом махнул стакан.

– Говори, что нужно делать.

– Я знал, что мы сработаемся!

Энцо завел его. Павел сказал всем, что уезжает в Милан, а сам спрятался в доме, выжидая удобного момента. Энцо помог переправить его багаж на вокзал и заказал такси, которое без ограничения времени ожидало его у задней калитки. Лиза пришла быстро. Он так ненавидел ее, что изо всех сил ударить и порезать ей руки доставляло ему практически удовольствие. Вот так: ему разрешили – он официально может разделаться с ней. Он докажет всем, что он – настоящий мужчина, отец больше никогда не заставит его есть вареный лук, а она больше никогда не посмеет над ним смеяться… К тому же теперь ему доступно ожерелье, которое должно принадлежать только ему одному.

После он услышал хриплый голос: «…Ты убожество, завистливое жалкое убожество… у тебя никогда ничего не получится…» Ему будто пронзил макушку и позвоночник ледяной кол. Вдруг пришло резкое осознание, что Лиза жива… «Нет! Нет! Не может быть!» Это все просто ему приснилось. «Цепи‑то – вот они, только руку протяни…» Но ожерелья не было. У кровати сидела мама.

– Сынок! Сыночек! Пашенька, очнулся… – Павел почувствовал на руке горячие капли. Он открыл глаза. Рядом плакала мама.

– Где я?

– В больнице. Уже второй день без сознания. Но врачи постарались, все будет хорошо…

– Хорошо???!!! – Павел откинулся на подушку. В палату уже бежали медсестра и врач. Со всей силой, на какую был способен, он ударился головой об подушку, и из глаз его потекли слезы. – Хорошо???!!!

– Пашенька, сынок, что ты делаешь? Паша, успокойся! Ты еще совсем слабый. Тебе нельзя так.

– Почему я не умер? Мама, ну почему я не умер?! Зачем меня спасли? Опять она. Это она позвала врача?

– Кто она, Паша, кто она?

– Мама! – Павел взять мать за руку. – Ну почему я не умер там, возле этого грота?

Она не нашлась, что сказать ему. В этот момент наклонилась медсестра и попросила выйти ее из палаты:

– У него сейчас не очень хорошее состояние. Я сделаю ему укол. Приходите завтра.

– Еще пять минут, – обернулась к медсестре Татьяна Дмитриевна. – Паша, эта женщина, которую обнаружили в колодце, даже если это ты, то знай: я слышала, что она сидевшая и сбежавшая из тюрьмы аферистка. Так что тебе даже если и присудят срок, то небольшой. Ты можешь напирать и на самооборону. Что она на тебя напала в лесу. А потом мы как‑нибудь вывернемся с тобой, сынок. Прости, что раньше я бывала с тобой так редко. Теперь буду чаще. Все наладится. – Она поцеловала Пашу в мокрый горячий лоб. – До завтра, сынок. Я люблю тебя, как бы там ни было и несмотря ни на что.

В коридоре на диване своей очереди дожидался следователь.

Паша лежал, смотрел в потолок и не думал ни о чем. Сейчас им овладело оцепенение. Цепи оказались ненастоящие, его самого скорее всего ждет тюрьма, но в конце концов, вздохнул он, в конце концов все наладится, как говорит мама… У него впереди достаточно времени обо всем подумать.