Самый лучший вечер 5 page

Несмотря на то что было воскресенье, а в выходные Андрей Раст не слишком охотно брался за дела, Елена все же сумела уломать юриста. И теперь, сидя в роскошно обставленной приемной, Свиридовы ожидали, когда же знаменитый адвокат их примет. От секретарши, безупречной Лидочки, они уже знали, что Андрей занят с другим посетителем, которому тоже вдруг срочно понадобились его услуги.

Наконец дверь кабинета отворилась, и Раст вышел, провожая посетителя (что вообще‑то было для могущественного адвоката абсолютно нехарактерно). Однако факт остается фактом: Андрей сиял, как новогодняя иллюминация, и расточал улыбки, каждая из которых стоила целое состояние. Заинтересованная Елена даже приподнялась с места, чтобы увидеть, кого же надменный юрист так обхаживает. И когда посетитель наконец повернулся, она не без изумления признала в нем… своего загорелого гостя в дешевом сером костюме, прилетевшего на вечер одноклассников прямиком из Бразилии.

– Лева! – вырвалось у нее. – Что ты тут делаешь?

Андрей Раст обернулся:

– О, вы знакомы с нашим миллионером?

– С каким еще миллионером? – вытаращил глаза Алексей.

– Господин Рубинштейн – владелец одного из крупнейших изумрудных месторождений Бразилии… – заговорил юрист.

Но тут Лев метнул на него такой взгляд, что улыбку мигом сдуло с адвокатского лица. Он сообразил, что допустил оплошность, ужасную, непоправимую, после которой ему уже не светит представлять интересы господина Рубинштейна ни в России, ни в ее столице, ни даже в забытой богом и картографами деревне Гадюкино‑Замухрышкино. Секретарша Лидочка стояла у стола, хлопая ресницами, похожими от обилия туши на ножки тарантула.

«Уволю идиотку! – злобно помыслил проштрафившийся адвокат. – Какого черта не предупредила, что Свиридовы уже приперлись?»

Пока в голове Раста бродили мысли, одна другой убийственнее и печальнее, Елена в оцепенении смотрела на бывшего одноклассника. Боже мой! Старенькие часы… так себе костюмчик… Ай да Лева, ай да хитрец! И как она могла забыть, что он всегда был до крайности скрытен, никому никогда не говорил про свои дела, и даже его бабушка не пожелала сообщить, чем он там занимается в стране диких обезьян… Изумрудный барон! Мультимиллионер как минимум, а завтра – чем черт не шутит? – и миллиардер! В груди у Елены потеплело, как всегда делалось с ней в присутствии обладателей больших – очень больших – денег.

– Лева! Неужели это правда? – вскричала она, растянув рот в улыбке.

Но изумрудный барон, как и подобает баронам, тотчас же поставил ее на место.

– Извини, Лена, я спешу, – довольно сухо сказал он. – Хоть самолет и мой собственный, но я терпеть не могу опаздывать.

Рубинштейн удалился быстрым шагом. Елена, обменявшись растерянным взглядом с мужем, бросилась вслед за бывшим одноклассником. Тот шагал столь стремительно, что она нагнала его только на выходе из здания.

– Лева, подожди! Я… мне надо с тобой поговорить.

К ее облегчению, Лев все же остановился и повернулся к ней.

– Мне так жаль… – лепетала Свиридова, на ходу поправляя прическу и мысленно ругая себя за то, что не накрасилась как следует перед походом к адвокату. – Наш вечер… гибель Антона… Все вышло не так, как я хотела. Послушай…

– Нет, – сказал Лев.

Ей показалось, что она ослышалась.

– Что? – на всякий случай переспросила Елена.

– Это ответ на твой вопрос, – отрезал Лев. Голос его стал металлическим и холодным, как клинок сабли. – Ты ведь хотела попросить у меня денег?

– Я… С чего ты взял? – пролепетала она.

– У тебя вдруг сделался заискивающий вид, – пояснил Лев. – Так вот, повторяю: нет.

Рубинштейн отвернулся и стал спускаться по ступеням к своей машине.

– Лев! – Елена снова бросилась за ним. – Только небольшую сумму… Бизнес Алексея переживает временные трудности. Мы все вернем, обещаю тебе!

Изумрудный барон внезапно остановился. Когда он обернулся к ней, Свиридова поразилась, какое бешенство было написано на его лице.

– Временные трудности? – рявкнул Лев. Его глаза метали молнии. Твой муж должен одиннадцать миллионов, Лена! Это ты называешь временными трудностями? А как же Антон? Что, не вышло расплатиться его кровью? Да?

– Лева! – взвизгнула Елена. – Это неправда, клянусь тебе! Всем, что мне дорого, клянусь! Это ложь! Господи…

Но ее слова звучали неубедительно, что женщина и сама прекрасно понимала.

– Зря я сюда приехал, – тихо сказал Лев. Плечи его опустились, рот дернулся. – Не стоило. Прощай, Лена. Надеюсь, ты будешь спать спокойно, но лично я не желаю иметь с тобой ничего общего.

Не слушая больше, что ему говорит бывшая одноклассница, Лев Самойлович Рубинштейн сел в машину и сделал шоферу знак торопиться в аэропорт.

Журналисты уже уехали. При свете дня разрушенный дом казался еще более мрачным и бесприютным, чем ночью. Половина окон была выбита, под ногами хрустели куски кирпича.

Кошкин сунул руку в карман, проверил, там ли его верный пистолет. Может быть, попытать счастья – поискать бомжей? Ночью их не нашли, но, может, кто‑то все‑таки ютится в этих развалинах?

Олег выпятил нижнюю губу, сосредоточенно покусал ее изнутри – и тут заметил черного кота, кравшегося вдоль стены.

Кот тоже увидел Кошкина и остановился. Капитан невольно заинтересовался. Сверкнув на него желтыми глазами, кот бесшумно скользнул в растворенную дверь подъезда. Мгновенно приняв решение, Кошкин двинулся следом за ним.

Странный кот остановился на площадке второго этажа, которую капитан смутно помнил. На стенах красовались надписи, расшифровка содержания которых вряд ли нашлось бы в каком‑либо из толковых словарей. Не обращая на них внимания, Олег наклонился и погладил кота. Тот замурлыкал, потерся головой о его ногу.

– Значит, ты здесь живешь, да? – шепнул Кошкин. – Где?

– Оставьте Мурзика в покое, – прозвенел за его спиной неприязненный женский голос.

Кошкин быстро обернулся. За полуотворенной дверью угадывались очертания фигуры в инвалидной коляске. Олег подошел ближе. И в самом деле, женщина. Молодая – не больше тридцати лет, изможденная, в волосах седые пряди, на плечах старая шаль. Взгляд, которым она смотрела на капитана, было трудно назвать дружелюбным. Кот мяукнул и подбежал к хозяйке, которая взяла его на руки.

– Я из милиции, – сказал Кошкин, доставая удостоверение.

– Знаю, – угрюмо буркнула женщина.

– Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов. – Кошкин постарался вложить в свой голос как можно больше мольбы.

Мгновение женщина колебалась, глядя на него, но потом, наверное, все же поняла, что отказывать бесполезно.

– Заходите, – только и обронила она.

Квартира была очень бедная, со старой, изломанной мебелью и облупившимися потолками. Но вовсе не обстановка заинтересовала Кошкина, а то, что повсюду были картины. Законченные портреты, натюрморты, эскизы…

– Это все ваши? – спросил Кошкин, разглядывая их.

– Да, – просто ответила его собеседница.

Капитан пристально взглянул на нее:

– Я думал, что дом давно расселен. Почему вы не переехали?

Подобие улыбки показалось на бледных губах.

– Думаете, мне это легко? Конечно, Нина помогает, – кивнула хозяйка квартиры на девочку лет пятнадцати, которая сидела возле окна, Кошкин только сейчас ее заметил. – Она ходит в магазин, прибирается, но… но переехать мы не можем.

– Ясно, – сказал Кошкин. – А Нина…

– Моя сестра.

– Но вы же не можете оставаться здесь, – настаивал Кошкин. – Дом в аварийном состоянии, его вот‑вот снесут.

И, не обращая внимания на взгляд художницы, полный бесконечного презрения к человеку, не способному понять, что ей не сдвинуться с места, что никому она не нужна, капитан взялся за сотовый.

– Что вы делаете? – нервно спросила она.

– Звоню своему знакомому, который поможет вам перебраться на новую квартиру, – просто ответил Олег..

– У нас нет денег, – отрезала женщина. – Можете не утруждать себя.

– Он поможет вам бесплатно, – отозвался Кошкин. – Это мой должник, я когда‑то ему жизнь спас.

Капитан терпеть не мог напоминать о долгах кому бы то ни было, но тут был особый случай – женщине‑инвалиду не обойтись без посторонней помощи. Поэтому Олег, когда ему ответили, кратко обрисовал ситуацию и получил ответ, что сегодня же все будет сделано. Худая девочка у окна смотрела на капитана с безмолвным удивлением.

– Через два часа мой знакомый подъедет с грузчиками, – сообщил Кошкин, отключая телефон. – Вы не волнуйтесь, он человек опытный. Привезет вас на новое место в лучшем виде.

Художница, вздохнув, без обиняков спросила:

– И что вы хотите в обмен?

Но Кошкин только улыбнулся, и несчастливая, считавшая себя пр'оклятой женщина с удивлением поймала себя на том, что улыбается ему в ответ.

– Что я хочу?

– Да.

Капитан вздохнул и понурил голову.

– Я хочу поймать убийцу человека, который… Впрочем, неважно. Все равно вы его не видели. – Он достал из кошелька деньги и положил их на стол, покрытый драной клеенкой. – Возьмите. Так… на первое время.

– Я ни о чем вас не просила, – сердито сказала художница.

– А я бы и не стал дожидаться вашей просьбы, – упрямо возразил Кошкин, выставив подбородок. – Будем считать, что это для Мурзика. Просто я люблю кошек.

По его лицу художница снова поняла: возражать бесполезно.

Олег кивнул ей и, выждав немного, двинулся к выходу. Нина вопросительно смотрела на старшую сестру.

– Подождите! – Молодая женщина все‑таки решилась. – Раз уж вы оставили нам деньги, я хочу подарить вам один рисунок. Тогда будет честно.

– Спасибо, но я совершенно не разбираюсь в живописи, – честно ответил Кошкин.

– Этот рисунок вам точно понравится, – усмехнулась художница. – Вы ведь ищете, кто убил того бандита? Так вот: вчера в доме побывали трое. Одного я успела рассмотреть из‑за двери.

Женщина подъехала на коляске к этажерке, заваленной рисунками, и взяла самый верхний лист. Художница не стала пояснять, что рисунок она сделала для страховки – на случай, если бы убийцы вернулись и обнаружили ее с сестрой убежище. А милиционер не догадался спросить.

– Держите, – сказала она, протягивая рисунок Кошкину.

Капитан взял лист. Посмотрел на него.

И застыл на месте.

– Кто это? – спросил вдруг осипшим голосом.

– Я же сказала: один из них, – удивленно ответила художница. – Он поднимался по лестнице наверх.

Кошкин находился в таком взвинченном состоянии, что даже не возразил, что подниматься и так можно только наверх, что уточнение бессмысленно.

– Нет, этого не может быть! – пробормотал он, не отрывая взгляда от рисунка. – Вы, наверное, ошиблись!

– Я не могла ошибиться, поймите, на лица у меня профессиональная память, – мягко возразила молодая женщина. – Что‑нибудь не так?

– Все не так! Совсем не так, черт побери! – в сердцах выпалил Кошкин.

Он шагнул к двери:

– Простите меня, я должен идти. И спасибо. Спасибо вам.

Милицейская машина летела по шоссе, с непостижимой ловкостью обходя все остальные автомобили. Возле светофора, пользуясь остановкой, Кошкин набрал номер Садовникова.

– Коля, это Кошкин. Мне срочно нужно узнать, в каком морге находится тело Пономарева.

– А что случилось‑то, Олег Петрович? – Судя по бодрому голосу, лейтенант находился в отличном расположении духа. – Думаете, оно может убежать?

– Ты не хохми, а скажи, где тело!

Садовников предположил, что тело еще в судмедэкспертизе.

– Точно? – подозрительно спросил Кошкин. – Его никуда не увозили?

– А куда его увозить‑то? – удивился лейтенант и зевнул. – Разве что на кладбище…

– Извини, если разбудил, – сказал капитан на прощание и отключился.

Сигнал светофора сменился на зеленый, и машина тотчас рванула с места.

«Да нет, ерунда какая‑то, – бубнил себе под нос Кошкин. – Мало ли что могла придумать хозяйка Мурзика, в конце концов! Я просто проверю для очистки совести… Но как подозрительно, черт подери!»

Перед тем как войти в здание морга, он сделал глубокий вдох. Наконец мысленно приказал себе: «Вперед! Черт возьми, чего я боюсь?»

Внутрь его пропустили без проблем. Но в коридоре наперерез капитану бросился чрезмерно бдительный сторож с грозным окриком:

– Куда? А ну, стой!

Кошкин предъявил удостоверение, но вид заветной книжечки не оказал на сторожа никакого действия. Он стал напирать на капитана, заявив, что сегодня воскресенье, и вообще ему строго‑настрого велели никого не пускать.

– Я из милиции! – сердито напоминал Кошкин. – Веду дело об убийстве. Труп находится здесь!

Но сторож, услышав эти слова, еще пуще разошелся.

– Ну и что, что из милиции? Нечего вам тут делать! – свирепо оскалил остатки зубов мужичок.

– Где труп Пономарева? – спросил капитан напрямик.

– Кого? – Сторож поднес ладонь к уху.

– Антона Пономарева, 1974 года рождения, которого застрелили вчера вечером! Где он?

– Нет тут никакого Пономарева! – злобно сверкнул глазами сторож. – Убирайтесь! Шастают тут всякие…

Закончить фразу он не успел, потому что побелевший от бешенства Кошкин схватил его за горло и стиснул так, что сторож и сам посинел наподобие трупа. Вообще‑то обычно капитан избегал подобных методов введения следствия, но он ненавидел, когда его принимали за глупца и думали, что могут вот так запросто обвести вокруг пальца.

– Слушай, ты! – прохрипел Кошкин в лицо вредному мужичку. – Или ты сейчас же покажешь мне Пономарева, или я тебя самого уложу в морозильную камеру! Да еще бирочку к ноге привешу! Ну?

Дедок наконец понял, что капитан вовсе не шутит, что он на многое способен, даже, пожалуй, оборвать его жизненный путь прямо тут, возле вонючей прозекторской… Душа сторожа наполнилась жалостью к себе самому.

– Ладно… ладно… – прохныкал он. – Так бы сразу и сказали… Сюда, пожалуйста.

Служитель морга провел Кошкина в отдельную комнату, где на каталке лежало тело, прикрытое простыней.

– Простыню сними! – Капитан дернул ртом, глаза его сделались сосредоточенными и ледяными, зрачки сузились, как у кошки.

Не смея глядеть ему в лицо, сторож подчинился. Олег подался вперед.

– Это Пономарев? – спросил после паузы.

– Да, он самый, – боязливо ответил сторож. – Его на «Скорой» к нам привезли… – Тут мужичок все‑таки посмотрел на капитана – и окоченел от ужаса, не смея продолжать.

– Ага, и вскрытие делали, – усмехнулся Кошкин.

На каталке находилось тело совершенно неизвестного ему человека примерно того же возраста, что и Антон Пономарев. Кошкин нагнулся, увидел рану от пули возле сердца, и тут его озарило. «Это он… он шел по лестнице полуразрушенного дома. В него выстрелили, он упал, и немного крови попало на ступеньку. Вот откуда там пятно!»

– Проклятье! – сиплым, полным бешенства шепотом выпалил капитан, не помня себя. – Это же снайпер!

Не обращая внимания на сторожа, который смотрел на странного милиционера круглыми от страха глазами, Кошкин полез в карман и достал рисунок, который ему дала художница‑инвалид. На листке было изображено лицо… врача.

Того самого врача, который увозил убитого Пономарева.

– Вы закончили? Мы можем забирать тело?

– Да, конечно. Как только будут результаты вскрытия…

– Само собой, я сразу сообщу, – с улыбкой ответил врач.

И тут Кошкин наконец понял, что же произошло на самом деле.

Все – до самого конца.

Антон, отплевываясь красным, выбрался из мешка для трупов. Врач, раскуривая очередную сигарету, дружески улыбнулся ему.

– Ну как все прошло? – весело спросил он.

– Нормально, – буркнул Пономарев.

Охранник – тот самый, что оттаскивал от него Машу, чтобы она не дотронулась до трупа и не поняла, что Антон на самом деле жив, – помог ему снять бронежилет.

– Слушай, – с каким‑то детским раздражением обратился Антон к врачу, – что за гадость ты мне дал?

– Отличная имитация, по виду не отличишь от настоящей крови, – ухмыльнулся его сообщник. – А что, ты бы предпочел, чтобы тебя в самом деле того, застрелили?

– Смерть пускай подождет, у меня помимо нее полно дел, – хмуро ответил Антон. – Где этот гад‑стрелок?

Второй охранник – тот, что командовал по сотовому, – вытащил труп снайпера из лежащего на полу мешка и переложил его на место Антона.

– Черт, пиджак испортил, – буркнул Пономарев, с отвращением глядя на пятно на светлой ткани.

– Поражаюсь я тебе, Антон. – Врач выпустил клуб дыма. – Должен бы радоваться, что все так гладко получилось.

– Ничего ты не понимаешь, – возразил Пономарев. – Это мой любимый пиджак был.

– Ну вот, опять я виноват, – ухмыльнулся врач. – Я так старался, целился…

– А я что, возражаю? Ты молодец. – Антон обернулся ко второму охраннику. – Ты тоже молодец. Здорово все подгадал. Там у меня важный разговор случился, я не должен был умирать до того, как получу ответ.

– Да понял я, понял, – отозвался тот.

– Как вообще все прошло? Нормально? Никто ничего не заподозрил?

– Лучше не бывает, шеф. Никто ни о чем не догадывается.

– Вот и хорошо. – Антон обеими руками пригладил волосы и беспечно улыбнулся. – Ладно, тащите снайпера в морг, там ему самое место. Сторожу заплатите, чтобы никого к трупу не пускал после вскрытия. Следствие Кошкин ведет? Ну, этот точно моих убийц искать не будет. Считай, повезло. – Пономарев засмеялся, не в силах сдержать распирающую его радость.

– А что теперь и вообще потом? – полюбопытствовал врач, гася сигарету.

– А потом, – загадочно ответил его собеседник, – поглядим.

«Что ж, день выдался удачным, как никогда…» – с этой мыслью Гнедич надел сначала обручальное кольцо и затем стал натягивать брюки. Его любовница Агриппина, лежа на кровати, лениво смотрела на него.

– О чем ты думаешь, милый? – спросила она, хотя это было, пожалуй, последнее, что ее интересовало в любовнике.

– О делах, душа моя, о делах, – с расстановкой ответил банкир. Теперь он возился с запонками, застегивая рукава рубашки. – Как ты полагаешь, два венка лучше, чем один?

Агриппина недоуменно приоткрыла рот.

Вообще‑то сия дамочка прежде терпеть не могла свое имя и считала родителей, назвавших ее так в честь бабушки‑крестьянки, недалекими болванами, олухами и просто неудачниками. Но от Гнедича, который, помимо экономического, сподобился получить еще два высших образования, она как‑то узнала, что Агриппиной звали мать римского императора Нерона, известную своим коварством и властолюбием. С тех пор всем интересующимся Агриппина говорила, что ее назвали в честь римской императрицы, и чувствовала себя при этом превосходно. В самом деле, разве какая‑нибудь Маша или Анюта могла похвастаться чем‑то подобным? А то, что любовником Агриппины был сам Гнедич, только прибавляло ей веса в кругах московского бомонда.

– Ты о чем? – спросила она у банкира, подозрительно глядя на него. – Какие еще венки?

– Я имею в виду, на похороны, – спокойно объяснил тот.

Агриппина позеленела от возмущения. Нет, вот все мужики такие! Она‑то расстаралась, ублажила его по полной программе, а о чем думает Гнедич? Нет чтобы подарить ей квартирку про запас или ожерелье бриллиантовое! Похороны, видите ли, его заботят!

– И охота тебе о всяких гадостях сейчас думать! – сердито сказала она, перекатываясь на живот.

Но Гнедич только улыбнулся. Он чувствовал себя великолепно, и даже застарелая язва, которую банкир нажил вместе с состоянием, на время перестала ныть.

– Такой был человек все‑таки, – проговорил он, качая головой, и улыбнулся. Мысль, что именно он будет хоронить ненавистного Пономарева, а не наоборот, доставляла ему невиданное наслаждение, и Гнедич, не торопясь, смаковал ее, рассматривая со всех сторон. – С другой стороны, нынче все так дорого… – Банкир притворно вздохнул. – Нет, одного венка с него хватит, – сказал он наконец решительно и надел пиджак.

Как удачно все получилось – и то, что Свиридов оказался поблизости, и то, что подозрения падают именно на него… Может, списать Алексею хотя бы часть долга за невольное сообщничество? Небольшую, конечно. Хотя за что? Он же ничего, ровным счетом ничего не сделал! Да еще и небось рассчитывал втихаря просить у Антона помощи против него, Гнедича. Нет уж, господину Свиридову он, Гнедич, так этого не простит. Завтра же потребует возврата долга, да с процентиками, с процентиками…

Банкир вновь улыбнулся, а Агриппина недовольно поджала губы. По выражению лица Гнедича она поняла, что ей не удастся сегодня вытянуть из него деньги, и про себя пожелала любовнику провалиться в тартарары или куда‑нибудь еще, а вслух напомнила:

– Ты забыл галстук.

Гнедич опять улыбнулся. Агриппина, как была безо всего, сползла с кровати и, встав перед банкиром, который был на полголовы ниже ее, стала завязывать ему галстук.

На другом конце квартиры охранники банкира скучали возле встроенного лифта.

– Долго еще? – с тоской буркнул один из них, жилистый малый с редкими светлыми волосами, и поглядел на часы.

Напарник тронул его за плечо. Лифт в мгновение пришел в движение – кто‑то вызвал его снизу.

– Витек, что ли? – удивился жилистый и взялся за рацию. – Эй, Витек, в чем дело? Лифт ты вызвал?

– Для босса срочное сообщение, – ответил Витек. – Только что привезли.

Голос его звучал как‑то сдавленно, и, на свою беду, жилистый не обратил на это внимания.

– Лады, – отозвался он и отключился.

Дверцы лифта разъехались. В кабине стоял Витек, подняв руки, а за его спиной с пистолетом в руке держался человек, которого охранники Гнедича меньше всего ожидали здесь увидеть.

В следующее мгновение входная дверь квартиры, хоть и была бронированной, разлетелась на мелкие куски. Люди, показавшиеся на пороге в облаке взрыва, не стали тратить время на церемонии и тотчас же открыли огонь…

Звуки выстрелов донеслись до Гнедича, находившегося в дальней спальне, и он замер.

– Что там такое? – спросила Агриппина капризно.

Но у банкира не было никакого желания объяснять этой идиотке, что именно здесь происходит. С поразительной для его комплекции скоростью он рванул к столу, в котором хранился пистолет, но не успел даже вытащить оружие из ящика. Дверь распахнулась, и тень, ворвавшаяся в комнату, – именно тень, потому что у нее были шалые и безумные глаза Антона Пономарева, – трижды выстрелила в Гнедича. Банкир захрипел и осел на ковер.

– А‑а‑а! – пронзительно завизжала Агриппина.

Тень обернулась и, почти не целясь, несколько раз выстрелила на звук. Молодая женщина упала возле кровати, но стрелявший не обратил на нее никакого внимания. Он достал из кармана обойму и профессиональными, уверенными движениями перезарядил оружие. Стрельба в квартире к тому моменту уже стихла.

Гнедич корчился на ковре, пытаясь подняться. Убийца подошел к нему, без всякой жалости глядя на него сверху вниз.

– Ты?! – пролепетал банкир, с ужасом глядя на него. – Не может быть… Не может!

– Прощай, Яша, – мягко ответствовал Антон. – Не поминай лихом.

После чего он еще пять раз выстрелил в банкира в упор, и Гнедич застыл бесформенной окровавленной грудой. Кто‑то заглянул в комнату. Это был врач, который увозил тело якобы убитого Антона из квартиры Свиридовых, только сейчас у него в руке был короткоствольный автомат.

– Все? – спросил он. – Теперь уходим.

Антон шмыгнул носом и повернулся к двери. Врач собирался выйти, но краем глаза успел отметить, что раздетая женщина, распростертая возле кровати, еще подает признаки жизни. Он неодобрительно покачал головой и выстрелил в нее, после чего Агриппина стихла – навсегда.

Где же он может быть, где? Куда ты можешь податься, Антон?

В груди Кошкина клокотала ярость, рот зло кривился. Не‑ет, товарищ капитан, зря вы недооценили этого человека… Прижатый к стенке? Загнанный в угол? Вздор! Сколько раз его раньше прижимали к стенке, и казалось, что вот‑вот, прямо сейчас наступит ему конец, но он всякий раз выворачивался и оставлял всех в дураках. Потому что ему было хорошо именно так – все время ходить по краю, по острию бритвы, по лезвию судьбы. Ходить – и не срываться на зависть всем прочим.

– Черт! – Кошкин в бешенстве ударил кулаком по рулю. – Черт! Черт!

Нет, так дело не пойдет, эмоции – в сторону. Надо успокоиться. Успокоиться…

Итак, где он может быть, этот неуловимый и непредсказуемый Антон Пономарев? Но у Кошкина на сей счет не было никаких достоверных данных. Да и откуда бы им взяться? Ведь Антон Пономарев мог сейчас залечь на дно, мог также отправиться сводить старые счеты, мог скрыться за границу, мог…

И тут Кошкин вспомнил.

– Если я брошу все и уйду, ты… останешься со мной?

– Что, так просто возьмешь и бросишь?

– Да.

Нет, нет, сказал себе Олег, это невозможно, это немыслимо. Он не станет так рисковать! Или… или станет?

Но к чему гадать? Надо найти Машу Григорьеву. Потому что если Антон действительно направится к ней… И если она раздумает следовать за ним, ей угрожает серьезная опасность.

Только вот где Мария Григорьева живет? Кошкин стал лихорадочно рыться в карманах. Черт возьми, все бумаги остались у полковника!

Тут капитан выругался так, что небу стало жарко, и схватился за сотовый. Однако его ждало разочарование, словно сама судьба решила подставить ему ножку, – значок батарейки мигал красным. Телефон был разряжен.

На светофоре впереди тоже зажегся красный свет. Проклиная все на свете, Кошкин остановил машину и задумался.

Неожиданно он заметил, что находится за два квартала от дома, в котором проходила злополучная вечеринка бывших одноклассников. А ведь у Елены Свиридовой имеется номер телефона Маши, причем не сотового, а обычного, по которому легко можно установить домашний адрес…

Мгновенно приняв решение, Кошкин развернулся вопреки всем правилам дорожного движения. Водители всеми доступными средствами выразили ему свое возмущение, но капитан уже ехал в обратном направлении на большой скорости.

«В конце концов, я же имею право сообщить Свиридовым приятную новость, что никто не убивал Антона Пономарева. – Кошкин усмехнулся. – Интересно, насколько им понравится такое развитие событий?»

Тем временем Свиридовы, только что вернувшиеся от адвоката, обсуждали, как себя вести, если прокуратура посмеет предъявить им обвинение.

– Слава богу, хоть с Андреем удалось договориться, – пробурчал муж. О том, что произошло в приемной юриста, он предпочитал не вспоминать.

– Ты и впрямь думаешь, что они в состоянии обвинить нас в гибели Антона? – Елена вошла в гостиную. – Но это же абсурд!

Женщина осеклась, заметив возле двери человека, чье лицо показалось ей смутно знакомым. В руке он держал складной нож.

Алексей в панике сделал шаг назад – и остановился. Дорогу ему преградил рябой охранник Пономарева.

– Надо же, какие мы знаем умные слова, – голосом, не предвещающим ничего хорошего, сказал первый телохранитель, который откликался на имя Вадим.

В следующее мгновение рябой выступил вперед и что есть силы ударил Алексея Свиридова кулаком в лицо.

Елена хотела протестовать, возмущаться, звать на помощь… но тут ее ударили тоже, и она оказалась лицом на ковре. Из разбитого носа текла кровь. От ковра пахло пылью. Елена сдавленно всхлипнула.

– Думали, вы такие хитрые, да? – прошипел Вадим. – Думали, заманили Антона в мышеловку и вам ничего не будет? Отвечай, сволочь! – взвизгнул охранник и приставил нож к горлу Алексея.

– Я не понимаю, чего вы от нас хотите! – рыдающим голосом простонал тот. – Да, мы специально зазвали на вечер эту… Машу Григорьеву… чтобы Антон тоже пришел, но мы не собирались его убивать!

– Пожалуйста… пожалуйста…. – лепетала Елена. – Мы только хотели попросить его… помочь нам расплатиться с долгами… Мы знали, что он не любит Гнедича и будет рад насолить ему… Может быть, я бы даже уговорила Антона дать нам денег взаймы… Но ничего мы дурного не хотели! Почему вы не верите нам?

Елена говорила правду, чистейшую правду… Когда дела Алексея стали совсем плохи и все друзья от него отвернулись, она вспомнила о бывшем однокласснике Антоне и о том, что, по слухам, Антон терпеть не может Гнедича. Под предлогом вечера встречи заманив Пономарева к себе, Елена надеялась уговорить его помочь им расплатиться с долгами, а чтобы он точно пришел, специально разыскала и пригласила Машу Григорьеву – ведь все знали, что Антон был в школе безнадежно в нее влюблен, только она его знать не хотела. Все казалось так просто… а на самом деле обернулось отнюдь не так, как Елена рассчитывала. Сначала Дима Осипенко полез агитировать Антона вложить деньги в его дело… а потом Антон ушел объясняться с Машей… ушел, чтобы уже не вернуться…